Щелчок замка. В дверях появился охранник.
Фишер, я же сказалпять минут. Убирайся к чертям отсюда.
Майкл сунул руку в карман рубашки, помахал у себя над плечом пачкой банкнот, даже не удосужившись посмотреть, как охранник протянул руку и выхватил их, а затем вышел.
Боже, какие идиоты, со вздохом сказал он. Неужели они действительно думают, что завтра в это же время эти деньги будут иметь хоть какое-то значение?
Он снова сунул руку в карман и вытащил сложенный лист бумаги.
Вот, возьми.
Алиша развернула лист. Спешный набросок карты рукой Майкла.
Когда придет время, иди по дороге на Розенберг, на юг. Сразу за гарнизоном увидишь старую ферму, слева, там бак для воды. Свернешь на дорогу сразу же за ним и прямо на восток, пятьдесят две мили.
Алиша оторвала взгляд от листа бумаги. В глазах Майкла появилось что-то новое, неистовство, почти безумие. За тщательно контролируемым видом и поведением, ореолом силы скрывался человек, горящий верой.
Майкл, что в конце дороги?
Снова оставшись в одиночестве, Алиша погрузилась в мысли. Вот, значит, что заменило Майклу женщину, в конце концов. Его корабль, его «Бергенсфьорд».
Мы изгои, сказал он ей на прощание. Мы те, кто знает правду и всегда знали; это боль, с которой мы живем. Как же он хорошо понимает ее.
Кролик настороженно смотрел на нее. Его черные немигающие глаза блестели, как две капли чернил. В их выпуклой поверхности Алиша увидела отражение, призрак ее самой. Почувствовала, что у нее мокрые щеки. Почему она не может перестать плакать? Она скользнула к клетке, открыла дверцу и протянула руку внутрь. Ее ладонь заполнила мягкая шерсть. Кролик не пытался сбежать, либо прирученный, чей-то любимец, как сказал Майкл, либо слишком испуган, чтобы что-то делать. Она вытащила зверька из клетки и посадила на колени.
Все в порядке, Отис, я друг, сказала она.
И так и сидела, гладя его по мягкой шерстке, очень долго.
65
Шаги, скрип открывающейся двери. Эми открыла глаза.
Привет, Пим.
Та остановилась в дверях. Рослая, с овальным лицом и выразительными глазами, в простом платье из синей хлопчатобумажной ткани. Выпуклый живот под мягкими складками платья, она беременна.
Я рада, что ты вернулась, чтобы меня проведать, сказала Эми на языке жестов.
Пим с сильной неуверенностью поглядела на нее и подошла к кровати.
Можно? спросила Эми.
Пим кивнула. Эми сложила ладонь чашечкой и прижала к платью. Скрытая внутри сила, столь новая, чистейшее ощущение жизниесли сравнить с цветом, то белый цвет летних облаков. Вопросы, множество. Кто я? Что я? Это мир? Я есть все или лишь часть?
Покажи мне остальное.
Пим села на кровать, спиной к ней. Эми расстегнула пуговицы платья и раздвинула ткань. Полосы на спине, ожоги. Они стали менее заметны, но не исчезли. От времени стали немного впалыми, с резкими краями, будто корни, скрытые под землей. Эми провела по ним пальцами. Там, где кожа Пим была нетронута, она была теплой и мягкой, но мышцы под ней были напряжены, будто застыв от боли.
Эми застегнула платье. Пим повернулась лицом к ней.
Ты мне снилась. Мне кажется, я тебя всю жизнь знаю.
И мне.
В глазах Пим появилось странное выражение.
Даже тогда
Эми взяла ее за руки, успокаивая.
Да. Даже тогда.
Пим достала из кармана платья блокнот. Небольшой, но очень толстый, с жесткими страницами из пергаментной бумаги.
Я принесла тебе это.
Эми взяла блокнот и открыла обложку, обтянутую мягкой кожей. Вот оно, страница за страницей. Рисунки. Слова. Остров, пять звезд.
Кто еще это видел?
Только ты.
Даже Калеб не видел?
Пим мотнула головой. Ее глаза подернулись слезами, она выглядела совершенно ошеломленной.
Откуда я все это знаю?
Эми закрыла блокнот.
Не могу сказать.
Что это означает?
Думаю, это означает, что ты будешь жить; твой ребенок будет жить.
Пауза.
Ты мне поможешь?
