Чтоб бандиты раньше времени не узнали о нашем появлении, мы вернулись немного назад и двинулись в сторону пещер по ближайшей укромной ложбинке. Вскорости лошадок пришлось оставить и дальше пробираться пешком. Осторожно шли, постоянно подстраховывая друг друга. А добравшись до разбойничков, сильно удивились. Блин, какие-то непуганные варнаки нам попались, ей богу: один единственный оболтус стоит на стрёме, остальные преспокойненько занимаются своими делами. Ну кто ж так к охране относится? Мы, понимаешь ли, крадёмся, как цыгане за лошадью, а могли б и строем маршировать. Результат вышел бы тот же, всё равно часовой за своими наблюдает, а не за окружающей обстановкой.
Убивать непутёвого сторожа не хотелось, и мы, вырубив, а затем аккуратно спеленав, бросили его прямо на "боевом посту". Пущай отдохнёт, потом разберёмся, что за птица. Поглядели пять минут на суету возле пещер и распределили обязанности: я начинаю, Василий сбоку поддерживает, а Гришка сзади страхует. Щадить никого не собирались. Раз тут разгуливает похожий на медведя ухарь, виденный мной в гостинице, а Кузьма Тихий лежит связанный и избитый, то это, однозначно, банда купца Потешко. Нет уж, сохранять жизнь таким врагам не в моих правилах.
Встаю и громко заявляю о своём присутствии:
- Лечь на землю! Не исполнивший мой приказ будет убит.
Все замерли, вытаращившись на меня, как на второе пришествие Христа-Спасителя, и только бывший охранник канского городничего выхватил револьвер. Разумеется, я этого ожидал, уж больно он шустрый и опытный... был, но пуля в лоб успокоит кого угодно. Тут и другие задёргались, причём никто не лёг, все за оружием потянулись. Ну и ладно, сами напросились. В общем, мы с Василием не оставили разбойникам ни единого шанса. Положили всех. Старший охраны сразу кинулся проверять, нет ли выживших, а я присел рядом с Тихим и поинтересовался:
- Кузьма, тебя-то как угораздило здесь оказаться?
- Воспользовался услугами носильщиков.
Ты посмотри-ка, он ещё и шутит! А ведь поизгалялись над ним серьёзно, на теле живого места нет, лицо - сплошной кровоподтёк.
- Я гляжу, носильщики часто роняли тебя по дороге.
- Не без этого. Сами видели, как плохо они приказы исполняют.
Ха, приколист!
- А вас каким ветром занесло?
- Да проезжали мимо, дай, думаем, навестим варнаков, узнаем, чего они нынче делают. Кстати, сколько их было?
- Семеро.
Оп-па, одного персонажа не хватает!
- Василий, смотреть в оба! Ещё один где-то гуляет.
- Я слышал, хозяин посылал кого-то лодку сторожить, - уточнил Кузьма.
Та-ак... если до берега долетели звуки выстрелов и разбойничек, отправленный туда, решил выяснить, какого чёрта сумасшедшая пальба разгорелась, то ждать его нам следует минут через двадцать-двадцать пять. Оглянувшись на охранника, прислушивающегося к разговору, я приказал:
- Предупреди Григория о возможном визитёре и тащи сюда связаного.
За время пребывания наедине с Кузьмой я срезал опутывающие его верёвки, а он поведал мне о произошедшем в гостинице. Охх... прелюбопытнейшие дела там творились! Когда Тихий уходил, завершив нашу совместную операцию по ликвидации вороватого чиновничка, в номер неожиданно ворвались слуги. Макар сразу бросился к телу Петра Ивановича и на глазах изумлённого Кузи воткнул нож в грудь уже покойного городничего, а охранник в этот момент, как заправский ковбой, начал стрелять в сторону окна, и лишь потом заметил, что в комнате находится ещё кто-то. Офигеть! Это ж имитация разбойного нападения в чистом виде.
Тихий, узрев столь шикарно срежиссированное представление, тормозить не стал - метнул в нападавших имевшиеся при себе ножи и сиганул в окно. Макару не повезло, а вот охранник от летящего ножа увернулся и, высунувшись в окно, сумел всадить пулю в спину убегавшего Кузьмы. Тот, спасаясь, попытался добраться до своего дома в закачинской слободе, но... возле моста его настиги и схватили подручные Потешко.
Да-а... чудны дела твои, господи! Не... о бешеных страстях, кипящих средь руководства местных разбойничков, я, естественно, знал - и Тихий, и канский городничий под воздействием "обаяния" Софы Марковны о многом порассказали, но случившееся сегодняшней ночью мне, признаюсь, и в дурном сне привидеться не могло. Ёлы-палы, Шекспир отдыхает! Ядовитые пауки поедают друг друга. Раскудрить твою в качель! И не лень ведь было затейливый спектакль организовывать ради простого убийства и отъёма денег. Неужели не получилось усатого втихаря по дороге прирезать? Или выдумщик Потешко хотел Петра Ивановича показательно на тот свет спровадить - так сказать, в назидание остальным? Ха... романтик, блин, с большой дороги!
