Понимая, что больше добавить нечего, Вилма встала и сказала с улыбкой:
Закончим на этом, не то он задумается.
О чем задумается? спросил я в полной растерянности.
Не возникло ли у меня подозрений. Она подала мне руку. Ты помог мне, Майлс, сам не сознавая того. Не волнуйся за меня, и ты тоже, Бекки. Вы же знаете, я крепкий орешек. Всё у меня будет в порядке. Ты хочешь, чтобы я пошла к психиатру, Майлс, что ж, я схожу.
Я сказал, что запишу ее к лучшему известному мне специалисту, доктору Манфреду Кауфману из Сан-Рафаэля, и утром ей позвоню. К этому прилагался всегдашний совет расслабиться и постараться не беспокоиться. Вилма улыбалась и касалась ладонью моего рукаватак делают все женщины, когда мужчины не оправдывают их ожиданий. Она поблагодарила Бекки за то, что пришла, сказала, что собирается лечь пораньше, и мы с Бекки пошли к машине.
Доброй ночи, мистер Ленц, сказал я, проходя мимо дяди Айры.
Доброй, Майлс, заходи почаще. Бекки он послал ухмылку, а мне сказал, чуть ли не подмигнув при этом: Хорошо, что Бекки вернулась к нам, правда?
Да, замечательно.
В машине я спросил Бекки, не хочет ли она поужинать где-нибудь, и не удивился, когда она попросила отвезти ее сразу домой.
Жила она в трех кварталах от меня, в большом белом старомодном каркасном доме, где появились на свет и она, и ее отец.
Как ты думаешь, она правда будет в порядке? спросила Бекки, когда я затормозил у обочины.
Я пожал плечами.
Как сказать. Я хоть и врач, согласно диплому, но не знаю толком, что с ней не так. Мог бы много чего на психжаргоне наговорить, но это не моя тема, а Мэнни Кауфмана.
По-твоему, он сможет помочь ей?
Всякой правдивости есть предел.
Да, сказал я, если кто и сможет, так это Мэнни.
Проводив Бекки до двери, я вдруг совершенно непредумышленно спросил:
Увидимся завтра вечером?
Она кивнула рассеянно, не переставая думать о Вилме, и ответила:
Давай. Часов в восемь?
Ладно, я заеду. Как будто в наших отношениях и не было многолетнего перерыва; идя обратно к машине, я осознал, что жизнь впервые за долгое время вновь улыбнулась мне.
Я рискую показаться вам бессердечным. Мне, вероятно, тоже следовало думать о Вилме, но доктор быстро приучается не тревожиться за пациентов слишком активно и отгонять эту тревогу на задворки сознания. В коллежде этому не учат, но для врача это не менее важно, чем стетоскоп. Потеряв пациента, ты возвращаешься к себе в кабинет и уделяешь полное внимание засоренному глазу. Не можешьбросай медицину или приобретай узкую специализацию.
Ужиная у Дэйва за маленьким боковым столиком, я заметил, что посетителей в ресторане почему-то немного. Потом приехал домой, надел пижамные штаны, завалился в постель и стал читать детектив в бумажной обложке, надеясь, что телефонных вызовов не последует.
Глава третья
На следующее утро меня уже ждала одна пациентка. Маленькая тихая женщина лет сорока с лишним села в кожаное кресло для больных, примостив сумочку на коленях, и сказала с полной уверенностью, что ее мужвовсе не ее муж. Совершенно спокойно она объяснила, что он выглядит, говорит и ведет себя точно как мужа женаты они восемнадцать лет, но это просто не он. История Вилмы повторялась во всем, за исключением каких-то деталей; я и ее записал к Мэнни Кауфману.
Короче говоря, к следующей среде, когда в Окружной Маринской больнице проводится собрание врачебного персонала, я отправил к Мэнни еще пять пациентов. Один, здравомыслящий молодой адвокат, довольно хорошо мне знакомый, был убежден, что замужняя сестра, у которой он живет, совсем не сестра, хотя ее муж ничего такого не замечал. Матери трех старшеклассниц в слезах поведали, что их девочки полагают, будто их учитель английскогосамозванец, выдающий себя за учителя, и подвергаются за это насмешкам. Бабушка привела девятилетнего внука, живущего теперь у нее: мальчик впадал в истерику при виде матери и заявлял, что это не мама.
