Пять минути вот она уже перед Т-образным перекрестком, проверяет обе стороны и, обернувшись, подозвала к себе Портера. Проход налево переходил в длинный коридор, сменяющийся небольшим залом в конце, а справа, буквально через метров пять, находились полузакрытые двери, створки которых оставляли между собой расстояние сантиметров в двадцать. Внутри было темнои потребовалось ночное видение, дабы углядеть полностью заросший Жизнью зал, где четко проглядывалось не только отсутствие иного прохода, но и множество странных коконов, вросших в стены со всех сторон. Ясно ей это из-за валяющегося у дальней стены тела, прямо перед углублением в стене, в некоей субстанции, откуда он то ли вырвался сам, то ли время его пришло, но прожил недолго и, сделав всего пару шагов, закончил свою жизнь на полу. Подобного вида человека она уже видела, причем прошлый раз смерть пришла к нему не от неизвестных причин, а от рук Портера.
Только она обернулась, как впереди, все в так же плохо освещенном коридоре, послышался шум, вынудивший ее сразу же занять позицию за углом, со стороны коридора, откуда они пришли. Портер стоял за ее спиной, поглядывая по сторонам, в его глазах было любопытство. Впереди, возможно, по левой стороне, как смело заключила Света, ориентируясь на слух, кто-то явно в чем-то рылся. В конце этого прохода находится небольшой зал с информационной стойкой посередине. Цилиндрическая, подпирающая потолок, она была единственным освещением, словно столб неоднородного света в конце. И пусть часть экранов повреждена, но рабочие вполне справляются с задачей.
Света смотрела через прицел оружия, всерьез задумываясь над тем, чтобы все же подойди и просто поздороваться, используя не лучшие выражения по понятным причинам. Но не успела она даже закончить мысль, как из центральной двери слева вышел человек. В таком же костюме, как и у нее, но в немного помятом виде. Мужчина вытащил набитую чем-то сумку и, накинув ее на плечо, уверенно пошел вперед, перекрывая яркий свет от столба. Он двигался не спеша, явно уставший, но не раненый, заметных дефектов, влияющих на движения, она не заметила.
Слежка всерьез могла бы быть пронизана тем самым животным азартом, близким по определению к охоте, если бы не несколько крайне важных факторов, превращающих вроде бы знакомое действие в серьезное эмоциональное и моральное испытание. Свете приходилось не только адаптироваться под форс-мажорное окружение, в чем, разумеется не всегда, но все же помогает большой брат, следящий за ней через камеры. Это все техника, она преодолимаа вот то, что объектом слежки были доверенные люди, принять не просто. Разумеется, все это делалось из целей безопасности и самосохранения, ведь ее задача найти первую группу состоялась именно из-за пропажи этих людей. И, как ранее подметил Портер, совершенно неизвестно, какие события происходили с ними последние три дня, как и неизвестно влияние этих событий. Любой бы предположил худшее, зная то, где они провели это время, но для нее не это оказалось проблемой. Глодало ее странное чувство, рождаемое из всего времени проведения на Векторе и неплохого внедрения в близкое окружение последнего человека станции, а именно ощущение того, что она словно заняла сторону врага.
По-хорошему Остин и Питерэто те люди, которым она должна верить и с которыми ее место. Но сейчас она с Портером, который, возможно, причастен к смерти Тони и манипулирует ей в собственных безумных и неизвестных ей целях Ведь это он подтолкнул ее к тому, чтобы заподозрить в сослуживцах что-то неладное. Не раз перебирая в голове причинно-следственную связь, Света снова и снова приходила к одному и тому же мнению, подтверждающему правоту подозрения Портера: возможно, его она сейчас знает лучше, чем Остина и Питера, а все потому, что это место меняет людей. Самое простое подтверждение опасений состоит как раз в том, что никто из них даже не вышел на связь, не сообщил о личном состоянии, не информировал о статусе задания. Они просто ушли в тень, спрятались в глубине огромной станции, даже не выдав пусть и банальную, но все же ложь, которую можно было бы хоть как-то интерпретировать, нет, они просто исчезли. Можно было бы ожидать их гибель, влегкую оправдывающую нарушение всех правил, но один точно живи уж за три дня мог бы с легкостью найти способ кинуть весточку. И вот она все смотрит за ним и не находит для себя причин или объяснения для тех действий, которые и привели ее с Альбертом сюда. Он ходит так, словно отлично знает станцию, прекрасно ориентируясь, роясь в вещах и ящиках, собирая какие-то материалы, довольно спокойно и уверенно, будто бы время его здесьэто рутина, а мир вокруг отсутствует. Видеть врага в другеэто отличный опыт, который позволяет лучше понимать, как легко может меняться человек, и то, насколько легко проводится рокировка добра и зла. Как раз сейчас она смотрит на вроде бы друга, но почему-то предстает перед ней тот, кому не хочется верить на слово.
