На Бориса Анатольевича смотрели огромные очки, за специфическими стёклами которых, трудно было разглядеть, какого цвета и каких размеров были реальные глаза человека. Однако от них исходил приказ, исполнять который никак не хотелось.
Я не держу дома денег, вяло промямлил он.
В таком случае я не буду с вами церемониться, уж поверьте. Найду всё сам, но вас при этом в живых не будет, как вам ни жаль. У меня есть постановление о ликвидации вас, как личность, ограбившую народ.
Я никого не грабил.
В таком случае, не объясните ли вы мне, как простой научный сотрудник заштатного научно-исследовательского института с окладом в пересчёте на сегодняшний день не более ста долларов смог превратиться честным путём в магната с состоянием в миллион раз превышающим среднемесячный оклад простого рабочего? Я существенно снизил ваше действительное денежное состояние, но это для простоты расчётов. Всё, что я сказал, у меня записано в постановлении о необходимости прекращения вашего существования на земле. Так что вам полезно думать сейчас не о том, как спасти деньги, а о том, как вернуться в жизнь. Считайте, что у вас её уже отобрали. У меня есть некоторые условия, на которых я могу вернуть вас к жизни, но об этом несколько позже. Показывайте ваши деньги.
При последних словах Зивелеос достал откуда-то чёрную трубочку и направил её на изящную хрустальную вазу, украшавшую собой журнальный столик из толстого стекла на массивной чёрной ногеваза, жалобно звякнув, рассыпалась на мелкие кусочки.
Борис Анатольевич не стал спорить, а направился прямо в свой кабинет в сопровождении Зивелеоса. Подойдя к широкому письменному столу с японским компьютером и необычно красиво инкрустированным письменным прибором, включающим часы, калькулятор и даже миниатюрный монитор для наблюдения за происходящим в квартире, Борис Анатольевич нажал кнопку под крышкой стола, и правая его тумба плавно развернулась. Нажатие другой кнопки с внутренней стороны тумбы автоматически выдвинуло потайной ящик в самом низу тумбы. В ящике лежал небольшой чемоданчик обычного серого цвета, который в быту привыкли называть дипломатом.
Здесь миллион долларов, сказал Борис Анатольевич и положил дипломат на стол.
Приятно слышать, ответил Зивелеос, но откройте его.
Дрожащие руки никак не могли набрать правильно номерной код, но справились-таки, и чемоданчик раскрылся. В нём ровными рядами лежали пачки сто долларовых купюр.
Раскройте, пожалуйста, одну из пачек, Борис Анатольевич. Я должен убедиться, не подсовываете ли вы мне куклу, как вам доводилось делать это в бытность ломалой. Как вы понимаете, мне и это известно.
Один из виднейших бизнесменов страны покрылся потом. Так и казалось, что он буквально весь стал намокать. Струи пота побежали по всему лицу.
Вы не смущайтесь, продолжал Зивелеос. Мы ведь не на публике. Хотя и она скоро всё о вас узнает. Так что пока давайте-ка мне настоящие деньги, а не это, извините за выражение, фуфло. Я сразу понял, что вы мне будете подсовывать то, что у вас припрятано на случай появления рэкета или чего-то похожего. Я другой человек. Мне нужны деньги для праведного дела. Так что раскошеливайтесь и поживее.
Борис Анатольевич нажал другую кнопку под столом. Тяжёлая правая тумба с трудом стала отъезжать, открывая металлическую дверцу сейфа.
Вот это другое дело, сказал Зивелеос, наблюдая, как руки хозяина, хоть и дрожа, но привычными движениями набирают нужный код.
В сейфе оказалось много больше пачек долларов. Зивелеос спокойно перевернул серый дипломат с пачками бумаг, которые только сверху имели настоящие долларовые купюры, и приказал уложить аккуратно настоящие доллары. После заполнения серого дипломата Зивелеос потребовал принести ещё дипломат. Вскоре и этот был заполнен.
Теперь вот что, Борис Анатольевич, проговорил Зивелеос, поставив дипломаты рядом с собой, я догадываюсь, что вы попытаетесь завтра же удрать за границу. Это ваше дело. Однако перед отъездом вы зайдёте к себе в офис и осуществите перечисление четырёхсот миллионов рублей по сто миллионов каждый перевод на четыре счёта, которые я положил вам на стол.
Это очень много, возмутился вдруг Рыжий бизнесмен. Я дал вам гораздо больше наличными.
