Никта - Георгий Старков 4 стр.

«Какой страшный город»,  подумала Кэсси.

Вслух она спросила:

 Как ты думаешь, что там, за стенами города?

 Уж явно не то, что нам без устали втюхивают,  фыркнул Леон.  Если бы там действительно была солёная пустыня, то какой смысл запрещать жителям хоть одним глазком на неё глянуть?

 Может, там что-то очень страшное.

 Если там действительно так страшно, то люди сразу вернутся в город и никогда больше вылезать не будут. Нет, тут что-то нечисто.

 Но ведь автоматоны

 Автоматоны! Ты серьёзно веришь в сказки, что их якобы создали Герцог и Герцогиня, чтобы после их смерти они продолжали развивать Колонию по их плану?

Кэсси перевела взгляд на почерневшее лицо Герцога с оскалившимися зубами и дырявой щекой. В дыре сидел ворон и что-то деловито клевал.

 Но откуда-то же они взялись,  сказала она.

 А я вот слышал другую версию.

 Это про войну с большими птицами? По-моему, это даже более бредово, чем про Герцога и Герцогиню.

 Нет, если хорошо вдуматься, это имеет смысл. Вот, например, почему у фиджи есть огнестрельное оружие, а у арнольдов нет? Потому что фиджи предназначены для уничтожения врагов в воздухе, когда те бодрствуют, а арнольдына земле, когда птицам приходится спускаться, чтобы уснуть. И в это время арнольдам с их ловкостью не составляет труда подобраться к ним и

 Леон, я не об этом хотела поговорить,  перебила его Кэсси.  Я просто хотела сказать, что мне хочется увидеть, что там, за стенами. Хотя бы разок перед тем, как

Она прервалась; возникла неловкая пауза. Потом Леон сделал шаг вперёд, ближе к краю, развернулся и посмотрел наверх:

 Знаешь, а обзор оттуда лучше. Даже почти видно горизонт за стенами.

Кэсси подошла к обрыву. Пещеру, о которой говорил Леон, она нашла не сразуона явно была меньше той, в которой они сейчас находились, и узкая щель входа была почти незаметна среди скал. Путь до неё был покороче, чем расстояние, которое они уже преодолели, да и склон казался более пологим.

 «Пещера Клиффа»,  сказал Леон.

«Та, которая исцелит меня». Кэсси внезапно почувствовала странную вибрацию глубоко внутри себя, будто кровь в венах пошла пузырьками. Она попыталась понять, чем это вызвано, но не смогла разобраться в ощущениях. Любопытство? Страх? Отчаяние?..

 Поднимемся?  спросила она.

Леон посмотрел на неё с удивлением:

 Ты серьёзно?

 Ну, мы ведь пришли сюда, чтобы сделать именно это, разве не так?

 Слишком опасно,  Леон покачал головой.  После того, что только что произошло

 А я хочу подняться. Ты же видел, фиджи не даст мне упасть.

 Во-первых, он уже улетел. Во-вторых, если он сделал это один раз, это вовсе не значит, что он будет делать это всегда. Я вообще не понимаю, почему он тебя спас. Ни разу не слышал, чтобы автоматоны помогали людям.

 Да брось! Где твой азарт? Внизу его в тебе было побольше.

 Кэсси, только не говори мне, что ты поверила в то, что эта пещера сможет тебя вылечить. Это был просто глупый сонмне вообще не стоило тебе его пересказывать! Там, наверху, просто маленькая пещерав нём, наверное, мы вдвоём даже не поместимся. Мы шутили, что местечко Клиффу под стать, потому что он из нас был самым мелким

Терпение Кэсси иссякло. Заметив выступ на скале на расстоянии шага от края, она вместо ответа одним прыжком перемахнула туда, тут же привычно прижавшись к скале. Леон потрясённо замолчал. Кэсси в одно мгновение показалось, что руки снова немеют, но это было не такпальцы крепко держались за камни. Она победно оглянулась:

 На этот раз я буду первой!

 Ты совершенно дурная сегодня,  обречённо ответил Леон, но в его тоне сквозило что-то, близкое к восхищению.  Ладно, я буду сразу за тобой, хоть подержать за ногу смогу, если что. Только, прошу, будь осторожнее.

