Ага! вскричал он с торжеством. Благодарение небу, бронза и кожа сохранились, он опять встал, и у него в руке Беатрис увидела необычную подзорную трубу.
Мой уровень, видишь? с гордостью произнес он, показывая ей прибор. Деревянного треножника давным-давно нет. Отсутствие фиксаторов, на которых он держался, мало меня беспокоит. Равно как и склянка для спирта наверху. Главное, что сам телескоп кажется нетронутым. Сейчас посмотрим, говоря это, он протер окуляр и объектив обрывком рукава своего пиджака. От Беатрис не укрылось, что медные трубки изношены и запятнаны прозеленью, но держатся прочно. И линзы, когда Стерн окончил их прочищать, засияли ярко, как прежде.
Идемте, идемте со мной, позвал он.
Выбравшись в коридор, он двинулся вперед. Беатрис шла за ним. По дороге она тщательней собрала вокруг себя свое покрывало из волос.
В этом вселенском распаде, на останках мира, так мало, в сущности, значили привычные условности. Вместе, карабкаясь по разбитым ступеням, где заржавевшая сталь виднелась среди распавшегося камня или цемента, они поднимались все выше и выше. Густая паутина преграждала путь. Требовалось ее смахивать. Новые и новые летучие мыши кидались прочь, вереща, когда к ним приближались чужаки. Маленькая пушистая белая сова заморгала на них из темной ниши, а почти на самом верху они вспугнули целую стаю ласточек, которые облюбовали себе для жилья разбитую балюстраду.
И, наконец, несмотря на все непредвиденные происшествия такого рода, они добрались до верхней платформы почти в тысяче футов над землей. Выбрались наружу через останки вращающейся двери, он впереди, проверяя каждый фут пути, она за ним. И вот они на узкой платформе из красных плиток, окружающей башню. Даже здесь они с возросшим изумлением увидели, что длань времени наложила на все свой отпечаток после таинственного происшествия.
Взгляните-ка, указал он. Мы пока так и не знаем, что все это значит. И не можем сказать, как давно это стряслось. Но, судя по тому, как здесь все выглядит, давнее, чем я предполагал. Смотрите, даже плитки потрескались и крошатся. Такую плитку в свое время считали весьма стойкой. Трава растет в пыли, которую нанесло в трещины. И, смотрите-ка, молодой дуб пустил корни и сдвинул с места несколько плиток.
Ветер и птицы принесли сюда семена и желуди, ответила она оторопелым голосом. Подумать только, сколько времени прошло. Многие годы. Но скажите мне, ее лоб наморщился от внезапной мысли, скажите, как мы столько прожили? Я не могу понять. Мы не только не погибли от голода, но и не замерзли насмерть в самые жестокие зимы. Как такое могло случиться?
Будем считать это пребыванием в анабиозе, пока не добудем факты, если вообще до них доберемся, ответил он, озираясь в недоумении. Вам известно, конечно, как жабы, впадая в спячку, сохраняются в камне на целые столетия? Как рыб, натвердо промороженных, опять возвращали к жизни? Ну, и
Но мы-то люди.
Безусловно. Некие неизвестные силы природы могли вдруг взять да и поступить с нами, как с куда менее высокоорганизованными существами, ниже млекопитающих. Не забивайте пока себе голову этими вопросами. Даю вам слово, у нас сейчас достаточно дел, и не стоит пока задавать себе вопросы, как и почему. Все, что мы пока знаем, это что прошел очень большой, поистине невероятный, и неопределенный период времени, а мы остались живы. Остальное может подождать.
И как много времени, как вы примерно оцениваете? с тревогой спросила она.
Невозможно сказать с ходу. Но, пожалуй, это нечто чрезвычайное. И, вероятно, дольше, чем я или вы подозреваем. Взгляните, к примеру, как все вокруг пострадало от непогоды, он указал на массивные каменные перила, видите, в каком они состоянии?