Дойдя до столба света, он незамедлительно свернул направо, где уже через несколько метров ушел в левый проход. Света с Портером аккуратно подошли, стараясь не шуметь. Бегло взглянув за угол, она увидела, как он зашел за дверь в конце недлинного коридора. Только она собралась попросить Портера показать ей план этого сектора, как тот уже вглядывался в него. Оказывается, они сейчас в медицинском центре и, пройдя мимо кабинетов врачей, оказались перед палатами, коих вокруг было много. Возможно, это была лишь часть пути неизвестного, но сумка его была уже полна, да и сам он двигался явно более устало, чем в начале пути. Справа была дверь, оказавшись за которой Света посадила Портера на лежавший на полу большой пластиковый контейнер и, не закрывая дверь, позвонила Альберту. Ожидая ответа, она оглядывала это место, видя, как много тут пустых контейнеров, некогда заполненных медикаментами, не говоря уже о взломанных электронных замках сейфов с проноксом, которого, как и всего содержимого других, не было. Все уже давно опустошили, и небольшое помещение в три на три метра сейчас служило доказательством хаоса.
Слушаю тебя, Альберт ответил задумчиво, словно она отвлекла его от отнимающего все его внимание занятия.
У тебя есть здесь глаза?
Тишина, за которой она услышала стуки по сенсорному экрану.
Нет. Каков твой статус?
Мы встретили его, проследили, хочу выйти на контакт. Надоело по пятам идти.
Жду от тебя отчета.
Света выключила связь, поймав сразу же настороженный взгляд Портера. Села на пол рядом с дверью, задумавшись и перебирая варианты в голове, находя самый простой, как самый оптимальный, ибо надоело ей уже все это: охота идти напролом, а не играть в хирургию.
Значит, так, начала она уверенно и на адреналине, Альберт не участвует, значит, будешь ты. Я иду туда, надеюсь, мы ошиблись и они в порядке.
А если нет?
Значит, я не зря оставляю тебя здесь, и ты вмешаешься, ясно?!
Это очень рискованно. Мне не хочется разделяться.
Держи, если что, рассчитываю на тебя.
Проигнорировав его переживания, Света вручила ему пистолет, несколько удивившись его неоднозначной реакции. Она встала, взглянула на него и молча вышла. Двери открылись так же беззвучно, как и закрылись уже за ее спиной, когда она плавно вошла в первую палату, где вся мебель и оборудование были чуть ли не свалены у дальней стены, и все это под ярким освещением потолочных ламп. Вокруг все еще был небольшой беспорядок, хоть кто-то и пытался расчистить тут более широкий проход к двери справа, куда она уверенно подошла. Возможно, стоило бы крикнуть, даже поздороваться, с усмешкой про себя подумала Светаи только открыла двери, как сразу же пожалела, что опустила оружие, что подошла слишком близко, что на какое-то мгновение расслабила свое внимание
ГЛАВА 28
То было чудесное время, пропитанное предвкушением чего-то нового, чего-то вполне обычного для большинства людей, но постоянно ускользающего от нее, словно игра в прятки, где удается зацепить глазом лишь блеклую тень, но перепутать которую с ошибкой невозможно. Вот-воти, кажется, оно будет чуть ли не осязаемо руками, такое новое и светлое, то ли ключ от нужной двери в желанную жизнь, то ли это и есть сама дверь, найти которую было трудно с самого детства. Поиски длились самым естественным образом и через самую банальную, но не менее от этого действенную надежду, постоянно придающую половинку от целого, являющегося тем усилием, которое выделяет лучшего из лучших. Вторая же половинка была соткана из злости, порой даже гнева, умело обузданного поводьями трезвой мысли, после чего направленного на результат любого дела или задачи, ибо это было лучшим применением в практике.