Подъём на этот раз шёл значительно бодрееуже через минуту Кэсси без трудностей преодолела половину пути. Повторять ошибку и смотреть вниз она не стала, поэтому страха высоты не было. Под нею уверенно лез Леон, повторяя её маршрут, и время от времени приговаривал: «Спокойнее», или: «Не спеши», или: «Посмотри налево». Кэсси не особо прислушивалась к его подсказкамвсё шло как будто само собой, и она преисполнилась уверенности, что доберётся до заветной пещеры, и ни собственная неуклюжесть, ни очередной приступ болезни ей в этом не помешают. Помехой были разве что царапины на руках, локтях и спине, полученные от острых камешков, которыми была усеяна «пещера Дейва». Заниматься сексом в ней, конечно, было очень романтично, но последствия отдавались сейчас неприятным жжением по всему телу.

Всё произошло так быстро, что Кэсси почти ничего не успела понять. Когда она находилась уже у самой пещеры и была готова возликовать, всё вокруг залило зелёным, и по ушам ударил резкий вой сирены. «Опять?  смутно удивилась она.  Но зачем? Ведь я же не падаю». Но тут Леон громко выругался, и Кэсси поняла, что в этот раз фиджи явился вовсе не для того, чтобы спасать её. Самое ужасноеона находилась в таком неудобном положении, что при всём желании не смогла бы повернуть голову, чтобы понять, что происходит. Судя по тому, как за спиной началось постукивание печатного устройства, фиджи что-то сообщално как она могла прочитать выданные автоматоном карточки? Оставалось только быстрее забраться в пещеру и уже там попытаться понять, чего от них хотят. Кэсси сделала последний рывок наверх и буквально влезла в пещеру, которая действительно оказалась крошечнойв ней даже нельзя было выпрямиться в полный рост. Впрочем, ей сейчас это не было нужнокак была, на коленях, она развернулась и протянула руку Леону. Фиджи парил чуть выше головы Кэсси, осыпая её дождём карточек, но читать их не было временипервым делом нужно помочь Леону попасть в пещеру, а потом уже

Леон дотронулся до её руки, и фиджи открыл огонь из пулемёта.

На какое-то время всё исчезломир превратился в один багровый комок, пропитанный болью, и только иногда в нём прорезывались ядовито-зеленые осколки. Потом красная пелена выцвела, превратившись в грязно-серый камень, а разбросанные по камню осколки обрели белый цветвпрочем, они были обильно перепачканы в чём-то красном. Кэсси моргнула несколько раз. Ей понадобилось время, чтобы понять: она лежит ничком в пещере, голова повернута вбок, а осколки, разбросанные на камнях, были её зубами. Всё её лицо пылало огнём.

«Леон»,  имя всплыло в разуме, заняв место, освобождённое притупившейся болью. Кэсси поднялась на колени, не замечая, как по подбородку ручьём течёт кровь, и подползла к выходу из пещеры. Летающий автоматон мельтешил где-то далеко в воздухе. Кэсси высунула голову за край, посмотрела вниз. Леон лежал у подножия скалы с нелепо разбросанными руками и ногами, которые беспокойно шевелились, будто он пытался найти во сне удобное положение. Вместо лица у него было что-то красное и мокрое. Кэсси вздрогнула и отползла обратно вглубь. Там она принялась, морщась от боли, щупать своё лицоточнее, то, что от него осталось: одна из пуль, пущенных по Леону, срикошетила от камня и выбила ей верхнюю челюсть, раздробив зубы и превратив губы в ошметки.

Кровь всё текла, не собираясь останавливаться. Кэсси тряхнула головой и зажмурилась. Когда она вновь открыла глаза, то увидела, как перед ней упала застрявшая в волосах карточка, напечатанная фиджи. Она взяла её окровавленными пальцами, поднесла к лицу и прочитала:

Кэсси читала и перечитывала два коротких предложения, набранные на плотной шершавой бумаге, но смысл слов ускользал от неё. Она могла бы сидеть так целый час, постепенно истекая кровью, если бы её внимание не привлек странный шуршащий звук, сопровождаемый отчаянным карканьем ворон.

