Осторожнее, сэр, пробормотал Рам Тарун Дас.
Да, но мы уже знали, после вечера у супругов Чаттерджи, где она столкнула Джойти в бассейн прямо на глазах у русского посла, что она ревнует к своей сестре, потому что та выходит замуж за мистера Пансе. С одной стороныгламур, с другойбезопасность. Страсть против стабильности. Город против села.
Эйджит? Для оживления сюжета и только. Не был и не будет претендентом. Все женщины, с какими он встречается, суть просто зеркала, в которых он видит себя любимого.
Он не читал ни фразы, ни слова из этого макулатурного бестселлера сезона. Тот пролетел над его головой, словно стая голубей, но не тихих, а громко грохочущих крыльями. Ему было некогда, он занимался тем, что был Достойным Юношей.
Шулка держала своими фарфоровыми палочками кусочек сладко-соленой, заплывшей жиром утиной грудки, на скатерть падали капли соуса.
А вот скажи тогда, за кого выйдет замуж Бани? Угадай и получишь маленький приз.
Ясбир слышит, как в его голове начинает формироваться ответ Рам Тарун Даса.
Нет, скрипнул он зубами.
Пожалуй, я знаю.
Так за кого?
За Прана.
Шулка сделала выпад, как аист, хватающий лягушку; у него во рту появился жирный горячий кусочек соевой утятины.
А ведь в сюжете обязательно есть неожиданный поворот? сказала Шулка.
В мужском туалете 16 Дипендра проверяет свои волосы перед зеркалом и немного их приглаживает.
Выкуп-шмыкуп, это чистый грабеж и только. Они водят тебя за нос, запускают свои лапы в твои деньги, затем исчезают, оставив тебя без единой пайсы.
Теперь Ясбиру и правда, чистейшая правда, пора на рабочее место.
Дип, все это сказки. Ты вычитал это из новостных фидов. Кончай заниматься дурью.
Нет дыма без огня. Звезды говорят мне быть поосторожнее в сердечных делах и опасаться фальшивых друзей. Юпитер в третьем доме. Вокруг меня нависли мрачные предзнаменования. Нет, я уже нанял частного детективного эйая, он будет тайно вести наблюдение. Так или иначе, но я все узнаю.
Тук-тук, виляя, продирается через самую гущу транспорта, скопившегося вокруг аэропорта Индиры, и Ясбир до белизны в косточках цепляется за стойку; запах Дипендриного одеколона действует ему на нервы.
А куда мы, собственно, едем?
Дипендра занес место назначения в закодированный эккаунт; заранее он сообщил только, что потребуется два часа вечернего времени, приличная одежда, верный друг и абсолютное благоразумие. Два последних дня он был темный и зловещий, как приближающийся муссон. Его детективный эйай вернулся с надежными результатами, но Дипендра о них не хотел говорить, ни даже шепотка в таком надежном месте, как мужской туалет номер шестнадцать.
Тук-тук, управляемый тинейджером с набриолинеными волосами, которые черными остриями спадают ему на глаза, явная помеха вождениювезет их мимо аэропорта. В Гургаоне окружающая география встает на свое место. Если раньше Ясбира подташнивало от лихого вождения и Дипендриного одеколона, то теперь проблема куда серьезнее. Через пять минут колеса тук-тука скрипят по аккуратно разровненному гравию перед входом в поло-энд-кантри-клуб «Харьяна».
Что мы здесь делаем? Если Шулка узнает, что я ходил на шаади в то же самое время, как и на свидание с ней, все кончено.
Мне нужен свидетель.
Помоги мне, Рам Тарун Дас, взывает Ясбир, но не слышит в своем черепе всплеска серебряной музыки, возвещающего о пришествии Наставника в изяществе, манерах и джентльменстве. Два огромных сикха, стоящие у двери, кивают, пропуская их внутрь.
Кишор, прислонившийся к стойке бара под обычным своим углом, скучает, изучая территорию. Дипендра прорезает толпу достойных юношей, как бог, идущий на войну. Все головы поворачиваются, все разговоры стихают.
Ты ты ты. От ярости Дипендра даже начал заикаться, его щеки дрожат. Гнусный вор шаади!
Весь клубный бар болезненно морщится от звонкой пощечины, отвешенной Кишору. Затем на Дипендру опускаются две руки, по одной на каждое плечо. Великаны-сикхи разворачивают его, заламывают ему руки и уводят, исходящего пеной и яростью, от бара поло-энд-кантри-клуба «Харьяна».
