Люди забормотали: «понятно», «хорошо», и Георгиев снова начал отсчет. Макс уперся ногами в пол и покрепче ухватился за скамью.
На счет «три» толпа бросилась к правой стенке автобуса. Он качнулсякак будто наскочил на небольшую колдобину.
Весьма эффективно, пробормотал Макс, но Георгиев уже подбадривал людей и давал указания:
Отлично, для начала неплохо. Теперь все отходим к бакборту, к дверям, и пробуем снова.
Толпа прижала Макса к стене, в нос ему ударил запах мочи, пота и немытых тел.
Три!
На этот раз люди, ринувшись к противоположной стороне, закричали.
Автобус заметно качнуло.
Отличная работа, парни, проорал Георгиев. А теперь будем качать его туда-сюда. Как только добежим до бакборта, вот до этой двери, он перегнулся через соседей и постучал по ней, надо сразу возвращаться к штирборту, вон туда. Все ясно?
Бормотание: «ясно», «да, сэр».
Что? Не слышу!
ДА, СЭР!
На счет «три» все с криками рванули налево. Макс прикрыл голову рукой. На этот раз автобус качнулся, хотя и не слишком сильнокак будто в бок ему ударил порыв ветра, какие дуют с большого уступа в это время года.
Штирборт! приказал Георгиев, и толпа с ревом бросилась направо. Несколько человек споткнулись в темноте, но, несмотря на беспорядок и ругань, толчок оказался сильнее.
Георгиев заставил людей подбадривать себя криками и хлопать в ладоши, затем постепенно установился некий ритмв одну сторону, затем в другую. Макс не трогался с места, подтянул ноги на скамью, но каждый раз на него обрушивались удары локтей и колен. Он увернулся от нескольких тычков, затем обхватил колени руками и перестал сопротивляться.
Ну, давайте! возбужденно кричал Василий.
Из заднего отделения постучали, и арестованные из первого криками поделились с ними своими планами. В первой совместной попытке люди разбежались в разные стороны, сведя на нет свои усилия. Один из молодых людей, прислонившись к задней стенке, завопил:
Штирборт, вы, идиоты, штирборт!
Быстрее, торопил Георгиев. Мы почти проехали город!
Люди в обоих отделениях с новой силой бросились вправо, автобус накренился, и его левые колеса оторвались от земли. Он резко вильнул, затем выровнялся, арестованные смолкли, и почти все, за исключением нескольких человек, позабыли броситься на противоположную сторону.
Есть, мы сможем сделать это! крикнул Георгиев. Ну, пошли, вставайте, начинаем снова!
Люди были так поглощены раскачиванием автобуса, что никто, кроме Макса, не заметил, как он замедлил ход, и снаружи показались фары вездеходов на воздушных подушках. Автобус остановился, и сквозь решетку ударил ослепительный свет прожекторов, выхватив из темноты небритые лица с запавшими глазами.
Подбежали охранники, загремели замки, и дверь резко распахнулась.
Поздравляем, это было впечатляюще, отличная работа, парни, рявкнул начальник конвоя. Кто здесь старший по званию?
Георгиев, щурясь, пробрался через толпу вперед.
Майор Вениамин Георгиев, в регулярной армии с шестьдесят четвертого. Мы хотели бы
Охранник застрелил его; разряд оказался таким мощным, что оглушил двух стоявших рядом людей, а на руке у Макса, сидевшего в двух рядах от двери, встали дыбом волосы. Какой-то парень закричал, попытался броситься на солдат, но остальные затащили его обратно как раз вовремятрескучая голубая молния из ружья едва не угодила ему в голову.
Рассерженные выкрики из соседнего отделения стихли вслед за грохотом бьющегося стекла и треском выстрелов.
Есть у нас здесь еще старшие офицеры? спросил охранник. Василий и еще кто-то посмотрели на Макса, но тот покачал головой.
Есть желающие говорить от имени всех? повторил охранник. Никто не откликнулся, и он сказал:Отлично, потому что я верю только в индивидуальную ответственность, и если произойдет что-нибудь подобное, за это ответите вы все, каждый из вас. Надеюсь, это понятно?
Он схватил за шиворот тело Георгиева, лежавшее на полу лицом вниз, и стащил его по ступенькам на асфальт. Солдаты с оружием наготове, явно нервничавшие, снова заперли двери.
Василий тяжело рухнул на сиденье рядом с Максом; лицо его превратилось в белую маску неверия и отчаяния.
Не волнуйся, посоветовал ему Макс. Возможно, Георгиев просто притворяется.
