Мы родились сиротами - Анастасия Александровна Баталова 13 стр.


Онки подняла с пола какую-то деталь и принялась с любопытством ее разглядывать.

 Вот бы собрать себе мотоцикл. Натырить помаленечку, и свалить отсюда к чертовой матери

 Ты бы могла?

 Не знаю,  Онки выпустила находку из рук, та упала с глухим звуком, отскочив от темной промасленной доски пола,  можно попробовать. Двухцилиндровый двигатель внутреннего сгорания не такая уж мудреная штука

Малколм понятия не имел, о чём говорит Онки, но глядел на неё с восхищением.

Оба как будто бы забыли, зачем пришли сюда. Она поднимала с пола мелкие гаечки и целилась ими в нарисованный на стене краской круг.

Юноша следил взглядом за каждым пролетающим снарядом.

 Ты меткая

 Я знаю,  расхрабрившись от похвалы, Онки швыряла разную мелочь в стену опять и опять, но, как назло, стала мазать

Последняя гаечка угодила в стекло одной из машин, отлетев от нее с жалобным звоном.

 Здесь прохладно. Не простудишься?

 Нет. Я привык. Да и ты, надеюсь, не собираешься рисовать меня с натуры  Малколм беспомощно улыбнулся, распахивая куртку.

Напряженный взгляд Онки фиксировал каждое его движение. Ни одна расстегнутая пуговица не осталась незамеченной. Тонкие пальцы юноши с уверенной ловкостью высвобождали их из петель. Дыхание ритмично приподнимало и опускало его узкую грудную клетку. Лампа на потолке, находящаяся прямо над ними, негромко гудела.

Никогда прежде Малколм, уверенный в своей привлекательности, не чувствовал стыда будучи нагим, но теперь, когда на него смотрела Онки Сакайо, эта невинная, вспыльчивая и странная девочка, непрошеное стеснение овладело им: непривычно было ощущать себя на этот раз не объектом вожделения, а чем-то другим выставочным экспонатом, произведением искусства. Она не двигалась с места, замерла, казалось, почти не дыша, как ученик живописца в музее; она разглядывала его все еще по-детски  с исследовательским любопытством, но вместе с тем взгляд ее светился гордостью завоевателя  впервые в жизни перед нею, для нее, красивый мальчик добровольно снял с себя одежду

В свете молочных ламп он походил на ночную фиалку, тоненький и совершенно белый  Онки нестерпимо захотелось прикоснуться к нему  она была уверена, что ощутит нечто совершенно неземное, просто протянув руку Сделав шаг вперед, она погладила подушечками пальцев нежную кожу у него на груди.

 Смелее, Онки,  прошептал Малколм, уже готовый принадлежать ей, здоровый, шестнадцатилетний, по закону естественного отбора всегда готовый принадлежать лучшей, сильнейшей, победительнице не важно какого поединка, но непременно победительнице

 Я могу научить тебя, как ты меня учила,  продолжал он, накрывая ее руку своей,  это, пожалуй, единственное, о чем я знаю немного больше

 Малколм! Мааалк!  звонкий голосок раздался позади одной из машин.

Он целиком заполнил огромное мрачное помещение, этот чистый звук, он испугал их своей неотвратимостью и ясностью, словно яркий свет.

 Только не это -в отчаянии прошептал юноша,  только не он

Онки резко обернулась, интуитивно, как когда-то Белка, заслонив его собою, грозная и воинственная, готовая к встрече с чем-угодно Но

Он вышел из-за кузова продовольственного фургончика без колес с тряпичным свертком в руках  какая-то игрушка была спелената словно младенец.

Он вырос перед Онки и Малколмом как огромная гора из-под земли, это так воспринималось, несмотря на его детский рост и хрупкость. Обезоруживающе трогательный и страшный в своей ослепляющей непорочности

Саймон Сайгон.

Ясное личико его выражало беспокойство, поначалу, пока он еще не успел окончательно разобраться, что к чему, но, когда он встретился взглядом с Онки, мужественно растопырившей руки, чтобы загородить торопливо натягивающего джинсы Малколма, что-то переменилось; по лицу мальчика неуловимо, точно отсвет экрана в кинотеатре, проскользнуло нечто совершенно новое, жесткое, недетское.

 Вы здесь вдвоем?  он стоял, трогательно прижимая к груди свой тряпочный сверток; глаза его, устремленные прямо на Онки выражали гневное непонимание; Саймон не отводил взора, он как будто заглядывал ей в душу, ища ответа на вопрос, сформулированный иначе, куда более конкретно и грубо, но не заданный. В его глазах вспыхнули два злых огонька.