Герцогиня пришла в движение. Она медленно поворачивала окаменевшую голову, от которой шарахались прочь перепуганные птицы. Руки оторвались от скал, на которых покоились сотни лет, и это испытание стало роковым для нескольких пальцев, которые оторвались и обрушились серыми кусками. Исполинская женщина смотрела на Кэсси провалом своей единственной глазницы. Правая рука торжественно вытянулась вперёд, показывая на девушку обломанным остовом указательного пальца. Иссушённые губы растянулись в усмешке, обнажив большие жёлтые зубы с чёрными промежутками между ними

и тут тонкая шея не выдержала движения и разломалась. Голова Герцогини с грохотом упала вниз. Череп раскололся от удара о землю, вмялся внутрь себя, выплескивая наружу зловонный серый прах. Тяжелая коса рассыпалась на ветру, и волосы соломенного цвета разлетелись по всему полю. После этого стало очень тихоказалось, вся Колония до самых дальних окраин замерла в ожидании, что же будет дальше.

Кэсси не знала, сколько времени прошло после этого: может, минута, может, десять. Она всё сидела и смотрела на ставшую безголовой Герцогиню, и на неё падала тень от гигантской руки.

Из прострации её вывело множащееся жужжание приводов. Взглянув на Белотравное поле, Кэсси увидела, как с улиц, примыкающих к полю, один за другим появляются металлические пауки. Не один, не два и даже не десятьказалось, все арнольды Колонии спешили сюда, и их становилось всё больше. Новые теснили к скалам тех, кто появился раньше, и через какое-то время всё Белотравное поле превратилось в серебристое беспокойно жужжащее море. Даже то, что осталось от головы Герцогини, было безжалостно затоптано ими в этой давке. А тем временем в небе уже рос рой зелёных светлячков: фиджи тоже решили присоединиться к своим наземным собратьям.

 Что происходит?  прошепелявила Кэсси. Слова вылетели из изувеченного рта брызгами крови. При звуке её голоса по рядам арнольдов прошло волнение: тысячи автоматонов замахали копьями, завертелись на местах. При взгляде сверху казалось, что они танцуют некий диковинный танец.

«Буги-вуги»,  вспомнилось Кэсси. Танец, о котором ей рассказывал Леон. Он прочитал про него в одной из своих книжек.

Небо потемнело от тучи автоматонов-стрекоз, которые нависли над полем, загораживая солнечный свет. Фиджи расположились многоярусным полукругом перед пещерой, где сидела Кэсси; под их прожекторами всё Белотравное поле окрасилось в призрачные замогильные цвета.

Кэсси ткнула пальцем в одного из ближайших к ней фиджи, у которого из корпуса свисал трос с клешней, и приказала:

 Сюда.

Автоматон послушно оторвался от общей толпы и подлетел к девушке. Кэсси поймала трос и поднесла его к своему плечу, и клешня понимающе сомкнулась на её ключице. Несмотря на устрашающий железный блеск, манипулятор обхватил плечо очень мягко и бережно; Кэсси даже ничего не почувствовала. Тем временем к ней подлетел ещё один фиджи с тросомне понадобилось даже звать его отдельно. Кэсси оставалось только поднести трос к другому плечу. Теперь стоит дать одну команду, и фиджи спустят её на землю со всеми удобствами.

Но Кэсси медлила.

Она посмотрела на армию автоматонов, которая всё пополнялась и пополнялась и перестала умещаться в поле; на опаленные небоскребы и башни, над которыми сверкали молнии; на едва различимое в наступившем сумраке пятно у подножия скалы, которое совсем недавно было её возлюбленным; и, наконец, на руку Герцогини, которая была всё ещё устремлена в её сторону.

Она всё поняла.

Улыбнувшись простирающемуся перед ней городу разорванными губами, Кэсси взмахнула рукой в повелительном жесте и крикнула:

 Вперёд!

И легион двинулся вперёд.

2016 г.

Москва

Я рос в запорошенном снегом безымянном северном поселении, где солнце было скорее случайным гостем, чем дневным светилом. Город окружала кочковатая равнина, летом дающая недолгую жизнь чахлым росткам, а зимой превращающаяся в заледенелую пустошь. Через неё текла широкая река с холодной ленивой водой, имевшая обыкновение промерзать чуть ли не до дна. Тем не менее, она была нашей кормилицей, и жители городка почтительно именовали реку «Матушкой»она просто кишела рыбой, и в краю, почти лишённом зверья и растительности, ловля рыбы была промыслом, позволявшим людям выживать. Рыба была основным питанием нашей семьи: варёная, жареная, солёная, тушёная, вяленая, замороженная, и даже прокисшаянапоминающая вонючий студень, пролежавшая неделю в неглубокой летней землянке. Отец занимался добычей рыбы во все сезоны и сам весь пропах ею: скинь он все одежды и мойся целый час горячей водой, от него всё равно за версту разило бы влагой, солью и илом. Лишь в «пьяную неделю» в середине зимы, когда о солнечном свете нам напоминали лишь осторожные сумерки на востоке, а город окутывал обжигающий кожу ледяной туман, рыболовство прекращалось вместе со всей видимой жизнью в городке. Эти дни неспроста назвали «пьяными»единственным занятием почти всех жителей в них являлось беспробудное общение с бутылкой. После пьяных дней все свалки утопали в пустых бутылках, и мы, малолетние детишки, развлекались тем, что били их, чтобы услышать звон стекла.