И в самом деле, целый участок упал внутрь. Его обломки валялись в беспорядке, завалив южную часть платформы. Бронзовые поперечины, которые хорошо помнил Стерн, по две на каждом углу, наклоном внутрь, поддерживавшие перила, теперь истончились и держались на честном слове. А сами перила изломались, искривились вследствие смещения каменных блоков, между которыми, проделывая свою разрушительную работу, пробивались трава и ползучие растения.
Осторожно, предупредил Стерн, не вздумайте опереться о какой-либо из этих камней, он удержал ее твердой рукой, когда она с пылким любопытством устремилась вперед к перилам. Даже не приближайтесь к краю. Там все наверняка сгнило и внизу образовались пустоты. Держитесь ближе к стене, он пристально обследовал взглядом это место. Каменная облицовка давно сказала прости-прощай, заметил он. Но, насколько мне видно, стальной каркас более-менее держится. И не дает всему прочему развалиться окончательно. Вероятно, я скоро смогу приблизительно рассчитать дату катастрофы. Но пока что давайте-ка называть ее Икс и на этом успокоимся.
Год Икс, прошептала она едва слышно. О небо, неужели я такая старая?
Он не дал ответа, а только заботливо привлек ее к себе, меж тем как теплый летний ветер летел себе к морю и дальше над искрящейся протяженностью залива, один неизменный среди всеобщего разрушения. На этом ветру так искушающе заволновались ее тяжелые и густые волосы. Он ощутил, как их шелк ласкает его полуобнаженное плечо, и кровь у него за ушами забилась с необычной силой. Теперь дремота первых мгновений пробуждения начисто пропала. Стерн не чувствовал себя больше слабым или разбитым. Напротив, никогда еще жизнь с таким теплом и полнотой не двигалась по его сосудам. Присутствие женщины заставляло его сердце стучать тяжелей, но он закусил губу и отогнал от себя всякую неподобающую мысль. Только рука его несколько напряглась вокруг ее тела, приникшего к нему так тепло и чарующе. Ибо она от него не отпрянула. Она нуждалась в его защите, как всегда с самого начала мира женщина нуждалась в мужчине. А ей казалось: что бы ни случилось, его сила и надежность не подведут. И, несмотря ни на что, она не могла в тот миг найти в своем сердце ощущение несчастья. И хотя не так-то много времени прошло после пробуждения, начисто исчезло осознание их прежних отношений работодателя и работника. Сосредоточенный на себе, вежливый, но неприступный инженер исчез. Теперь в его прежней наружной оболочке жил и дышал совсем иной человек, молодой мужчина, полный сил и воли к жизни. Все остальное начисто смыло и унесло прочь.
Женщина тоже стала другой. Была ли эта сильная женщина с пылким взглядом, полная отваги, робкой стенографисткой с тихим голоском, которую он помнил, занятая только своей машинкой, ящиками с карточками и копиркой? Стерн не решался сосредоточить мысли на ее преображении, едва ли он вообще смел обращать на это внимание. Чтобы отвлечься и разрядить обстановку, которая его угнетала, он занялся настройкой своего геодезического телескопа. Повернувшись спиной к башне, он всецело предался изучению умершего и погребенного мира так далеко внизу. И вскричал в удивлении:
Истинная правда, Беатрис! Все снесло. Не осталось ничего, совсем ничего, никаких признаков жизни. Везде, насколько позволяют рассмотреть эти линзы, полное разрушение. Мы совсем одни в целом свете, только вы и я, и все принадлежит нам!
Все наше?
Все. Даже будущее. Будущее рода людского.
Внезапно он почувствовал, как она дрожит с ним рядом. Он взглянул на нее, и великая нежданная нежность охватила его, он увидел назревающие в ее глазах слезы. Беатрис закрыла лицо руками и склонила голову. Полный необычного чувства, Стерн мгновение смотрел на нее. Затем в молчании, осознав бесполезность любых слов, понимая, что в обстоятельствах, когда в итоге некоего великого бедствия сгинул весь род людской, никакое привычное поведение не может чего-то значить, он просто-напросто обнял ее. И здесь, наедине с ней, высоко над опустевшим миром, в чистом воздухе, почти на небесах, он успокоил ее словами, доселе ни разу не приходившими ему в голову.
