Зивелеос - Евгений Николаевич Бузни 10 стр.


 Я как раз по этому поводу вам звонил,  сказал полковник, радуясь изменившейся ситуации.

Сев к столу, он развернул газету и начал пояснять:

 Тут такое дело. Я принёс статью, в которой рассказывается о тяжёлом положении бездомных детей в Москве. Подобные материалы появлялись и раньше в прессе, но в данном случае статья представляет для нас особый интерес, мне кажется. Эта газета «Московская невралька», как вы знаете, у нас на заметке в связи с делом Зивелеоса. Прослеживается тоненькая, но линия. Статья в газете о беспризорниках публикуется именно тогда, когда они пропадают в неизвестном направлении.

 Ну и что? Могла появиться и в других газетах.

 Да, но появилась именно в этой. И подписана, между прочим, псевдонимом.

Генерал читал статью, а полковник продолжал высказывать свои соображения:

 Ещё один важный момент. Сегодня утром моему сотруднику позвонили из управления по делам несовершеннолетних и сказали, что в этой газете опубликован портрет того мальчика, который исчез из их поля зрения. Они его прозвали Глухарём.

Генерал Дотошкин указательным пальцем почесал у себя за ухом в раздумье:

 Что ж, это зацепка. Корреспондент встретился с мальчишкой и, возможно, был последним из тех, кто его видел. Версия слабая, но требует проверки, пока ничего другого нет. Вот и займитесь этим вопросом о детях. Поручаю вести дело вам. Кстати, как ваше имя, отчество?

 Евгений Иванович.

 Ну, хоть тут хорошо. Представляйтесь, пожалуйста, по имени, Евгений Иванович. А то чёрт знает что получается.

 Слушаюсь, товарищ генерал.

 Да нет, это не приказ. Просто по дружески советую. Меня зовут Сергей Сергеевич. Вот и познакомились.

Офицеры пожали друг другу руки.

 И вот ещё что хочу вам посоветовать,  добавил генерал.  Когда будете разговаривать с журналистами, будьте с ними помягче. Мой предшественник уж очень давил на всех темпераментом. А у нас и доказательств-то никаких против журналистов. Одни совпадения, я бы сказал. И с детьми тоже, вероятнее всего, совпадение. Но проверьте тщательно. Почему этот корреспондент не подписал статью своей фамилией? Боится ответственности? Но привлекать тут не за что. Данные, которые он публикует, не такие уж и скрытые. Сегодня всё предоставлено общественности, даже военные подробности, к сожалению. Но вы разберитесь.

 Слушаюсь!

 И ещё,  сказал генерал, провожая полковника к двери,  постарайтесь увидеть молодого героя публицистики Самолётова и уточнить, кто же его невеста или подруга. Мы так и не узнали, где она живёт, чем занимается. У нас нет оснований подозревать её, но раз уж мы занимались Самолётовым, то нужно знать все его связи до конца.

 Понял, товарищ генерал.

Возвратившись в свой кабинет, полковник вызвал майора Скорикова и поручил ему поехать в редакцию газеты.

 Вы, майор, там уже бывали и всех почти знаете, вам и карты в руки. Поговорите с Самолётовым заодно,  инструктировал он.  А мы соберём сведения по вокзалам.

В конце дня к полковнику поступили сведения, что в последние дни замечалось необычно частое появление групп, так сказать, неухоженных детей в поездах по Казанскому направлению. Но, по рассказам проводников, с которыми успели побеседовать оперативники, у детей были билеты, которые предъявлял старший из них или даже взрослый человек. Любопытной особенностью было то, что проводники не замечали, на какой станции дети выходили. Ясно было только, что до конечной станции, куда предъявлялись билеты, дети не доезжали. То есть проводник обнаруживал их отсутствие в вагоне случайно, полагая, что дети могли выйти на любой предыдущей остановке через другие вагоны. Такую информацию подтвердили проводники разных поездов, что и вызвало тревогу. Полковник поручил нескольким сотрудникам проследить за посадкой детей в поезда на Казань и проехать с ними, пытаясь выяснить, куда они направляются и как выходят.

Зацепки не цепляются

Майор Скориков приехал в редакцию «Московской невральки», переодевшись в штатскую одежду. Он решил по дружески побеседовать с журналистами.

