Эх, в той же Дубне, в курилках каких только сказок не рассказывалось о том, зачем Серёга Солодов тот или иной эксперимент «ломает», внося свои коррективы! Но крутились эти байки, естественно, вокруг оборонных технологий и каких-то сверхсекретных экспертиз. Особо толковые ребята считали, что некто сверху просто наспех проверяет украденные за рубежом идеи и патенты. Наверное, и такое иногда бывало, кто знает? Однако в целом, в каждом завалящем НИИ слово «секретность» хорошо понимали и в массе своей помалкивали. Благо, что на любом предприятии стукачёвый Первый отдел никто не отменял. Да и мы, честно говоря, не так уж и злоупотребляли своим всемогуществом. Например, на Байконуре я был всего несколько раз, и то только потому, что Роальд мне эти командировки, как презент преподносил. Знал старик моё увлечение космосом. Конечно, кое-какая аппаратура в серии спутников «Космос» проходила под нашим полугласным курированием, но у меня есть одно подозрение. Роальд бы человеком тёртым и мудрым. Он прекрасно понимал, как вести себя «наверху», кому и что говорить и за какие струнки души щипать любого со Старой площади, да и в Политбюро нашем, царство ему небесное. Они там науку за науку не считали, если она с атомным оружием или космическими аппаратами не связана.
Оборонка! Вот он великий и святой паровоз, тянущий за собой всех и вся. Главное вовремя вскочить на подножку и наш бронепоезд, который «стоит на запасном пути» даст тебе тепло пищу и свет. Кому скудно, а кому и на всю катушку. Тут уж зависит от того, что ты разрабатываешь и в чём перед начальством отчитываешься.
Нохватит об этом. Главное, что наш родной, тихий и абсолютно незаметный постороннему глазу НИИ жил хорошо. Сколько нас там было, я в начале своей карьеры не знал. Судя по партийным и профсоюзным собраниямгде-то около двухсот человек, включая бухгалтерию, группу патентного поиска, теоретический отдел, несколько номерных, без названий, лабораторий (нашапод странным номером 37, хотя всего-то их было восемь), канцелярию, небольшой и вечно загруженный теоретиками вычислительный центр на базе машин ЕС-1040, и т. д.
И мастерские.
Мастерские были знатные! Много лет спустя я в них пристроил начальником того самого друга Жорку. Жорка к тому времени сложный путь проделал. Но в одном он не изменилсякак был весёлый попивающий матершинник, бабник и охальник, так им и остался. Но при этом была, есть и будет в Жорке отличительная чертаголова у него на месте, руки к нужному месту пришиты, а здравый смысл присутствует просто в избытке. Пришлось отстоять его кандидатуру в «неравном бою», но к тому времени я уже в полном фаворе был. Были и у меня недоброжелатели, но правила игры я усвоил хорошо и во всём опирался на Роальдатот меня в обиду не давал.
А в мастерских было всё. В принципе, можно было «жигулёнка» изготовить. Вот только кузов и резину для колёс пришлось бы со стороны брать. Впрочем, такие мастерские при многих крупных институтах были не редкость. Вечный рассадник «левых» работ, десятирублёвых халтур и прочих прелестей рабочего класса. Правда, у других работали мастера своего дела, выпертые с основной работы за пьянку, а у нас контингент был покруче. Тоже не сахар, но Жорка умел с этими мужиками обращаться. Так что все наши заказы всегда в срок выполнялись, без исключений. Заказов, сами понимаете, не так уж и много было. Это после, когда до Установки дошли, прибавилось мастерским работы, а когда я пришёл, то ковырялись они в основном по мелочи. Стекло дули, кое-какие железяки точили, да в электронике ковырялись.
Впрочем, это слушать неинтересно. Интересно в этом всём жить и работать однако об этом вам любой пенсионер скажет. Иной на одном заводе всю свою жизнь проторчит, а разговоритсядо утра не переслушаешь. Так что не буду отвлекаться. Главное, Жорку я в наш НИИ притащил, чему и по сию пору несказанно рад.
