Где вы учились? В GLOM?
Нет, я был из европейского контингента, ответил он непроизвольно, не задумываясь.
Брали женатых?
Насколько знаю
Гром прокатился в горячем воздухе, заталкивая в рот Замойскому непроизнесенные слова. Стакан упал с колена на землю. Оба, Анжелика и воскрешенец, вскочили на ноги, онсловно еще и протрезвел.
Все гости отреагировали схоже: нервная дрожь, миг неподвижности, потом взгляды в поисках источника звука. Разговоры упали до шепота. Продолжала играть музыкаскрипки, словно бы из Штрауса, но слишком резкие, без штраусовской плавности. Рах-рах-рах, рарарах, рах
На газон ворвалась черная, словно эбен, женщина с пламенем над головой.
Была она обнажена, глаза кроваво-красные, ногти трупно-бледные. Мчалась огромными прыжками. Люди были ей по пояс. Язык пламени метровой высоты бил ввысь с ее безволосой головы, ослепительный плюмаж, меч чистой плазмы.
Гости смотрели, не двигаясь. На лицах погруженных в Плато стахсов Анжелика заметила судороги удивления, некоторые оглядывались вокруг, надеясь на интервенцию Императора при посредничестве инфа. Если такая и случилась, Анжелика, видимо, это пропустила. Не могла оторвать взгляда от женщины-огня.
Не только она. Сотни гостей, дюжины энстахсовых работников фирмы, нанятой для организации мероприятиявсе, погруженные в странный ступор, таращились, как жуткая негритянка газельими прыжками преодолевает замковый двор, направляясь кАнжелика перевела взглядпрямо к Джудасу Макферсону!
На пути великанши стояло с десяток персон, но Анжелика не сомневалась. И не только она пришла к такому выводу. С дюжину наноматических манифестаций гостей кинулось наперерез черной спринтерке. Поскольку к этому обязывал протокол, они были в своих гуманоидных образах, медлительными и неуклюжими сравнительно с негритянкой: ни побежать быстрее человека, ни ударить сильнее, ни выжить от того, от чего не выжил бы человек.
Гонка длилась всего несколько секунд, слишком быстро стало очевидным, кто имеет, а кто не имеет шансов ее догнать. Осталось четыре манифестации, способных преградить ей дорогу.
И тогда произошло кое-что странноеАнжелика даже моргнула, в первый миг не поверив глазам, поскольку женщина-огонь, в прыжке, совершенно не замедляясь, раздвоилась.
А долей секунды позжераздвоилась снова: уже четыре живых факела бежали к хозяину.
После подобного разрежения наноматической манифестации (а ни у кого уже не было сомнения в природе происходящего), отдельные ее копии некоторое время будут относительно ослабленными из-за опоры на неполные связи. Одновременно, свободная мультипликация доказывала, что бегущая негритянка совершенно игнорирует протокол. А если так, ограниченные его запретами наноматы не имеют ни малейшего шансапоэтому все четверо самозваных героев остановились, пропуская огненный квартет. Нет такой игры, в которой честный игрок выигрывает у обманщика, игнорирующего любые правила.
Анжелика смотрела на отца. Несмотря на расстояние, она видела все отчетливо.
Тому оставались секунды. Он не убегал. Что-то говорил мандарину. Мандарин всем своим видом выказывал раскаяние Императора: упал на колени, бил челом перед Джудасом.
Джудас отдал кельнеру бокал, снял очки и глубоко вздохнул. Потом что-то сказал жене, и Анжелика тогда увидела над плечом матери спокойное лицо отца.
Смогла прочитать слова по экономным движениям его губ:
Живописное покушение, ничего не скажешь, постарались.
У нее перехватило горло. Анжелика поняла то, что он хотел объяснить ей под черным небом Африки. По сути, все мы влюбляемся лишь в самих себя.
Надеюсь, что ты архивировался с памятью о тех трех днях в Пурмагезе.
Лишь бы это случилось быстро и безболезненно.
Первая из женщин-огней добежала до Джудаса, схватила его двумя руками и разорвала в клочья. Гости смотрели с интересом. Мясо и кровь с мокрым звуком разлетелись на несколько метров во все стороны. Когда-то Анжелика видела, как две львицы рвут антилопу. Та была их пищей, поэтому они вели себя куда гигиеничней.
Мандарин взорвался рассеянным облаком наноматической взвеси, и в этом образе бросился на убийцу. Объял ее высоким вихрем инфа; они исчезли за завесой пыли.
