В четверг мы наконец-то отправились в Енисейск. До самого отплытия оставались сомнения, что нам удастся завершить все сборы к назначенному дню, но, слава богу, управились. На борту буксира четыре человека команды и четыре пассажира: Софа, я, Гришка Суриков и Федька. Пароход, издав на прощанье пронзительный гудок, стал, наращивая обороты, отгребать от берега. За ним на пеньковом канате потянулась баржа с продуктами, купленными для погорельцев. Среди накрытых брезентом мешков с мукой и крупами вольготно расположились весёлые и довольные каменщики енисейской артели. Эту неделю мужики вкалывали как проклятые, по шестнадцать часов в сутки, и теперь, получив у Панкрата Алексеевича окончательный расчёт, могут пару дней побездельничать.
Федька заливисто свистит и машет рукой оставшимся на берегу "пионерам". Доволен пацан, как папуас, объевшийся сливочного масла. Ещё бы, командир огромное доверие выказал - попросил помочь в отборе мальчишек для заводской школы. А что? Мне толковые ребята нужны? Нужны. Причём очень. Лишь из умных удаётся воспитывать хороших руководителей и помощников. А кто у нас может быстрее всех выявить наиболее перспективных кандидатов для обучения, так сказать, самых активных проныр и хулиганов? Правильно - Федька. Он, кстати, заодно и пиар-компанию на пацанском уровне проведёт, мол, да у нас там такое... такое... у-у-у... вам и не снилось.
Не... мы с Софой, конечно, тоже будем отсматривать контингент, желающий переселиться в Красноярск, под наше крылышко - по тем же девочкам я только на босса и полагаюсь, но всё же уверен: вождь "пионеров" задачу отбора наиболее сообразительных нам сильно облегчит.
Над ухом раздался оглушительный свист. Блин, и этот туда же!
- Григорий, хватит свистеть. И рожу попроще сделай, слишком уж она у тебя довольная. Не забывай: ты на работе.
Вот же ж охранничек! Учишь, учишь балбеса, а у него детство в попе никак не отыграет. Это ж когда я с такими темпами из бизонов крутых спецов-то воспитаю? Лет через двадцать, что ли!? Ох... мама! Роди меня обратно! Захотелось непечатно высказаться. Ну хотя бы в полголоса. Но минутное раздражение быстро прошло, и накатила трезвая оценка действительности: "А чего это ты, Сашок, с самого утра ворчишь, как старый дед? Хочется отдохнуть и расслабиться? Слишком вымотали последние недели? Так ляг поспи, и всё пройдёт". Хм... точно.
- За старшего остаёшься, а я спать пошёл. Присматривай за Федькой, не хватало ещё, чтоб он в речку свалился. Скачет ведь, как обезьяна, по всему пароходу.
Всё! В койку, и баиньки. Целых два дня ничего неделанья! Ох ка-айф! Хочешь - спи, хочешь - созерцай осенние красоты Енисея. Ляпота! Надо бы почаще длительные отгулы устраивать, а то не жалею я себя любимого, ой не жалею.
Очнулся лишь часа через четыре. Во меня укачало-то! Выбрался из тесного кубрика на палубу и очумело огляделся. Ого, уже Атамано-Шиверский перекат проходим! Насколько помню, это довольно сложный участок реки. Течение здесь ускоряется до десяти километров в час, к тому ж и неприятные подводные камушки имеются. Впрочем, наш капитан с Енисеем знаком получше кого бы то ни было и уже сбросил ход. Идём мы сейчас даже медленнее, чем вначале. Интересно, а почему меня не разбудили?
- Неужели наш засоня проснулся?
Софа с улыбкой откомментировала моё появление.
- Вообще-то я просил будить в случае опасности.
- Капитан сказал, пока тревожиться не о чем.
- Да-а... Ну будем надеяться, он знает, о чём говорит.
Перед поездкой мы с ним обсуждали проход лишь через Казачинские пороги, но я почему-то считал необходимым и на этом перекате принять особые меры предосторожности. Те же пробковые пояса всем раздать. Зря, что ли, я их делал?
- Не хмурься, лучше посмотри, как красиво вокруг.
А и правда, я только после слов Софы ощутил всю прелесть открывающейся панорамы. Ниже переката Енисей с обеих сторон сжимается подступающими горами, это место называют Атамановской трубой. Скалы почти нависают над водой, правый берег проносится в каких-то пятидесяти метрах от борта судна, при этом и река, и скалы освещены ярким солнцем. Мда-а... прямо-таки завораживающее зрелище! Особенно сейчас, когда растущие по берегам деревья укрыты осенней багряно-жёлтой листвой. Мне как-то раз уже доводилось плыть этим маршрутом из Красноярска и аж до Дудинки, но та поездка выдалась летом, и всё выглядело иначе.