Да, я ошибся, согласился Зивелеос. Вы перечислите по двести миллионов на каждый счёт. И в ваших интересах ни с кем не делиться о моём визите. Деньги вы переводите в порядке оказания шефской помощи на благотворительные цели. Пусть хоть это немного очистит вашу грязную совесть, которую до сих пор вы пытались обелить лишь благостными речами. Если случится так, что вы не согласитесь с моими условиями, завтрашний вечер вам не придётся встречать на этой земле. В качестве напоминания оставляю вам и постановление, подписанное мною, о ликвидации вас за ограбление народных масс в особо крупном масштабе. Оно будет опубликовано в газетах вместо некролога о вашей кончине. Советую не доводить до такой крайней меры.
Зивелеос положил на стол конверт, взял оба дипломата под мышку, подошёл к окну, за которым синело ночное небо, распахнул створки окна, легко поднялся над полом, затем вдруг окутался белым дымом, и это облако, напоминавшее собой туман, вылетело из окна. Борис Анатольевич рухнул в изнеможении на кресло у стола.
Что делать, если делать нечего?
Первой мыслью Рыжаковского, когда он пришёл в себя после исчезновения Зивелеоса, было желание не медля ни минуты бежать за границу. Но эту мысль в ту же секунду отогнала другая, более здравая: «Как бежать, если этот сверх человек может поймать в любом месте?» Не надо было быть большим мудрецом, чтобы догадаться, что летающий человек догонит повсюду. А Борис Анатольевич мудрецом слыл давно. Мастером спекуляций его в глаза не называли, но считали таковым все, с кем приходилось делиться кусками нелегально схваченного пирога.
Делиться. Вот подходящее слово. Почему он, всемогущий Рыжаковский, который делился со всеми на пути к финансовому могуществу, должен теперь один отвечать за содеянное перед неизвестно кем? Да и как отвечать? Пришёл, ограбил, потребовал перечислить восемьсот миллионов рублей на чьи-то счета. Сумма для Рыжаковского не такая уж и большая, но заметная, а главное, что своя. Впрочем, почему своя? Можно перевести деньги компании, за которые отвечают все директора. Показать им постановление и объяснить ситуацию.
Тут Борис Анатольевич мысленно охнул. Показывать постановление этого летающего типа ни в коем случае никому нельзя. Ясное дело, что все коллеги по тёмному бизнесу знают, как продавались машины, и куда шли основные доходы, минуя государственную казну, как продавались ваучеры, по которым почти никто ничего не получил, как почти бесплатно приватизировались предприятия, давшие баснословные прибыли новым владельцам. Да, коллеги знают, что было время, когда действовало одно правило: кто смел, тот и съел. Что теперь-то говорить и размахивать лозунгами? Он, Борис Анатольевич, успел много, но обсуждать детали даже с коллегами и сегодня не хочется. В мире чёрного бизнеса все волки. Подставь только локотьи голову отгрызут.
Однако теперь нужна их помощь, иначе завтра для него всё может кончиться самым печальным образом. Позвонить президенту? Нет, рано. Он спросит, с кем ещё советовался, что они предлагают? Связаться с главой администрации? Но кто знает, не их ли рук дело? Почему этот Зивелеос явился именно к немуРыжаковскому, а не к Абрамкину, у которого ничуть не меньше капиталы? Кстати, может, с ним переговорить? А вдруг это его наводка? Нельзя исключить, что именно он хочет ослабить своего конкурента. И с Утинским говорить не стоит.
Фамилии мелькали в голове Рыжаковского одна за другой. Все отвергались, как ненадёжные. Паникуя, он решил всё-таки позвонить.
Набрав номер, услышал в трубке заспанный недовольный голос генерала:
Казёнкин слушает.
Рыжаков неожиданно растерялся, сомневаясь в том, что принял правильное решение, но нужно было отвечать и он пролепетал дрожащим голосом:
Алексей Фомич, простите ради бога, это Борис Анатольевич беспокоит.
Не могли бы вы срочно ко мне подъехать? Дело очень важное.
Да ведь я уже не у дел, дорогой мой, вы что, забыли? Казёнкин сказал почти ласково, не зная возмущаться ему по поводу ночного обращения к нему или радоваться.
Ах ты, чёрт! вырвалось у Рыжаковского. Со страха вылетело из головы.
«Но так даже лучше, подумал он, старый конь борозды не портит,»и сказал вслух генералу:Извините, Алексей Фомич, но по старой дружбе. Тут ведь недалеко. Вопрос жизни, честное слово.