 Вот ты какая, оказывается!  выкрикнул он отчаянно и звонко,  никогда больше не подходи ко мне, слышишь!? Извращенка!

Он развернулся и побежал прочь, не оборачиваясь, громко и часто стуча по деревянному полу школьными ботинками, крепко обнимая свою завернутую в обрывок старой футболки игрушку,  и в том, как он побежал, во всей его маленькой стремительно удаляющейся фигурке содержалось нечто такое, что просто невозможно было не броситься следом за ним, забыв обо всем

И Онки поступила именно так:

 Саймон!  воскликнула она, и в два прыжка нагнав его, удержала за рукав спортивной курточки,  послушай меня, ты не так все понял

 Оставь эти банальные фразы телесериалам,  жестко ответил он,  я не слепой. И не такой уж маленький. Вы с Малколмом  парочка И встречаетесь в этом грязном гараже, чтобы  он запнулся, поднял на нее свои огромные, зеленущие, как дикая роща, глазищи,  не смей меня трогать!

Рывком высвободив руку, он снова бросился прочь.

И Онки ощутила мучительную пустоту в груди, словно он что-то сейчас у нее забрал, этот маленький мальчик, своей такой неожиданной и взрослой обидой. Подавленная, она вернулась к Малколму.

 Извини,  сказала она,  я не смогла нас оправдать

 Себя,  поправил Малколм с грустной усмешкой,  тут, мне кажется, ревности больше, чем осуждения

 Ревности?  удивленно пробормотала Онки себе под нос,  но ведь вроде никогда не было никаких разговоров, даже намеков С какой стати?  и тогда с поразительной ясностью всплыло в онкиной памяти замечание Коры Маггвайер о том, что есть вещи, которые могут значить гораздо больше, чем любые слова Ведь что-то же заставило ее, Онки, броситься минуту назад вслед Саймону и вопреки очевидному униженно пытаться реабилитироваться в его глазах?

Холодная капелька, стертая со щеки кончиком пальца. Неужели для них обоих она значила так много?

Молчание тяготило, но ни одна, ни другой не знали, о чем говорить. Онки делала вид, что смотрит на закат, хотя его почти не было видно  облачный день, запад точно грязная вода из-под акварели, куда ребенок макал кисточку, испачканную и в черной, и в желтой, и в алой краске, а Малколм шел рядом, время от времени взглядывая на экран мобильного, будто ждал от кого-то сообщения при беззвучном режиме.

 Я, кажется, понял, кто прислал мне те цветы и приглашение  произнес он задумчиво.

 Ну  нехотя отозвалась Онки.

 Помнишь, месяца три тому назад в Норд приезжали какие-то высокопоставленные лица. Из Сената, кажется. И с ними была дама, высокая такая, с глазами как у тебя. Вот, мне думается, она. В тот день я опаздывал на занятие и бежал через двор. А дама та меня остановила и взяла за подбородок. Как она на меня смотрела! Мне аж стыдно стало

Онки, сперва безучастная, прислушивалась к его словам с возрастающим интересом и озабоченно хмурилась.

 Так это же Афина Тьюри  пробормотала она себе под нос.

 Кто?

 Да ты как с луны упал. «Дама с глазами!» Ее же вся страна знает в лицо. Да, думаю, и большая часть остального цивилизованного мира тоже. Это же сама изобретательница «эликсира женской молодости», а заодно  наша общая всехняя матушка, Афина Тьюри, руководительница проекта «искусственный эндометрий». Именно с ее легкой руки мы тут существуем, дышим, солнышком любуемся  в словах Онки была пронзительно-грустная ирония, она махнула рукой в сторону пасмурного заката над над гаражами, насмешливо убогого, обрезанного грязными облаками, будто специально подобранного в тон ее словам

Но Малколм не проникся особенным отношением собеседницы к Афине Тьюри, не понял ее затаенной грусти, он думал в эту минуту о чем-то своем, и по лицу его бродила загадочная мечтательная улыбка.