Так я и работал, пока Роальд меня в теоретический отдел не сосватал, который, кстати, сам лично и возглавлял. К тому времени я уже начальником лаборатории был. Кое-какие научные задумки у меня шевелились, но по большому счёту тяготел я больше к теории. Преимущество работы в НИИ было в том, что самый большой отдел в нём назывался информационно-аналитическим. Работали там практически одни женщины и дело своё они зналиеженедельные сводки были такими, что только пальчики оближешь. Кстати, закрытая информация стекалась там в отдельное бюро, которое формально входило в отдел, но на самом деле существовало само по себе и даже располагалось в отдельном помещении. Некоторая информация миновала все инстанции и напрямую ложилась на стол Роальда. Это уже личный привет от хозяевКГБшная сводка, плюс что-то из АН СССР. Наш внутриинститутский НТСнаучно-технический советпо средам эту информацию жевал и пережёвывал, выделяя необходимое. И это самое «выделение» размазывал по начальникам лабораторий и отделов, когда ломтями, а когда и тонким слоем. Честно говоря, до самого последнего момента я так и не мог уловить какой-то связи между тематиками. Естественно, все их мне и знать было не положено, но где напрямую, а где домысламиспектр уловить я мог. Иногда даже досада браларазберись-ка в этой мешанине направлений! Помнится, года четыре подряд всё так или иначе на биохимию было завязано, а потом резко пошли темы по самой, что ни на есть передовой квантовой механике, а биохимия отошла в прошлое. Ещё раз повторюсьесть и плюсы. Поневоле энциклопедистом станешь с такой работой.
Итак, меня рекомендовали в теоретический отдел лично к Роальду. С этого, собственно, всё и началось.
Опущу проверки, собеседования и душеспасительные беседы. Всё это заняло три месяца, которые изрядно помотали мне нервы. Но родной КГБ наконец-то ещё раз убедился, что я нигде не болтал лишнего, а также не был, не состоял, не участвовал, не привлекался, а во время войны ни я, ни мои ближайшие родственники не были в плену или на оккупированной территории. Особо дотошным и особо молодымэто всё ответы на стандартные вопросы стандартной анкеты, которую любой советский гражданин заполнял не единожды в своей жизни.
Но вот я сижу в кабинете Роальда Владимировича за длинным Т-образным столом для совещаний. Дверь в комнату отдыхасвятая святых директора нашего НИИоткрыта и слышно, как там мерно гудит импортный кондиционер. По слухам, там же есть и дверь в небольшую душевую с примыкающим зальчиком для импортных же тренажёров, если начальству после разминки будет благоугодно омыть тело. Роальд наливает мне в бокал благоухающий коньяк, до краёв. За его спиной внушительная россыпь молчащих телефонных аппаратов с дисками номеронабирателей и без оных действует на нервы. Хозяин кабинета пододвигает ко мне початую коробку шоколадных конфет:
Коньяк, конечно, бокалами не пьют, но тебе, Сергей, сейчас может понадобиться, он берёт в руки знаменитую сталинскую трубку и крутит её пальцами. Это манера такаясообщить новичку, что трубка именно сталинская, та самая, которую Иосиф Виссарионович курил незадолго до смерти, а потом крутить в руках. Гость, естественно, таращится на трубку и чаще всего никак не может о ней забыть, как загипнотизированный возвращаясь и возвращаясь к трубке взглядом. Гипноз какой-то, чёрт возьми! Нехитрый, но эффективный гипнотический приём.
Огромным усилием воли я отрываю взгляд от проклятой трубки и смотрю Роальду прямо в лицо. Роальд монотонно начинает рассказ и мне действительно хочется выпить весь коньяк залпом и плюнув на всё, заворожено глядеть на неустанно шевелящиеся пальцы
В далёком 1947 году на заседании, посвящённом последнему обсуждению и окончательному утверждению месторасположения химкомбината закрытого топливно-ядерного цикла, более известном после, как химкомбинат «Маяк» закрытого города Челябинска-40, во время небольшого перерыва Сталин вдруг спросил Иоффе, что тот думает о существовании Бога. Толком неизвестно, что ответил академик, но известно, что вскоре Сталин имел с Берией продолжительную беседу, в ходе которой и были обозначены основные сферы деятельности нашего будущего НИИ экспертизы КГБ СССР при АН СССР. Тогда, конечно, это называлось иначекак-то вроде «лаборатории криминалистических исследований» или нечто в этом духе. Чисто в стиле советских традиций, в соответствии с которыми оборонные заводы и НИИ имели либо просто номера, либо названия, далёкие от характера выпускаемой ими продукции.