Генерал понял, что по телефону Рыжаковский не станет говорить о причине звонка, которая, по-видимому, должна быть серьёзной. Недовольно крякнув, начал одеваться, молча выслушивая возмущённое ворчание жены по поводу того, что и в отставке не дают покоя.
Ночной звонок генералу Казёнкину был зафиксирован, и офицер спецсвязи немедленно доложил о нём помощнику генерала Дотошкина, а тот, не смотря на ночное время, позвонил шефу домой.
Он согласился ехать к Рыжаковскому?
Да, полагаю, что уже выезжает.
Запишите беседу и в случае срочности звоните мне, последовал приказ.
Слушаюсь!
Казёнкин хотел войти к старому приятелю с улыбкой, чтобы подбодрить и утешить, но, увидев как дрожат большие руки финансового магната, перепугался сам и тут же спросил:
Ну что стряслось? Докладывай!
При встречах наедине или в дружеских попойках они часто переходили на «ты».
Меня обчистил этот
Рыжаковский не сказал, кто, но генерал сразу понял.
А что, он был у тебя?
Да, вот прямо перед моим звонкой тебе.
Кошмар. Это просто кошмар. Как он сюда попал? Кто видел?
Я не знаю. Как он улетел, сразу позвонил тебе.
Ты видел сам, как он улетал и прилетал?
Как улетал, видел, как прилетелнет.
Сколько прошло времени?
Думаю, полчаса.
Генерал думал несколько секунд. В голову пришла одна мысль, которую хотелось тут же проверить.
Дай-ка я позвоню в одно место.
Подожди, ничего не предпринимай, испугался Рыжаковский.
Да нет, я только уточню одну вещь.
Он набрал номер справочной спецсвязи и попросил телефон Самолётова. Набрав полученный номер, услышал в трубке знакомый голос молодого журналиста:
Самолётов на проводе. Слушаю вас. и через небольшую паузу, Слушаю вас, говорите!
Генерал наложил трубку.
Этот чёрт на месте. А я грешным делом всё не могу отделаться от мысли, что тот пьянчуга говорил правду, будто видел Зивелеоса возле дома Самолётова. Что ж он мне не даёт всё покоя? Ну ладно, давай расскажи подробно, как это было.
Рыжаковский начал описывать всё, что мог вспомнить, но опуская предложенный им первый дипломат с фальшивыми купюрами. Внимательно слушая рассказ, генерал осмотрел стол со скрытыми кнопками сейфа, обнаружил и кнопку левого сейфа, о котором умолчал рассказчик. Нажав её, Казёнкин вскоре увидел потайной ящичек, спросил, почему Борис не показал Зивелеосу этот маленький тайник вместо большого сейфа. Пришлось Рыжаковскому сознаться, что так и сделал сначала. Генерал рассердился:
Пойми, Борис, сейчас не время играть в жмурки. Зивелеосэто очень серьёзно. Чтобы найти способ, как с ним бороться, нужно знать всё и даже самые мелкие подробности. Иной раз мелкая деталь может оказаться важнее самых, казалось бы, больших, на первый взгляд, подчеркнул он. Почему, например, ему всё известно о твоём прошлом? Это говорит о том, что он хорошо осведомлённый человек.
Генерал подошёл к окну, остававшееся открытым. Осмотрел раму и створки.
Он был в перчатках?
Да, как и в первый раз.
Ну, естественно. Ты пойми, продолжал увещевать Рыжаковского Казёнкин, Зивелеос может появиться у каждого из нас в любое время. Это сверх опасно для каждого. Мы не можем противостоять ему, если не узнаем, кто это или что это. Он потребует от нас чего угодно, и мы должны будем выполнять.
Ну и что же тогда нам делать? обречённым голосом спросил Рыжаковский.
Не знаю, Боря, честное слово, не знаю. Я ведь тоже не бог, хотя и думал, что был близок к нему, когда почти всё было в моей власти. Только думаю, что утром тебе надо перевести деньги по указанным им адресам. Я постараюсь выяснить сразу же, чьи это данные, кому ты должен помочь.
Но это восемьсот миллионов рублей! Я не сумасшедший, чтобы так просто их отдавать.
