Вы просто не хотите быть догадливым. Жюли, как любой девушке, необходимо общение с молодыми людьми, хотя бы кратковременное. Она тогда вся расцветает, Вы не заметили? Но это общение не должно переходить известных этических границ. Прошлый раз вы с ней оказались на этой границе, и тогда пришлось вмешаться моему санитару
Что б Вам раньше меня не предостеречь?
Тогда разве смогли бы Вы вести себя естественно? В ипостаси Лили моя пациентка обладает обостренной интуицией. Она тотчас раскусила бы Вашу фальшь и замкнулась.
Вот я попал растерялся Николас. И вдруг встрепенулся:Вы привозите ее сюда каждый сезон?
Да.
Так вот чем занимались здесь мои предшественники
Да, кивнул Кончис. Джон «водил» превосходно. А Митфордиз рук вон. К тому же у Лили тогда обострилась мания преследования, и она пожаловалась «своему Мичу», что я держу ее в неволе. Этот молодец сделал попытку вызволения страдалицы, случилась драка с санитаром, посыпались грязные упреки в адрес всех, в том числе и Лили, отчего она впала в депрессию Вот за Вас я не волнуюсь, Вы юноша образованный и порядочный, чего Митфорду как раз недоставало
Николас, услышав грубую лесть, поморщился. Кончис понял эту гримасу по-своему и добавил:
Еще раз простите, что втянул Вас в эту психотерапию. Остается повторить, что Вы вольны тотчас уйти или продолжить сотрудничество со мной, но уже осознаннодля блага Лили.
Здравствуйте, Николас, раздался за спиной гостя голос Лили-Жюли. Он тотчас обернулся, вставая со стула:Здравствуйте, Лили!
Можно мне попить с вами чаю? стеснительно спросила мисс Монтгомери.
Мы будем очень рады, опередил хозяина гость.
Радуйтесь вдвоем, сказал Кончис. Мне пора изучать биржевые ведомости.
Молодая женщина, одетая сегодня в жакет и полотняные брюки старинного покроя, села напротив Николаса, неуверенно ему улыбнулась и спросила:
Виделись со своей приятельницей?
Нет, с холодком ответил Эрфе.
А Морис сказал нам, что вы встречались
Ему-то откуда знать? возмутился Николас. Опять что-то комбинирует?
Так нет?
Я ведь Вам объяснял: между нами все кончено. Вот сюда я летел стремглав, на встречу с Вами, Лили!
С чего Вы вновь меня так называете? ЯЖюли!
Да без разницы. Мне нравится любая Ваша ипостась.
О чем Вы, Николас? Уж не Вы ли сумасшедший? Впрочем, от Кончиса можно ожидать любых баек. О Вас нередко говорит гадости: например, что недавно Вы лечились от сифилиса
Что?!
Значит, нет? От сердца отлегло. Думала, больше с тобой не поцелуюсь
Жюли! Я извелся без тебя. Так долго не видеть твоих строгих глаз, не слышать дивного голоса настоящей леди, не вдыхать присущего лишь тебе аромата
Тут он понял, что слова больше не нужны, одним движением оказался рядом с Жюли и стал нежно, долго целовать ее в губы. Неожиданно на веранду вернулся, крадучись, Кончис, в руках которого был топор.
Морис! вскричала остроглазая Жюли и оттолкнула Николаса. Что за выходки!
Николас, в свою очередь, повернулся и увидел топор.
Чаю попили? угрюмо спросил Кончис. Теперь надо наколоть дров!
Ты напугал меня, противный старик! визгливо вскрикнула Жюли, и вскочила на ноги. Ненавижу!
А ты остынь, милая! Марш в дом!
Ненавижу! еще раз крикнула девушка, схватила со стола чашку с недопитым чаем и выплеснула его в лицо Николасу. После чего резко пошла к двери в виллу и скрылась за ней. Николас, дрожа от негодования, достал платок и утерся.
Вы опять увлеклись, мистер Эрфе, покачал головой бывалый психиатр. Вот мне и пришлось спонтанно разруливать ситуацию.
С топором? зло сыронизировал Николас. Я-то ладно, а каково пришлось Жюли? И что это за россказни о моем сифилисе, о встрече с подружкой?
Во всяком деле важен результат. Я намеренно спровоцировал Лили, и Вы увидели, наконец, ее шизоидальность. И россказни мои целенаправленны: тем самым я создаю сдерживающие факторы для Лили. Ей трудней будет в Вас влюбиться. Впрочем, я по-прежнему верю, что Вы неспособны воспользоваться ее нездоровьем для плотской потехи. Ну, пойдем колоть дрова?
