Приезжал твой старый клиент, сказал он. Расстроился, узнав, что ты продал мастерскую.
Кто именно? спросил Фергессон, отпирая дверь и обеими руками толкая ее вверх. С озабоченным выражением лица он устремился внутрь гаража. Черт возьми, сказал он. Я теперь просто не управляюсь с этой работой, когда приходится вот так отлучаться.
Харман, сказал Эл, следуя за ним.
А, «Кадиллак» пятьдесят восьмого года выпуска. Симпатичный парень с седыми волосами. Около пятидесяти.
У него цех по производству пластинок или чтото наподобие, сказал Эл.
Старик включил переноску и потащил длинный резиновый шнур по замасленному полу мастерской к «Студебеккеру», поднятому домкратом.
Знаешь это кирпичное здание на Двадцать третьей улице, сразу после Бродвея? Там, где размещаются новые автомобильные агентства? Около поворота на Озеро? В общем, он там размещается. Ему принадлежит все здание; все занимает его звукозаписывающая компания. Он делает пластинки. Прессует.
Да, так он и говорил, сказал Эл.
Он подождал какоето время, глядя, как старик ложится на спину на плоскую тележку на роликах; Фергессон умело закатился под «Студебеккер» и возобновил работу.
Слышь, сказал старик изпод машины.
Эл наклонился.
Он делает непристойные пластинки.
При этих словах у Эла по затылку побежали мурашки.
Этот парень, так хорошо одетый? С такойто машиной?
Он с трудом мог в это поверить; в его воображении рисовалась совсем другая картина. Тот, кто делает непристойные пластинки он должен быть приземистым, грязным, неопрятно одетым, возможно, в зеленых очках, с вороватым взглядом, с плохими зубами, грубым голосом, ковыряющий у себя в зубах зубочисткой.
Не пудри мне мозги, сказал Эл.
Это лишь одна из сторон его деятельности, сказал старик. Но только между нами, без разглашения.
Идет, сказал Эл, заинтересовавшись.
На них нет названия его фирмы, «Пластинки Тича». На них такая частная маркировка, то есть, я хочу сказать, вообще никакой маркировки.
Откуда ты знаешь?
Он приезжал с год назад. Уже несколько лет он приезжает ко мне чинить свою машину. Привез коробку неприличных пластинок: хотел, чтобы я их продавал.
Эл рассмеялся.
Не пудри мозги.
Я старик в одно мгновение выкатился изпод машины; лежа на спине, он смотрел на Эла. Я какоето время держал у себя эту коробку, но без толку. Там было несколько проспектов. Он с трудом поднялся на ноги. Кажется, парочка у меня завалялась. Чтото вроде проспектов с непристойными анекдотами, рекламирующих эти пластинки.
Хотел бы я взглянуть на них, сказал Эл. Он последовал за стариком в его офис и стоял, пока Фергессон рылся в переполненных ящиках письменного стола. Наконец он нашел то, что искал, в конверте.
Вот. Он передал конверт Элу.
Открыв конверт, Эл обнаружил несколько маленьких глянцевых проспектов, такого размера, чтобы их удобно было положить небольшой стопкой на прилавок. Спереди, под изображением голой девицы, значились слова «ПЕРЕЧЕНЬ ВЕСЕЛЫХ ПЛАСТИНОК ДЛЯ ЛЕТНИХ ПИРУШЕК (ТОЛЬКО ДЛЯ МУЖЧИН)», а затем, внутри, шел список названий. В самих названиях ничего непристойного не было.
Это что, песни? спросил он. Вроде Рут Уоллис?
В основном монологи, сказал старик. Один я прослушал. Там говорилось о Еве, переходящей через лед; ну, знаешь, из «Хижины дяди Тома».
И он был непристойным?
Совершенно непристойным, сказал старик. До последнего слова; никогда не слыхал ничего подобного. Его читал какойто парень. Харман говорил, что это какойто выдающийся комик, который много пишетили писал: кажется, он говорил, что тот парень умер, для всех главных журналов. Какойто понастоящему знаменитый парень. Ты бы узнал его имя. Боб такойто.
Ты не помнишь?
Нет, сказал Фергессон.
Чтоб мне провалиться, сказал Эл. Никогда раньше не видел типа, который делал бы грязные пластинки. Это же незаконно, да? Такие пластинки?
