Тати изо всех сил впилась в спинку стула для посетителей, ей показалось, что добротная деревянная пластина сейчас треснет под натиском её побелевших пальцев. Она вся сжалась, и сдавленным шепотом пробормотала несколько наиболее грязных ругательств из тех, что знала.
Вы что-то сказали, командир? спросила Рита, глядя на неё просто и ясно.
Вон выдохнула Тати, убирайся
Но вам ведь, кажется, нехорошо, пробормотала Рита, может, ещё что-нибудь принести, второй стакан воды? Таблетку?
Это приказ, слышишь, убирайся к черту, выдавила Тати сквозь стиснутые зубы.
Рита вышла, тихо притворив за собой дверь. Мучительная стягивающая боль отпустила капитана Казарову теперь совсем ненадолго. Новый приступ начался спустя несколько секунд после предыдущего и оказался ещё крепче, ещё беспощаднее
Шустова! завопила Тати, повиснув на дверной ручке, Вернись!
Через минуту Рита стояла перед ней навытяжку.
Побудь со мной, Тати напряглась, чтобы голос её не дрогнул, Закрой дверь и сиди тут, рядом, пока это дерьмо не кончится
Часом позже Рита сидела на полу возле беспомощно распластанной на нём Казаровой, держа на руках сердито попискивающую новорожденную девочку.
Вот что, сказала Тати, приподнимаясь на локтях, возьми вон там, возле стола, большую коробку из под писчей бумаги, застели каким-нибудь тряпьем, положи туда её и иди на посадочную площадку. Только закрой, чтобы никто не видел, поняла? И дай соску, чтобы не плакала. У меня в столе, рядом с пистолетом. Я позвоню Зубовой и прикажу снарядить вертолёт. Всем говори посылка. Отвезешь в горную деревню, где мы с тобой были прошлым летом, помнишь, отдашь молодому парню из крайнего дома, не с той стороны, где усадьба, а с противоположной
Что ни говори, а капитан Казарова умела сохранять достоинство в любой ситуации. Она с видимым усилием села, накинув на свои голые в кровавых разводах ноги впопыхах сорванную занавеску.
Рита встала и принялась собирать «посылку». Девочка лежала пока на разостланном кителе матери и тихонько хныкала.
Боец, сказала Тати, щёлкнув дочь по носу.
Рита принесла коробку, аккуратно застелила дно в ней чистым полотенцем и положила туда ребенка, предварительно запеленав его в обрывок занавески.
Всемогущая в помощь, сказала Тати, запомни, крайний дом
Рита вышла, бережно держа двумя руками драгоценную посылку. Получив соску и согревшись, девочка в коробке тут же уснула.
Капитан Казарова с третьей попытки поднялась на ноги и подошла к столу. Неловко потянулась к телефонной трубке. И
Её рука зависла где-то на полпути.
О, ужас! Тати так испугалась, что несколько мгновений даже не могла как следует вздохнуть.
Что-то горячее, мягкое и мокрое, скользнув по ногам, вывалилось из неё на пол.
«Не хватало ещё собственные органы начать терять»
Она с отвращением покосилась на толстый кровавый блин, лежащий возле ножки стола, и на всякий случай отбросила его ногой подальше.
Выйдя на вертолетную площадку, старший сержант Шустова встретилась там с Зубовой.
Что за спешка? спросила та.
Приказано доставить посылку, ответила Рита.
Стрекот винтов, по-видимому, разбудил девочку, или просто соска выскочила у неё изо рта, но коробка в руках у сержанта Шустовой вдруг качнулась.
Что там? густые брови Зубовой взлетели вверх от удивления.
Кошка, просто ответила Рита. Она сама от себя не ожидала такой находчивости, командир поймала её и велела передать в деревню. Что ей на базе делать-то?
Аааа недоверчиво протянула Зубова, сверля коробку подозрительным взглядом, ну раз кошка Ступай, сержант.
Рита отправилась с коробкой к вертолёту, в последний момент ей показалось, что Зубова, провожая её глазами, хитро ухмыляется.
Крайний дом Рита была уже почти у цели, она шагала с коробкой в руках по главной деревенской улице, когда-то проложенной грузовиком и оттого имеющей две укатанные колеи. Девушка с любопытством вертела головой, проходя мимо плетней, увитых ползучими растениями, самодельных водокачек для поливки огородов, сараев и хлевов. Фруктовые сады уже отцвели, и среди листьев то там, то здесь проглядывали тугие насыщенно зелёные завязи плодов.