Редактор Никольский встретил его дружелюбно, предложил выпить чашечку чая. Скориков не отказался, сказав, что располагает временем, и что зашёл, можно сказать, за советом. Он показал редактору газету со статьёй «Кому нужны дети?», которую захватил с собой. Редактор в ответ улыбнулся:

 Приятно, что вы читаете нашу газету. Это несколько удивительно, учитывая то, что тираж у неё теперь весьма незначительный, всего каких-то полмиллиона экземпляров, половина из которых распространяется в других городах страны. А что такое, скажем, двести тысяч на десять миллионов населения? Ерунда, в сравнении с многомиллионными тиражами в прежнее время, когда наша газета была почти в каждой квартире. И дело ведь не в отсутствии популярности, а в недостатке средств, причём не у нас, а у потенциального читателя. Мы ведь пишем для бедной части населения. Олигархи и их приспешники нашу газету на дух не переносят. А у рабочего человека с мизерной зарплатой не хватает денег не только на газету, но и на пакет молока, который, правда, в десять раз, а то и больше, дороже одного номера нашей газеты. Мы продаём нашу газету очень дёшево, чтоб каждый мог её купить.

Майор согласно кивал головой и аккуратно, чтоб казаться интеллигентным человеком без шума отпивал горячий чай из чашки.

 А кто же написал эту статью о детях?  поинтересовался он, дождавшись окончания длинной речи редактора.  Хорошо, хлёстко написана. Берёт за душу читателя. Никому нет сегодня дела до беспризорников. Но понять государство можно. Откуда у него деньги, чтобы всех голодных накормить?

 Понять-то можно, да согласиться с таким положением никак нельзя. Раньше справлялись с управлением так, что бездомных не было. А сейчас? Не можешь управлять, так отдай власть тем, кто справится. Разве можно экспериментировать на народе?

Редактор внимательно посмотрел на майора и решил поменять тему разговора:

 Прошу извинить за отступление. О политике поговорим в другой раз. У меня, к сожалению, не так много времени для беседы. Готовим очередной номер.

 Да-да, понимаю. Не стану вас отвлекать философствованиями, но нас интересует автор статьи. Хотелось бы узнать кое-что об описываемых им детях.

 Вообще-то мы псевдонимы не разглашаем.

 Да, но в статье ничего криминального нет. Никто привлекать к ответственности не будет. К чему пользоваться псевдонимом. Я, откровенно говоря, просто не понимаю.

 Да всё не так сложно,  ответил редактор.  Дело не в боязни ответственности. Просто наши сотрудники часто публикуют свои материалы. Иной раз в одном номере оказывается даже два материала одного автора, если он плодовит и хорошо пишет. А читатель не всегда любит, чтобы мелькали одни и те же имена авторов. Одни завидуют, другие, которые сами пишут, но не очень хорошо для нашей газеты, требуют, чтобы их публиковали вместо того, кто слишком часто появляется в газете. Вот и пользуемся псевдонимами.

 Вон оно что. А я и не знал о такой системе.

 У вас и работа другая. Псевдонимы это наша специфика, писательская. Что же касается интересующей вас статьи, то написал её Самолётов. Можете с ним побеседовать. Он сейчас в редакции. А я с вашего позволения займусь своими делами.

Майор Скориков нутром чувствовал, что автор статьи тот самый Николай, с которым он уже встречался. Судьба так и сталкивала их вместе. Редактор подтвердил предчувствия. Входя в кабинет, на дверях которого была табличка с несколькими фамилиями, в числе которых была и «Н.С.Самолётов», офицер ФСБ радостно протянул руку Николаю, оказавшемуся единственным в комнате:

 Приветствую вас, старый знакомый! Не ожидали скорой встречи? А я к вам за помощью.

Николай тоже улыбнулся навстречу гостю и, поздоровавшись, предложил выпить кофейку. Майор отказался, сообщив, что только что пил чай у главного в кабинете, и перешёл к цели своего визита.

 Не могли бы вы, Николай Степанович, рассказать мне, где и когда вы познакомились с малышом на снимке вашей газеты? Он куда-то пропал. Нас интересует, куда он подевался?

 Странно, что прежде им никто не интересовался,  мрачным тоном сказал Николай.  Его несколько раз пытались вернуть домой, где мальчонку пьяные родители не хотели видеть и избивали, что заставляло его убегать снова.