Глава 4ГОРОД МЕРТВЫХ
Вскоре Беатрис собралась с духом. Ведь, хотя скорбь и ужас все еще тяготили ее душу, она понимала, что сейчас не время поддаваться слабости, ведь тысяча всяких дел требовала немедленного внимания, если уж их две жизни избежали всеобщей смерти.
Ну-ну, твердо и доброжелательно произнес Стерн, я хочу, чтобы и вы получили полное представление о том, что случилось. Отныне вы должны знать все и делить все со мной. И, взяв девушку за руку, он повел ее по осыпающейся и ненадежной платформе. С предельной осторожностью они обследовали три стороны платформы, куда сохранился доступ. Они вглядывались в панораму города с высоты этого невероятного мавзолея цивилизации. И то и дело дополняли увиденное с помощью телескопа. Нигде, как он уже говорил, не угадывалось ни малейшего, сколько-нибудь различимого признака жизни. Ниоткуда не поднимался дымок, нигде не раздавалось даже самого слабого звука. Мертвый город лежал меж рек, где теперь не белело в солнечных лучах ни паруса. Ни один буксир не пыхтел деловито, выпуская завитки пара, ни один лайнер не отдыхал на якоре и не поворачивал медлительный нос в сторону океана. Побережье Джерси, Бронкс и Лонг-Айленд раскинулись внизу, скрытые густой чащей из хвойных и дуба. Разве что там да сям насмешливо торчали похожие на скелеты стальные каркасы. Острова гавани тоже покрывала густая растительность. На Эллисе не осталось и признаков иммиграционной службы. Начисто исчез Замок Уильям. И с мгновенным приливом горечи и боли Беатрис обнаружила, что Свобода больше не вздымает ввысь свой бронзовый факел. Если не считать черной бесформенной массы, выдающейся над верхушками деревьев, огромного дара Франции более не существовало. Вдоль самого берега среди беспорядочно рассыпанных обломков повсюду угадывались горестные останки доков и причалов да там и сям колыхались корпуса полузатопленных судов. И даже эти погибшие корабли стали пристанищем и опорой для густой свежей растительности. А деревянные пароходы, баржи и шхуны полностью исчезли. Телескоп являл только одинокую покачивающуюся стальную мачту то там, то тут, точно руку, в безмолвии воздетую к небесам и не получающую никакого знака свыше.
Смотрите-ка, произнес Стерн. Почти все здания в городе осыпались или упали, загромоздив улицу. Можно себе представить, каково было бы пробираться через такие завалы! И вы заметили, что парк почти не угадывается? Деревья повсюду так разрослись, что поди угадай, где он начинается. Наконец-то природа посчиталась с человеком.
Да, ей удалось победить полностью и окончательно, откликнулась Беатрис. Те более чистые линии зелени, как я полагаю, это крупные улицы. Глядите, они уносятся прочь, точно ленты зеленого бархата.
Везде, где есть за что уцепиться корню, мать природа опять подняла свои флаги. Гм. А это что?
С мгновение они тщательно вслушивались. Откуда-то из дальнего далека до них донесся протяжный вопль, могучий и жуткий.
О, значит, все-таки там есть люди, пролепетала Беатрис, схватив руку Стерна. Он рассмеялся.
Едва ли. Судя по всему, вы не представляете себе, на что похож волчий вой. Я тоже не знал его, пока не услыхал на берегах Гудзонова залива минувшей зимой. То есть минувшей плюс Икс. Не очень-то приятный звук, не так ли?
Волки? Они теперь тут? Тут водятся?