Мэнни Кауфман в кои веки приехал на собрание загодя и поджидал меня. Когда я запарковался на больничной стоянке, меня окликнули из другой машины. Подойдя, я увидел на переднем сиденье Мэнни и дока Кармайкла, другого психиатра из округа Марин, а на заднем Эда Перси, моего конкурента. Мэнни открыл свою дверь и сидел боком, уперев локти в колени. Он брюнет, красивый такой и нервный, на интеллигентного футболиста похож. Кармайкл и Перси постарше и посолиднеесразу видно, что доктора.
Какого черта творится у вас в Милл-Вэлли? Задавая этот вопрос, Мэнни покосился на Эда Персик тому тоже обращались, как видно.
Новое хобби, думаю, появилось. Я оперся на открытую дверь. Вроде бега трусцой.
Первый заразный невроз, с которым я сталкиваюсь. Мэнни посмеивался и злился одновременно. Эпидемического масштаба. Ты нам так весь бизнес загубишь: мы в полных непонятках, что с ними делатьправильно, Чарли? Он оглянулся на сидевшего за рулем Кармайкла. Тот слегка нахмурился (он патриарх местной психиатрии, а Мэннимозг) и сдержанно вымолвил:
Да, серия весьма необычная.
Ну что ж, сказал я. Психиатрия, как известно, отсталая падчерица медицины, пребывающая пока что в младенчестве, потому вы и не
Кончай острить, Майлс, я с ними в тупик уперся. Мэнни смотрел на меня испытующе, прищурив один глаз. Знаешь, что я сказал бы, не будь это совершенно исключено? Возьмем, к примеру, Ленц: я сказал бы, что это вовсе не бред. Все признаки указывают на то, что невроза, по крайней мере в этом отношении, у нее нет. Я сказал бы, что это не мой случай, что ее опасения абсолютно реальны и ее дядя в самом деле не дядявот только это исключено. Исключено также, чтобы у девяти человек из Милл-Вэлли внезапно проявился совершенно одинаковый бред, верно, Чарли?
Кармайкл промолчал. После общей паузы Эд Перси вздохнул и сказал:
Ко мне сегодня явился еще один. Многолетний мой пациент, мужчина под пятьдесят. У него есть дочь двадцати пяти лет, которая вдруг перестала быть его дочерью. К кому из вас направить, ребята?
Не знаю, ответил Мэнни после очередной паузы. Как хочешь. От меня толку будет не больше, чем с остальнымиможет, Чарли настроен оптимистичней.
Присылай, сказал Кармайкл, сделаю что смогу. Мэнни, однако, прав: бред нетипичный.
Бред или что-то другое, добавил Мэнни.
Может, кровопускание попробовать? предложил я.
Почему бы и нет, сказал Мэнни.
На собрании было весело, как всегда. Мы прослушали занудный доклад университетского профессорая бы лучше провел время с Бекки или хоть телик посмотрел дома. После мы с Мэнни еще немного поговорили, но особо сказать было нечего.
Будь на связи, Майлс, ладно? попросил он под конец. Надо же разобраться в этом.
Я пообещал, что буду, и поехал домой. С Бекки я на прошлой неделе встречался через день, но не потому, что между нами что-то завязывалось. Все лучше, чем ошиваться в бильярдной, раскладывать пасьянс или собирать марки. Меня вполне устраивало наше приятное, без напрягов общение. На следующий вечер мы решили пойти в кино. Я сообщил дежурной телефонистке Мод Крайтс, что иду в «Секвойю» на Корте-Мадера, добавил, что отныне буду заниматься исключительно абортами, и пригласил ее стать первой пациенткой. Она похихикала.
Классно выглядишь, сказал я Бекки, пока мы шли к машине. Чистая правда, между прочим: на ней был серый костюм с серебристым цветочным рисунком на плече.
Спасибо. Она села в машину с довольной, ленивой улыбкой. Мне так хорошо с тобой, Майлс, легче, чем с кем бы то ни было. Потому, наверно, что мы оба в разводе.
Я кивнул и включил зажигание, хорошо ее понимая. Свободаэто прекрасно, но прекращение отношений, которые задумывались как постоянные, выводит тебя из равновесия и подрывает твою уверенность. Мне повезло встретить Бекки. Пройдя через те же испытания, мы могли общаться спокойно, без волнений и запросов, всегда возникающих между мужчиной и женщиной. С любой другой все шло бы к неизбежной развязкебраку, роману или разрыву, а Бекки как раз то, что доктор прописал в такой вот погожий осенний вечер.
Просто скажите Джерри, док. Слова кассирши в кино означали, что она уведомит меня о возможном вызове, если я скажу администратору, какие у нас места. Мы купили попкорн, вошли в зал и сели.