Три оставшиеся копии развернулись и бросились прямо на Анжелику.
Ее сердце замерло.
Почему я? Почему я? Почему? Полгода с последней архивации. Куда переносится боль, если сперва вырвут позвоночник?
Бежать. Догонят.
Кровь в голову, кровь от головы, лед в груди.
Она села.
Замойский видел, как девушка сползает на лавку, почти без сознания, побледневшая под темным загаром. Вынул из ее руки стакан с остатками сока. Она не реагировала. Смотрела прямо перед собой широко раскрытыми карими глазами. Он проследил за ее взглядом, но не заметил ничего необычного. Музыка перестала играть, и гости отчего-то смотрелив большинствев сторону противоположного конца газона. Что-то случилось? Но что именно? Он осмотрелся снова, дезориентированный. Может поймать кого-то из обслуги и спросить? Но здесь, возле линии деревьев, увы, не проходил ни один из них.
Мисс Макферсон?.. Что вы
Она яростно отмахнулась от него. Поднялась и энергично выпрямилась, словно хотела встать по стойке смирно.
Адам нахмурил брови, стараясь воссоздать в памяти звук грома. Небо безоблачно. Может, она испугалась? Но почему перестала играть музыка?
Чем дольше он вслушивался, тем явственней ему казалось, что некая музыка все же продолжает играть, все сильнее пробиваясь сквозь шум разговоров. Авария системы усилителей? Но репродукторы находятся с той стороны, и я должен
Девушка вскрикнула, Адам обернулся к ней, и нечто с огромной силой ударило его в грудь. Он перелетел через лавку, врезался затылком в ствол дуба. Выбитый из легких воздух вылетел сквозь стиснутую гортань, он услышал этот хриплый присвист.
Над ним, в ореолах красноватой тьмы, взорвались картинки:
Анжелика вскакивает на лавку, тянется к чему-то обеими руками.
Поток огня, направленный прямо ему в лицо.
Черная ладонь, красный глаз.
Туман заволок все.
Ему снова снился космос. Вместе со сном пришла невесомость. Словно он физически вырвался из плена гравитациизатуманенный взгляд, горячая голова, шум крови. Искусственно свежий воздух в легких. Адам выпрямил руку и до чего-то дотронулся. Ощутил под пальцами металл и понял, что сам онне в скафандре. Потянулся к тому, за что зацепился. Вернулось зрение. Большая тьма, горизонтальный пояс звезд. Экран или окно; скорееэкран. Звезды двигались влево. Он осмотрел помещение и заметил невыразительные пятна угловатых предметовкресла? пульты? Внезапно из-под них выстрелили тени: на экран выходила кривизна планеты. Прежде чем внезапный рывок вновь сбросил его на дно гравитационного колодца, он успел еще рассмотреть поверхность шара. Это была не Земляэто вообще не было ни одно из детей Солнца.
Господин Замойский! Господин Замойский!..
Он сел и вырвался из рук, что его трясли.
Вы хорошо себя чувствуете? спросил доктор Сойден.
Замойский кивнул.
Как ваше имя?
Замойский, Адам. Который час?
Вы были без сознания девять часов.
Проклятие! Что случилось?
Вы опрокинулись и ударились головой о дерево. Превосходная шишка. Не нужно было столько пить.
Замойский пощупал у себя на затылке. И вправду, дородный шишак.
Он лежал в своей комнате, в западном крыле замка. Встал с софы и подошел к окну.
Оттуда, с высокого первого этажа, видел две трети газона. Уже горели лампионы, созвездия разноцветных шаров света, отгоняющих вечерний сумрак за прямоугольную площадку зелени, а там все еще продолжалось веселье. Музыка долетала даже сквозь закрытые окна. На террасе, в легкой дымке теней, двигались танцующие пары.
Скрипнула дверь. Замойский оглянулся: это вошла Нина.
Вошла, взглянула на доктора Сойдена, на Адама, вздохнула с облегчением.
А я уже боялась, что сотрясение мозга или что похуже, сказала она, подходя.
Лучше всего, если б мы считали этого негодника, пользы было бы больше, пробормотал доктор, обращаясь к Нине. Если так пойдет и дальше, мне придется написать его наново. Скажи Джудасу, чтобы наконец вынул его из тела и вложил в словинское Чистилище, через два часа дам ему миллион выфренованных Адамов Замойских, и может среди них попадется френ более полезный, чем пьяный клоун. Что? Ну что? Зачем тебе
Нина подошла к Замойскомуон отступил. Вытянула рукуотвел ее. Не смотрел на женщину, смотрел на Сойдена.