Происшествие в гараже вне всякого сомнения задело достоинство Малколма, но он не отдавал себе в этом отчет; так, наверное, и должно было быть, чтобы Онки Сакайо, оставив его полуголого, забыв о нём, как о неодушевленном предмете, не оборачиваясь кинулась догонять Саймона Сайгона, еще совсем ребенка, чтобы униженно объясняться перед ним Однако, подспудное ощущение несправедливости не покидало его. Обида на Онки не формулировалась в его сознании явно, в виде конкретной мысли, но, несомненно, она существовала, масла в огонь подливал и Саймон: он вел себя с Малколмом гораздо сдержаннее, чем прежде, реже к нему ласкался; не стремясь открыто выражать свое осуждение, он всячески его демонстрировал. Этот умный мрачноватый ребенок, скорее всего, и раньше догадывался о том, куда уходит по вечерам старший товарищ, но никогда еще его догадки не обретали плоти, не вторгались столь грубо в изящный мир его подростковых идеалистических представлений о жизни  поэтому теперь, когда это случилось, некоторое отчуждение между друзьями оказалось неизбежным.

Малколму было одиноко. Поклонницы по-прежнему вились вокруг него, как осы вокруг надтреснутого арбуза, но он как ни старался не мог выделить среди них никого, кто привлекал бы его сильнее, чем остальные. Они мелькали перед его глазами точно киношная массовка, все одинаковые, со стандартными ухаживаниями, шаблонными фразами, похожими шутками, и про каждую он знал заранее, чего она хочет и что может ему предложить

Он написал электронное письмо Афине Тьюри. Он ничего не ждал, оставаясь в полной уверенности, что она не ответит, кто он, в конце концов, такой, просто ему было скучно и как-то постыло, Малколм сидел один в своей комнате, забитой сверху донизу дареными плюшевыми медведями  все их тащат, ни одна не удосужилась проявить оригинальность!  набрав в поисковой системе полное имя, фамилию, он сначала долго разглядывал фотографии этой богатой известной женщины, потом прочитал ее биографию в электронной энциклопедии, и решился.

Текст письма мигом сложился у него в голове, как нечто вполне естественное, как выдох, как желание обернуться на зов

Найдя адрес на сайте проекта «искусственный эндометрий», он его отправил. Это заняло каких-то пятнадцать минут.

«Наверняка она даже не прочитает, обычно корреспонденцию знаменитостей обрабатывают секретари, зря я написал, очень глупо»  размышлял Малколм уже потом, когда на экране сбоку мелькнул желтый флажок «ваше сообщение послано.» Его действия не были подчинены никаким логическим рассуждения и расчетам, это был порыв, необъяснимое спонтанное движение души

И почему-то ему повезло

Афина Тьюри как раз оказалась возле своего компьютера в тот момент, когда письмо Малколма невидимая информационная рука бросила в ее неосязаемый почтовый ящик. Читая, она чуть изогнула свою эффектную бровь, уголок губ немного приподнялся в почти неуловимой довольной ухмылке, рука, легко пробежавшись по клавишам, набрала ответ. Позвонив своему шоферу, Афина дала ей указание подъехать в шесть вечера к воротам воспитательно-образовательной зоны Норд, и тут же об этом позабыла; спросив кофе с коньяком, она поставила его рядом, и, вдыхая аромат, окунулась в поток деловых писем.

 Садись.

Из машины вышла худощавая девушка в строгом черном костюме. Она любезно распахнула перед Малколмом дверцу, в непроглядно тонированном стекле которой отражалось весеннее небо в рыхлых комках облаков. Потом она ее захлопнула, отъединив юношу от шума оживленной магистрали и, обойдя автомобиль, села за руль.

По дороге она не проронила ни слова. Малколм от нечего делать разглядывал ее отражение в зеркале заднего вида. Лицо девушки хранило выражение мрачной сосредоточенности  она очень внимательно следила за дорогой, в правом ухе у нее, когда она поворачивала голову, мелькала черная таблетка беспроводной гарнитуры, а в специальном ложе рядом с рулем находилось переговорное устройство внутренней связи. Безопасность поездок Афины Тьюри обеспечивалась по высшему разряду.

На вид девушке-шоферессе можно было дать не больше двадцати пяти, а ее реальный возраст, скорее всего, не дотягивал до этой условной отметки  черный костюм мужского покроя, короткие, прилизанные гелем волосы и хмурая строгость мимики  все это способствовало тому, чтобы она выглядела старше своих лет.

Малколму хотелось спросить, почему его так запросто сегодня выпустили, ведь обычно воспитанникам очень долго приходилось добиваться разрешения на выезд у классного наставника, подробно ему рассказывая, зачем и куда им нужно в Атлантсбурге. А тут на тебе  тяжелые ворота открылись, как по мановению волшебной палочки Этот вопрос не давал ему покоя, но лицо девушки казалось таким непроницаемым, что он так и не решился его задать.

