Рафал уже тогда сориентировался. Он знал, что я жду, когда он отреагирует. Сама я на него не глядела. Это одна из тех вещей, которых я стыжусь в жизни больше всего. Словно бы я привела на собачьи бои собственного бультерьера, и вот теперь сяду в сторонке и буду наслаждаться видом крови.
И он укусил, должен был укусить. К делу подошел умно: никаких оскорблений, обвинений в антисемитизме, ксенофобии, отсталости и тому подобного. Спокойно, вежливо: пан ошибается - факты. Ну, подумала я, конец дяде, дядя в нокауте, самое времечко.
И вот тогдаты же догадываешься, правда?и вот тогда начался кошмар. На каждый факт, приводимый Рафалом, на каждую дату и фамилию дядя приводил два. У Рафала было историческое образованиезато у дяди под боком была его библиотека. Конечно, я не смогу повторить всей их дискуссии, там шел поединок с применением научных отсылок, мест публикации и источников цитат, все или почти прислушивавшиеся к ним гости быстро растерялись; но они просекли главное развлечение вечера, все впихнулись в библиотеку вместе с дядей и Рафалом, поначалу еще были какие-то шуточки и поддразнивания, но очень скоро стало ясно, что это беспощадный бой; дядя вытаскивал очередные книги, включил компьютер, представлял доказательства, и все чаще впечатление было таким:
Дядя:
- Ну, ты же и сам видиш, что я этого не выдумал, чистейшая правда.
Рафал:
- Неправда!
Дядя:
- Что, все лгут? Проверь сам. Про профессора такого-то и такого ты же не скажешь, будто бы он помешанный?
Рафал:
- Из столь хилых предпосылок нельзя делать столь далеко идущие выводы.
Дядя:
- Тогда разреши показать тебе еще вот это.
И последующие теории, фамилии, даты, книги, статьии как тут обороняться? Исключительно путем дискредитирования источников. Рафал пытался: что они нечеткие, поддельные, преувеличенные, односторонниено, чем дольше все это продолжалось, тем больше он походил на ребенка, затыкающего уши перед словами горькой правды, и Рафал прекрасно это впечатление понималматч был публичныйи он проигрывал на глазах у всех. И у него сдавали нервы. Говорил он все быстрее, все менее четкоа дядя: абсолютное спокойствие, даже легкое весельеРафал тем временем начал беситься, он размахивал руками, со стуком хлопал книгами, под конец сбил всю кучу, дядя ухватил в самый последний момент, протянул Рафалу руку; я была уверена, что он просто желал удержать парня от очередного проявления хаосано Рафал, багровый словно свекла, вырывается у него, тут же толкучка, Рафал чуть ли не плюет дяе в лицо: пути, руки прочь!ну и так далее, а мы смотрим наэлектризованныеты и сам это видишь, Теоспираль кошмаравот прямо перед нами драка, только, какая там драка, Боже мой, дядя своими лапами лесоруба схватил Рафала в поясе, перекинул через плечо, перенес в прихожую и выкинул за дверь, да еще и под конец подзатыльник дал.
Я вышла за Рафалом, по крайне мере, нашла для этого силы. Он сидел на бордюре, из носа лилась кровь. Я вытащила платок. В глаза ему я поглядеть не могла. А что он себе думал? Что я его вляпала во все это именно с таким намерениембудто желала его унизить? За платок он поблагодарил и ушел, не прощаясь.
И что же из всего этого смущения вынесла: уверенность, что подобных дискуссий никак нельзя выиграть, что антисемиты и сторонники теорий заговора всегда найдут аргументы в свою пользу; что логика на их стороне.
Ибо, невозможно представить какие-либо доказательства для не существования.
Можно доказывать наличие заговоров, власть Сионских Мудрецов, глобального плана франкмасоновно невозможно доказывать, будто все это не существует. Логика здесь ассиметричная. Или же, как сказал бы ты: отрицательные онтологические утверждения, как правило, доказать невозможно.
И я поняла: логика на стороне антисемитов.
А на моейздравый рассудок.
- Ну вот, по причине дяди теперь у тебя травма
- Травма! Я только лишь хотела тебе показать, что ничего не получится, если пугать меня логикой и рационализмом: я знаю, как замечательно логика служит интеллигентным антисемитам. Интеллигенция просто делает тебя более податливым. Тот чемпион мира по шахматам, как его, Фишер
- Бобби Фишер.