Для чего? тупо спросил Николас.
Соорудим барбекюа для этого ведь нужны натуральные угли?
Глава десятая. Элисон умирает, а подлец Николас опять домогается Жюли
В понедельник, в перерыве между уроками, директор школы вручил Николасу телеграмму, в которой значилось: «Элисон покончила с собой в субботу. Энн».
Что за бред?! вскричал Николас. «Бред, бред! вторил ему затворник Макс».
Он тотчас стал набирать номер Элисонтот был заблокирован.
Что ж это такое? Долбанная Энн: не сообщила номер своего телефона. Неужели, правда?
Тут он медленно выпрямился, глядя перед собой невидящими глазами и осознавая: «Конечно, правда. И убил ее я! Такая доверчивая, светлая, родная»
Рыдания нахлынули на него, и он поплелся из школы прочь.
Поздним вечером в его комнату постучали. Николас с трудом поднялся из кресла, в котором неизвестно сколько времени пребывал в угнетенном состоянии, открыл дверь и увидел Джун.
Мы сбежали от Кончиса, выпалила та. Он всех достал: и Жюли и меня, да и тебя тоже.
Достал? вяло повторил учитель. И что?
Пойми, нам некому довериться, кроме тебя. И потом Жюли твердит: приведи Николаса.
Зачем?
Ей очень тяжело сейчас. С тобой будет легче.
Да? А знаете ли вы, наемницы Кончисовы, что из-за ваших махинаций погиб хороший человек? Верившая мне девушка?
Знаем, потупила глаза Джун. Кончис откуда-то узнал. Это нас больше всего напугало. И вот мы здесь
Вы здесь. И я здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело
Николас преступил с ноги на ногу, посмотрел на поникшую, не похожую на себя Джун, и вздохнул:Так Жюли меня ждет? В таком же расхристанном состоянии? Ну, пойдем
После десятиминутных блужданий по ночным поселковым улицам Джун и Николас вышли к нужному домику. Джун стукнула в окно и крикнула:Это мы!
Дверь распахнулась, и Жюли, босая, в одном черном кимоно, бросилась с крыльца на грудь печальнику:Ах, Николас! Почему ты умолчал о любви к Элисон?
Тот стоит молча.
Может потому, что успел влюбиться в меня?
Да, против воли разжал губы Николас.
И язык твой онемел?
Да.
Жюли, тем временем, обхватила его за талию и повела внутрь домика (не забыв запереть дверь), где была одна лишь комната с непременной кроватью. Куда подевалась Джун, влюбленные выяснять не стали.
А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал? продолжала допытываться Жюли.
Да. И зрясейчас жила бы.
Вы с ней тогда переспали?
Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до этого
По-твоему никакой?
Тут она разжала объятья и отошла в сторону.
Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом?
Это ей я рассказал байку про сифилис.
То есть у вас ничего не было?
Да нет же!
Жюли вновь подошла к нему и нежно улыбнулась:
Прости, что в тебе усомнилась Дай я тебя раздену
Она медленно стала расстегивать ему рубашку, попутно шлепая по ожившим мужским рукам, потом медленно-медленно потянула молнию на брюках Николас резко подхватил ее на руки и понес на кровать, но Жюли, извернувшись, спрыгнула на пол:
Подожди, я открою окно. Люблю ночную свежесть
Николас скользнул к ней, прижался со спины и сжал не стесненные бюстгальтером груди. Жюли выгнулась и подставила губы для поцелуя. Он длился, длился Вдруг в дверном замке что-то заскрежетало. Николас прервал поцелуй и насторожился, а Жюли резко высвободилась из его объятий и сказала:
Надеюсь, ты запомнишь этот урок!
После чего с неожиданной ловкостью кувыркнулась в окно и исчезла в ночной тьме.
Тут в комнату ворвалась тройка парней в черной униформе. Двое схватили Николаса, а третий вкатил ему укол под лопатку, после чего сознание быстро покинуло замороченного англичанина.
Глава одиннадцатая. Макс оказывается в роли судьи
Когда сознание вернулось к попаданцу, оказалось что тело его принадлежит Максу. С каким удовольствием он подвигал бы давно не подвластными ему ногами и руками, но они оказались плотно привязаны к подлокотникам и ножкам кресла, даже трона, в который его усадили. Сначала он и видеть ничего не мог и говорить (рот был заклеен липкой лентой), но тут кто-то снял плотную повязку с его глаз, и парень захлопал и завращал ими, плохо различая обстановку. Когда же пригляделся, то подивился и даже чуток ужаснулся.