О полномочиях и возможностях НИИ я уже говорил. Собственно, говоря, принципиальных изменений там не произошло. А задача, о которой во всём СССР полагалось знать едва ли десятку человек, звучала просто: «Существует ли Бог или это всё-таки выдумки?»
Ни больше и не меньше.
Доказать бытие Божие полагалось чётко, прямо, недвусмысленно. И в форме, понятной любому члену Политбюро. Не просто колебания стрелок в приборах и длинные ряды цифр на бумаге, а по-нашему, по-большевистски, по Маяковскому: «Весомо, грубо, зримо». Впоследствии допускалось и доказательство бытия Дьявола. Подразумевалось почему-то, как само собой разумеющееся, что наличие Дьявола, как существа менее совершенного, чем Создатель, доказать легче. Опять же, Бог и Дьявол мыслились неразлучной парой и если вы поймали нечистого за хвост, то доказали, что параллельно существует и Господьныне и присно и вовеки веков. Аминь.
Стар становился Большой Вождь и надежды на советских учёных, которые изобретут некие пилюли вечной жизни, у него не было. Не хотелось Хозяину рисковать. Привык он к определённости и чеканности формулировок. А ну как не врут батюшки? Что тогда делать? Молиться? Как Иоанн IV напяливать клобук и колени в церкви протирать до кровавых волдырей? Или, наоборот, помирать спокойно и весело, ибо неисповедимы пути Господни и замыслы Его непостижимы. А вдруг Иосиф, сын Виссариона угоден Вседержителю и зря беспокоится о своём посмертном существовании?
В общем, задача была поставлена небывалая. В идеалеполучить частицу Бога в пробирке или лабораторной реторте и продемонстрировать Его существование в полном соответствии с марксистским, а также ленинско-сталинским подходом к науке. Кстати, под кодовым названием «Реторта» и были проведены соответствующие организационные мероприятия. И естественно, под тесным руководством товарища Берии и под грифом «Государственная тайна». Вот, поди, Лаврентий Павлович в глубине души матерился-то! Мало ему было забот и хлопот хотя, наверняка, и его данный вопрос интересовал. Наряду со всеми тревогами о создании атомной бомбы, межконтинентальных ракет и планов расширения социалистического лагеря до пределов планеты Земля. Уж чего-чего, а грехов на наших вождях было немало.
История НИИ была известна мне в общих чертах. Детали всплывали в основном в те времена, когда я уже возглавил его, и приходилось возвращаться в ту или иную архивную тему. Такое бывает в науке. В начале семидесятых, например, много работали по теме Кирлиановского излучения. Потом забросили, а в девяностые пришлось снова вернуться к нему, но уже на ином, более сложном уровне. С теми же результатами, замечу
До смерти Сталина небольшая группа вкалывала, как папа Карло. Пыль столбом, дым коромысломшутка ли, на самого Хозяина работаем! Всяк понимал, какие «премии» от Генерального секретаря бывают, если не угодишь. Потом куратора нашего, Лаврентия Павловича, к стенке поставили и несколько лет НИИ сидел тише воды и ниже травы, потихоньку ковыряясь по текущим темам. При Хрущёве всю лавочку чуть было не прикрыли но тогдашнее руководство вывернулось на боковых тематиках, типа микроволнового излучения, исследований телекинеза и прочей чепухи вроде чтения мысли на расстояния и воздействия на субъекта через океан. Опять же, помогли космические дела. Самому Никите Сергеевичу, как ярому коммунисту, существование института было неприятно, тем более, на фоне могучего всплеска антирелигиозной пропаганды. Только примазавшись к ярким темам и можно было выжить. Но, хоть коллектив и сократился до минимума, разумное финансирование, льготы, вывеска, счёт в банке и печатьостались. А значит, жила контора! Так и пробарахталась она ни шатко, ни валко до первого предынфарктного состояния Леонида Ильича Брежнева.