Долгое время она верила в простоту, под которую подгонялись как взаимоотношения между людьми, так и рождаемое счастье от правильного подбора окружения. Признаваться в разочаровании собственной жизнью Света никогда не была достаточно готова, а ведь ребенок настолько упрямый, насколько это было возможно, не стыдившийся распыляться на слова, неприятные уху безалаберных близких, казалось, не должен иметь никаких преград перед полной раскрепощенностью, но дело было скорее в доверии. Привыкшая видеть безразличие со стороны отца и матери, удосуживающихся лишь задавать банальные вопросы о ее самочувствии. Ее родители больше уделяли время так называемому «прожиганию жизни». Простые работяги, любители выпить, они вроде бы не были плохими людьми в утрированном понимании, но какой толк от гордости за это, когда ничего иного и не было, что можно противопоставить и чем можно закрыть глаза на некие ошибки в воспитании единственного ребенка. Одно из первых воспоминаний было прямиком из детства, когда в первый класс она пошла одна, просто потому, что родители мало верили в разумность образовательной системы. Ведь сами, как они цитировали не раз, «отучились все классы, а так ведь жизни и не добились». Матьуборщица, отецводитель пассажирского автобуса, разочарованные в жизни, а на делев самих себе. Логично было бы предположить необузданное желание дать дочери все то, чего сами они лишены, на деле же лишь постоянные ограничения ее любопытства и обесценивание всех фантазий и мечтаний. Ведь, как это звучало от них не раз, «раз мы не смогли, то куда уж тебе».
Маленькая Света не успела заметить, как при каждом упоминании имен родителей или самой простой мысли о них внутри моментально пробуждается злость, а в лучшие моментылишь холод, заметный глазу издалека. Все, чем она жила, это не просто желание, а именно кипящая жажда делать все наоборот, быть хоть кем-то, но не такой, как мать или отец, стыдиться которых она начала слишком рано. Поначалу подобное не понимаетсялишь инстинкты да эмоции, прикрывающие невероятный страх доказательства их правоты, что она действительно ничего не сможет. Лишенная нормального примера семейной жизни, как и безалаберного и веселого детства с шалопаями-друзьями, Света совсем не помнила, когда просыпалась, жила и засыпала не с мыслью о том, как много надо ей еще сделать, чтобы избежать судьбы старших. Но дело было не в их работе или образованиикак раз наоборот: если бы ей преподнесли это иным образом, кто знает, она вполне могла бы отнестись к этому понимающевсе же все работы важны. Истинная причина была в самих людях, в их отношении, складе ума, в их зачастую глупых мнениях и крайне апатичном и ленивом отношении к дочери, где не было ни любви, ни заботы, ни даже подобия взаимопонимания или уважения, простого, человеческого. Сами эти люди не умели ничего, кроме необходимого для примитивного существования, лишь постоянно ворчать, ныть, приправляя все свои недовольства высокоградусным допингом, да болтать ни о чем с такими же, ненавистными ей соседями по многоэтажному дому, который, к слову, всем своим видом выдавал то, какой контингент населяет его стены. Равно как и весь небольшой городок на отшибе страны. Когда ты чувствуешь себя чужаком, словно попавшим из другого мира, причем с самого детства, отчего взросление произошло слишком рано и ты даже не успел понять беззаботной детской жизни, то единственное, чем начинаешь жить, это «взбирание в гору». Она делала все: училась лучше всех, не лезла в дурные компании, боясь упустить шанс на лучшую жизнь, никогда не опаздывала, была словно солдат, а порой казалось со стороны, будто бы она робот. Игнорируя влияние окружения во всех проявлениях, даже не идя на контакт с теми сверстниками, которые относились к ней хорошо, Света буквально не позволяла себе счастья или чего-то приятного в этой жизни, потому что, как она сделала себе установку, это надо заслужить, иначе она станет похожей на мать и отца. Но ни ее идеальная успеваемость, добиться которой она смогла самостоятельно, ни уж тем более ее крепкий и упрямый характер, не позволяющий дать себя в обиду, как и ни одно ее достижение не были оценены не то чтобы в полную меру: никто словно и не заметил, насколько еще в средней школе она переросла всех вокруг.