 Об этом мы прочли в вашем репортаже,  прервал Николая майор.  Всё это грустно. Однако последнее время такие подростки исчезли из города. Их не видно роющимися на свалках, нет в подвалах, откуда их невозможно было изгнать, но и к родителям, у которых они были, дети не вернулись. Вот в чём вопрос. Где они сейчас? Может, какой-то маньяк убивает их? Может, банда собирает их и продаёт, не дай бог, куда-то? Да мало ли что может ещё с ними случиться?

 Вы, несомненно, правы, товарищ майор. В сегодняшнем мире с ними может произойти всё, что угодно. А главное, из таких беспризорников вырастают преступники, которые в сущности ими не хотят становиться. Вы согласны?

 На сто процентов согласен.

 Так почему же вы не пришли к этим детям раньше? Что вы для них приготовили сейчас? Ну, допустим, вы найдёте их, и что? Куда вы направите сотни детей, исчезнувших почему-то из города?

Майор ощутил опять холодок внутри тела. Ему показалось, что он вот-вот решит задачу. Нет, это как на охоте, когда видишь сидящего на ветке тетерева и хочешь выстрелить, но ружьё ещё не поднято. Тогда и холодеешь от мысли, что птица сорвётся и улетит от неосторожного твоего движения, а потому медленно, очень медленно начинаешь поднимать ствол пока цель не попадёт на мушку. Только тогда спускаешь курок, и холод сменяется пожаром бурной радости при виде падающей наземь дичи.

 А вы, Николай Степанович, как я понимаю, знаете, где эти дети?  осторожно, как бы смеясь, задал свой вопрос Скориков.

О, как же ему хотелось тут же услышать «Конечно, знаю», но прозвучало совсем другое:

 Что вы, товарищ майор! Тот факт, что я написал статью о беспризорных, ещё не говорит о том, что я смог приютить их у себя на квартире, которая, насколько вам известно, состоит из одной комнаты, кухни и ванной, совмещённой с туалетом.

Холодок у Скорикова в желудке прошёл.

 Речь не идёт, Николай Степанович, о нескольких ребятах, которые могли бы поместиться у вас дома. Мы ищем сотни детей. Это большое дело. Помогите нам разобраться. Где вы видели последний раз свою шантрапу?

 Если вы имеете в виду героев моего очерка, то я встречался с ними один раз около месяца тому назад. Поговорил, сфотографировал, и мы разошлись. Так что сомневаюсь, что могу быть полезен вам в этом вопросе.

 Ну а что, эти ребята, не собирались ли они куда-нибудь в путешествие? Они могли поделиться с вами своими планами.

 Думаю, что могли, если бы они собирались прихватить меня с собой. А так, не удостоили доверием. Но позвольте спросить и вас, товарищ майор. Что вы собираетесь теперь делать? Если с детьми что-то стряслось, то как им можно помочь? Не следует ли нам обратиться к общественности за помощью? Ваше мнение очень ценно для читателей и мы завтра же его опубликуем.

Майор догадался, что превращается из следователя в допрашиваемого журналистом и уныло ответил:

 Давайте не будем встречать друг друга вопросами. Я пришёл к вам за помощью, а не давать интервью газете. Но вы мне ничем не помогли, к сожалению. Думаю, что ваша подруга, и та рассказала бы мне больше, чем вы.

 Какую подругу вы имеете в виду, товарищ майор?

 Ту, что помогает вам носить материалы в редакцию, и с которой вы провели приятный вечер, когда в столичном казино некто грабил посетителей. Кстати, мобильный телефон, которым она пользовалась, когда разговаривала с генералом в вашем присутствии, оказался зарегистрированным на ваше имя. Так что мы даже не смогли узнать её домашний адрес.

 Вы мне нравитесь, товарищ майор.

Николай поднялся и подошёл к раскрытому окну. Ворвавшийся внезапно ветер всколыхнул пряди тёмных волос на голове.

 Если вы хотите что-то узнать о Маше, так прямо и спрашивайте, а не стройте свои словесные ловушки и всяческие приколы, как принято говорить сегодня. Впрочем, это молодёжная терминология и вам может быть неизвестной. Мы с Машей познакомились не так давно, чтобы я мог назвать её своей подругой. Мы бываем иногда вместе. Однако сейчас она уехала на дачу своей подруги месяца на два писать научную работу.

 Она разве учёный?

 Да, представьте себе, молодой кандидат наук. Занимается вопросами биоинженерии и далека от воспитания детей, так что вряд ли помогла бы вам в поисках несовершеннолетних.