Ах как удачненько мы его вчера опередили! Теперь уж ворованные деньги пойдут на благо людям, а не на тёмные делишки. Не помешало бы и здесь в отношении злата-серебра всё ещё раз обследовать. Ну не верится мне, что купец Потешко только для разговора с Кузьмой в этакую даль забрался! Не-ет, он определённо к пещерам направлялся: тайничок у него тут есть, и спрятано в нём, полагаю, немало. Хм... надо бы пройтись посмотреть, где там варнаки землю ковыряли, может, обнаружим чего-нибудь. Да и сундучок, стоящий у костра, нужно обыскать.
Василий привёл связанного часового и поставил на колени рядом с нами. Я взглянул на валяющиеся в беспорядке тела, затем на охранника.
- Всё осматриваешь тщательно, но оружие держишь наготове.
Он кивнул и в первую очередь к сундуку пошёл. Что ж, правильно. А Кузьма с чего-то вдруг взялся часового защищать.
- Александр Владимирович, я его знаю, это Сенька. Человек неплохой, не смотрите, что бывший ссыльный. На Потешко по принуждению работал. Нет надобности его убивать.
Тьфу ты! О себе бы лучше позаботился! Я, чёрт возьми, никак не решу, сохранять ли жизнь ему самому, а он за посторонних заступается. Претензий у меня к Тихому, конечно, нет, свою часть партнёрского соглашения он выполнил, и мы можем попрощавшись разбежаться. НО... душу гложет гадостный червячок сомненья. Всего один выстрел, и о нашем с Софой участии в убийстве канского чиновника уж точно никто и никогда не узнает. Да и этот белобрысый Сенька в состоянии лиха натворить. Если он в полицию доложит о "подлом" убийстве и ограблении мною "добропорядочного купца", да ещё при этом покажет, где мы тела закопали. То мне, Гришке и Василию как минимум каторга светит.
- Я за него и поручиться могу.
Вот зараза!
- Мне бы отлежаться на его заимке, пока побои и рана не заживут.
- Ссыльный, говоришь? - я принялся внимательно рассматривать белобрысого доходягу, с испугом на меня взирающего.
- Людей убивал?
- Не-ет!
Похоже, искренне воскликнул Сенька.
- У купца чем занимался?
- Дык заимку сторожил. Да ещё, бывало, за лошадьми и за добром приглядывал.
- А на поселение за что тебя пригнали?
- Дык эта... кафе из хлеба ляпил.
- Чего?
- Дык... я ж говорю, зерно кафейно ляпил из хлебного мякиша с густотой.
Мама мия, каких только чудиков в Сибирь не ссылают!
- С этого места давай-ка поподробней. А потом и о своём хозяине расскажешь, и о том, какая кошка между ним и канским городничим пробежала.
Пока Сеня торопливо описывал свою непутёвую жизнь и до, и после ссылки, подошёл Василий с сундучком, поставил его передо мной и открыл так, чтоб содержимое увидел лишь я один. Уууу... сколько тут всякой всячины! И посуда серебряная, и золочённая церковная утварь, и мешочек... оп-па - с золотыми украшениями. Это мы удачно на огонёк заглянули!
Правда, плану пещер, изъятому у Потешко, я не слишком обрадовался. Опять замысловатые каракули, причём не похожие на добытые у варнаков ранее. Чёрт, они ещё и разными шифрами пользовались!
В конце разговора я поинтересовался у Сеньки судьбой хозяйской заимки, и он простодушно признался:
- Дык хозяин на меня записал. Моя теперича и будет.
Ах вот оно как! Мда... кажется, нет смысла белобрысому в полицию идти - может без заимки остаться.
- А чем заниматься станешь?
- Дык чем заниматься, коль тайга кругом? - удивился Сеня. - Охоте я с детства учён.
- Понятно.
Я принял решение. Верное, неверное - не знаю. Жизнь покажет.
- Александр, ты хочешь сказать, что в их конфликте виновна реформа местного самоуправления?
- Да, Софа, частично она, родимая, но всё же в большей мере виновата жадность Петра Ивановича. Он не исполнил некоторые обещания, а деньги, уже проплаченные, отдавать не пожелал. Перед отъездом из Канска у него с Потешко очень неприятная ссора произошла. Говорят, знатно они там друг на друга покричали. Причём так, что об этом даже нашей красноярской полиции известно стало.