Автобус тронулся с места, и на этот раз вездеходы было хорошо видно. Город исчез позади; в окна летела пыль и мелкие камешки, они забивались Максу в глаза, в рот. Все вокруг кашляли. Кто-то шепотом рассуждал, что надо было вооружиться осколками стекла и прыгнуть на охранника. Все мы крепки задним умом.
Макс краем глаза заметил, как какой-то парень встал, отвернулся к стенке и расстегнул ширинку.
Ты бы оставил это про запас, пригодится, посоветовал Макс. Некоторые из пассажиров засмеялисьно не все.
У меня не во что налить, ответил парень, и это была правда. Хотите, подойдите, будет вам вместо фонтанчика для питья.
Макс улыбнулся, и на потрескавшихся губах показалась кровь.
Нет, пожалуй, из этого фонтана я пить не стану.
Василий, сидевший рядом, потер шею.
Я уже на все готов, лишь бы сейчас попасть в ванную, прошептал он. Дьявол, да я бы этого Мэллоува собственными руками придушил за глоток воды и кусок хлеба.
У Макса пересохло в горле, уже несколько часов его мучили спазмы в желудке. Быстро оглядевшись, он вытащил завернутый в складки брюк белковый батончик. Попытался разорвать обертку ногтями, но не смог, и вынужден был дернуть ее зубами. Разломив батончик пополам, он прошипел: «Тс-с» и сунул кусок в ладонь Василию.
Что? Что это
Тсс! повторил Макс и добавил тише:Ешь медленно.
В темноте мелькнула рука Василияон засунул в рот весь батончик сразу. Он попытался жевать его медленно, но проглотил, прежде чем Макс откусил первый кусочек.
А еще есть? прошептал Василий.
Нет, это было все.
Позже, когда Макс доел батончик, Василий спросил:
Почему вы со мной поделились?
Потому что там, куда мы едем, мне понадобятся друзьябольше, чем сейчас пища. Я могу на тебя рассчитывать?
Конечно, ответил тот. Все, что вам нужно, все, что смогу. Я в вашем распоряжении.
Макс кивнул, словно между ними был подписан договор, и Василий в ответ опустил голову; в темноте этот жест был едва заметен. В желудке у него заурчало, и он сложил руки на животе. Пока автобус несся сквозь ночь, Макс искал у себя на коленях крошки и по одной слизывал их с пальцев. Ветер ревел над равнинами, свистел в разбитые окна, принося с собой запах соли и мелкие водяные брызги.
Не хватало только запаха перегноя и кровиа в остальном пахло как в исправительном лагере. Макс, как комиссар, не раз посещал их.
Люди вокруг устраивались поудобнее, пытаясь заснуть, но Макс смотрел вперед, в ветреную ночь.
Наступил рассвет; жестокое, неумолимое солнце ярко освещало окружавшее их убожество даже через тонированные стекла. В салоне воняло мочой, испражнениями и потом. Привыкай, сказал себе Макс. Спина болела, ноги затекли после бесконечных часов, проведенных на неудобном сиденье. Кто-то всхлипывал.
Это хребет Мачете, сказал Макс, указывая на резкую линию, выделявшуюся на горизонте. Василий перегнулся через него, чтобы лучше рассмотреть пейзаж.
Видишь здания, вон там, наверху, рядом с дорогой? спросил Макс.
Исправительный лагерь? предположил Василий.
Это Дальние Фермы. Когда-то это был лагерь. Двадцать лет назад Дальние Фермы были концом пути. Сейчас это место превратилось в очередную колонию, прибрежное поселение. Несколько тысяч жителей занимали ряды низких бурых зданий, выстроенных вокруг неглубоких прудов.
Может, мы уже приехали? спросил Василий.
Зря надеешься, негромко произнес Макс. Здесь трудно будет охранять нас всех. Слишком много свободных людей вокруг, слишком много лодок и вездеходов.
И все же час спустя, когда автобус подъехал к цистернам с водой на окраине Ферм, даже у Макса возникла слабая надежда.
Однако, увидев, что солдаты подводят к цистерне пожарный шланг, он оставил надежду и принялся протискиваться к одному из разбитых окон. На несколько блаженных мгновений лицо Макса обрызгало водой; он открыл рот, чтобы поймать хоть капельку. А потом на него навалилась толпа людей, жаждавших глотка воды. Его спасло то, что шланг переместился к другому окну, и люди, перелезая через спинки сидений, бросились вслед за ним. Всем досталось по нескольку капель воды, кроме тех двоих, что лежали у передней двери и были слишком слабы или больны, чтобы подойти к окну; они непрерывно стонали. Макс решил, что это их задело шоковым ружьем, когда убивали Георгиева. Люди тянули руки через решетку, умоляя о глотке воды, а охранники перешли ко второму отделению.