Злость превратилась в гнев, подпитываемая безграничным разочарованием во всем, ведь, как и подобает, первую и постоянную вину она ощущала в себе, что не была достаточна хороша для любви, заботы и внимания.
Темнотаэто первое, что она узнала, когда не просто вышла, а буквально вывалилась из воспоминаний, словно ее вытолкнули с обрыва, где было во много раз хуже. Резко попытавшись встать, с болью ощутила все мышцы в теле, словно вырвавшийся с цепи зверь оказался вновь на той же цепи. Обе ее руки были по отдельности прикреплены армированными хомутами к трубе прямо у стены, из-за чего, разведенные в стороны на всю длину, они даже не могли согнуться в локте. Крепления были на уровне живота в метрах полутора друг от друга, из-за чего, когда она была в отключке, словно висела на наручниках. Гнев выливался в агрессивные попытки вырваться, совершенно не думая о возможной травмоопасности: Света дергала руками, надеясь на должный результат, старалась сбить ногой хомут или же трубу креплениявсе тщетно. Кое-как сдерживая себя от криков, она старалась осмотреться, увидеть хоть что-тоно это была тьма, самая настоящая и черная настолько, насколько это вообще возможно. Программное обеспечение костюма не работало вовсе, благо система фильтрации была отдельной. Связаться с Альбертом невозможно, оружие неизвестно где, сама же она на цепивот и ответ, почему в этом промежутке без сознания ее разум вспомнил всю ее юность. А может быть, дело не в чувстве вины и чрезмерной самокритичности? Может быть, дело в том, что смерть ее настолько близка, насколько необходимо для привычного в подобные моменты выражения «вся жизнь перед глазами»? Только это была не вся жизнь, хоть и крайне основополагающая ее часть, но все же выглядит все так, словно она получила еще один шанс, упустить который сейчас будет означать полную сдачу всех позиций.
Ее застали врасплох, как следует познакомив с мощным электрическим разрядом, и вот она здесь, неизвестно где, прикована к стене. Просто охуенно, подумала про себя Света, сокрушаясь от своего просчета.
Включившийся свет сразу же ослепил ее, отчего она спрятала лицо, наклонив голову в сторону. Стул с грохотом встал на все ножки, метра два перед ней, как могла судить по звуку. Оглядываясь, она видела лишь разную медицинскую мебель да беспорядок в палате, явно соседствующей с той, где ее внимательность дала сбой.
Привет, голос был мужским, нейтральным, заметно уставшим, извини, пришлось так поступить, безопасность превыше всего. Тут не приходится надеяться на удачу.
Кто ты такой?
А ты не узнала меня? всерьез удивился мужчина и пододвинул стул, высматривая ее лицо и решив протереть ее шлем тряпкой, что было встречено резким порывом. Видимо, слишком яркий свет оказался. По паспорту я Остин, но для друзей всегда был просто Ос.
Твою мать, Ос, какого хуя?!
А вот тебя не узнать невозможно, Светлана. Он стал добродушнее, явно радуясь встрече со знакомым человеком.
Давай, освободи меня, пока я не захотела ударить тебя за это и за то, что назвал меня полным именем! Недовольство свое она не скрывала, чуть ли не ворча. Нахрена было это делать?
Э, не гони, я же не знал, что это ты. Если вдруг забыла, то нам не дали бейджики. Почему ты вообще следила за мной?
Догадайся сам.
А, понял, точно. Ты не знала, кто я, да и трезво ли еще мыслю. Логично.
Откуда ты знал про слежку?
Да брось, неужели ты думала, что не подключусь к здешней камере? Прям оскорбление, не иначе. Ты ведь знаешь, какие существа здесь живут, жрут и срут, так что, уж извини, но лучше перестраховаться.
Может, вместо болтовни расскажешь, какого хрена вы пропали на три дня?
Успокойся ты, так было надо. Уж не от лучшей жизни-то Подожди-ка, в смысле«три дня»?
Изумлению Остина не было границпотерянный, он резко встал со стула, чуть не уронив его, оглядывался, словно пытаясь собрать мысли в голове, перебирая события, жестикулируя руками перед собой, пытаясь заодно на пальцах высчитать календарь, ну или посчитать цепь событий.