- Патологический антисемит. Было бы здорово, если бы антисемитизм представлял собой ошибку ума, гнилой плод глупости. Но это не так.
- Погоди, но что ты, собственно, пытаешься сказать? Будто эы следует отбросить разум в пользучего? Политкорректности?
- Да что ты так прицепился к этой политкорректности? Термин-отмычка, означает только то, что ты желаешь, чтобы означал.
- Все, что цензурирует ум
- Цензурирует?
- Ты сама это делаешь.Тео ткнул в сторону Жании вилкой.Хватило того, что я высказал пару мнений о евреях, как о народе, и уже тревога, и уже армия хватается за оружие.
- "Пару мнений", - фыркнула Жания.
- Что?
- Если бы было можно так обобщать.
- А что, будешь доказывать, что у слова нет десигната? Будто бы нет чего-то такого, как "евреи"? Вот именно. Но лучше не говорить, лучше вообще не задавать себе вопросов, не говоря уже о том, чтобы продекламировать ответы вслух. Не подобает!
- Тебя слышно по другой стороне улицы.
Проехал трамвай. Ребенок продолжал плакать. Автомобиль затормозил с писком шин. По радио передавали прогноз погоды: переменные осадки.
Они продолжали молча есть.
- Ты чего там бормочешь?склонил голову Теодор.
- Ничего.
- Ага.
- Евреи правят миром! С кем же я связалась!
- А ты знаешь, что не правят, еще перед тем, как проверить.
- В том-то вся и штука: как можно нечто подобное проверить? Только найдешь показательства в поддержку.
- Ты меня не слушаешь. Вопрос не звучит: действительно ли Х правит миром? Вопрос таков: почему настолько больше доказательств указывает на Х, а не на Y, Z или кого-то другого? Методология, возможно, и несовершенная. Но, пользуясь этой самой несовершенной методологией, мы получаем диаметрально различные результаты в случае польского, чешского, сербского, китайского, папуасского народови еврейского народа. Потому всякий в меру трезвый ум обязан задать себе такой вопрос: что делает евреев столь исключительными? откуда берется их преимущество? Ибо, к примеру, это удалось бы как-то скопировать, перенять методику, сравняться с наилучшими. Разве не в этом заключается эволюция цивилизации? Разве тебе не хотелось бы, чтобы у поляков было столько же нобелевских лауреатов, сколько у евреев?
- И столько же миллионов мучеников?
- Посчитай сама. У нас больше.
Жания мотнула головой.
- Именно таким вот образом и начинается национальная шиза. "Мы", "они"; "мы" лучше", а "они"хуже
- Так ведь они и вправду лучшие.
- Ты и вправду станешь доказывать превосходство евреев?
- А что в этом удивительного? Это правомочная гипотеза. Предпосылок у меня хватает. Сейчас же я хочу врубиться, почему они лучшие, что делает их лучшими.
- "Все люди рождаются равными"никогда такого не слышал?
- И они равные? Откуда тебе это известно?
- О Господи, Тео, оглянись по сторонам!
Приподняв бровь, он повел взглядом вдоль мостовой, по головам прохожих, крышам автомобилей, по витринам магазинов, вплоть до перекрестка, где, ожидая зеленого огня светофора, ждало десятка полтора человек. Шум уличного движения заглушал отдельные звуки, выделялась только слышимая из соседней квартиры мелодия AsISatSadlybyHerSide Ника Кейва. Теодор кивал головой в такт музыке.
- Они различаются всеми возможными способами. Глянь, - махнул он рукой над улицей.Двух одинаковых не найти. Каждый человек исключителен.
- Но нет "лучших", нет "худших"!
- Откуда ты знаешь? Результаты тестов говорят о чем-то совершенно противоположном. Одни люди более интеллигентные, другие менее; одни здоровые, другие калеки; одни способны давать потомство, другиенет; у одних более сильный характер, у другихслабый. Одни лучше справляются в жизни, другиехуже.
- Так ведь я не это имею в виду!
- А что? Представь мне критерий ценности или стоимости человека.
- Понятное дело, что моральный.
- Гитлер в моральном плане был равен Матери Терезе?
Жания вознесла глаза к небу и в отчаянии ударилась головой в оконную раму, так что зазвенели стекла.