Эх... помнится, в той жизни где-то тут поблизости находилась одна из достопримечательностей Советского Союза - сверхсекретный город Железногорск. Он же Атомград, он же Красноярск-26, а для некоторых просто "Девятка". И секретный он был потому, что в нём работал подземный горно-химический комбинат по производству оружейного плутония. Суждено ли ему возникнуть и в этой реальности? Хм... кто знает. Может, я его и построю.
Та-ак, а где помощнички? Ага... Григорий в корабельной рубке болтает с капитаном, а Федьку туда, похоже, не пустили, и он теперь, заглядывая внутрь, старательно плющит нос об оконное стекло, пытаясь хотя бы зрительно познать священные тайны судовождения. Ха... все при деле, и я могу спокойно посидеть на лавочке с Софьей Марковной.
Вскоре подошло время обеда, и нам прямо на палубе накрыли стол тем, что бог послал и кухарка в дорогу положила. А дальше мы так и сидели за столом всей путешествующей компанией, лениво обсуждая проплывающие мимо берега. Миновали устье реки Кан. Солнышко спряталось, небо нахмурилось, но холодный осенний дождь прошёл стороной, зацепив нас лишь краешком. В восемь вечера встали на ночлег. Нужно основательно отдохнуть, завтра утром будет самый трудный этап проводки судна.
Переночевали с комфортом лишь мы с Софой да капитан, ведь на пароходе всего три маленьких каюты. Механик с кочегаром и помощником капитана как-то устроились возле пароходного котла, он долго оставался тёплым, тем более они ночью ещё и дровишки в топку подбрасывали. Федька, тот вообще на верхушке котла улёгся и ночью во сне с воплем съехал оттуда, здорово повеселив команду. Хорошо хоть без травм обошлось. Ну а Гришка и каменщики отсыпались на барже под брезентом, закутавшись в одеяла, приобретённые для енисейских детей. Утром на берегу сварили кашу, заварили чай и позавтракали, потом перегрузили дрова с баржи на буксир, развели пары и отправились в путь, не забыв подготовить средства индивидуальной защиты утопающих - круги и жилеты. Впереди нас ждал очень интересный и очень сложный по судовождению отрезок пути.
И вот опять реку с обеих сторон стискивают скалы. Начинается Предивинская труба, которая и вынесет нас к самому труднопроходимому на Енисее порогу - Казачинскому. Даже в моей прошлой жизни далеко не все суда могли преодолевать его против течения самостоятельно. Падение реки на этом участке превышает один метр на километр длины, а общая протяжённость порога вместе с несколькими перекатами составляет четыре километра, и вдобавок фарватер постоянно петляет. Русло Енисея сужается до трёхсот пятидесяти, а судовой ход - до семидесяти метров. Трудно поверить, но Енисей здесь несёт воды больше, чем Волга у Нижнего Новгорода! Опасность для судоходства представляют подводные камни и большая скорость течения реки - около двадцати километров в час.
Вниз по течению Казачинский порог проходить ещё можно, хоть и с немалым риском, а вот вверх подниматься приходится уже только с помощью бурлаков. Боюсь, и нашему резвому буксирчику не вскарабкаться на эту гору воды. Была б река быстрой, но спокойной, он, пожалуй, на всех парах и выгреб бы, но в местной хаотичной сумятице волн и течений у него нет шансов: закрутит, завертит вода бедолагу, бросит на камни и перемелет в труху. Тут, помнится, и стальные суда сминало, как консервные банки.
Перед порогом команда стравила давление пара в пароходном котле до минимума, и теперь он, скорее всего, не взорвётся, если наш кораблик, не дай бог, пробьёт борт о неудачно подвернувшуюся каменюку и всё-таки затонет. Гребные колёса еле вращаются, но продолжают держать натянутым канат между буксиром и баржей. Это необходимо для того, чтобы она шла за нами след в след, не отклоняясь. Софа с Федькой и капитаном расположились в рубке, мы с Гришкой - снаружи возле дверей. Судя по всему, промокнем от брызг, но в каюту спускаться не хочется: случись что - можем не успеть выбраться, а в рубке места уже нет. Она всего-то полтора на полтора метра и отличается от старого дачного туалета моих родителей лишь большими окнами и второй дверью.
