Я последовал.
Иди сюда. Я театрально растопырил руки.
Нет, я сама! Иначе тебя казнят. А если начну я, то на меня, если что, всего лишь наложат епитимью.
С жаром и недоверчивостью приподнявшись, Марианна перекинула через меня ногу и заняла сданную мной без боя позицию, ранее столь жестко отвоеванную.
Я шумно сглотнул.
Воссев на моем животе, Марианна выпрямилась.
Врата райского сада, заговорила она невероятно серьезным голосом, глядя куда-то вдаль, поверх меня, отворяются древом познания. Женщина сочетается с мужчиной, но сначала они должны как можно лучше узнать друг друга. Узнать во всех смыслах. Узнать и принять такими, какие они есть. Ты готов узнать и принять?
Я уже ответил «да» на все будущие вопросы, не тяни время.
А Марианне теперь вовсе не хотелось торопиться. Она церемониально продекламировала:
Поселила Алла-предусмотрительница, да простит Она нас и примет, созданного Собой человека в саду райском и заповедала: от всякого дерева можешь есть, а от древа познания добра и зла не ешь. Но не потому, что умрет тогда человек, а в день, в который вкусит запретного, откроются глаза его, и будет знающим добро и зло. Кончится детство, отпустит его родительница из домашнего уюта райского добывать хлеб свой насущный и за поступки свои отвечать. И заповедует: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте.
Наклонившись вперед, Марианна взяла мои щеки в ладони, и ее губы нежно и как-то особенно страстно приникли к моим губам. Наступил тихий, плотный, длительный поцелуй. Как удар тока, растянутый на века.
И я не отказался. В голове, как в разбитом аквариуме, расплескались мысли, причем не те, которые живут там обычно, пассажиры мозга, а погоняемые плетью слуги инстинкта. Жалкие, жадные, жирные, жуткие. Заискивающе грубые. Агрессивные. Которые мечутся от «чего изволите?» до «пошел вон!», а также жаждут всего и сразу, и чтобы ничего за это не было. Языки встречались, игрались, переплетались. Чужой язык, как нападающий на футбольном поле, пытался обойти моего защитника и забить мяч в ворота. Я перехватывал, не пуская дальше центра поля. Выпихивал его. Заталкивал обратно и забивал сам. Моего форварда пасли и окучивали, ставили подножки и самым наглым образом заваливали. Я не сдавался и вторгался снова и снова. По центру и по флангам. Красиво обводил или брал напором. И
Го-о-о-ол! Чужие ворота обняли меня, сжав со всех сторон, словно сломавшись. Возникло ощущение, что сейчас придет в гости собственное сердце и спросит: «Ничего, что я без стука?» Меня всосало внутрь, а действо все продолжалосьто ли поцелуй, то ли обед друг другом. С чавканьем и рыканьем. До окончательного безвольного воя.
Взвыл, видимо, я.
Марианна отпрянула. Ее ищущая ладошка, что осторожно потянулась к запретному, вдруг отдернулась.
Ты уверен? Не сделаешь потом меня виноватой?
Ути, кто это у нас такое спрашивает?
А ты?
Яуверена. Давно.
А насчет виноватых?
Дурачок. Глаза царевны затуманились. Ты же знаешь, как я тебя
Она замялась. Очень вовремя. Потому чтоне надо.
И я тебя, воспользовался я паузой, пока с губ Марианны не слетело нечто непоправимое, все меняющее и абсолютно сейчас не нужное. Я тоже очень-очень
Секунда тянулась за секундой. Одна. Две. Три. Четыре Взгляд Марианны резал на кусочки.
очень тебя хочу, закончил я, наконец, и резко привлек к себе царевну с такой силой, что у нее косточки захрустели. Когда ее ушко оказалось в пределах досягаемости, я зашептал: Только помни одно. Сейчас я как бы с тобой но представляю другую.
Еще секунду по инерции Марианна счастливо улыбалась.
И вдруг все кончилось.
Оцепенение.
Шок осознания.
Царевна вырвалась и застыла, окаменев и глядя в сторону, и только бурно вздымавшаяся грудь сообщала, что сердце не остановилось.
Некоторое время мы молчали. Нервы успокаивались. Наверное. Не знаю. Мысли, если это мысли, витали в другой вселенной.
Спасибо за честность. Голос Марианны звучал глухо и безжизненно. Представляю, как тебе было тяжело.
Было?! Я ничего не говорил не потому, что нечего сказать, а потому что руки еще ощущали потерянное, а недоумевающий организм продолжал жить надеждой. Каждая клеточка вопила от отчаянья, объясняя мне, какой я кусок идиота. Мол, не мог смолчать?! Не мог сказать потом?!
Дождь давно закончился, причем так же внезапно, как начался, а мы, занятые собой, даже не заметили. Ветер быстро унес тяжелые тучи. Посветлело. В том числе в головах. В моей голове уже начала складываться примирительная речь, когда Марианна вдруг погладила пальцами мою грудь. Мягко и деликатно. Потом она резко отвернулась и зарыдала. Она старалась сдерживаться, отчего вместо плача из груди вырывался клекотзахлебывающийся, срывающийся, жутковатый.
Для мужчины есть единственный способ победить в споре женщину: заплакать первым. Но тогда он не мужчина. К тому же, мне не хотелось победить, мне просто хотелось оставаться мужчиной, невзирая на обстоятельства. Продышавшись, я успокоился сам и начал приводить в чувство напарницу.
Прости, сказал я, ответив легким встречным поглаживанием.
И ты прости. Я стараюсь делать все, как надо но надо ли?
Только так и надо.
Человек, который забрал твое сердце, скорее всего мертв. Ты любишь не человека, а свою память о нем. Посмотри вокруг. Может, увидишь что-то или кого-то еще?
Дай человеку рыбуон будет сыт один день. По мне, так лучше дать хорошего леща, чтобы не просил, а сам занялся своими проблемами. То, о чем говорит Марианна, не мои проблемы, верно?
Или теперь мои тоже?
Пора, сказал я, поднимаясь.