Фильм удалось посмотреть до середины. Мне сдается, я видел больше половинок фильмов, чем кто-либо из живых, и память моя забита как неоконченными, так и безначальными сюжетами. Увидев, как Джерри Монтизамберт, администратор, делает мне знаки из прохода, я тихо выругался: фильм, как назло, был хороший, «Меж двух времен»про парня, который перемещается во времени. Пришлось пробираться к выходу мимо полусотни человек, у каждого из которых было по три коленки.
В фойе из-за киоска с попкорном вышел Джек Белайсек.
Извини, что не дал досмотреть, Майлс. Взгляд, устремленный на Бекки, давал понять, что извинения и ей адресованы.
Пустяки, Джек. Что у тебя случилось?
Вместо ответа он вышел на улицу. Я понял, что он не хочет ничего говорить в фойе, и мы последовали за ним.
В общем, это не срочно, сказал он у ярко освещенных афиш. В смысле, это даже и не болезнь. Я просто хотел, чтобы ты взглянул.
Мне нравится Джек. Он писатель, и хороший, по-моему, я читал одну его книжку, но сейчас я немного на него обозлился. Вечная история: весь день люди думают, звать им доктора или нетдело вроде бы терпит, а вечером почему-то решают, что лучше все-таки вызвать.
Если не срочно, Джек, почему бы не подождать до утра? Тем более что я не одинвы, кстати, знакомы?
Да, улыбнулась Бекки.
Конечно, подтвердил Джек. Я знаю и Бекки, и ее папу. Он пораздумал и предложил: Давайте возьмем и ее, если она не против. Пожалуй, так даже лучше, жене спокойнее будет. Не знаю, понравится ли Бекки то, что она увидит, но это точно интересней, чем ваше кино, гарантирую.
Бекки кивнула в знак согласия, и я больше не стал ни о чем спрашивать, зная, что Джек далеко не дурак. Сказал только:
Ладно. Поедем в моей машине и поговорим по дороге. Потом я тебя подброшу обратно, и ты заберешь свою.
Мы втиснулись на переднее сиденье втроем и поехали к Джеку за город. Он так и не сказал ничего по каким-то своим причинам. Ему лет сорок, у него тонкое подвижное лицо и преждевременно поседевшие волосы. Умный, рассудительный человек. Я это знаю, потому что несколько месяцев назад он меня вызвал к своей жене. У нее внезапно подскочила температура в сочетании с крайней слабостью, и я, порядком напуганный, диагностировал пятнистую лихорадку Скалистых гор. Можно очень долго практиковать в Калифорнии, так никогда и не столкнувшись с этой болезнью, я понять не мог, где больная могла ее подцепить. От нее я и назначил лечение, честно сказав Джеку, что это мой первый случай такого рода, если ему требуется мнение другого врача, то пожалуйста. При этом я добавил, что крепко уверен в своем диагнозе и что любое сомнение в нем может привести к нехорошим последствиям. Джек выслушал, задал пару вопросов, подумал и предоставил мне лечить его жену, как я сочту нужным. Месяц спустя она уже печенье пекла, Джек мне привез его в офис. Я уважаю людей, умеющих принимать непростые решения, и ждал, когда он заговорит сам.
За черно-белым знаком границы города он наконец подал голос:
Наш проселок налево, если забыл. Зеленый дом на холме.
Я кивнул и стал подниматься в гору.
Остановись на минутку, ладно? Хочу кое о чем спросить.
Я притормозил на краю дороги, не выключая двигатель.
Врач ведь обязан сообщать о некоторых вещах, верно?
Не столько вопрос, сколько утверждение. Я кивнул.
Об инфекционных болезнях, продолжал он, об огнестрельных ранах, о трупах. Это обязательно, Майлс? Он отвел взгляд. Есть ведь случаи, когда врач может нарушить правила?
Это зависит, пожал плечами я.
От чего, например?
От врача, вероятно. И от конкретного случая. В чем дело-то, Джек?
Не скажу пока, сначала ответь. Он снова посмотрел на меня. Допустим, это огнестрел, а ты о нем не заявишь. Зная, что у тебя будут неприятности, если об этом узнают, могут даже лицензию отобрать. Можешь представить себе обстоятельства, в которых ты, рискуя своей репутацией, а то и лицензией, нарушишь врачебную этику и не заявишь властям?
Я снова пожал плечами.