Капитан отдает последние распоряжения команде. Его спокойный голос внушает уверенность в благополучном исходе нашего путешествия. Приближается шум порога. Всё явственнее нарастают глухой гул и рокот. Палуба под ногами начинает мелко вибрировать, как при начале землетрясения. Блин, в той жизни прохождение порога по-другому воспринималось.
Солнышко спряталось, и река мгновенно преобразилась: сейчас она кажется бездонной. Я попробовал разглядеть что-нибудь в глубине и чуть челюсть на палубу не уронил, когда заметил проносящуюся мимо борта подводную скалу. Ни фига себе! В каких-то трёх метрах от нас пролетела! О... опять что-то большое мелькнуло. А вот искры с пузырями пошли. Или это вода так видимость искажает, или наш капитан снайпер-судоводитель. Невовремя вспомнилось высказывание горе-лоцмана из фильма "Волга-Волга": "Я на этой реке все мели знаю", и чем в результате дело закончилось. По спине пробежала толпа мурашек, но я, мотнув головой, отогнал дурные мысли прочь. Не-е... наш капитан лучший на Енисее. Он через порог больше сотни судов провёл, и ни одно из них не получило повреждений. Да и с пароходами знаком - три года от Ангары до Туруханска помощником капитана ходил.
Вскоре под водой началась беспрерывная чехарда пузырей, теней, отблесков, и я решил больше не заглядывать в этот ящик Пандоры. Ну его к чертям, и так уже страшно до дрожи в коленках, лучше по сторонам посмотрю. Но и внешний вид реки не добавил оптимизма. То тут, то там над её поверхностью выступают верхушки валунов, и вода, перетекая с одного на другой, яростно бурлит, взбивая пену. Гребни волн в некоторых местах подбрасывает вверх метра на два, не меньше.
Да-а уж... одно дело рассматривать порог с высоты второго этажа большого теплохода, и совсем иное - с палубы нашего махонького пароходика. На теплоходе, насколько помню, и не качало почти, а пароходик колбасит прям как игрушечный. Бедняга весь дрожит, поскрипывает и старательно бьёт по воде колёсами в попытке удержаться на гребне убегающей из-под него реки.
Ё-моё... похоже, слишком безалаберно я отнёсся к поездочке. Не стоило так рисковать. Подвела меня память. В прошлый раз я проходил благоустроенный порог, ведь в двадцатом веке особо опасные скалы взрывали, расчищая фарватер, а сейчас местная водная стихия предстала передо мной во всей своей первозданной лихости. Грохот стоит уже как у нас на заводе. Плеск, гул, уханье, даже лязг какой-то слышится. Ещё и капитан подсуропил, врубив пароходный гудок во всю мощь, и тот заревел неведомым для этих мест зверем, перебивая остальные звуки. От неожиданности я чуть за борт не сиганул. Нервы-то на пределе.
Оглянулся оценить обстановку в рубке и наткнулся на огромные глазищи вождя пионеров, немигающе взирающие на бурный Енисей. У-у... а парень-то, кажется, похлеще моего напуган. Как бы фобию какую-нибудь не заработал. Мда... надо бы его отвлечь. Я помахал рукой перед стеклом напротив Федькиной вытянувшейся физиономии, и когда он, моргнув, перевёл на меня свой взгляд, постарался изобразить на лице довольное веселье и показал большой палец. Потом сложил ладони рупором, поднял голову вверх и заорал изо всех сил: "Ё-хо-хо... ю-ху-у!"
Вроде подействовало. Пацан, забыв про буйство водной стихии, часто-часто заморгал и робко улыбнулся. Я ему подмигнул и, скорчив смешную рожицу, показал язык. Тут уж он окончательно ожил: глазки радостно засверкали и улыбочка от уха до уха нарисовалась. Во... узнаю атамана нашей мелкой хулиганствующей братии! Смеяться над начальством ему никогда никакой страх не мешал. Эх... жаль только Софья Марковна на мои кривляния отреагировала осуждающе и, боюсь, вскорости оставшись наедине, выскажет мне своё очередное "фи" по поводу неподобающего для дворянина поведения. Ну... это я переживу. Не впервой.