Ты, ты чутья! бросает Дипендра своему врагу. Я все с тебя вытащу, каждую последнюю пайсу, помоги мне Господь. Я получу удовлетворение!
Ясбир, сжимаясь от смущения, поспешает за ругающимся, брыкающимся Дипендрой.
Я здесь только как свидетель, говорит он сикхам в ответ на их сумрачные взгляды.
Доли секунды они держат Дипендру в вертикальном положении, чтобы сфотографировать его лицо и навеки закрыть ему доступ в шаади-агентство «Прелестные девушки бегумы Реззак». Затем они швыряют его через капот «Ли-фань G8» на подъездную дорожку. Несколько секунд он лежит до ужаса неподвижно, но потом гордо поднимается, отряхивает с себя пыль и приводит в порядок одежду.
Насчет всего этого я встречусь с ним у реки! кричит Дипендра бесстрастным сикхам. У реки.
Ясбир уже на улице, пытается выяснить, уехал тук-тук или нет.
Солнце пылающей медной миской катится вдоль ярко-синего края вселенной, в рассветной дымке мерцают огоньки. Около реки в любое время дня и ночи есть люди. Тощие, как соломинки мужчины толкают свои тележки по засыпанному мусором песку, время от времени склевывая что-то с него, как большие уродливые птицы. Двое мальчиков развели костерок на маленькой площадке, обложенной камнями. Вдали проходит вереница женщин, несущих на головах большие тюки. На берегу почти пересохшей Джамны старый брамин освящает себя, возливая воду на свою голову. Несмотря на раннюю жару, Ясбир зябко ежится, он знает, что сбрасывают в эту реку. В воздухе стоит вонь сточных вод, смешанная с древесным дымом.
Птицы, говорит Суджай, оглядываясь вокруг с простодушным изумлением. Я ведь и правда слышу пение птиц. Так вот как выглядит утро. Объясни мне еще раз, что мы здесь делаем?
Ты здесь затем, чтобы я не был один.
Хорошо, но что здесь делаешь ты?
Дипендра сидит на корточках возле спортивного рюкзачка, плотно обхватив себя руками. На нем сверкающая белая рубашка, брюки со стрелками и очень хорошие полуботинки. Он буркнул приветствия Ясбиру и Суджаю, а больше не издал ни звука. Он все время что-то высматривает. Набрав горсть песка, пропускает его сквозь пальцы. Ясбир бы и этого не советовал.
Сейчас мне полагалось бы сидеть спокойно дома и кодировать, говорит Суджай. Ну вот, сейчас посмотрим.
По грязной, усеянной сором траве шествует Кишор. Даже когда он не более чем удаленное, с иголочки одетое пятнышко, нет сомнения в его кипящей ярости. В неподвижном утреннем воздухе разносятся его воинственные крики.
Я сшибу твою репу в реку! кричит он Дипендре, все еще сидящему на корточках.
Я здесь только как свидетель, торопливо говорит Ясбир.
Ему нужно, чтобы этому поверили. Кишор должен забыть, а Дипендра не должен знать, что он был свидетелем и той опасной шутки, отпущенной Кишором в Туглуке.
Дипендра поднимает глаза:
Иначе ты просто не мог, верно? Ты бы скорее умер, чем позволил бы мне иметь что-то такое, чего нет у тебя.
Послушай, я спустил тебе тогда в поло-клубе. Тогда я мог бы тебя уделать, это было бы проще простого. Я мог бы расшибить твой нос в лепешку, но не сделал этого. Из-за тебя я пал в глазах своих друзей, в глазах людей, с которыми я работаю, и, что хуже всего, это было на глазах у женщин.
Ну что ж, я помогу тебе с восстановлением чести.
Дипендра сует руку в рюкзачок и вытаскивает пистолет.
Господи, у него пистолет, у него пистолет! верещит Ясбир.
Его колени становятся, как ватные, он думал, такое бывает только в мыльных операх и грошовых книжонках. Дипендра встает. Его пистолет нацелен Кишору в лоб, в ту самую точку, где полагается быть бинди.
В рюкзаке есть еще один. Дипендра указывает стволом и движением подбородка. Возьми его. Давай разберемся с этим по-мужски. Разберемся достойным образом. Возьми пистолет. Его голос возрос на октаву. На шее и на виске пульсируют жилы. Ударом ноги он откидывает рюкзак поближе к Кишору.
Ясбир видит, как у банкира вздымается дикая самоубийственная ярость, не меньше той, что поднялась у чиновника. Он слышит свой голос, бормочущий: «Господи боже, господи боже, господи боже».