Не знаю, Джек. Может, и есть такая ситуация, в которой я бы согласился пойти на это. Эта таинственность начинала порядком меня раздражать. К чему ты, собственно, клонишь? Никаких обещаний давать не стану, учти. Если в вашем доме есть нечто, о чем я обязан сообщить, то, скорее всего, сообщу, вот и все.
Этого хватит, улыбнулся он. Верю, что ты решишь правильно. Поехали дальше.
Я снова тронулся и увидел при свете фар женщину в фартукеона шла нам навстречу, обхватив себя руками: вечера здесь холодные. Теодора, жена Джека.
Я остановился, подъехав к ней.
Здравствуй, Майлс, сказала она и заглянула в открытое окно. Не могу сидеть там одна, Джек. Извини.
Надо было взять тебя с собой, кивнул он. Я сглупил, что не взял.
Я открыл Теодоре заднюю дверь, Джек познакомил ее с Бекки, и мы поехали к дому.
Глава четвертая
Зеленый каркасный дом Джека стоит на склоне холма. Встроенный в фундамент гараж был открыт. Джек попросил меня заехать туда, включил свет, закрыл двери и провел нас в смежное помещение. Подвал был как подвал: древнее корыто для стирки, стиральная машина, лошадка-качалка, кипы газет, банки из-под краски, штабель картонных коробок. Джек прошел к другой двери и задержался, взявшись за ручку. Я знал, что у него там хороший, хотя и не новый бильярд; он говорил, что часто гоняет шары в одиночестве, это помогает ему сочинять.
Приготовьтесь, сказал он Бекки, посмотрел на жену, открыл дверь и зажег свет.
Лампы в бильярдных всегда яркие и висят низко, чтобы не светить в глаза игрокам. Эта, под четырехугольным абажуром, освещала только стол, оставляя в тени всю комнату. Бекки ахнула в полумраке: на зеленом столе под лампой в 150 ватт лежало что-то, прикрытое прорезиненным чехлом, определенно труп.
Вперед, сказал мне Джек. Сними чехол.
Раздраженный и напуганныйписатель явно пересолил с загадками, я сдернул тяжелую ткань. На зеленом сукне лежало обнаженное тело. Мужчина, пять футов десять дюймов примернорост лежащего человека определить не так просто. Белый, очень бледный при ярком свете. Это выглядело постановочно и в то же время реально до ужаса. Вес небольшой, около 140 фунтов, но упитанность в норме и мускулатура хорошо развита. Возраст определить опять-таки трудново всяком случае, не старик. При виде его голубых, очень ясных глаз, глядящих прямо на мощную лампу, мои собственные глаза заслезились. Ни ран, ни других очевидных причин смерти. Я обнял Бекки за плечи и сказал Джеку:
Ну-с?
Посмотри как следует, невозмутимо ответил он. Ничего странного не заметил?
Мое раздражение усилилось. В этом мертвеце действительно было что-то странное, но я не мог понять, что, и сильно из-за этого злился.
Брось, Джек. Я вижу, что он мертвый, ничего больше. Кончай туман нагонять, говори, в чем дело.
Пожалуйста, Майлс, не сердись. Я просто не хочу влиять на тебя и навязывать свои впечатления. Если я прав, то хочу, чтобы ты это сам увидел, а если мне примерещилось, то так и скажи. Присмотрись к нему хорошенько.
Я медленно обошел вокруг стола, рассматривая покойника под разным углом. Остальные посторонились, уступив мне дорогу.
Ладно, примирительно сказал я в итоге, тебе не мерещится, Джек. А если мерещится, то и мне видится то же самое. Для начала, такое тело, живое или мертвое, не часто увидишь. Такими бывают туберкулезники, которые чуть ли не всю жизнь провели в санаториях. Все прочие люди, кроме них, с годами неизбежно приобретают шрамы и другие отметины, но он-то далеко не туберкулезник. Это здоровый мускулистый мужчина, который никогда не играл в футбол и хоккей, не падал с лестницы, не сломал ни единой кости. Не пользовался, так сказать, своим телом. Ты это имел в виду?
Именно, кивнул Джек. Что еще скажешь?
Ты как, Бекки? Я посмотрел на нее через стол.
Нормально, сказала она, прикусив губу.
Теперь лицо. Я посмотрел на него еще разбелое, абсолютно спокойное, с фарфоровыми глазами. Я не сказал бы, что оно детское. Костяк вполне сформирован, это лицо взрослого человека, только незавершенное, что ли. Я не мог найти нужного слова.