 Выходи,  сказала она, покинув салон и снова распахнув перед ним дверцу автомобиля,  голос у нее был грубоватый, но приятный.

Поставив ноги на асфальт и выпрямившись, Малколм некоторое время не мог прийти в себя  настолько поразила его шальная феерия световых реклам. Прежде ему приходилось бывать в Атлантсбурге, но каждый раз в спешке, по каким-то делам, на экскурсиях в нестерпимо скучных музеях, историческом, этнографическом, военном Никогда еще за свои шестнадцать лет Малколм не был в торгово-развлекательной части города, ее называли «вечерней», тут круглосуточно ждали гостей с кошельками нараспашку казино, бары, рестораны, клубы, бесчисленные магазинчики с ненужными, но дорогими вещами. И никаких тебе музеев

Глаза Малколма широко распахнулись

Навесные магистрали с сияющими вереницами фонарей  огненные ленты в небе. Гигантские постройки из зеркального стекла как в фантастических фильмах

Такая красота

Многоуровневый ресторан-отель «Эльсоль» располагался на естественном холме, нижние этажи его помещались внутри земляного вала, засаженного с соблюдением определенного порядка в расположении красок мелкими нежными цветами, а к верхним этажам с четырех сторон поднимались широкие каменные лестницы  много тысяч ступеней из бледно-розового камня Продолжение здания на вершине холма выстроено было из крупных каменных брусков, гладко отшлифованных, на закате они отливали как перламутр  зрелище поистине величественное  по обе стороны от главного входа возвышались мощные белые колонны.

 Будто храм  не в силах оторвать глаз, чуть слышно пробормотал Малколм.

 Капитализма,  с едва уловимой ехидцей добавила девушка-шофересса, стоящая у него за спиной. Она слегка подтолкнула его вперед,  давай уже, иди, хватит глазеть, тебя ждут

ГЛАВА 7

Афина Тьюри сидела за столиком в просторном зале, стилизованном под старину. Светильники на стенах и люстры под потолком изображали свечи  они изготовлялись на основе технологии бездымного холодного пламени  от них не ощущалось ни жара, ни запаха, но тысячи маленьких рыжих язычков танцевали, тянулись вверх и пригибались от дуновений точно так, как если бы это был настоящий огонь.

Стол сервировали на две персоны. Афина Тьюри жестом отослала приведшую Малколма девушку и, поднявшись, сама отодвинула ему стул.

В жизни она оказалась не такой величественной, но, пожалуй, более привлекательной, чем на фотографиях в газетах и в интернете. На ней было узкое черное платье со вставкой на спине, расшитой сдержанно поблескивающими пайетками.

«Как змея»  некстати подумалось Малколму. Садясь, он успел заметить, что сопровождавшая его девушка никуда не ушла, она выбрала себе удобное место возле колонны у стены зала и осталась стоять там, сканируя своим внимательным взглядом огромное помещение.

Официант с полотенцем на руке белоснежным как ангельское крыло принес меню и карту напитков. Окружающая роскошь немного смущала Малколма. Он разглядывал прозрачный будто слеза округлый хрустальный бокал на высокой тонкой ножке, не решаясь к нему прикоснуться. Разложенные в определенном порядке возле его тарелки странные приспособления лишь отдаленно напоминали привычные нордовские ложки и вилки. Несколько раз Малколм робко оглядывался на девушку в черном костюме, будто бы она, проводница из привычного мира в этот, новый, могла ему теперь помочь. Она так и оставалась стоять там, у стены  непринуждённая на первый взгляд поза, рация в нагрудном кармане пиджака, сосредоточенный взгляд, медленно плывущий поверх пестрой ресторанной толпы  и ему стало ясно, что это молчаливое наблюдение продлится, сколько потребуется, весь вечер, пока Афина Тьюри будет расслаблено флиртовать, беспечно пить вино и, чувствуя себя сошедшей на землю богиней, царственными жестами заказывать музыку живому оркестру

Малколм растерянно листал полностью кожаное меню и молчал. Переворачивая тонкие эластичные страницы с вытесненными на них названиями блюд, юноша старался делать это как можно более медленно и деловито.

«Интересно, со скольких животных пришлось содрать кожу, чтобы обеспечить весь ресторан подобными книжками.»  мелькнула непрошенная мысль.

Он не представлял, о чем можно говорить с сидящей напротив женщиной.

 Посмотри на меня,  сказала она властно и чуть насмешливо,  не бойся.

Назад Дальше