Она нашла в гостиной бумагу и ручку. Написала записку, сложила втрое и отдала Пим. Та спешно ушла. Снова оказавшись в одиночестве, Эми пошла в ванную по коридору. Над раковиной висело маленькое круглое зеркало. Перемены, произошедшие с ней, скорее ощущались, чем были видны, и ей хотелось увидеть их. Она подошла к зеркалу. Казалось, то лицо, которое она в нем увидела, ей не принадлежало, но в то же время было именно тем, кем она себя ощущала уже долго: женщина, темноволосая, точеное, но не угловатое лицо, бледная гладкая кожа, глубоко посаженые глаза. Волосы короткие, как у мальчишки, жесткие на ощупь, будто щетка, под ними видны изгибы черепа. Ее отражение было тревожно обычным, просто еще одна женщина, в толпе и не заметишь, однако именно за этим лицом, телом, мыслями и ощущениями скрывалась ее личностьто, как она ощущала себя. Очень хотелось протянуть руку и коснуться зеркала, и она позволила себе это сделать. Ее палец коснулся зеркала, и что-то изменилось. Это ты, сказал ей ее разум. Это настоящая Эми.
Время пришло.
Необходимо успокоить ум и соблюдать полную неподвижность. Эми нравилось использовать для этого образ озера. Не какого-то воображаемого, а того самого озера в Орегоне, где Уолгаст учил ее плавать в те первые дни, которые они провели вместе. Она закрыла глаза и приказала себе отправиться туда. Постепенно образ появился перед ее мысленным взором. Ночь, первые звезды, загорающиеся на сине-черном небе. Стена тьмы, там, где царственно стоят на скалистом берегу высокие сосны, наполняя воздух своим ароматом. Вода, чистая и холодная, резкая на вкус, пушистый ковер опавшей хвои на дне. В своем сознании Эми была озером и пловцом одновременно; волны расходились по поверхности в такт ее движениям. Сделав глубокий вдох, она нырнула в незримый мир; когда перед ней появилось дно, то она плавно заскользила вдоль него. Где-то наверху расходились концентрические круги по поверхности озера. Когда последние из них коснулись берега, поверхность озера снова пришла в идеальное спокойствие. Необходимое состояние достигнуто.
Волны коснулись берега. Озеро замерло.
Ты меня слышишь?
Молчание.
Да, Эми.
Я думаю, что я готова, Энтони. Думаю, что наконец-то готова.
Майкл прождал у ворот почти час. Какого черта, где Луций? Уже почти 10.30, время уходит. К воротам приваривали массивные кольца, чтобы вставить железные засовы. Снаружи прибивали листы анодированного железа. Если Грир сейчас не появится, то они окажутся заперты внутри, как и все остальные.
Наконец-то появился Грир, быстрым шагом войдя через пешеходный проход. Забрался в машину и кивнул в сторону лобового стекла.
Поехали.
Она себе голову морочит.
Не начинай, было написано во взгляде Грира.
Майкл завел мотор и высунул голову в окно.
Выезжаем! крикнул он бригадиру рабочих. Когда тот не обернулся, Майкл стал сигналить.
Эй! Нам надо выехать!
Бригадир наконец-то обратил на него внимание. Быстро подошел к окну машины.
Какого хрена ты мне бибикаешь?
Скажи ребятам, чтобы с дороги ушли.
Бригадир сплюнул.
Никому не разрешается выходить наружу. Мы здесь работаем.
Ага, хорошо, но мыдругое дело. Скажи им, чтобы отошли, или я их сшибу. Тебе понравится?
Бригадир хотел что-то ответить, но передумал. И повернулся к воротам.
Окей, дайте этому парню проехать.
Очень обязан, сказал Майкл.
Вперед, похоронам навстречу, придурок.
И тебе туда же, подумал Майкл.
66
16.30. Последние эвакуируемые спустились в тоннели плотины. Убежища забиты до отказа. Гражданские новобранцы ожидают, куда их поставят. Инциденты были, даже аресты и стрельба. Однако в целом все понимали смысл того, о чем их просят. На кону их собственные жизни.
Работа с новобранцами заняла больше времени, чем предполагалось. Длинные очереди, неумение обращаться с оружием, непонимание, кто кому подчиняется, распределение снаряжения и обязанностей. Питер и Апгар пытались за полдня армию собрать. Некоторые оружие-то в руках держать не умеют, не говоря уже о том, чтобы заряжать и стрелять. Боеприпасы были на вес золота, но пришлось устроить на площади стрельбище, положив позади мишеней мешки с песком. Срочный курстри выстрела, плохие, хорошиеи вперед, на стену.