Господин доктор, начал неторопливо, обходя кресло с противоположной стороны, господин доктор, не были бы вы столь любезны повторить, что вы, собственно, сказали?
Доктор Сойден глянул на Нину.
Что происходит?
Именно, Нина, усмехнулся Замойский, может объяснишь нам, что происходит?
Нине, похоже, совершенно не понравилась эта усмешка.
Успокойся, Адам, я сейчас все
Доктор Сойден смотрел на приближающегося Замойского с удивлением, которое граничило с восхищением.
Он что же, поколотить меня собрался?
Нина со вздохом упала на обитое кожей кресло, громко скрипнула черная кожа.
Не исключено.
Бить меня собрался! крикнул высоким голосом Сойден, почти радостно.
Замойский опустил взгляд на свои сжатые кулаки. Был он без пиджака, покрой белой рубахи не мог скрыть широкие плечи и крепкие руки. Сгорбившись, Адам сильно напоминал приготовившегося к атаке быка.
Ну да. Ну да, двигал он челюстью, пережевывая эти слова, будто камни, они почти слышали, как те скрежещут у него на зубах. Ну да. Да. Да. Да. Ну да.
Сойден театральным жестом отер со лба пот.
Ах, палец Божий, что-то в нашем големе заклинило, доктор поклонился Нине. А тебе бы лучше самой засветиться, пока Джудас тебя не ресетнул. Пойду-ка я в рыцарскую, что-нибудь съем; еле на ногах держусь, с полуднятревога за тревогой, что за день, словинец бы не успелу
Он вышел, продолжая что-то бормотать себе под нос.
Замойский окрутился на пятке, сделал два больших шага и навис над Ниной.
Та приподняла бровь.
Ого.
Говори!
Она показала ему язык.
Я ударился головой о ствол, начал он медленно. Кто-то что-то меня толкнуло; я помню. Что там произошло? Что с Анжеликой Макферсон?
А что с ней могло бы статься? Может тебе лучше лечь и поспать, а?
Я девять часов спал!
Ха-ха, если бы только девять!
Что это за игры? Ты снова меня
Снова? усмехнулась она, машинально покручивая кольцо на пальце. Снова? Какое там «снова»? Хочешь развлечься? Да? Если уж и так тебя распахалоесли уж и так мы оба окажемся на помойке и мне можно больше не гладить тебя по головке, может и правда молот окажется полезнейну так скажи мне: кто я такая?
Нина
Да?
Нина
Ну и?
Нина
Слушаю.
Нина.
Нина, Нина, Нина. Как зовут наших детей? Сына? Дочку? У нас вообще есть дети? Нет, это я твой ребенок. Так? Не так? Хотел бы меня трахнуть? ущипнула себя за сосок через платье, с губ не сходила усмешка, невинная, страстная, насмешливая, сочувствующая, злая, что бы ни подумал о ней Замойскийвсе будет правдой.
Нина, господи боже, я
Стена, белая стена, мягкий матрацударил, отскочил, ударил, отскочил, не за что уцепиться ассоциациям, он царапал воздух, кусал зубами дым, Нина, Нина, Нина, пустота и хаос.
Кто она такая? Я веду себя с этой женщиной так, словно мы знакомы уже много лет, каждое слово взывает к памяти тысячи других слов, каждый жестк памяти тысяч других жестов, старые знакомые на самом деле никогда не разговаривают друг с другом, только с аккумулированными воспоминаниями своих прошлых разговоровс кем я говорю сейчас? Кто она такая? Как я с ней познакомился? Где я с ней познакомился? Привез ее к Макферсону с собой, прилетела она с делегацией «ТранксПола», или сама? Откуда она вообще взялась? Она не полька, мы разговариваем по-английски. Этот акцент Американка? Я даже не знаю ее национальности! Боже милостивый, хоть что-то, голос, образсамые поверхностные воспоминания из нашего прошлогонету, нету, нету. Память о Нине глубиной всего в несколько дней. Несколько дней, время моего визита к Макферсону.