Рита открыла коробку, чтобы девочка тоже вдохнула свежего воздуха и хотя бы немного полюбовалась нежарким ласковым заходящим солнцем.
А вот и крайний дом Возле него на лавочке, умиротворенно щурясь от света, сидел старик. Посылка явно предназначалась не ему. На земле неподалеку сидели два черноголовых ребенка и возились с какими-то дощечками. Тоже не адресаты
Рита заволновалась. «Тот ли это дом? А если капитан Казарова перепутала? Ей всё-таки было очень плохо»
Здравствуйте, обратилась она к старику, скажите, пожалуйста, живёт ли в этом доме молодой парень
Не придумав ничего лучше, она назвала единственный известный ей признак адресата, впопыхах Тати забыла даже сказать ей имя
Есть такой у нас, ответил старик, повернув к Рите ласково и хитро улыбающееся лицо, а что у вас за дело, красавица?
Посылка ему пришла ответила она и густо покраснела.
Перед тем как войти во двор, Рита снова накрыла девочку крышкой. На всякий случай.
Он в доме, сказал старик, стряпает, наверное, пойди постучи, не стесняйся.
Она послушно поднялась на крыльцо и несколько раз ударила костяшками пальцев по сухому растрескавшемуся дереву в остатках краски.
Через несколько мгновений бедную дощатую дверь открыли изнутри.
Рита застыла, крепко прижав к себе коробку
На пороге стоял Алан в ситцевом кухонном переднике
Трудно передать словами то, что происходило между двумя стоящими на крыльце людьми в течении следующей минуты. Ни одной фразы не было произнесено это был диалог лиц, что меняли краски подобно извлеченным из горна кускам остывающего металла, скоро, неуловимо; это была напряженная дуэль взглядов, устремленных навстречу, в глубине их рождались и гасли вспышки эмоций, словно огни фейерверка.
Рита протянула Алану коробку с девочкой. Когда он принимал её, пальцы их случайно соприкоснулись, и Рита вздрогнула, будто от отвращения, губы её болезненно дернулись и плотно сжались.
Алан опустил свои роскошные ресницы. Она отвернулась и, больше не взглянув на него, быстро спустилась с крыльца.
Закат бил Рите в глаза, швырял снопы расплавленного золота ей под ноги. Всё неожиданно предстало перед нею в новом, жестоком и страшном свете. И этот ребенок в коробке, потрясающий в воздухе крохотными розовыми кулачонками, и та далекая жаркая ночь, вся сотканная и криков цикад и тонкого кружева скользящих теней, и приоткрытая дверь в соседнюю комнату, и жалобно-сладкий стон Тати в тишине
Оставшись наедине с коробкой, Алан долго ещё не мог прийти в себя. Он стоял, не двигаясь с места, и тупо смотрел в пространство. Неизвестно, как долго продолжалось бы его оцепенение он думал о Рите и о той боли, которую, очевидно, причинил ей но девочка проснулась и, беспокойно завертев головой, выронила соску, захныкала Опомнившись, юный отец машинально вернул соску в крошечный ротик. Но ребенок снова вытолкнул её и принялся тоскливо, по-чаячьи покрикивать.
Он проголодался, заключил возникший за спиной Алана старик, сходи к фельдшеру, попроси у него немного высокопитательной смеси для младенцев.
Алан покорно поставил коробку на стол и направился к двери, избегая смотреть на старика.
Это ведь белокурая из усадьбы у озера тебя наградила, верно? спросил он.
Алан не видел лица своего приемного отца, но уловив в его голосе улыбку, испытал облегчение. Он не сердится, значит, всё будет хорошо.
А она красивая, старик подошёл сзади и ласково положил руку на плечо юноши, я бы и сам, наверное, перед нею не устоял.
Алан взглянул на него со смущенно-благодарной улыбкой.
Иди-иди, давай, с младенцем теперь мух не половишь, пристрожил его старик, торопись, он совсем голодный.
Произведя на свет дочь, уже на следующий день капитан Казарова значительно окрепла и приободрилась; она с удвоенным рвением приступила к исполнению своих ежедневных обязанностей, впервые за долгое время появилась после обеда в офицерской, как и в прежние времена безупречная, подтянутая, в своём собственном кителе и брюках, ловко прихваченных ремешком на завидно стройной талии. Кое-кто, вероятно, смекнул, в чём было дело, но не отважился высказать свои предположения. Девочки по большей части просто радовались возвращению прежней Тати, горячо любимого ими командира.