Оружия оставалось мало, только пистолеты, винтовки закончились, совсем немного в резерве оставили. Все были нервными, по несколько часов простояв на жаре. Питер стоял рядом со столом, где записывали новобранцев, с Апгаром, глядя на последних. Холлис записывал имена.
К столу подошел мужчина, лет сорока с чем-то, худощавый, жизнь его не баловала, с высоким лбом и оставшимися от юношеских прыщей впадинами на щеках. У него на плече висело охотничье ружье. Питер сразу узнал его.
Джок, не так ли?
Мужчина кивнул как-то покорно, на взгляд Питера. Двадцать лет прошло, но, видимо, тот день на крыше навсегда остался в его памяти.
Даже не помню, поблагодарил ли я вас, мистер президент?
А что ты сделал? спросил Апгар, глядя на Питера.
Жизнь мне спас, вот что, ответил Джок. Посмотрел на Питера. Я не забыл. Оба раза за вас голосовал.
Чем занимался? Уверен, на крыши больше не лазал.
Джок пожал плечами. Его обычная жизнь уходила в прошлое, как и у всех.
Работал механиком, по большей части. Женился недавно. Жена вчера ночью родила.
Питер вспомнил рассказ Сары. Показал на оружие Джока, винтовку с рычажным затвором.3030.
Давай-ка твое оружие посмотрим.
Джок отдал ему винтовку. Спусковой крючок мягкий, затвор рывками ходит, линза на прицеле потертая, в оспинах.
Когда последний раз из нее стрелял?
Никогда. От отца досталась, много лет назад.
Сколько у тебя к ней патронов?
Джок выставил руку, в которой лежали четыре патрона, древние, как горы.
Эта штука бесполезна. Холлис, дай человеку нормальную винтовку.
Достали винтовку, новую блестящую М-16, из запасов Тифти.
Свадебный подарок, сказал Питер, отдавая ее Джоку. Вперед, на стрельбище. Там тебе патроны дадут и научат ею пользоваться.
Джок неверяще смотрел на него, с благодарностью. Еще никто ему ничего подобного не дарил.
Благодарю вас, сэр.
Резко кивнув, он ушел.
Окей, и что это было? спросил Апгар.
Питер проводил взглядом идущего к стрельбищу Джока.
На удачу.
В приюте последние из женщин и детей спускались в убежище. Было решено, что женщинам будет позволено сопровождать лишь детей младше пяти лет; это привело к множеству душераздирающих сцен расставания, ужасных и мучительных. Многие женщины пытались сказать, что их дети младше, чем на самом деле. Если их слова были похожи на правду, Калеб их пропускал. У него просто духу не хватало отказать.
Он тревожился за Пим. Убежище быстро наполнялось. Она наконец-то пришла, объяснив, что дети провели утро в доме Кейт и Билла. Для Пим это было особенно болезненно, ей повсюду чудилась Кейт, но девочки отвлеклись. Пара часов в знакомом месте, среди знакомых игрушек. Полчаса на своих кроватях прыгали, сказала Пим.
Но что-то было не так. Калеб ощущал это в невысказанных словах. Они стояли у открытого люка. Одна из Сестер, стоя внизу, протянула руки, чтобы спустить вниз детей. Сначала Тео, потом девочек. Когда пришла очередь Пим, Калеб взял ее за локоть.
Что такое?
Она задумалась. Да, что-то есть.
Пим?
В ее глазах мелькнула неуверенность, но она взяла себя в руки.
Я люблю тебя. Будь осторожен.
Калеб решил не настаивать. Сейчас не время, у открытого люка, все ждут. Сестра Пег смотрела на все со стороны. Калеб уже поднимал вопрос насчет того, пойдет ли Сестра Пег в убежище вместе с детьми.
Лейтенант, сказала она, непреклонно глядя на него. Мне восемьдесят один.
Калеб обнял жену и помог ей спуститься. Взявшись руками за верхнюю ступеньку лестницы, она подняла взгляд, в последний раз смотря на него. У Калеба похолодело внутри. Онався его жизнь.
Следи за малышами.
Снова дети, и вдруг оказалось, что убежище заполнено целиком. Плач снаружи, голос из мегафона, приказывающий людям разойтись.
В коридор быстрым шагом вошел полковник Хеннеман.
Джексон, я назначаю тебя главным здесь.
Это было последнее, чего мог бы желать Калеб.
Сэр, от меня на стене больше пользы будет.
Не обсуждается.
Калеб ощутил незримую руку.
Мой отец имеет к этому отношение?