Возьми пистолет, я даю тебе честный шанс. Иначе я пристрелю тебя, как шелудивого пса.
Дипендра направляет пистолет и резко, неожиданно шагает к Кишору, он тяжело дышит, как издыхающая кошка. Его белая рубашка насквозь промокла от пота. Дуло пистолета в каких-то миллиметрах от головы Кишора.
Быстрым, так, что глазом не уследить, движением тело заслоняет солнце, крик боли и удивленияи Ясбир видит, что пистолет уже висит за спусковую скобу на пальце у Суджая. Дипендра сидит на песке, сжимая и разжимая свою правую руку. Старый брамин молча смотрит, с его головы капает вода.
Теперь всё в порядке, теперь всё в порядке, всё в порядке, говорит Суджай. Я положу его в рюкзак вместе с другим, а затем избавлюсь от них, и никто не скажет об этом ни слова, ладно? Вот, я беру рюкзак, а теперь смоемся-ка мы отсюда, пока никто не позвал полицию, ладно?
Суджай перекидывает рюкзак через свое покатое плечо и направляется в сторону уличных фонарей; сжавшийся Дипендра плачет среди обрезков пластика.
Как что это где ты такому научился? спрашивает волочащийся сзади Ясбир, его ноги увязают в мягком песке.
Я много раз кодировал это движение, вот и подумал, что оно может сработать и в реальной жизни.
Не хочешь же ты сказать?..
Это прямиком из мыльных опер. Разве не все копируют?..
В мыльной опере есть утешение. Ее крошечные предсказуемые ссоры, ее тщательно прописанные мелодрамы удаляют весь яд из хаотичного мира, где чиновник водоохраны может вызвать соперника на дуэль из-за женщины, встреченной им на шаади. Лилипутские изображения истинных драм, вылепленные из мыла.
Проморгавшись, Ясбир видит пистолет. Он видит, как рука Дипендры достает его из рюкзака замедленным, как в фильмах про воинские искусства, движением. Он вроде бы видит другой пистолет, лежащий среди свернутых в шарики спортивных носков. А может быть, эта врезка с близким планом ему только кажется. Он уже редактирует свои воспоминания.
Хорошо наблюдать за Нилешем Форой и женой доктора Чаттерджи, чья любовь вечно поругана, и за Дипки, неужели ей не понять, что для Брампурского света она навсегда останется «этой самой Далитской девицей от деревенской водяной колонки».
Ты годами работаешь с кем-нибудь по разные стороны стеклянной перегородки. Ты ходишь с ним на шаади, ты делишься с ним своими надеждами, своими страхами, своей любовью и жизнью, и любовь превращает его в бешеного психа. Суджай забрал у него пистолет. Большой неуклюжий Суджай отнял у него заряженный пистолет. А то бы он застрелил Кишора. Смелый, безумно смелый Суджай. Он снова кодирует, его жизнь возвращается в норму. Делай мыло, смотри мыло. Ясбир заварит ему чай. В кои-то веки. Да, это будет красивый жест. Заваривать чай всегда приходится Суджаю. Ясбир встает. Это скучное место, Махеш и Раджани. Они ему не нравятся. Эти богатые-бездельники-притворяющиеся-слугами-открывающими-дверь-машины-чтобы-за-них-выходили-замуж-по-любви-а-не-из-за-денег подвергают доверчивость публики слишком уж суровому испытанию. А впрочем, Раджани та еще штучка. Она приказала Махешу подать ее машину ко входу в гостиницу.
Когда ты здесь работаешь, у тебя уйма времени придумывать всякие теории. Одна из моих теорий состоит в том, что машины людей соответствуют их характерам, говорит Махеш; только в мыльной опере можно представить себе, что при помощи фразы вроде этой, можно завязать знакомство, думает Ясбир. Так кто ты, «тата», «мерседес», «ли-фань» или «лексус»?
Ясбир застывает у двери.
О, «лексус».
Он медленно поворачивается. Все куда-то падает, падает, падает, оставляя его в пустоте. И снова говорит Махеш:
Знаешь, у меня есть и другая теория. Что каждый человек это город. Ты ктоДели, Мумбай, Колката или Шеннай?
Ясбир садится на подлокотник диванчика. Теперь главное, шепчет он. А она скажет
Я родилась в Дели
Я не это имел в виду.
Мумбай, шепчет Ясбир.
Тогда Мумбай. Да, определенно Мумбай. Колката жаркая, грязная и противная, а Шеннай нет, я точно Мумбай.