Прошу прощения
Отчаявшийсяона наверняка не могла не видеть это отчаяние, он потянулся к ней раскрытой ладонью, словно прикосновение могло вытащить на поверхность сознания то, чего не вынуть словами. Женщина ждала прикосновения с пассивностью домашнего животного, цветка, мебели. Он вздрогнул, отступил. Она не двигалась. Дышит ли она вообще? Замойский сомневался. Что-то пульсировало на затылке теплой болью, верно, я ведь ударился головой, такое случается
Она смотрела на него с лицом, лишенным всяческого выражения, будто с лицом куклыили трупа.
Он вышел из комнаты.
Услышал, как она поднялась и пошла следом. Заставил себя не оглядываться.
Длинный коридор вел из западного крыла к центральной галерее, та подковой загибалась над просторным главным холлом замка. Пол холла был чуть ниже уровня земли.
Замойский хорошо знал расположение помещений первого этажа. Знал, что за теми дверьми, скрытыми под галереей на противоположной стороне подковы, что отворились с резким скрипом, едва Адам вышел из коридора, что за ними начиналась лестница, ведущая к закрытым для гостей подвалам Фарстона. Остальная часть замка, кроме восточного крыла и пятого этажа, оставалась доступной для всех, и Замойский успел исследовать ее довольно подробно. Был это весьма красивый замок, памятник, наполненный другими памятниками, всев прекрасной сохранности. Неудивительно, что Джудас так горд этим замком, что приглашает своих партнеров по делам именно сюда. Здание, несомненно, производит впечатление, давит на подсознательном уровне, все эти портреты предков, инкунабулы в вакуумных витринах, средневековые доспехи над каминамиогромными, словно врата соборов. Во время ужина здесь зажигали свечи в высоких канделябрах. Слуги носили ливреи в фамильных цветах Макферсонов
В дверях к подвальной лестнице появился Джудас Макферсон. Миллиардер вошел в холл и взглянул на распахнутые настежь деревянные ворота, из которых вглубь затененного холла били разноцветные огни и плыли волны звуков: музыка, смешанные голоса людей, смех и окрики, шум деревьев, овеваемых вечерним ветром.
Взглянув, Макферсон громко выругался. Выругавшись, несколько раз подпрыгнул на одной ноге, дотронулся выпрямленным пальцем до носа, колена, второго колена, куснул себя за тот палец, после чего сделал три быстрых сальто, остановился в полуприсяде, сжал правую ладонь в кулак и с размаху ударил ею в мозаичный пол холла. Раз, другой. Снова выругался, скривившись от боли. Встал, пошатнулся. Его левое плечо подрагивало в неритмичных конвульсиях.
Замойский наблюдал за этим в немом удивлении. Нина остановилась за его спиной, он чувствовал на затылке ее теплое дыхание.
Джудас Макферсон безумствовал в холле. Фрак, жилетка, исподнееизмяты, грязны, в двух-трех местах уже порваны, на спине длинная черная полоса А Макферсон безумствует дальше.
Теперь вот пытается ходить на руках.
Джудас Макферсон, думал Замойский. Председатель холдинговой верфи, магнат военной промышленности Адам помнил, как Макферсон приветствовал его в Фарстоне сразу после прилета Замойского из Варшавы, приветствовал всю переговорную группу из ТранксПола с Яксой во главе: быстрое сильное пожатие руки, взгляд в глаза. А теперьпаяц.
Кстати, что с нимис Плетинским, с Яксой? Это весьма мило со стороны Макферсона, что пригласил нас на свадьбу собственной дочери, но самое время подписать условия Совет на нас в суд подаст, если этот пакистанско-словацкий консорциум первым подпишет бумаги
Джудас ходил по холлу на рукахтуда-назад; от каменных стен отталкивался согнутыми в коленях ногами.
Через холл прошли трое кельнеровни один даже не моргнул. Обошли миллиардера, умело балансируя подносами.
Пойдем-пойдем, шептала Нина. Ну пойдем. Не нужно попадаться им на глаза. Сейчас уснем. Сейчас конец. Все, уже все, спокойно. Пойдем, Адам, вернемся в лоно, все начнется сызнова. Снова меня полюбишь. Или нет. Снова искренне и навсегда.
Снаружи наплывала теплая ночь и целительная музыка.
Адам гневно тряхнул головой. Сгорбленный, с напряженными мышцами шеи и плеч, стиснув ладонями перила, выглядел так, словно готов был разломать эти деревянные поручни голыми руками. Он покраснел, челюсть ритмично ходила, словно Замойский пережевывал молчание. Каменное молчание, единственную защиту перед быстро приближающимся безумием.