- Но он же собирался вернуться и продолжить дела с купцом.
- Ну может, полагал, что не слишком сильно он его обокрал и тот стерпит, а Потешко посчитал иначе. Весьма вероятно, купец приговорил усатого сразу же, как узнал о реформе городового управления и упразднении в следующем году должности городничего. Сама посуди, зачем ему отставной чиновник? А огромное по здешним меркам богатство - вот оно, уплывает в Россию.
Наша старшая обдумала мои слова и выдала план действий, да такой, что я чуть со стула не упал.
- Пустим изьятые у купца деньги на похороны Петра Ивановича и на проживание у нас детей из Енисейска.
Бляха муха.. просто нет слов! Остались одни буквы, и те нецензурные. Нам и вороватого чинушу теперь хоронить, и детишек табунами обихаживать! Как Хоттабыч её при первой встрече назвал: "Великая мать". Хочется добавить: "Всех времён и народов". Ох какая у неё во взоре стальная непреклонность нарисовалась! Я аж трепещу.
- Софочка, ты хоть понимаешь, о чём говоришь-то? У Потешко мы взяли только драгоценности. На их продажу уйдёт уйма времени. Да и потом нам что, в Санкт-Петербурге не надо будет заводских школ и детских домов обустраивать?
Смутилась на секунду... и вновь на меня насела.
- На столичные дела у нас деньги Петра Ивановича имеются.
- Да, но большая часть из них - это опять-таки драгоценности и ценные бумаги, которые мы, между прочим, собрались постепенно в России реализовывать. А заводы и школы придётся покупать и строить тотчас по приезду. То есть в столице нам сразу же потребуется крупная сумма наличных денег, в противном случае не успеем ничего наладить. Ведь к весне семьдесят первого года нам нужно быть здесь, в Красноярске, мы это уже обсуждали.
- Но что-то же у тебя заготовлено?
- Как и договаривались, безбедную жизнь полусотне детишек я обеспечу, остальное отложено до прибытия в Петербург.
- Но...
- Никаких но, Софочка. Давай сначала проясним, сколько же детей в Енисейске нуждается в переезде. Может, их всего тридцать, а мы тут с тобой копья ломаем. Ты пойми: как бы там ни было, но дети предпочитают жить с родителями. Иногда не слишком сытно, но всё равно с ними. Поэтому, мне кажется, стоит подумать об организации общественной компании по сбору средств на закупку продовольствия для всех жителей Енисейска. Купцы вон поговаривают о бесплатной поставке хлеба погорельцам. А женское общество чего молчит? С помощью дам мы могли бы многих накормить.
Мои предложения, похоже, заинтересовали Софу.
- Хорошо. Я поговорю с дамами. Но принять участие в похоронах Петра Ивановича мы как "приятели" обязаны.
Уууу... снова тебе, Сашок, забот добавилось. Ё-малай! Покой нам только снится. Я тяжело вздохнул.
- Ладно.
Наша старшая ненадолго задумалась и уже другим тоном спросила:
- Что с Кузьмой Тихим?
Хм... наверно, боится услышать, что я сапожника вслед за Потешко на тот свет отправил.
- Да отпустили мы его. Ты ведь уверена, что слово своё он сдержит. Вот и пусть, как обещал, жизнь с супругой по новой начинает. Сейчас он на заимке в пятидесяти верстах от Красноярска раны зализывает, а как оклемается, в Канск поедет, жену из кабалы выручать.
На следующий день я, как папа Карло, не разгибая спины, с утра и до обеда разбирал и переплавлял в небольшие слитки все золотые и серебряные изделия, добытые неправедным путём. Нельзя хранить улики, связывающие нас с убийствами купца и городничего. И продавать их нельзя. Надо уничтожить всё, от греха подальше. Я уж лучше потом из этого золота новые побрякушки сделаю, чем буду столь глупо рисковать.
Перед обедом выполз из подвала уставший и голодный, побрёл наверх переодеться, и тут со двора раздался пронзительный визг, да такой, что я чуть на месте не подпрыгнул. Что за чёрт?! Кого там режут? Коридор проскочил почти бегом, вылетел на крыльцо и, оторопев, замер. По двору кругалями носилась наша недавно приобретённая свинья бок о бок с Мухтаром и визжала, не переставая. Минуту понаблюдав за этим круговоротом, решил поинтересоваться у стоящего поблизости дворника:
- Семёныч, чего это с ними творится?
- Мухтарка свинку учит. За ухо её ухватил и гоняет.
Я пригляделся. Действительно, пёс вцепился зубами в ухо свиньи и скачет довольный.
- А чему учит?
- Куды ей своё рыло сувать не след.