Конечно, сказал старик. Он делает и много чего другого. Но это все, что я видел, только это, и все. Помоему, он выпускает джаз и даже коечто из классики. Широкий ассортимент. Несколько линий.
Перевернув проспект, Эл увидел, что там нет адреса. Не указан производитель.
А ято подумал, что он банкир, сказал он. Или адвокат, или какойнибудь бизнесмен.
Он и есть бизнесмен.
Так оно и было. Эл кивнул.
Загребает кучу денег, сказал старик. Ты же видел его машину.
У многих, кто ездит на «Кадиллаках», сказал Эл, на самом деле в кармане ни гроша.
Тебе бы взглянуть на его дом. Я видел: я както раз его провожал. Дом у него в Пьемонте. Практически дворец. Повсюду вокругдеревья и живые изгороди. И кованые железные ворота. С торца дом увит плющом. А жена выглядит понастоящему классно. У него, по крайней мере, еще одна машина имеется. Спортивный «МерседесБенц».
Может, дом не оплачен, предположил Эл. Может, у него на дом нет почти никаких прав. Но вот одеваться он умеет, это я признаю.
И все же он бывал здесь, сказал старик, стоял и говорил со мной, и ничуть не задавался; не боялся за свой прекрасный костюм и зашел внутрь.
У некоторых парней это получается, сказал Эл. У настоящих джентльменов. Тактичность. Это свойство настоящего аристократа. Однако, подумал он, такого рода профессию он никогда бы не связал с принадлежностью к аристократии. Надеюсь, мы говорим об одном и том же парне, сказал он.
Спроси у него самого, когда он приедет в следующий раз, сказал старик. Он, скорее всего, вернется, если ему надо чтото сделать с машиной. Спроси у него, продает ли он пластинки для вечеринок.
Может, и спрошу, сказал Эл.
Он подтвердит тебе это прямо в лицо, сказал старик. Он этого не стыдится. Это бизнес. Не хуже любого другого.
Ну, это вряд ли, сказал Эл. Вряд ли не хуже любого другого, если принять во внимание, что он незаконен. Ты, наверное, мог бы засадить этого парня в тюрьму, зная то, что ты знаешь. Лучше никому об этом не говори; надеюсь, ты не рассказываешь об этом каждому встречному. Он просил об этом молчать?
Фергессон, лицо у которого вспыхнуло, сказал:
Я никогда никому ничего не говорил, кроме тебя. А теперь жалею, что сказал тебе. Убирайся с глаз долой.
С этими словами он снова закатился под «Студебеккер» и продолжил работу.
Без обид, сказал Эл.
Он вышел из мастерской на яркий солнечный свет. Я мог бы его шантажировать, подумал он. Эта мысль с быстротой молнии пронеслась через его сознание, сметая прочь все остальное и заставив его вздрогнуть.
Очевидно, Харман не делает больше непристойных пластинок; это нечто из его прошлого. Вероятно, в те дни он не был богатым, хорошо одетым, светским. Может, он тогда только начинал, ничего еще не достигнув. Это был тот отрезок его жизни, который он навсегда хотел бы скрыть от посторонних глаз.
Думая об этом, он почувствовал, что становится холодным, а потом даже еще холоднее; заметил, как на мгновение у него перестало биться сердце. Это и впрямь обращало занятие шантажом в нечто более благовидное.
Черта с два он мне скажет об этом в лицо, подумал он. Если Харман узнает, что мне все известно, он, наверное, почернеет и грохнется в обморок.
Сколачивание денег путем шантажаэто было совершенно новой идеей. Что там говорила ему миссис Лейн? Какуюто чертовщину о том, что нужно действовать, иначе упустишь шанс. Может быть, подумал он, она пророчица. Как это еще называется? Ясновидящая. Ворожея.
Это представлялось идеальной возможностью для бизнеса.
Это не требовало никакого капитала. Никаких фондов. Никаких инвестиций. Ни даже рекламы и визитных карточек. Ни налоговых льгот.
Но шантаждурное дело. Однако такое же дурное дело и бизнес с подержанными автомобилями. Все это знают. Нет ничего ниже, чем продавать подержанные машины, а он занимается этим уже годы. Что более дурношантажировать производителя непристойных пластинок или торговать подержанными автомобилями? Трудно сказать.