Во всем расположении лишь один единственный человек доподлинно знал всю правду, но именно он ни за что на свете не стал бы кивать на какие бы то ни было догадки, не только из благородства, конечно, скорее даже потому, что всякое обсуждение данной темы причиняло этому человеку невыносимые страдания, и, если в казарме начинали хихикать или сплетничать по этому поводу, Рита всякий раз нервно поджимала губы, будто её ударили по щеке, и спешила куда-нибудь уйти.
Произошедшие в ней перемены не укрылись от глаз девочек, с которыми сержант Шустова общалась достаточно близко, но они, как ни старались, не могли найти этим переменам разумного объяснения, поскольку за Ритой не водилось привычки держать сослуживиц в курсе своей личной жизни. О многом могла бы догадаться старший сержант Кребс, что некогда подарила ей несчастливую булавку для помолвки, но у неё как раз в это время на другом фронте погибла сестра, с которой она переписывалась, и ей было не до сплетен.
Поскольку пища для раздумий над Ритиной жизнью оказалась не слишком густа, разговоры о ней среди подруг очень скоро стихли, и новую Риту с её упрямой молчаливостью, мрачной сосредоточенностью и нервической твердостью просто приняли как данность. Главную перемену, однако, отметил даже офицерский состав.
Сержант Шустова и прежде проявляла отвагу и решительность в боях, но в последнее время она стала показывать просто чудеса героизма. Ей удавалось вытащить из-под неприятельского огня боевые машины даже тогда, когда это казалось невозможным. Рита делала безумно рискованные перебежки между залпами орудий неприятельских роботов, чтобы подобраться как можно ближе к ним, без страховки взбиралась на невысокие скалы с хорошим обзором, чтобы из снайперской винтовки выбивать камеры и микросхемы, стреляла с вертолёта, повиснув над бездной на тонком тросе словом вела себя как каскадеры на съемках кассовых боевиков, с той только разницей, что всё это было по-настоящему и нигде никто не подстилал ей матов для мягкого приземления.
Я диву на тебя даюсь, сказала ей как-то соседка по койке, Марья, ты такая смелая стала, пусть зуб у меня выпадет, если тебя в этом сезоне не представят к награде
Да? спросила Рита мрачно, со своей теперь вошедшей в обыкновение небрежной хрипотцой в голосе, пусть представляют, мне-то что
Как что?! изумленно взвилась Марья, ты разве не хочешь? Это же классно, красивая церемония, всё такое, полковник Мак-Лун лично приедет, чтобы приколоть к твоей гимнастерке Крест, а может, даже и леди Маршал
Рита пожала плечами; она с размаху легла на застеленную койку, утонув в подушке, лежащей поверх клетчатого покрывала, и взяла в руки книгу.
Пусть хоть сама Президент. Мне всё равно. Отозвалась она, не отрывая взгляда от страницы.
Странная ты какая обиделась Марья, зачем же ты тогда так безрассудно рискуешь? Ради чего? Откуда-то ведь берётся в тебе эта смелость?
Рита перевела прозвучавшие вопросы в статус риторических, не удостоив их ответом.
Капитан Казарова всё-таки позвонила полковнику Мак-Лун с просьбой прислать ей обещанный ящик молочной смеси. Доставить же его по адресу, несмотря на обилие срочных дел, она решила лично. Тати понимала, что этим поощряет свою зарождающуюся привязанность к Алану, которой она не хотела, по-прежнему надеясь после войны сделать более выгодную партию; но отказать себе она не могла велела снарядить вертолёт и полетела в горы.
Ранним утром воздух был ещё прозрачен и свеж, нежные травы умывались росой, в тени фруктовых деревьев таился прохладный сумрак. Алан сидел с девочкой на крылечке дома, слегка склонившись к ней и терпеливо придерживая бутылочку. Заметив его ещё издали Тати ощутила внезапный прилив нежности к своему сердцу, красота и кротость этого юного мужчины обрели теперь для неё новый, более глубокий и ценный смысл, о существовании которого прежде она даже не догадывалась.