Почему бы и нет. Вероятно, на острове теперь развелась всякого рода дичь. У матери природы всегда что-то такое в запасе, знаете ли. Но будет вам, будет, сейчас не стоит беспокоиться. Мы в безопасности. Пока что. Времени достаточно, об охоте подумаем позже. Давайте-ка проберемся на ту сторону башни и посмотрим, что оттуда видно.
Она молча повиновалась. Вместе они пробрались на южную сторону платформы, преодолев опасные каменные завалы. И стали передвигаться с крайней осторожностью, опасаясь, как бы опора не подвела их и как бы оба, сорвавшись с этой высоты, не полетели вниз вместе со строительным мусором.
Смотрите-ка, опять указал Стерн. Вон та длинная зеленая полоса не иначе как Бродвей. Теперь Арденнский лес, да и только. И он обвел рукой широкую дугу. А видите вон те стальные клетки, далеко-далеко, совсем крошечные, через которые льется солнечный свет? Узнаете? Это Парк-Роу, Зингер, Вулворт и прочее. А мосты? Взгляните-ка.
Она задрожала от безжалостности зрелища. От Бруклинского моста остались только башни. Наблюдатели, два одиночки на острове в море полного запустения, разглядывали нагромождения обломков, обрушившихся от этих башен у обоих берегов в искрящуюся воду. Прочие мосты, более новые и прочные, еще держались. Но даже с такого расстояния Стерн отчетливо видел без телескопа, что Уильямсбургский мост прогнулся и что дальний пролет моста Блекуэл-Айленд в бедственном состоянии.
Как жутко, как подавляет все это запустение и хаос, подумал инженер. И все-таки даже в подобном плачевном виде как поразительны творения человека! Внезапно могучий порыв охватил его: неистовое желание восстановить все, что разрушено, все исправить, вновь запустить всемирный механизм, чтобы тот опять исправно заработал. Но тут же при мысли о собственном бессилии горестная улыбка искривила его губы. Казалось, Беатрис тоже не чужд этот его порыв.
Может ли быть, прошептала она, чтобы мы с вами и впрямь остались, точно одинокий страж Маколея, на Лондонском мосту в час гибели мира? Мы с вами отсюда и впрямь видим то, о чем так часто говорили пророки и поэты. И впрямь: «Боже, что же с нами случится, если сердце вдруг замрет?» И это навсегда? И сердце мира не оживет больше?
Он не ответил, разве что покачал головой. Но мысли его бежали стремительно. Итак, могут ли они с Беатрис, только они двое, оказаться единственными уцелевшими представителями рода людского перед лицом суровой реальности? Того рода людского, ради преуспеяния которого он делал когда-то столь огромную работу? Не суждено ли им, ему и ей, стать свидетелями заключительной главы долгой, полной страдания и славы, Книги Эволюции? Он слегка вздрогнул и огляделся.
Пока он не применит свой разум к фактам, пока не узнает всю правду и не взвесит ее, ему не следует заниматься слишком тщательным анализом. Он чувствовал, что должен не путаться и не думать. Ибо это путь к безумию.
А она глядела вдаль.
Солнце, садясь, одаряло все небо своим великолепием. Пурпур, золото и алое полосами сменяли друг друга, покоясь над грудью Гудзона. Темно-синие тени пробежали наискось по разрушенному городу с заполонившими его лесами, черными провалами окон и зазубренными стенами, с его тысячами пустот, где осыпались дерево, камень и кирпич, по городу, где когда-то приливы и отливы человеческой жизни непрерывно ревели, следуя своему ритму. Высоко над головой плыло несколько розовых тучек, часть неизменной природы, которая одна только не отталкивала и не повергала в недоумение двух заблудившихся одиночек, двух чудом уцелевших, мужчину и женщину, которых неведомо зачем пощадила судьба. Они были заворожены зрелищем заката над миром, лишенным людей, и на миг оставили всякие попытки судить или постигать. Все внимательней вглядывались они в джунгли, покрывшие Юнион-сквер, в густые лиственные кроны, тянущиеся в направлении прежней Двадцать третьей улицы, лес на Мэдисон-сквер и опустевшую башню, над которой Диана более не поворачивала свой охотничий лук в соответствии с переменой ветра.