Скориков понял, что дальнейший разговор не имеет смысла. Ни одна зацепка не сработала. Он вежливо попрощался и вышел.

Ограбление без сенсации

Борис Анатольевич возвратился домой, как всегда поздно. Свернув с Тверского бульвара направо, машина миновала будку постового и подъехала к подъезду. Борис Анатольевич махнул разрешающим жестом руки водителю, отпуская его домой, кивнул небрежно дежурному вахтёру и прошёл в лифт. Семья сегодня была на даче, так что ожидался только отдых без лишних разговоров, без вечера вопросов и ответов. Выйдя на восьмом этаже, достал из кармана ключи, Сообщил в домофон охране, чтоб сняли сигнализацию, открыл дверь и затылком почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся и обмер от страха. За спиной стоял Зивелеос.

 Прошу вас,  сказал он негромким голосом и, двинувшись вперёд, втолкнул какой-то непонятной силой хозяина в квартиру.

Борису Анатольевичу не надо было объяснять, что будет дальше. Он успел познакомиться со способностями Зивелеоса в казино. Однако месячное отсутствие сведений о появлении Зивелеоса где-либо постепенно успокаивало.

В городе возобновились денежные ночные забавы в казино. Правда, введены были новые правила. Играли не на наличные, а по записи с предъявлением кредитных пластиковых карточек крупнейших банков страны. Рассчитывались и чеками. На столе вокруг рулетки или возле карточных игроков могли быть только фишки и листы бумаги, на которых писались ставки. Система несколько усложнилась, но все скоро стали привыкать к новому. Были бы реально деньги на счету, а как их тратить, дело техники.

Аналогичные изменения происходили в ночных барах, в крупных дорогих ресторанах. Те, кто могли расплачиваться карточками, садились в отдельных залах. Наличники, так стали называть тех, кто имел только наличные, предупреждались, что риск не исключён, и усаживались за другими столиками, поближе к выходу. Идея заключалась в том, что, если Зивелеос появится, то пусть себе грабит мелочёвку, а настоящие носители денег, останутся в стороне.

Словом, меры кое-какие на случай ограбления принимались. Не знали только, как избежать встречи с Зивелеосом и каким способом с ним бороться. Ни в одном банке он так и не появился. Многие решили, что такое серьёзное заведение, как банк, ему просто не по зубам. А когда заметили, что он вообще нигде не появляется и ничем себя не обозначает больше, то начинали подумывать, что на самом деле был какой-то фокус, который не так легко повторить. А находились и такие, что утверждали будто Зивелеос давно пойман, но правительство не хочет об этом говорить, пока не выудит у него все секреты. Другие догадались даже до того, что ФСБ хочет использовать Зивелеоса в своих целях для работы за рубежом, и потому о нём замалчивается всякая информация.

Последней точки зрения придерживался и Борис Анатольевич до того самого момента, как он увидел ненавистную личность за своей спиной, что вызвало неожиданно аллергическое состояние безвольности. Ему не хотелось умирать.

Он прошёл впереди Зивелеоса через большую прихожую, вошёл в зал для приёма гостей и остановился у дивана, обернувшись и вопросительно глядя на массивную фигуру в знакомой уже ему шляпе, очках, чёрном костюме и кожаных перчатках.

 Садитесь,  скомандовал Зивелеос.

Борис Анатольевич покраснел от страха. Его веснушчатое лицо стало почти таким же рыжим как волосы на голове. Он сел.

 Я вас долго не задержу,  успокоительным тоном сказал Зивелеос. Откройте, пожалуйста, ваш сейф и достаньте деньги.

 У меня нет здесь сейфа,  пролепетал Борис Анатольевич, начиная дрожать всем телом.

 Это странно слышать, но не имеет значения. Достаньте деньги оттуда, где они лежат.

Борис Анатольевич хоть и испугался, но заметил, что голос Зивелеоса не громыхал, как в казино, однако догадаться, был ли он настоящим голосом его владельца, или всё же изменён усилителями, не представлялось возможным. Звук продолжал быть каким-то металлическим. Но не это сейчас было важно. Человек, которому подчинялось почти всё в стране, человек облечённый не только властью, но и денежным могуществом короля, способного всё и всех купить, вдруг оказался в подчинении неизвестно кого. В это невозможно было поверить, но и не верить было нельзя.

Назад Дальше