Отец утонул, провалившись под осенний лёд, когда мне было двенадцать. Через год во сне отошла бабушка, и я остался вместе с матерью и младшим братишкой, который к тому времени едва научился говорить. Так и вышло, что я поневоле стал главным в семье.

Я с головой окунулся в беспросветные рыбацкие будни, чтобы не дать нам умереть с голодухорошо, что отец успел научить меня азам ремесла. В первые недели я часто возвращался с пустыми руками, но затем мне начала улыбаться удача, и я набирал уверенность в себе. Я чинил старые снасти, учился торговаться, меняя у приезжих купцов рыбу на нужные вещи. А ещё приходилось противостоять тем, кто хотел отнять у меня улова таких было много. Люди, разочарованные тем, что река оставила их ни с чем, обращали взгляд на одинокого мальца, за которого некому было вступиться; я казался им готовой жертвой. Мне не раз в жестоких потасовках ломали нос, рёбра, ещё чаще я возвращался домой с синякамино ни разу я не отдавал рыбу без боя, даже если против меня была пьяная толпа. Каждый раз сердце замирало от страха и волнения, но выказать слабость один раз значило проиграть всё своё будущее. Если обидчики узнают, что я сломлен, то я навсегда стану их любимой целью. Я видел, что происходит с теми, кто сдалсяони приходили на реку рано утром или поздно вечером, когда там было мало людей. Ходили быстро, сутулясь и затравленно оглядываясь. Даже так не было случая, когда при них оставалась хотя бы четверть улова: если рыбу не отбирали на месте, то потом приходили к ним домой

Так что я не мог избежать стычек. Всегда поднимался, когда меня валили с ногразмазывал по лицу кровь из носа, сжимал кулаки, на которых появились мозоли от частых драк, и опять бросался вперёд. Постепенно от меня отстали, поняв, что лёгкой победы можно не ждать. А через год-два я подрос, возмужал, набрался опыта и мог теперь без особых усилий одолеть хоть троих дылд, зарящихся на чужое добро.

Время шло. Солнце поднималось и опускалось, рыба приплывала на нерест и уплывала, гора стеклянных осколков на свалках рослано ничего сверх того в городке не менялось. Я не видел, чтобы у нас возводился хотя бы один новый дом. Никто не приезжал к нам жить из других мест, никто не уезжал в поисках лучшей жизни. Население местечка постепенно сокращалось, но не было видно, чтобы это кого-то волновало и кто-нибудь задумывался о будущем. Пропахшие рыбой люди заботились о том, чтобы пережить очередную зиму, чтобы в доме было тепло и было чем набить брюхо и затуманить ума всё остальное их внимание обходило стороной.

Мне исполнилось девятнадцать лет, и теперь по хозяйству маме подмогу составлял младший брат. Сама мать сильно постарела и уже не могла заниматься домом в одиночку. Седина, раньше вплетавшаяся в её волосы украдкой, теперь царила в них вовсю, на лице пролегли глубокие жёсткие морщины. После одной особенно цепкой простуды она стала постоянно кашлять, хватаясь за впалую грудь. Я находил кровавые мазки в её плевках в лохань и знал, что это значит. «Холодный кашель» подкашивал многих на студёных равнинах, но я не хотел верить, что и мою мать он медленно съедает изнутри. Когда иными вечерами сон не спешил приходить, мне становилось особенно сложно отогнать тяжкие мысли. Тогда я осторожно вставал и притаскивал из угла ближе к печи сундук покойной бабушки. Внутри под аккуратно сложенными платьями из ситца (большинство из них бабушка носила всего пару раз в большие праздники) лежала жестяная шкатулка. Бабушка говорила, что она ей досталась от её собственной бабушкистало быть, от женщины, приходящейся мне прапрабабушкой. В шкатулке были карточки с изображениями незнакомого мне места, которое с годами всё чаще занимало мои мысли.