- Всегда утверждала, что антисемитизм на самом деле это форма зависти.
- Тогда, почему бы им не завидовать нам? Разве это плохо, быть самым лучшим?
- Да будь себе, будь! Только для чего тебе в этом нужен какой-то "народ"?Жания отодвинула тарелку, подвернула под себя ногу, садясь поближе к Теодору; теперь она говорила, глядя ему апямо в глаза, положив свою теплую ладонь на его колене.Всегда, когда я прохожу мимо тех памятников "Павшие за нашу и вашу свободу", "Защищая Отчизну", "За независимую Польшу" Черт подери, есть ли вообще что-либо более идиотское? Люди выезжают, селятся в Англии, Испании, Голландии, Америке, один знакомый женился на девушке из Новой Зеландииважно КАК, а не ГДЕ, где клубятся страсти, рбота, судьба; там. Какое это имеет значение, под каким флагом, под каким правительством, с каким языком пришлось тебе жить, какую печать ставят тебе в документах, какое слово вписывают в рубрику "национальность"? Тут нужно быть социопатом! А жизньэто нечто другое: твои родители, дом, склоняющиеся над тобой лица, детство и молодость, друзья и знакомые, люди и чувства между ними, твоя жизнь, какую профессию выберешь, какие книги, фильмы, блюда любишь; глядишь ли ночью в небо; засыпаешь ли на цветочном лугу, опьянил ли тебя лесной аромат; что ты запомнишь, свою жизнь, несколько личностей, несколько предметов, несколько мест; жена, дети и несколько личностей, которых ты любишь, и которые любят тебя, и чтобы ты мо обеспечить им счастье; чтобы видел, как они подрастают, стареют; дал им самое лучшее, чтобы внуки видели над собой твое лицо; и чтобы так оно и замкнулось, несколько человек, несколько предметов, несколько мест, твоя жизнь. Нечто хрупкое, беззащитное, спрячу в своей ладони младенца. Это в какое же безумие, в какую умственную болезнь необходимо попасть, чтобы все это отбросить, затоптать, уничтожитьради этих пары слов, цвета флагов и гербов, печатей, ради названий! Словно те ебанутые фанаты, которые избивают дубинками и режут в защиту "чести" своего клубавот только у у национальных фанатов шиза еще больше, и суета гораздо большаяне на жизнь, а на смерть. Выбрось это из себя! "Мы", "они"тебе ни для чего не нужны! У тебя есть только собственная жизнь.
Жания стиснула свои пальцы на его ладони.
Теодор хрипло рассмеялся.
- Блин, Жания, спокойно, ни на какие баррикады я не собираюсь! А ты сразу же в крайности. А между национализмом и полным безразличием как раз размещается здоровая привязанность к собственной культуре. Разве это плохо, что я желаю полякам только лучшего? А раз так, я сравниваю их с другими народами; и шкала начинается с евреев.
- Именно это я как раз и
- Шшшш. Спокуха. На само деле, я никакой не национальный фанат. Ведь подобные ебанутые мне известны
- Но ты слепо веришь в разум, в ту свою логику, и если только
- Э нет, Жания, я говорю о чем-то другом: о познавательной установке. Гуманист
- Гуманист! Спасите, помогите!
- Ну не кривись, так это выглядит. Гуманист знает заранее: он вычитал из книжек Авторитетов, а не существует никаких методов усомниться в словах Авторитетов, если только сам не станешь Авторитетом. А человек точных наук, в свою очередь, подходит к проблемам с изумлением и наглостью ребенка; всякую очевидность он полижет, коснется ее, обстучит молотком, и не имеет значения, кто он сам, откуда пришел, сколько ему лет, всякую очевидность он с успехом может поставить под сомнениепоскольку он располагает Методом.
- А кто вам открыл Метод?
- Методы верифицирует практика: ее применения в реальном мире. А что или кто верифицирует теории гуманистов? Авторитеты.
- Ну ты и выдумал!фыркнула Жания.Наука развивается от похорон до похорон.
- И все жеесть различия. Физики достигают вершины до тридцати лет; гуманисты побеждают своим долголетием и милостью Авторитетов. Кто слышал о гениальных двадцатилетних историках? Можно представить политкорректного социолога, но только не политкорректного математика.