Хеннеман проигнорировал вопрос.
Нужны люди на крыше и по периметру и два взвода внутри. Как поняли? Больше никто не входит. Как ты это выполнишь, тебе решать.
Ужасные слова. И неизбежные. Люди сделают все, чтобы выжить.
67
Майкл и Грир подобрали первых выживших к северу от Розенберга, троих солдат. Ошеломленных, оголодавших, с пустыми карабинами и пистолетами. Зараженные напали на казарму две ночи назад, сказали они, пронеслись, как торнадо, разрушая всемашины, снаряжение, генераторы, срывая крыши из кровельного железа с домов, как крышки с консервных банок с ключом.
Были и другие. Женщина, одна из девочек Данка, чьи черные волосы наполовину поседели. Она шла по дороге, босиком, а ее туфли с высоким каблуком болтались у нее в пальцах. Рассказала, как спряталась в насосной. Двое мужчин из телеграфной бригады. Нефтяник по прозвищу Домкрат, Майкл помнил его еще по заводу, сидевший на обочине, скрестив ноги и чертя что-то на земле шестидюймовым лезвием ножа и что-то неразборчиво бормоча. Его лицо было белым от пыли, комбинезончерным от засохшей крови, но не его собственной. Все молча садились в кузов машины, даже не спрашивая, куда они едут.
Самые везучие люди на планете, а они даже не понимают этого, сказал Майкл.
Грир смотрел на проносящиеся мимо них холмы. Сухой кустарник сменился прибрежной растительностью, более густой. Последние двадцать четыре часа было столько дел, что он забыл о боли, но теперь, в тишине и роящихся в его голове мыслях, она вернулась с новой силой. Постоянная тошнота, несильная, скручивала живот, слюна стала густой и с медным привкусом, мочевой пузырь распирало. Когда они остановились, чтобы подобрать женщину, Грир отошел в сторону в надежде отлить, но смог выдавить из себя лишь жалкую струйку алого цвета.
К югу от Розенберга они свернули на восток, к судоходному каналу. Позади машины взлетали брызги грязной воды, каждый прыжок машины на разбитой дороге отдавался внутри него болью. Гриру очень хотелось пить, чтобы хотя бы избавиться от мерзкого вкуса во рту, но когда Майкл достал из-под сиденья фляжку, сделал хороший глоток и предложил ему, все это время смотревшему в лобовое стекло, Грир отмахнулся. Майкл искоса глянул на него. Ты уверен? И, видимо, что-то понял. Или заподозрил. Но Грир ничего не ответил. Майкл пожал плечами, зажал флягу между колен и закрыл крышку одной рукой.
Воздух внутри машины стал другим, а затем изменилось и небо. Они приближались к каналу.
Какого хрена, я только что отсюда, сказала женщина.
Еще пять миль, и показался въезд на док. Пластырь и его люди стояли в узком месте. Поперек прохода была натянута режущая проволока. Машина остановилась, и Пластырь подошел к окну Майкла.
Не ждал тебя так скоро.
Что Лора говорит?
Ничего хорошего. По крайней мере, их здесь еще не было.
Он глянул в кузов.
Друзей привез, как я погляжу.
Где она?
На корабле, небось. Рэнд говорит, она там уже всех до белой горячки довела.
Майкл повернулся к пассажирам.
Вы трое, выходите, сказал он солдатам.
Они неверяще поглядели на него.
И что ты от нас хочешь? спросил старший по званию, капрал, с пустыми, как у коровы, глазами и пухлым лицом пятнадцатилетнего подростка.
Не знаю, сухо сказал Майкл. Служили? Стрелять доводилось?
Сказал же, патронов нет.
Пластырь?
Тот кивнул.
Все улажу.
Это Пластырь, сказал Майкл солдатам. Ваш новый командир.
Солдаты непонимающе переглянулись.
Вы, ребята, типа, преступники? спросил один из них.
Тебе сейчас не наплевать, честно?
Давайте уже, сказал Пластырь. Будьте хорошими парнями и слушайте, что он вам сказал.
Солдаты вопросительно переглянулись и вылезли из кузова. Как только Пластырь и его помощники отодвинули барьер, Майкл дал газу и быстро поехал по дороге. Рэнд встретил их у ангара, голый по пояс и обливающийся потом, с обмотанной грязной тряпкой головой.
На каком мы этапе? спросил Майкл, вылезая из машины. Док затопили?
Есть проблема. Лора нашла еще один дефектный участок. Ржавчина по всему листу.