Ничего себе! Я поражённо рассматривал продолжающиеся дворовые бега. От несмолкающего визга начало звенеть в ушах.
- Не слишком ли долго учит?
Семёныч задумчиво потеребил бороду и ответил:
- Да видать, тепереча уже театру зазнобе кажет.
Зазнобе? Тут я обратил внимание на нашего местного "надзирающего за порядком" - козу. Сидит рогатая спокойненько в сторонке, следит за происходящим действом, и мордочка её выражает полное удовлетворение. Щенки, что удивительно, не бегают вместе с "папашкой", как обычно, а расположились возле неё и тоже с любопытством взирают на свинячую визгопляску. Даже отсыпающийся после ночных бдений Иртыш проснулся и вылез из конуры. Да и народу полюбоваться на это шоу собралось уже немало. Кто-то смотрит с интересом, кто-то подбадривает пса, а кто-то откровенно ржёт. Не-е, пора заканчивать собачью вакханалию.
- Мухтар! Хватит!
Пёс послушался сразу и, завершив очередной кружок, вогнал свинью точнёхонько в ворота сарая. Потом развернулся и, подбежав к Фере, сел рядом, а она, наклонившись, потёрлась лбом о его шею. Ха... Умеют старички развлекаться и окружающих веселить. Можно сказать, творчески разукрашивают серость тоскливых будней. Повезло нам с живностью!
На крыльцо выглянула Мария Львовна.
- Александр, что здесь произошло?
- Мухтар своей даме сердца представление показывал.
- Какое представление? - она недоумённо посмотрела на сладкую парочку.
- Свинское. Однозначно.
Последующие две недели я носился по городу, как сайгак по степи, временно забросив и ювелирку, и учёбу, и тренировки, и развлечения. На мне повисла уйма организационных дел. Одни похороны канского городничего чего стоили. Кошмар! Я лишь зашёл в городскую администрацию и поинтересовался, чем могу помочь, а они с радостью спихнули на меня все заботы об усопшем, приговаривая при этом: "Как же-как же, мы прекрасно знаем - это ваш с Софьей Марковной близкий друг, и раз уж так вышло, что в Сибири у него родственников нет, то вам самой судьбой начертано взять хлопоты о его проводах в свои руки". Ха... и попробуй после таких слов отказаться. Тем более, Софа настаивала на нашем активном участии.
Ну, я и взял всё в свои руки. Ага... сунулся мальчик в омут, не зная броду, вот и бегал потом кругалями: из церкви на кладбище, с кладбища в городовой совет, оттуда опять в церковь. "Фигаро здесь, Фигаро там". А платить сколько пришлось, мама мия! Попы денег содрали, как разбойники с большой дороги, а вместо реальной помощи достали своими советами хуже горькой редьки. Эти ребята любую мелочь готовы раздуть до размеров слона. И то им не так, и это не этак, и каждый раз по полчаса нотации читают. Нашли, понимаешь ли, молодого да крайнего. Хорошо хоть отпевание провели по высшему разряду и могилку Петра Ивановича расположили в престижном месте, нашей старшей не будет стыдно перед обществом.
Между прочим, там поблизости стоит памятник довольно известному человеку - Николаю Петровичу Резанову. Это первый российский официальный посол в Японии и один из руководителей первого русского кругосветного плавания. В начале девятнадцатого века он направился в Калифорнию за провиантом для Аляски. В Сан-Франциско влюбился в пятнадцатилетнюю дочку коменданта города Марию Консепсьон Аргуэльо, или попросту Кончиту. Вскружил ей голову и сделал предложение руки и сердца.
В конце двадцатого века эта любовь легла в основу сюжета рок-оперы "Юнона и Авось". Помнится, Николай Караченцов там Резанова великолепно сыграл. Эх... "Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь". Жаль финал у этой истории печален. Не удалось Николаю Петровичу на молоденькой девчонке жениться. Он и до Петербурга-то не смог добраться, заболел по дороге и вот... на местном погосте упокоился. Не дождалась Кончита своего возлюбленного!
Мда... Как всё-таки жизнь иногда судьбы закручивает! И какие порой разные люди на кладбище рядышком лежат.
Параллельно с организацией и проведением похорон я с Потапом Владимировичем собирал, устанавливал и запускал пароходную машину. К субботе смежники закончат отделочные работы, и в воскресенье начнём ходовые испытания. Покатаемся по реке, на радость городской публике. Я по ходу дела договорился с купцом Кузнецовым об использовании парохода для доставки продовольственных грузов в Енисейск и о перевозе потом детишек из Енисейска в Красноярск. На телегах-то малышню минимум месяц везли бы, как-никак осень на дворе, дожди идут часто, на дорогах грязи по колено. А на пароходе мы и за неделю обернёмся.