Здесь пошла игра по крупному. Долго вокруг Суслова кругами ходили. Никак решиться не могли заявить ему, что в недрах могучего КГБ живёт и тихонько шебуршит контора с явно кривым идеологическим уклоном. Спасло только предельно честное, до преувеличения, поведение тогдашнего директора. Вывалил он на стол Суслова все заслуги НИИ за два с лишним десятка лет. Отмазался (причём совершенно честномы этим никогда не занимались) от сомнительных дел по исследованию экстрасенсов и ясновидящих, мироточения икон и явлений Девы Марии в Италии, призраков, полтергейста и экзорцизма, а также от деяний и прозрений тибетских гуру и бурятских шаманов. Открестились от наместника Бога на Земле папы Римского и католической церкви. Намекнули на связь наших направлений с мировыми тенденциями в поисках гипотетических кварков, потрясли перед носом Суслова бесспорными достижениями в налаживании связей с зарубежными светилами, что позволило нашей разведке плодотворно поработать с теми из них, кто поинтереснее в общем, провели массовую атаку. И уцелели. А уж к концу 70-х о нашем НИИ смутные слухи в самом Политбюро ходили. Кремлёвские старцы цеплялись за надежду узнать-таки ответ на заданный когда-то Сталиным вопрос. Золотое время!
Положа руку на сердце, не прикрыли НИИ за все эти годы ещё и потому, что средств на нас уходило не так уж и много. По сравнению с Байконуром или армиейпшик. Зато и тема была много важнее всяких там полётов «Союз-Аполлон» и повышения эффективности танковой брони. Но шло время, а руководство НИИ так и не могло принести в Кремль баночку с частичкой Бога, чтобы лучшие коммунисты планеты могли сами сквозь стекло узреть Лик Господень. Это я фигурально выражаюсь, если вы сразу не поняли. Спасало лишь старое доброе межведомственное борение и грызня. А как известно, самые интересные открытия в наше время совершаются на стыке наук. Вот и пожинали премии и награды маститые и не очень учёные разных направлений, не подозревая, что, в сущности, отработали вопрос-другой, заданный нашей конторой. Заодно и нам от этого дождика перепадало.
Горбачёву о нас не докладывали. Вначале сомневались, думали, что его скоро съедят, а потом уже не до этого было.
В смутном 1990 году Роальд Владимирович поддался новым веяниям эпохи и загорелся идеей создания туристического кооператива (позднеедиггерская экстрим-фирма «Ковчег»). Мыслилась некая частная контора, которая занималась бы гостями Москвылюбителями экстрима и поклонниками технотуризма. Это позволяло бы подработать деньжат без особого труда. В доле, конечно, свои люди. Здесь закон был строгий. Внутренний закон, я имею в виду. Заработаннымделись с начальством. А оно позаботится о тебе со своих административных и политических высот. Тем более что в те годы аббревиатура КГБ начала вызывать активное неприятие населения. Ей-богу, сам несколько раз оправдывался перед знакомыми тем, что «я и кгбшник-то ненастоящий». Мол, моё дело техническоечуть ли не невинное обеспечение электрическими лампочками и нагревателями помещений, принадлежащих органам. Корочками щеголять стало очень даже немодно.
Итак, фирма по туризму.
Поясняю: изначально нашему НИИ принадлежали несколько достаточно засекреченных объектов, висящих на балансе комитета. Наипервейшая из нихстанция от Метро-2. Вырыли и оборудовали её ещё в пятидесятых. Но попутно выяснили, что по прямому своему назначению она не очень удобна, да и проблемы с грунтовыми водами есть. Законсервировали эту дыру в земле, отрезали от внешнего мира глухими бетонными стенами и оставили «про запас». В семидесятых вспомнили и после некоторых сомнений отдали нашему НИИ. Уже тогда в смутных видениях тогдашних ребят-физиков вырисовывалась наша Установка. В самых общих чертах; практически голая идея. Помещение было хорошо тем, что огромное. Плюсом на НИИ повесили и бомбоубежище, обустроенное рядом с нашей территорией ещё в 30-х. Располагалось оно под типичной «хрущовкой». Изначальное, старое здание во время войны разбомблено было и на этом месте долго пустырь стоял. Потом возвели пятиэтажку-хрущовку. Использовали её, как ведомственное общежитие для приезжих сотрудников органов. Таких гостиниц по Москвеморе было. Например, невинный двухэтажный дом на набережной Горького. С виду банальный старый домик с занавесочками и геранями на подоконнике. Но вход во дворе закрыт, а если в звонок брякнутьвахтёр с пистолетом откроет. Это гостиница от Минсредмаша, кстати. Но это так, к примеру.