Трон находился в большом подвальном зале с красными кирпичными стенами, полом и потолком и стоял, вероятно, в его конце, на помосте. Напротив, метрах в 30 от помоста, виднелась высокая входная дверь, слева, вдоль стены, тянулся стол, покрытый черной скатертью, а за столом стояли 12 черных кресел. Вдоль правой стены не стояло ничего, но на ней были укреплены электрические светильники, стилизованные под факелы.
«Эй, ты там жив еще?»окликнул Макс Николаса.
«Лучше бы умер»буркнул тот.
«Что здесь будет происходить, как думаешь?»
«Похоже, судить меня будут. Впрочем, скоро увидим»
Дверь в подвал, как по заказу, открылась, и через нее медленно вошел некто в черной мантии и с головой оленя. Прошел важно к столу и сел в первое кресло, ближе к трону. А вот и второй, с головой быка, сел во второе кресло. Затем появилась, видимо, ведьма: в широкополой шляпе с остроконечной тульей, красном фартуке, черном плаще, с седыми лохмами и накладным крючковатым носом. Согнувшись в три погибели, доковыляла до стола и села на третье кресло. И пошли: ацтек в пончо и маске покойника, вампирша с белыми клыками, традиционный скелет, колдун-вуду, низенький суккуб с босховской харей, песьеголовый Анубис, астролог-алхимик, козлоногий сатир и беременная русалка.
Расселись чинно, наступила тишина. Макс спонтанно приподнял ступни и шлепнул ими о помост. Сработало! Ряженые дружно стали снимать маски, мантии и прочие хламиды и оказались в современных деловых костюмах. Появился ряд знакомых лиц: Кончис, Мария, Джун, Джо и в последнем кресле Жюли. Прочие незнакомы, почтенны и это почему-то еще припугнуло попаданца.
Тут с центрального кресла поднялся суховатый седой старичок и с улыбкой обратился к Максу:
Мистер Эрфе! Вы, верно, полагаете, что угодили в лапы клинических безумцев и садистов? Позвольте Вам их представить. Начну с себя: доктор Фридрих Кречмер, директор Института экспериментальной психологии университета Айдахо. Справа от меня хорошо Вам знакомые психиатры: доктор Кончис из Сорбонны и его жена, доктор Аннета Казарян (Мария и ухом не ведет). Далее профессор социологии Марио Чиарди из Миланского университета, мисс Магарет Максвелл, наш художник по костюмам (Джун кисло улыбнулась), доктор психологии Хайнрих Майер из Вены и ближний к ВамАрне Холмквист, режиссер Стокгольмского королевского театра, которому мы обязаны художественными достоинствами настоящей постановки. (Кончис и другие за ним похлопали в ладоши.)
Старичок продолжил:
Слева от меня доктор Мэри Маркус, профессор социологии Эдинбургского университета, затем приват-доцент Ольборгского университета Торвальд Йоргенсен, профессор астрологии из Праги Иржи Хавел, сотрудник моей кафедры магистр Джозеф Харрисон (Джо лениво махнул рукой) и, наконец, магистр Ванесса Максвелл из Эдинбурга, наиболее одаренная ученица доктора Маркус. Думаю, коллеги, что научная эффективность нынешней постановки во многом обязана именно участию в ней магистра Максвелл.
Итак, мистер Эрфе, перед Вами интернациональный коллектив психологов и социологов, который я имею честь возглавлять исключительно по причине преклонного возраста (Большинство присутствовавших запротестовало). Область наших исследований такова, что использование добровольцев исключено: испытуемый не должен догадываться, что на нем проводят эксперимент. Должен Вас поздравить: Ваше несанкционированное участие в нем принесло обильные научные плоды.
Тут все встали и зааплодировали Максу. В ответ он вывернул обе ладони к себе и растопырил на них указательный и средний пальцы, согнув их крючками. Аплодисменты стихли, все уселись и Кречмер спросил у Кончиса:
Как Вы думаете, что это за жест?
В уголовной среде он означает выражение типа «пидорас» или «очко порву».
Ах вот что Мистер Эрфе, Ваше чувство гнева нам понятно. В связи с этим мы хотим дать Вам возможность рассудить нас по совести. Вот почему Вы сидите на судейском месте. Рот же у Вас заклеен потому, что правосудию полагается молчать до оглашения приговора. А он еще не наступил, так как мы хотим дать дополнительные показания против себя. Пожалуйста, доктор Маркус, зачитайте наше заключение.