Макс вернулся на свое местотеперь, когда каждый пассажир отвоевал себе два квадратных фута в автобусе, он считал это место своим, и, кряхтя, сел. У него болело все тело, нуждавшееся в движении, в возможности вытянуться. Он бы прошелся хоть немного, хотя бы несколько шагов по проходуно проход был забит людьми. Несколько человек, растянувшись на скамьях, отжимались, кто-то подтягивался на поручнях вместо турника. Макс подумал, что скоро ему придется последовать их примеру, чтобы совсем не раскиснуть. Однако и здесь предстояло сделать нелегкий выбор: или растратить энергию, не зная, когда в следующий раз доведется поесть и попить, или сохранить ее про запас.
Василий обмяк, волосы прилипли у него ко лбу. Он собирал с лица капельки пота и облизывал пальцы.
Я бы с животными так не стал обращаться, простонал он.
Все это делается с определенной целью, ответил Макс, последовав его примеру; щетина царапала ему пальцы.
У вас лицо сильно порезано.
Правда? Он нащупал что-то влажное; пальцы были ярко-красными. Наверное, осколки впились, когда нас поливали из шланга.
Когда мы приедем?
Мы едем уже двенадцать-четырнадцать часов. Я забыл все здешние лагеря, но мы еще и половины пути до них не проехали.
О Боже, тяжело вздохнул Василий.
В прежние дни, во времена раскола, люди, сосланные в исправительные лагеря за свою веруили невериемолились Богу. Макс молился Дрожину. Во время чистки Разведка наверняка отчаянно нуждается в информации. Обермейер обязательно должен проверить почтовые ящики, догадаться, что Макс схвачен, и начать поиски. Единственная надежда для Макса заключалась в том, чтобы дождаться тех, кто придет вызволить его.
Не могу поверить, что меня везут в исправительный лагерь, жаловался Василий. Я ничего не сделал, чтобы заслужить такое обращениея не убийца, не насильник.
Смотри, не дай им превратить себя в того или другого, ответил Макс. А кроме того, самое тяжкое преступление по-прежнему заключается в ошибочных верованиях.
Но я делал все, что должен был, я поступил на правительственную службу после армии, я
Надо это пережить. Не высовывайся, сейчас необходимо выжить любой ценой.
Выжить любой ценой, повторил Василий, испуская глубокий вздох. Кажется, он неплохой парень, подумал Макс; не привык думать своей головой, но сейчас вынужден шевелить мозгами изо всех сил. Зачем же мы совершили революцию? спросил солдат. Я думал, она должна положить всему этому конец.
Макс помнил те дни. В церкви произошел раскол, и обе группы утверждали, что их вераединственно правильная. Ресурсы на планете были ограничены, и каждые истинно верующие жаждали заполучить их в свое полное распоряжение. Хотя в процессе борьбы с природой количество продуктов постепенно увеличивалось, противники готовы были перебить друг друга за право быть единственными проповедниками слова Божия.
Революция купила нам двадцать лет.
Что?
Последний раз подобная чистка происходила двадцать лет назад, объяснил Макс. Конечно, время от времени случались отдельные убийстваобычно все обставлялось как несчастный случай или болезнь. Но это была политика, обычное дело, как и везде. Мы купили себе двадцать лет мираа ведь прежде за два поколения мир продолжался не более трех лет. Ты вырос в мире, верно?
Ну, в общем, да.
Это куплено ценой революции. Так что она произошла не зря. А если эта чистка купит нам еще двадцать лет без войны, значит, она тоже совершена не зря.
Не знаю, мне трудно так думать, покачал головой Василий. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь думать так.
Может быть, тебе и не придется, с сомнением заметил Макс.
Автобус ехал весь день, останавливаясь лишь затем, чтобы сменить водителей и конвоиров. Ночью, когда арестованные, дрожа, кое-как пытались согреться, один из больных умер. Должно быть, его сосед заметил, что тело окоченело, и принялся причитать: «Петя, Петр, о брат, Петя, очнись, друг, я не верю, о Петя, друг».
