Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых.
И за свободу борются
Шесть юных остальных.
Голос у девочки очень красивый, и она сама красивая, только очень худая. Наверно, она и этот седой не получают «паек», поэтому им и приходится ходить по дворам. Жаль, им почти ничего не дают, жильцы их дома тоже не все получают «пайки», а если и получают, то совсем маленькие. А некоторые вообще«лишенцы», им не положено ничего, а еще их может забрать черный грузовик из Чрезвычайной комиссии
Прошло много лет, и уже в совсем другой стране Лейхтвейс откроет томик пролетарского поэта Владимира Маяковского. Врага надо знать, особенно «лучшего» и «талантливейшего», если верить товарищу Сталину. Ничего хорошего он в книжке не увидиткосноязыкая заумь, перемешанная с не слишком умной, в лоб, пропагандой, но затем взгляд скользнет по нескольким обрывистым строчкам.
А летом
слушают асфальт
с копейками
в окне:
Трансваль,
Трансваль,
страна моя,
ты вся
горишь
в огне!
Маяковского он не полюбил, но томик выбрасывать не стал и время от времени перечитывал. Последний раз совсем недавно, когда уже получил приказ готовиться к командировке в Париж.
Картинка с девочкой в белом платье поблекла и растеклась по углам. Во дворе особняка ничего не изменилось. Если не повезет, если информаторы ошиблись, так будет до самого утра. Но думать об этом пока нельзя. Ждать Ждать!
А старший сынстарик седой
Убит был на войне:
Он без молитвы, без креста
Зарыт в чужой земле
4
Адрес? не отрывая носа от бумаги, вопросил служивый. В штатскомкак и все, встреченные у входа и в коридоре, что сразу удивило. На управление полиции не похоже, на министерство внутренних делтоже не слишком
Ваш адрес? надавил голосом служивый, не услыхав ответа, даже нос слегка приподнял. Князь хотел было сообщить очевидное, но внезапно усмехнулся. Адрес ему? А где живет Дикобраз?
Рим, палаццо Руффо.
Перышко клюнуло, коснувшись бумаги. Замерло.
А А улица? Номер дома?
Понятия не имею, не без удовольствия констатировал его светлость. Как-то, знаете, не интересовался. Наша семья живет там с XV века.
Служивый сглотнул, но переспрашивать не решился.
Все было конечно же не так. От палаццо XV века остался лишь фундамент, дворец построили заново два века спустя. Потом он обветшал и был разобранза исключением бокового крыла: дверь, лестница, две комнаты внизу, три вверху. Семья давно бы избавилась от бесполезного наследства, но городские власти запретили пускать палаццо на слом. Причиной стала фреска на втором этаже якобы авторства самого Караваджо. Так и стоял ненужный обломок, врезанный между двумя современными домами. Пригодился он деду, который, рассорившись с родственниками, переехал в руину старого дворца. А потом и внуку, после того, как квартиру в центре города пришлось отдать супруге.
Род занятий?
Князь невольно задумался. Как будет правильно? Безработный? Бывший преподаватель университета? Будто бы они сами не знают! Впрочем, ненужные вопросы все-таки имеют смысл. Сначала ответишь на то, что никому не повредит, потом войдешь во вкус, разговоришься. Главноеначать.
Дикобраз встопорщил иглы.
Защита чести рода ди Скалетта. Словом, делом и кровью!
Сказали сам восхитился. Узнал бы его дед, воевавший в отряде Гарибальди!
На другой стороне стола воцарилось молчание. Наконец, послышалось не слишком уверенное:
А можно а-а-а чуть более конкретно?
Князь вобрал в грудь побольше воздуха. Да сколько угодно! Достаточно вспомнить покойную тетушку, обожавшую рассуждать о родовой чести. Даже отец, на что был терпелив, не выдерживал, выходил в соседнюю комнату. С чего она начинала? Кажется, с того, что Господь сотворил благородных за день до Адама
Дикобраз насупил густые темные брови.
Род Руффо, да будет вам ведомо, числился среди наизнатнейших еще в эпоху Крестовых походов
Спасибо, ваша светлость, мы это знаем.
Прозвучало не из-за стола, а слева, от внутренней двери. Кто-то очень хорошо смазал петлиоткрылась без всякого звука.
Титулование густо сочилось насмешкой.
Однако ни в Первом, ни во Втором похода Руффо не участвовали. Сидели себе на Сицилии до 1750 года, пока ваш предок не потерял свои владения в Скалетто и не переехал на север.
Прежде чем повернуть голову, князь улыбнулся:
Тогда зачем спрашивать? К тому же наша семья, если верить легенде, получила фамилию не от сицилийской деревни, а от замка Скалетто на Крите. Четвертый крестовый поход!
Тот, кто вошел, теперь стоял возле столажилистый, плечистый, покрытый «вечным» южным загаром. Расплющенный в давние годы нос, узкие, резко прочерченные губы, морщины в уголках рта. Глаза самые обычные, разве что во взгляде, на самом донышке, что-то странное, словно человек не смотритприцеливается.
Князь встал. Настоящий противник заслуживает уважения.