Сидя за своим письменным столом в домике посреди стоянки, он увидел, как подъехал к обочине старый коричневый «Кадиллак». Из него вышла крупная цветная женщина в матерчатой куртке. Она пошла к нему, улыбаясь, и он узнал в ней миссис Лейн.
Поднявшись, он вышел ей навстречу.
Как поживаете, мистер Миллер? сказала она приятным и все же вроде бы слегка насмешливым голосом. Как у вас дела? Кажется, я видела вас не более часа назади вот, явилась с визитом.
Ее улыбка стала еще шире.
Входите, сказал он, держа дверь своего офиса открытой.
Спасибо. Она вошла и стояла, пока он освобождал для нее стул. Спасибо, повторила она и уселась, положив ногу на ногу и оправив юбку. Мистер Миллер, сказала она, когда он тоже уселся, вы ведь говорили со мной об участке? Для вашего бизнеса по распродаже подержанных автомобилей? Она нахмурилась словно бы в глубокой задумчивости. Я коекому позвонила и приехала к вам со списком нескольких участков, один из которых вас, наверное, особо заинтересует. Он идеально подходит для продажи подержанных машин, хотя до сих пор не использовался в этом качестве. Ее голос, мягкий, грудной, обволакивал его, словно облако; Эл сидел и слушал, отдаваясь этому процессу.
Снаружи какойто прохожий остановился, чтобы осмотреть одну из машин. Но Эл не шелохнулся, он неподвижно сидел на стуле.
Этот участок, говорила миссис Лейн, находится в центре Окленда, за Десятой улицей. В настоящем деловом районе, где не так уж много участков. Я имею в виду, он не входит в ряд стоянок для подержанных автомобилей.
Понимаю, сказал он. А потом, выпрямившись на стуле, добавил:Я вам вот что скажу: я тут обдумывал совершенно иное направление бизнеса. Новую возможность для бизнеса, открывшуюся мне уже после того, как я с вами разговаривал.
С сомнением глянув на него, она уточнила:
Вы имеете в виду, после того, как мы виделись? Час назад, когда вы были у меня в офисе?
Да, сказал он.
Какоето время она его разглядывала. Потом сказала:
Боже мой
Это совсем другое направление, сказал он. Я как раз сидел и обдумывал его.
Вы еще не приняли решения, сказала она. Окончательного.
Не принял, признался он.
Мистер Миллер, начала она, я не имею ни малейшего понятия, о каком таком новом направлении вы толкуете. Знаю, однако, что вы можете взяться за него и добиться классных результатов; это я понимаю. Но я таки обращаю ваше внимание, что продажа подержанных автомобилейэто то, чем вы какоето время занимались, и, помоему, это, вне всякого сомнения, и есть та профессия, которую вы выбрали. Она осеклась; теперь она не выглядела уверенной; казалось, она пытается прощупать его, чтото из него вытянуть. Было очевидно, что упоминание о новой возможности для бизнеса сбило ее с толку. Она продолжила:Мне бы хотелось отвезти вас к упомянутому участку, если вы мне позволите. Для меня это предложение всегда останется в силе. Я всегда буду готова это сделать.
Понимаю, сказал он. Спасибо.
Она посмотрела на него с выражением, которое можно было счесть едва ли не встревоженным, и сказала:
Вы себя ничем не свяжете. Уж это точно, мистер Миллер. Открыв сумочку, она принялась в ней рыться. Я хочу, чтобы вы выбрали самое правильное. Очень многие люди на этой стадии поступают неправильно. При переезде. Это ведь такое большое дело. Они не знают, как с ним управиться, и беспокоятся; у них возникают дурные предчувствия. Последнее слово далось ей с трудом.
Полагаю, они бросаются на первое, что подвернется, услышал он собственный голос.
Но это было не более чем поверхностным замечанием; понастоящему его теперь это не заботило. Он попрежнему думал о Хармане.