От тела исходил довольно сильный запах, заглушавший даже всепроникающую вонь мочи, испражнений и пота. К тому моменту, когда солнце поднялось снова, все несчастные впали в какое-то беспамятство от усталости и отчаяния. Никто больше не подтягивался и не отжимался. Ветер заносил в разбитые окна песок, засыпал людей бурой пылью. Песчинки забивались Максу в глаза, волосы, в каждую складку его одежды и тела.
Они направлялись на север, и раскаленное солнце, поджаривавшее автобус, светило прямо в окна; Макс прислонился к стене и сидел неподвижно, стараясь не тратить энергию. Под передними сиденьями автобуса был устроен импровизированный морг; тело умершего прикрыли остатками его одежды, набросили что-то на лицо. Следующий ряд пустовал, хотя многим не хватало места.
У Макса кружилась голова от голода и жажды. Они уже проделали немалый путь. Но исправительные лагеря должны быть изолированы. Только после того, как крайний лагерь будет превращен в поселение, подобное Дальним Фермам, они установят на дороге цистерны с водой и сделают остановки для отдыха.
Террафермы. Так называли их первые колонисты. Пока заключенные не переименовали их в террорфермы. Он закрыл глаза.
С вами все в порядке? Василий тряс его за руку.
Все нормально, ответил Макс.
Ну хорошо, а то вы сейчас выглядели как труп.
Забавно, проскрежетал Макс. В космосе, на флоте, у меня была кличка «Труп», потому что я всегда так выгляжу.
Послушайте, я рассчитываю на вас, прошептал Василий, наклоняясь поближе. Я не хочу умирать.
Максу стало жаль его. Попытавшись сглотнуть забившуюся в глотку пыль, он сказал:
Есть одна вещь, которую тебе нужно знать, чтобы выжить
А затем он закашлялся, песок в горле не давал ему говорить, и остановиться он не смог. Ему нужно было попить, хоть маленький глоток, и все прошло бы, но пить было нечего. Обсасывать взмокшую от пота футболку было бесполезноон лишь наглотался пыли и соли и начал кашлять снова.
Где-то впереди закричали. Долговязый рыжеволосый парень забился в истерике, начал бросаться на стены, сначала с одной стороны, потом с другой, затем принялся пинать, топтать и колотить людей, лежавших на скамьях и на полу, требуя, чтобы они сделали что-нибудь, приказывая им встать и сделать что-нибудь. Вездеходы приблизились вплотную к автобусу.
Заткните его, хрипло выкрикнул Макс между приступами кашля. Заставьте его сесть. Другие люди, сидевшие, подобно Максу, на безопасном расстоянии, повторили его слова.
Сначала соседи сумасшедшего просто старались отодвинуться от него подальше, но он схватил какого-то человека и начал бить его по лицу. Остальные попытались оттащить его, но он бросился на них, требуя, чтобы его выпустили, требуя справедливостивещей, которых никто из них не мог ему дать. Чем крепче его удерживали, тем яростнее он вырывался, пока кто-то не разозлился и не ударил его, приказывая ему заткнуться. Затем остальные потеряли контроль над собой, началась драка, и все вместе повалились на пол.
Один из старших, которому было примерно за тридцать, бюрократ с брюшком, начал оттаскивать людей прочь, приказывая им перестать бить несчастного. Когда драка прекратилась, долговязый остался неподвижно лежать в проходе. Люди, не обращая на него внимания, вернулись на свои места. Спустя некоторое время кто-то подошел, осмотрел его, и два человека оттащили его в переднюю часть салона.
Василий держался за живот.
Интересно, скоро кто-нибудь предложит есть трупы?
Это вряд ли, ответил Макс, надеясь, что он прав.
Он размышлял об исправительных лагерях и о том, зачем они расположены так далеко от населенных мест. Здесь тела можно было сбрасывать в компостные ямы, а затем сообщать родным, что заключенный совершил побег, вместо того, чтобы отправлять им труп для похорон. Семья получала письмо, в котором говорилось, что их близкий человек сбежал, и содержалась просьба сообщить властям, если он объявится; это давало им надежду, а умершего окружало неким героическим ореолом. Но все заключенные, отмеченные как беглые, были мертвы.
Когда приедем в лагерь, будет хуже, сказал он.
До лагерей оставалось еще километров двести. Среди ночи Макс от голода и бессонницы впал в некое полубессознательное состояние и оказался на ничейной полосе между минными полями галлюцинаций и колючей проволокой реальности. Он сидел, прижавшись лицом к прохладному стеклу, прикрыв глаза и чувствуя, как на него давит невыносимая тяжесть десятков тел; сначала ему показалось, что запах гниющих водорослей снится ему во сне. Затем он очнулся.