Вы знаете не хуже меня, ваша светлость
Усмешка вышла зубастой, словно оскал черепа.
Что эту легенду выдумали сицилийские Руффо при Наполеоне. Кто-то из них, насколько я помню, мечтал сменить Бурбонов на неаполитанском престоле. Название замка на Крите пишется с одним «т».
Широкая ладонь дрогнула, и служивый, поднявшись из-за стола, беззвучно проследовал к двери. Гость садиться не стал. Оперся руками о столешницу, наклонился, поглядел исподлобья.
А вы сами, ваша светлость, во времена Авентинского блока охотно откликались на обращение «товарищ Скалетта». По-моему, князем вы себя ощущаете только при общении с правоохранительными органами.
Спорить Дикобраз не стал.
Иногда. Феодальные пережитки бывают очень полезны.
Плечистый, улыбнувшись уголком рта, кивнул на стул, при- сел сам.
Защита чести рода ди Скалеттапонятие очень широкое, однако, не думаю, что в него входит совместная работа с врагами Италии. Или вы считаете иначе? Кстати, меня зовут Антонио Строцци. Титулами не оброс, так что обращайтесь по фамилии.
Князь постарался не дрогнуть лицом. Вот, значит, к кому довелось попасть! Он очень надеялся, что разбираться с ним станет обычная полиция. Выходит, зря.
Хорошо полковник. Никогда не думал, что моя скромная персона заинтересует ваше столь секретное ведомство.
На этот раз улыбки не было. Взгляд-прицел ударил холодом.
Вижу, мы заочно знакомы. Тем лучше! Итак, синьор Руффо, вы обвиняетесь в деятельности, враждебной нашему политическому строю, а также в сотрудничестве с иностранной агентурой. Законы вы знаете не хуже меня, так что рекомендую подумать о последствиях.
Князь вновь не стал спорить.
Законы знаю. Значит, сотрудничество с иностранной агентурой?
Поглядел прямо в прицел, в самую точку холода.
А докажите!
Взгляд чужих глаз отозвался ледяным звоном.
А зачем?
5
Человека он заметил не сразу. Тот был уже посреди двора, когда невидимый контур неслышно дрогнул, сообщая о переменах. На какой-то миг Лейхтвейс даже растерялся, но быстро сообразил. Он следил за главным входом, а неизвестный появился откуда-то сбоку. Почему? Человек неспешно прошел к воротам гаража, чуть наклонился, открывая замок, и все стало ясно. Наверняка шофер, обслуга, такому не положено пользоваться парадной дверью. Так было и дома, каждый подъезд имел два выхода, однако почти все парадные наглухо заколотили еще в Гражданскую.
Значит, шофер. Неизвестный информатор не ошибсяэтим вечером обитатели дома собираются куда-то уезжать. Куда именно, не так важно, главное они выйдут из особняка и подойдут к машине. «Ситроен» 1935 годачерный «Avant Combi».
Кто эти люди, Лейхтвейсу не сказали, а спрашивать он не стал. Ясное дело, не «черная кость», если живут в районе Пасси, да еще и в собственном особняке. Немного смущало другоеисполнить следовало всех, кто будет у машины. Это значит сами объекты, шофер, и, возможно, охранник. Будка у ворот пустовала, но он вполне может появиться. Сколько всего? Минимум четверо, причем двое наверняка будут при оружии
В глубине гаража что-то негромко рыкнуло, и во двор неспешно выкатил автомобиль. Так и есть, «Avant Combi». Черная машина, вновь зарычав, аккуратно развернулась носом к воротам. Интересно, кто их откроет? Охранник или шофер?
Текли минуты, во дворе вновь стало тихо, шофер, отойдя подальше, достал пачку папирос. Значит, еще есть время.
Огонек зажигалки, резкий запах табака
Не вздумайте начать курить, предупредил Лейхтвейса куратор. Про здоровье говорить не буду, но в оперативной работе это станет здорово мешать.
И рассказал давнюю историю о группе захвата, устроившей засаду на квартире. Ждали долго, целых два дня, и один из сотрудников попросил разрешения выкурить папиросу. Начальник разрешил, велев выбросить окурок в окно и проветрить комнату. Не помогло. Хозяин квартиры начал стрелять прямо с порога. Он был некурящим и понял все сразу.
В группе курсантов курили все, кроме него самого. Никотин снимал стресс и усталость, но Лейхтвейс все-таки удержался. Но сейчас, в эти минуты он невольно позавидовал шоферу. С папиросой время течет быстрее
А младший сын, тринадцать лет,
Просился на войну.
Но я ответил: «Нет, нет, нет!»
Малютку не возьму.
Шарманщик и девочка в белом платье к ним во двор больше не приходили, на соседних улицах их тоже не видели. Как появились, так и сгинули. Позже довелось слышать старую песню и с граммофонной пластинки, и в исполнении пьяного трактирного хора, и под шарманку тоже, но совсем другую. Девочка в белом платье исчезла навсегда.
Но он нахмурясь отвечал:
«Отец, пойду и я!