- Ну почему же нет? Я знаю
- Ты же понимаешь, что я имею в виду: не в сфере своей деятельности.Теодор скрестил руки на груди.Вот ты автоматически возмущаешься, потому что знаешь: евреи не правят миром. А я выдвигаю гипотезу: евреи миром правят. И стучу, трясу, обстукиваю. Нет таких вопросов, которые я не могу задать, нет таких мыслей, которые нельзя обдумать. Теперь я расскажу тебе историю. Зовут его Даниэль Кшеминьский, несколько лет он арендовал у нас машины.
ОКОННАЯ ПРИТЧА2: АЛГОРИТМИЧЕСКИЙ ПОЛЯК
Зовут его Даниэль Кшеминьский, несколько лет он арендовал у нас машины. У него PR-фирма. Среди всего прочего он руководил кампанией Бейруцкого. Институт тогда начал объявлять наполовину низшие цены, лишь бы что-то заработать на содержание. Кшеминьский арендовал тогда у нас оптические банки для социометрических имитаций. То была первая серия, сейчас чуть ли не раритет, помнишь, я тебе показывал, огромные бочки со светящимся логотипом галактики, словно бы их спроектировали в качестве сценического оформления для китчевой научной фантастики.
За несколько месяцев до выборов Кшеминьский выкупал сто процентов времени на банках. Он настаивал на замкнутой системе, никаких выходов наружу, то естьон сам или кто-то из его сотрудников, но, чаще всего, он самприходил чуть ли не ежедневно, копировал результаты, набивал программы. Приводил детей, те игрались электронным ломом; у него два сына. Летом у нас самые лучшие кондиционеры; тогда сидел подольше, разговаривал. Оттуда я его и знаю; там мы и болтали.
На первый взгляд мужик вызывает впечатление пидора: мягкий, преувеличенно аффектированный, клеится к мебели и стенам, улыбается, словно бы ел воздух, рука масляная. Но его нужно видеть, когда войдет в ораторский загул: неожиданно огонь в глазах и стальной голос. Хобби у него на границах манечки. Как я узнал? А болтали про те его программы, которые банки перемалывали по его заказу.
Социометрия замеряет актуальное состояние общества, его настроения, политические предпочтения, взглядытолько на самом деле речь всегда шла о том, чтобы предсказать реакции общества, его перемен в будущем; очерчивание картины общества, которой пока что еще нет. Политики не спрашивают, кто сегодня выигрывает виртуальные выборы; они спрашивают, кто выиграет реальные выборы через год или через два.
Так что же делали социометры? Проводили зондажные исследования на выборке увеличенного объематысяча, две, самое большеедесять тысяч респондентов. Затем эту выборку проектировали на несколько десятков миллионов, и, складывая в последовательность очередные такие проекции, вычерчивали тренды, продолжение которых показывало им картину общества завтрашнего дня.
Что, естественно же, является механическим упрощением, потому что реакции людей не подчиняются законам Ньютона, один раз запущенный тренд не развивается в бесконечность; происходят колебания, отражения тенденций, необъяснимый принцип причины и следствия спада и роста котировок. Ни с того, ни с сего меняется атмосфера, и даже историки впоследствии не в состоянии утверждатьпочему так. Это так же, как и с модойведь по сути своей мода представляет собой подобный общественный процесспочему в этом году моден именно этот цвет, этот покрой? Тайна.
Кшеминьский рассказывал, что началось все с этологов и эволюционных биологов, с математиков эволюционной биологии. Проследи полет птичьей стаи: как в долю секунды все согласно поворачивают, без какого-либо видимого знака или причины; как все разлетаются или вновь слетаются; как они принимают решение о направлении полета. Может показаться, что для этих их поведений невозможно ввести какой-либо образец, никакой алгоритм не будет соответствовать данным.
Но по сути своей хватает трех простых принципов, если они применяются к каждой птице в отдельности, к ее реакции на поведение соседних птицпричем, они, естественно, реагируют на поведение других, в том числе, и первой; и так далее, до бесконечности. Все это разыгрывается в клеточных автоматах, КА, cellular automata. Еще в семидесятых годах прошлого столетия Конвей имитировал на них ЖИЗНЬ.
В принципе, все это вещи простые. Схему можно расчертить на листке бумаги. В особенности, если он в клеточкухотя число соседствующих клеток ты определяешь произвольно, совсем не обязательно, что на четыре или восемь. Клетка может символизировать клетку организма, но и целый организмптицы, человека.