Удивительно, но пока развлекал Федьку, мои собственные страхи исчезли, как будто их и вовсе не было, и на реку я посмотрел уже совершенно другими глазами. Чёрно-серая пелена опасений, скрывавшая очарование этих мест, чудесным образом пропала. Всё так же шумит порог, всё так же бурлит Енисей, всё так же постанывает пароходик и шлёпает по воде колёсами. Но... это уже не пугает. Мало того, какой-то драйв и задор в кровь пошёл. Мысли сменили направление на боевое. Блин, да что нам эти каменюки и коварные течения! То, что не в масть, взорвём, к едрене фене, а на фарватере туер поставим и пароходы по всему Енисею пустим. Ох и расцветёт же у нас губерния!
Захотелось поделиться с кем-нибудь нахлынувшей эйфорией и планами на будущее. Кинул взгляд по сторонам и понял: самое страшное мы, по всей видимости, преодолели, а раз так, то нечего Федьке в рубке торчать. Поманил его к себе, он осторожно вышел, и я, положив руку ему на плечо, начал задвигать пламенную речугу на тему того, как местная жизнь будет выглядеть лет через десять-двадцать.
Хорошо всё расписал, аж самому понравилось. Пока разглагольствовал, наш караван миновал порог и река стала успокаиваться, переводя дух. К нам вышла Софа, и мы всей компанией столпились на корме, рассматривая местную достопримечательность, уплывающую от нас вдаль. Да-а... красив Казачинский порог, несмотря на всю свою суровость! Тысячелетиями он бурлит, пробивая дорогу через отроги енисейского кряжа. Сколько печальных историй он знает, сколько мужественных людей спорило с его бурным течением и скольких из них он поглотил! В этом году, например, две баржи затонули, и не всем пассажирам удалось спастись.
Моим мыслям вторит голос капитана, вышедшего из рубки:
- Туточки мно-ого побитых камнями да замытых песочком плотогонов покоится. И купчишки на дне лежат - добро своё в кунгасах стерегут, и наш брат баканщик, не сладивший с течением, ухоронен. Всякого люду порог без меры принял. Царствие им небесное.
Он неторопливо перекрестился, и мы последовали его примеру.
Да-а... жизнь довольно суровая штука, и об этом никогда нельзя забывать. Даже с офисным планктоном двадцать первого века, зацикленным в режиме дом-офис-дом, смертельные казусы приключались, чего уж говорить про нынешние времена. Сейчас будь ты хоть последний нищий, хоть сам император, судьба твоя может прерваться в любой момент из-за множества не зависящих от тебя причин. Диагноз "скоропостижно скончался" в полицейских хрониках обычное явление. Несчастные случаи и болезни косят людей со страшной силой. Лекарства в обиходе самые наипростейшие, а докторов хороших почти и нет совсем.
Так что, Сашок, закладывай-ка ты теперь во все свои планы гораздо больше самосохранения и уж, во всяком случае, не таскай за собой в опасные места детей и Софью Марковну. Может так случиться, и сам сгинешь, ни с кем не попрощавшись, и дорогих тебе людей угробишь ненароком.
Хм... надо бы узелок завязать на память... железный... и на грудь его себе повесить.
Полчаса спустя за очередным поворотом реки была замечена бурлацкая артель, тянувшая вдоль берега баржу, и мы решили сделать остановку для делового разговора. Нам скоро обратно плыть, стало быть, следует нанять людей на проводку наших судов вверх через Казачинский порог. В Красноярске договориться о такой услуге мы, к сожалению, не смогли.
Что интересно, артель оказалась женской. Я знал о существовании таких на Енисее, но вот видеть их до сего дня не доводилось. Непривычно как-то, и... по сердцу корябает. Что-то неправильное присутствует в картине, где толпа представительниц прекрасной половины человечества тянет за собой на лямке судно. Пока в лодке на берег переправлялись, мне вспомнилась картина Репина "Бурлаки на Волге" - какие там мужики бедные и несчастные изображены. Ожидал и здесь увидеть нечто подобное и был приятно удивлён. Не выглядят местные бурлачки изнурёнными тяжёлым физическим трудом. Ну совершенно! Да и одеты все они не в рванину какую-нибудь нищенскую, а в приличное платье. Вон и Софа смотрит на них хоть и сочувствующе, но спокойно. В глазах женщин нет и намёка на тоску и угнетённость. Некоторые особо задорные девахи нашу компанию весёлыми шуточками встретили, пароходик неласково обсмеяли - как-никак конкурент. Но о проводке каравана через порог мы договорились быстро, и денежный задаток староста артели взяла с благодарностью.
Конечно, глупо лезть в чужой монастырь со своим уставом. Раз женщины взялись за эту работу, значит, есть у них на то веские причины. Но... по мне так лучше бы они другими делами занимались.