Они слышали биение собственных сердец. Их вдохи и выдохи стали до странного громкими. Над ними на обломанном карнизе щебетали расположившиеся на отдых ласточки. И вдруг Беатрис заговорила:
Видите там Флэтайрон-билдинг? Какая безобразная развалина. Она взяла у Стерна телескоп, отрегулировала его и с минуту взирала на беспорядочную громаду камня и металла. В пятнах, точно кожа прокаженного, стояли стены, откуда сотни блоков свалились на Бродвей, образовав обширный завал. В бессчетных местах наружу выглядывал стальной каркас. Крыша ввалилась внутрь, сокрушив верхние этажи, от которых осталось лишь несколько редких вертикальных металлических прутьев. Взгляд Беатрис обратился к месту, которое она хорошо знала.
О, отсюда даже видно кое-что внутри контор на восемнадцатом этаже, заметила она. Смотрите-ка. И указала. Вон та, ближе вперед Я знала когда-то Она резко умолкла. Телескоп заколыхался в дрогнувших руках. Стерн увидел, что она очень бледна.
Отведите меня вниз, прошептала она. Не могу здесь больше оставаться. Нет, не могу. Зрелище этой разоренной конторы. Давайте-ка спустимся туда, откуда ее не будет видно.
Бережно, точно перепуганного малыша, Стерн повел ее вокруг по платформе к дверям, а затем вниз по осыпающимся ступеням и так до того места, полного обломков и пыли, где когда-то располагалась его контора. И там, держа руку на ее плече, стал уговаривать ее не падать духом.
Послушайте, Беатрис, сказал он. Давайте обсудим это вместе, попробуем решить проблему как два разумных взрослых человека. Мы не знаем, что именно случилось, и еще какое-то время не узнаем, пока я не исследую ситуацию. Мы даже не знаем, какой нынче год. Неизвестно, жив ли кто-либо еще где-либо на свете. Но мы все выясним. После того как обеспечим себя всем необходимым на ближайшее время и выработаем какой-нибудь мало-мальски пригодный план существования. Если все прочие исчезли, сметены, стерты начисто, будто надписи мелом на доске, то как слупилось, что мы пережили всех, что бы ни поразило Землю, это пока загадка, много выше нашего с вами понимания.
Он поднес ее лицо к своему, благородному, несмотря на все прихотливые изменения. Он заглянул в ее глаза, словно пытаясь читать у нее в душе, чтобы оценить ее способность поддержать его в трудах и борьбе, которые неизбежно им предстоят.
На все вопросы рано или поздно найдутся ответы. Как только я установлю точную дату этого ряда явлений, я смогу наметить и решение, не бойтесь. Некий огромный всемирный долг выпал нам с вами, он куда больше и бесконечно важнее, чем что-либо, о чем каждый из нас хоть раз помышлял. И сейчас не следует скорбеть или страшиться. Надо повернуться лицом к этой загадке, разобраться в ней и победить.
И Беатрис улыбнулась ему сквозь слезы с надеждой и доверием. В последних лучах солнца, проникших сквозь оконное стекло, ее глаза были чудо как хороши.
Глава 5ИССЛЕДОВАНИЕ
Пока они сидели и беседовали, долго и серьезно, в этом разоренном месте, настал вечер. Их так возбуждало желание знать правду, что они не чувствовали голода и не воспринимали как неудобство отсутствие одежды. Стульев тоже не было. И даже метлы, чтобы подмести пол. Но Стерн не замедлил выворотить мраморную плиту на лестнице. И этой каменной дощечкой, еще достаточно крепкой, чтобы годиться для дела, он очистил один из углов конторы от всякого хлама. Так у них появилось нечто вроде временного лагеря, чтобы приносить туда любую добычу и обсуждать, что нужно делать.