А жить тебе хочется, дорогой мой? Кроме того, иначе мы не вычислим самого Зивелеоса. Да и своих личных денег в долларах ты, по-моему, потерял сегодня ничуть не меньше. Но это, я уверен, ничто по сравнению с тем, что мы можем ещё потерять, если не остановить это чудовище. Однако давай пока выпьем чего-нибудь, предложил генерал. На сухую плохо думается, а заснуть сейчас вряд ли удастся.
Рыжаковский достал из бара бутылку коньяка и две рюмки.
Вот что, как будто что-то вспомнив, сказал Казёнкин. Позвоню-ка я сейчас Майору Скорикову. Попрошу по старой дружбе подъехать с инструментами. Пусть осмотрит повнимательнее. Может, какие следы обнаружит.
Ну звони, если считаешь нужным.
Думаю, нужно. Однако ему всё говорить не следует. Не тот уровень.
Офицер связи в этот момент прекратил прослушивание и сам позвонил Дотошкину. Но генерал уже не спал. Его только что подняли по другому поводу. Драка на Кутузовском проспекте Вылетев из окна квартиры Рыжаковского, Зивелеос плавно поднимался, наблюдая за происходящим внизу. Белый туман, которым он окутал себя, не позволял видеть его со стороны, но не мешал ему самому смотреть. Туман был как бы слабым оптическим фильтром для находящегося внутри человека, тогда как даже самому внимательному человеку на земле, если и показалось бы пролетающее над головой туманное скопление странным в какой-то мере, то не в такой, чтобы уж очень обращать на него внимание. Мало ли какой дым или испарения бывают в воздухе?
Вообще-то кажущееся со стороны облако было на самом деле не туманом, а свечением, которое Зивелеос включал, когда хотел скрыть себя от внешнего мира. Поэтому теперь он был не просто спокоен, но даже очень счастлив от сознания того, что дело завершилось успешно и от ощущения самого полёта. Он любил летать.
Полночь. Спать не хотелось. Он не спешил. Не поднимаясь слишком высоко, наблюдал за жизнью города сверху.
Начало осени было ещё тёплым. Наступил бархатный сезон. Добрая часть Москвы продолжала оставаться на улицах.
Зивелеос прикрепил оба дипломата к спине захваченными на этот случай ремнями. Теперь ничто не мешало спокойному полёту. Широкими проспектами неслись по своим маленьким и большим делам машины. Как много людей торопятся. А зачем? И что интересноторопятся в разные стороны.
Где-то он уже такое видел? Ну да, в лесу, когда сидя на брёвнышке, наблюдал за муравьями. Они тоже почему-то в хорошую погоду бегут торопливо по противоположным направлениям. Он ещё тогда удивлялсяпочему так? Если спешат поесть и еда где-то рядом, то все должны были бы двигаться в одну сторону. А вот поди ж ты, у муравьёв оказывается не так, как у слетающихся на падаль грифов или туда же стремящихся гиен да шакалов. У каждого муравья своя собственная задача и своё направление. Так, наверное, и у людей.
Вон женщина торопится к бутылке из-под пива, которую только что оставил на столике возле киоска парень в тенниске с изображением собачьей морды.
Он направляется в противоположную сторону, может на свидание со своей любимой. Пересекая дорогу в неположенном месте, наперерез приближающемуся потоку машин бежит молодая женщина. Ей очень нужно срочно на другую сторону именно в этом месте. Чуть дальше находится переход. Светофоры включили жёлтый свет. Пешеходы спешат в оба конца до возобновления движения.
Кто, куда и зачем? Маленькие дела смешиваются с большими, иногда мешая друг другу, иногда помогая. Большие дела выливаются в громадные, но ни одно не обходится без самых маленьких. Ну точно, как муравейники, ни один из которых не построить без маленьких муравьёв. И почему некоторые возражают против сравнения их с винтиками? А кто же они, как не винтики большого механизма жизни? Не хотите быть винтиками, ладно, считайте себя муравьями, строящими одну большую муравьиную кучу жизни.
Зивелеос завис над перекрёстком и с высоты десятиэтажного дома хорошо представлял себе людей муравьями, но и себя в их числе. Разумеется, он теперь не такой простой муравей. Никто ещё не знает его силы и могущества, как не знают и его слабостей. Но беспокоило его то, что одному ему никак не справиться со всей жизнью. Ему легко ошарашить своим появлением толпу, легко подчинить своей воле сотню, тысячу, ну сто тысяч человек, а зачем? Награбить денег и прожигать жизнь в праздности, упиваясь своим величием? Нет, это было не для него.