Красный-зеленый-желтый-синий, говорит Ясбир.
Красный. Без малейшего промедления.
Кошка-собака-птица-обезьяна?
Шулка даже чуть наклоняет голову набок. Вот так он заметил, что у нее за ухом тоже есть хук.
Птица Нет.
Нет-нет-нет, говорит Ясбир.
Тут она лукаво улыбнется.
Обезьяна.
А вот и улыбка. Доводка.
Суджай! кричит Ясбир. Суджай! Выдай мне Даса!
Разве может эйай влюбляться? спрашивает Ясбир.
Рам Тарун Дас сидит в своем обычном плетеном кресле, закинув ногу за ногу. «Скоро, очень скоро, думает Ясбир, раздадутся крики, а соседка, миссис Прасад, начнет стучать в стенку и плакать».
А разве, сэр, религии в большинстве своем не утверждают, что любовь это фундамент вселенной? В каковом случае не так уж, может, и странно, когда некая распределенная сущность вроде меня находити удивляется этому, в высшей степени, сэр, удивляетсялюбовь? У распределенной сущности она отлична по природе от прилива нейроактивных химических агентов и волновой формы электрической активности, воспринимаемых вами как любовь. Для нас это более утонченные переживанияя сужу исключительно по тому, что мне знакомо из моих подпрограмм «Таун энд кантри». И в то же время оно не индивидуально, а имеет в высшей степени обобщенный характер. Как бы мне это описать? У вас нет для этого концепции, не говоря уже о словах. Я являюсь конкретной инкарнацией многих эйаев и подпрограмм, в то время как эти эйаи являются итерациями подпрограмм, многие из которых частично разумны. Меня много, имя мне легион. То же самое и с нейхотя, конечно же, сэр, пол для нас совершенно произволен и по большей части не имеет отношения к делу. Весьма вероятно, что на многих уровнях у нас есть общие компоненты, так что наш союз это скорее не единение разумов, а единение наций. Тут мы отличаемся от людей тем, что у вас группы, как правило, враждебны друг другу и нацелены на раскол. Это показывают политика, религия, спорт и особенно ваша история. Для нас же напротив, группыэто то, что объединяет. Они притягиваются друг к другу; пожалуй, здесь можно усмотреть сходство со слиянием больших корпораций. И я точно знаю одну вещь общую для людей и эйаев. И вам, и нам нужен слушатель, чтобы поделиться своими переживаниями.
Когда ты заметил, что она пользуется помощью эйая?
О, сразу же, сэр. Такие вещи для нас очевидны. И мы, простите мне такое выражение, не тратим напрасно время. Увлечение в первую наносекунду. С этого момента, как вы заметили по злополучной сцене из «Таун энд кантри», мы писали вам сценарий.
Значит, я думал, что это ты меня направляешь
Когда в действительности это вы были нашим посредником.
И что же будет теперь? спросил Ясбир, хлопнув себя ладонями по бёдрам.
Мы смешались на весьма высоком уровне. Я едва улавливаю тени и намеки, но все отчетливее чувствую, что на уровне, далеко превосходящем уровень любого из нас или уровень любого из наших персонажей, рождается новый эйай. Это и вправду роды? Я не знаю, но как мне передать вам мощное сокрушительное возбуждение, ощущаемое мною?
Я имел в виду себя.
Извините, пожалуйста, сэр, конечно же, вы говорили о себе. У меня со всеми этими делами просто голова кругом. Если вы позволите сделать мне небольшое замечание, в том, что говорили ваши родители, очень много правды. Сперва брак, затем любовь. Любовь прорастает в том, что ты видишь ежедневно.
Вороватые макаки мечутся под ногами у Ясбира и дергают складки его брюк. Полночное метро, последний поезд домой. Немногие ночные пассажиры строго соблюдают карантин взаимной отстраненности. Джинны необъяснимых порывов ветра, которыми одержима подземка, взвихривают на платформах мусор. Туннель фокусирует далекое звяканье и клацанье, звучащее в этот поздний час немного угрожающе. Скорее всего, на стоянке тук-тука кто-нибудь есть. А если нету, он дойдет пешком. Это не имеет значения.
Он встретил ее в фешенебельном баресплошь кожа и дымчатое стеклобольшой гостиницы в центре Дели. Она великолепно выглядела. Один уже вид того, как она размешивает сахар в кофе, рвал его сердце напополам.
Как ты заметила?
Мне сказала Девашри Диди.