«Неужели я люблю его?» подумала Тати с легкой досадой и тут же попыталась отмести эту неудобную мысль «Ну нет, глупости, просто у меня давно не было никого, да ещё ребёнок родился, вот закончится война, я начну выезжать в свет»
Алан поднял голову и увидел её. В лучах утреннего солнца ослепительно сверкал металлический герб на её офицерской фуражке.
Здравствуй, сказала Тати, будто бы в оправдание вытянув вперёд руку с большим пакетом, я привезла тебе питательную смесь
Спасибо, ответил Алан сдержанно, поставьте вот сюда, на крылечко.
Он подарил любимой только один взгляд из-под ресниц, короткий, довольно строгий, и снова склонился к дочери. Девочка всё ещё сосала, а он заботливо следил, чтобы ей было удобно, придерживал головку, чтобы она не нахваталась воздуха и не срыгнула.
Больше Алан ничего не добавил, и Тати почувствовала смутное желание уйти, но как будто что-то удерживало её. Она смотрела на дочь; та заметно окрепла за свой первый месяц, кожа её разгладилась и приобрела приятный нежный оттенок, пушок на голове расправился, потемнел, уже было заметно, что девочка вырастет чернявой и бронзово-смуглой, как отец, и это наблюдение почему-то порадовало Тати
Внезапно одно из окон домика распахнулось, и, обернувшись на стук рамы, она увидела обрамленное пышной седой бородой сумрачное лицо пожилого мужчины.
Ну? с вызовом начал он, Чего вьешься тут, оса лупоглазая? Не погляжу вот на погоны твои капитанские, возьму розгу, да и отхожу хорошенько! Ты парня мне не смущай: либо предложение делай, либо кыш отседова!
Тати оторопела. С ней никто ещё так не разговаривал, разве только в далеком детстве, когда она как-нибудь шкодничала. Она собралась было уже ответить жестко, с холодной дерзостью Расправила плечи, повернулась грациозным движением, исполненным чувства собственного достоинства, бесстрашно встретилась с обидчиком взглядом
Странно было видеть у пожилого человека такие ясные глаза.
Он смотрел на неё с полным осознанием собственной правоты, укоризненно, требовательно, но без лишней злобы, и неожиданная робость перед этим малограмотным старым крестьянином, прожившим большую и наверняка непростую жизнь, сковала привычный к колким светским пикировкам язык капитана Казаровой.
Лучисто-морщинистое лицо, которое она видела перед собой, выдавало удивительно доброго, несомненно, порядочного человека, и в словах его была истина.
Белое личико Тати вспыхнуло, и, быстро склонив голову в щегольской офицерской фуражке, она опрометью выскочила со двора.
ГЛАВА 15
Почти четыре года прошло с тех пор, как Онки Сакайо покинула Норд, и вот ей снова предстояло туда вернуться, только теперь уже в новом качестве она должна была стать наставницей. Добрая традиция предписывала студентам университетов отдавать дань уважения тем учреждениям, где они получили базовое образование, оказывая посильную помощь педагогам, помогая им поднимать новую поросль молодёжи.
Сойдя с автобуса, Онки некоторое время зачарованно смотрела на запертые ворота, за которыми провела некогда десять лет своей жизни. Слегка кольнув, продёрнулась сквозь её сердце тонкая красная ниточка ностальгии.
Она шагнула к проходной и назвала своё имя.
Сакайо Сакайо задумчиво повторил вахтёр, есть такая в пропускном списке, проходи.
И было нечто почти магическое в том, как внешне всё повторилось до мелочей, при этом до неузнаваемости изменившись внутри Онки показалось, что её новая комната в корпусе для наставников практически в точности такая же как прежняя, детская, да и спортивная площадка под окнами выглядела так, как будто она сама играла на ней час назад, но все те лица, к которым она здесь так привыкла, либо исчезли вовсе либо невероятно преобразились, даже Ада, её резвая малютка Ада превратилась теперь в рослого нагловатого подростка, носила кепку козырьком набок, тискала юношей по углам, покуривала папироски и поминутно сплёвывала в сторону с красивым залихватски небрежным размахом
Онки вышла на крыльцо корпуса и вздохнула полной грудью. Да. Ей удалось полюбить и новый Норд, точно так же как тот, который она запомнила, уезжая. Её воспоминания о детстве причудливым образом накладывались на сегодняшнюю реальность, переплетались с нею, образуя удивительный мир, в котором было одновременно и тепло и чуточку грустно.