От такого рода решения зависит вся ваша жизнь, сказала миссис Лейн. Я всегда говорю это своим клиентам. Они этого не понимают, несмотря даже на то, что расхлебывать это в грядущие годы придется им самим. Я в этом отношении знаю о них больше: повидала это за почти четырнадцать лет, как являюсь официальным брокером по недвижимости в штате Калифорния. Сейчас многие приобретают с моей помощью какуюнибудь собственность, рассматривая это как способ заработать деньги или сделать инвестицию и это изменяет их жизни. Они становятся не такими, как прежде. Я могла бы приводить вам примеры один за другим, но знаю, что вы, мистер Миллер, в высшей мере умный человек, и поэтому мне нет необходимости вдаваться в подробности. Просто подумайте о том, как вы познакомились с мистером Фергессоном и как это сделало вас другим человеком.
Голос у нее был негромким и серьезным, он совсем не походил на голос продавщицы; он как бы вновь очутился в ее офисе, слушая ее материнские увещевания или что там она ему преподносила. Чем бы это ни было, оно не имело никакого отношения к общепринятым деловым переговорам, цо крайней мере, к тем, которые он видел между белыми.
Полагаю, вы правы, сумел он выдавить из себя, чувствуя сонливость и с трудом удерживая глаза открытыми.
Миссис Лейн закрыла свою сумочку, но продолжала вертикально держать ее у себя на коленях обеими своими большими и до странности светлыми руками. Какие необычные у нее кисти, заметил Эл Миллер. Почти как у мужчины. Они, казалось, разбираются во всем, как будто в них задействованы все возможные мышцы и сухожилия, требуемые для того или иного умения. Как будто ее кисти везде побывали, все испробовали. И какие же они морщинистые. Во всем остальном она была гладкой; у нее была плоть, кожа молодой девушки. Теперь она сняла куртку. Он снова обратил внимание на ее оголенные руки. Она вроде бы даже и не потела. Удивительно, подумал он. И, вернувшись к кистям по текстуре, цвету, размеру они не вязались со всем остальным. Кисти поступили к ней на службу, решил он. Ладони у нее были едва ли не розоватыми. Кожа там, подумал он, очень толстая, почти как выделанная кожа теленка. И очень сухая.
Изучая его своими большими дымчатыми глазами, она сказала:
Вижу, здесь побывал ктото из тех, кого я знаю. Возможно, вы в своем офисе испытываете те же самое, что и я в своем; вы можете обозревать улицу и, когда никто к вам не приходит, смотреть на нее просто из любопытства. Не мистер ли Харман заезжал сюда недавно в своем «купедевилль», после нашего с вами разговора?
Услышав это, он кивнул.
Я его знаю, сказала миссис Лейн. Позвольте вас спросить Прерывающимся, озабоченным голосом она сказала:Не с ним вы собираетесь испробовать новую возможность для бизнеса?
Эл Миллер издал звук, который нельзя было истолковать ни как «да», ни как «нет». Теперь он полностью пробудился. Значит, миссис Лейн знает Хармана; это его оживило и заинтересовало. Не забывал он и об осторожности.
Из вашего тона я заключаю, сказала она, что вы разговаривали с мистером Харманом и именно его имели в виду, когда сказали, что вам представилась новая деловая возможность после того, как вы виделись со мной в моем офисе. Что ж, хочу вам коечто сказать. Теперь, показалось ему, она выглядела понастоящему немного испуганной. Она облизнула губы, помедлила, стиснула свою сумку обеими руками и поерзала на стуле. Стул у вас какойто маленький, сказала она.
Так и есть, согласился он.
Я знаю его, сказала она, гдето около пяти лет. Естественно, я много чего слышу. Это мой бизнес. Он все время обращается к моему бизнесу, бизнесу с недвижимостью. Купляпродажа, как говорится. Занимается многими вещами. Мастер на все руки, что называется.
Понимаю, сказал Эл.
У него много Она остановилась. Потом, с неожиданной широкой улыбкой, показывающей ее украшенные золотом передние зубы, продолжила:В общем, он не такой, как вы, мистер Миллер; я хочу сказать, его не тревожит, причиняет ли он миру зло.
Эл кивнул. Ее тон перестал быть мягким; в него проникли прямота и удивительная резкость. Харман ей и впрямь не по душе, осознал он. Ее чувства вышли наружу, потому что она не была лицемеркой. Она не могла притворяться, что ей ктото нравится, если он ей не нравился.
Вы считаете, сказал он, что мне следует держаться подальше от этого Хармана?
Теперь ее улыбка смягчилась, стала более задумчивой.