Встала элегантная пятидесятилетняя дама и стала читать с листа:
«Объект эксперимента 201.. относится к категории интровертов-недоинтеллектуалов. Определяющий тип социального поведения негативный, навыки общежития почти не выражены. В этом повинны эдипов комплекс и, вероятно, травма отнятия от материнской груди, осложненные синдромом единственного отпрыска. Это предопределило эмоциональную и социальную агрессивность объекта и его паразитирование на материнских инстинктах девушек, которые всегда в нем в итоге разочаровывались. Доминантную травму отлучения от груди он сублимирует, притворяясь бунтарем и аутсайдером, не вписываясь в итоге ни в рамки семьи, и в рамки общества. Подобная личность обречена на роль пассивного потребителя впечатлений, а в зрелом возрастеодинокого циника». У меня все, но я знаю, что магистр Максвелл ч то-то хочет добавить.
Встала Ванесса-Жюли-Лили:
Общаясь с объектом, я до некоторой степени подпала под его эмоциональное влияние. Во-первых, в связи с физическим влечением, которое я по взятой роли форсировала, а во-вторых из чувства состраданиятак старательно он маскировал свои психические недостатки множеством обманов, сознательных и бессознательных.
Как Вы полагаете, спросил Кречмер, в структуру его личности заложены антиматримониальные моменты?
Да: неверность, себялюбие, быстрая пресыщаемость.
Поддается ли объект психотерапии?
На мой взгляд, не поддается.
А Вы как думаете, Морис?
Кончис заговорил, не поднимаясь с места:
Кажется, все согласны с тем, что для первоначальной задачи объект подходил идеально. Однако мазохистская часть его натуры извлекает удовольствие даже из теперешнего обсуждения его психических уродств. Полагаю, что дальнейшее внимание для него пагубно, а для нас бесполезно.
Кто-то еще хочет высказаться? спросил Кречмер. Нет? Хорошо. Перейдем к финалу. Напоминаю, мистер Эрфе, Высудья и настал срок вынесения приговора нам. Потому мы озаботились поисками козла отпущения. Впрочем, Вы не против, если это будет коза?
Макс пожал плечами. Тогда Кречмер кивнул мисс Максвелл. Она вышла из-за стола, подошла к трону и смиренно остановилась, глядя в пол. Из-за трона вышли до того невидимые Максу служителивместе с тяжелой деревянной рамой, которую стали устанавливать возле девушки. Закрепив ее подпорками, они повернули Жюли (как продолжал ее называть попаданец) спиной к трону, расстегнули платье и оголили ее до пояса. Затем привязали к верху рамы кисти девушки и надели на голову глухой кожаный колпак, прикрывший и шею. И вновь отошли к трону, по обе стороны от Макса.
Вот коза отпущения, строго сказал Кречмер, а вот орудие экзекуции (Тут он достал из-под стола витую плетку и положил перед собой). Вам предстоит стать не только судьей, но и палачом. Если Вы, по примеру римских императоров, укажете большим пальцем вниз, то Вас развяжут, и Вы сможете наказать виновнуюно не более трех ударов. Если же проявите милосердие, то укажите пальцем вверх и, после процедуры дезинтоксикации, расстанетесь с нами навсегда.
Макс напряженно посмотрел на Кречмера, потом на Кончиса и показал пальцем вниз. Кречмер кивнул, и служители отвязали Макса от трона: сначала ноги, потом руки. Макс встал на ноги, стал растирать руки, потом содрал кляп, размял губы и сказал:
Сволочи!
Один из служителей подал ему плетку и как бы ненароком перекрыл подход к столу. Макс взмахнул плеткой и ударил по подлокотнику: получилось хлестко.
Коза, говорите? вопросил он в пространство, сделал шаг к Жюли и махнул плеткой снизутак, что кончик задел спину. Жюли вздрогнула. Служители остались недвижны.
«Дадут ударить, как думаешь?»спросил он Николаса.
«Думаю да. Но не стоит».
«Гадов этих бы прищучить, но к ним не пустят точно»
Макс бросил плетку на пол и пошел к столу. Служитель взял его за локоть, но Кончис мотнул головой. Макс подошел к нему, навис и почти выплюнул слово:
Элисон!
Кончис остался непроницаем. Макс развернулся и пошел назад, к трону. Сел на него и стал ко всему безучастен. Участники «семинара» поднялись из-за стола и начали понемногу выходить из подвала. Жюли отвязали и она тоже ушла. Макс остался один.