Пускай я слаб, пускай я мал,
Крепка рука моя!»
Докурил! Быстро прошел к урне, бросил окурок, поспешил к машине. Входная дверь сейчас откроется
Открылась.
Первым вышел парень лет двадцати пяти. Короткая стрижка, пиджак расстегнутнаверняка охранник, на покинутой Родине таких зовут «порученцами». Лейхтвейс прикинул, что если охрану усилили, он может и не справиться. Исполнить-то исполнит, но уйти не дадут. Подумал об этом спокойно, без всяких эмоций. Волноваться будет после, если вернется
Нет, когда вернется!
Объекты!..
Мужчина и женщина вышли на крыльцо одновременно. Он, уже очень пожилой, в строгом темном костюме, без шляпы, волосы отливают сединой. Она несколькими годами моложе, в шляпке и светлом летнем пальто, в рукебольшой букет белых цветов. Лилии Сойдя со ступеней, повернулась к охраннику, что-то сказала, протянула букет Лейхтвейс замер. Неужели возьмет, сам себя обезоружив?
Взял!
Теперь можно и дух перевести. Лейхтвейс скользнул ладонью по расстегнутой поясной кобуре, наметив незримую линию у крыльца. Как только они ее переступят
Дверь! А это еще кто? Никого больше не должно быть!..
Он вытер пот со лба. То, что в доме есть ребенок, ему рассказали. Но и сам Лейхтвейс, и сотрудники, готовившие операцию, были уверены, что в такой поздний час детям положено спатьили листать на сон грядущий книжку с картинками. Хотя бы про Лейхтвейса, благородного разбойника
Девочка в белом платье, легко сбежав по ступенькам, подошла к женщине. Та наклонилась, поцеловала в щеку. Седой мужчина, уже готовый переступить черту, остановился.
Повернулся Шагнул назад, к крыльцу
Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей.
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей.
Любая диспозиция теряет смысл после первого же выстрелагибнет от столкновения с реальностью. Эту простую истину Лейхтвейс знал. Тщательно разработанный план рухнул в небытие, а он даже не успел достать пистолет. А если они вернутся в дом? Действовать непосредственно с крыши нельзяслишком близко, у объектов есть оружие, значит, начнется перестрелка
Вверх!
Перчатка-гироскоп сжалась в кулак, и Лейхтвейс беззвучно взлетел в темное небо. Пульс легкими звонкими молоточками бил в виски, отсчитывая секунды. Две, три, четыре Стоп! Упругий воздух ударил в лицо, и человек завис над уличными огнями. Для того, чтобы набрать нужную скорость, высоты должно хватить. Теперьвниз. Сначала посмотреть, мысленно вычерчивая траекторию, провести невидимую оранжевую кривую до самой земли
Достать пистолет Снять с предохранителя Пристроить поудобнее в руке. В левойправая занята
Может, девочке еще повезет?
Атака!
Быстрее всего скорость можно набрать в простом падении, отключив ранец, но тогда придется разворачиваться у самой земли, теряя драгоценные секунды. Значит, кулак сжать до боли, правуювпереди с горки, словно на невидимых салазках. Прямо как в детской книжке: «Вот моя деревня; вот мой дом родной; вот качусь я в санках по горе крутой»
Бить придется с левой руки, но это не смущало. Учили и выучили! Атаку в пике он отрабатывал много раз, до полного автоматизма. Стрельбу следует начинать с тридцати метров, вначалесамого опасного, а дальше по мере убывания. Значит, первым будет охранник, последнейдевочка в белом платье
Если она еще там. Вдруг успеет исчезнуть, как та, другая, из его детства?
Первые две секунды, пока земля мчалась навстречу, еще можно было думать, и Лейхтвейс прикинул кем эта, в белом платье, может быть. Внучка? Племянница? Дальняя родственница? Объекты уезжали на целую ночь, намечался большой праздничный прием в министерстве, и она могла выбежать из дома просто для того, чтобы пожелать спокойной ночи.
«Вот моя деревня; вот мой дом родной»
Земля уже близко. Теперь он видел двор с другой стороны, от ворот. Черный «Avant Combi», шофер справа, возле открытой передней дверцы, охранник чуть в стороне, по-прежнему с букетом лилий в руке. Объекты Тоже возле «Ситроена», прямо за шофером, лицом друг к другу. Значит, план придется менять, первым не повезет шоферу. С его стороны и атаковать, исполнить первым, убрав с директрисы стрельбыи уже без всяких помех работать с объектами.
Охранникапоследним, он еще секунду станет думать, прежде чем бросит букет.
«Вот качусь я в санках по горе крутой»»
Девочку он увидел не сразу, только за миг до того, когда думать уже стало позднона крыльце, возле самой двери. В ярком свете фонаря Лейхтвейс успел заметить, что платье не белое, как почудилось в первый миг, светло-серое. А ещемаленькая смешная дамская сумочка на правом плече. Сейчас она откроет дверь, войдет внутрь и выживет Нет, не так. Если дверь закроется перед тем, как будет взят прицелвыживет.
Светловолосый мальчик сидит на подоконнике и смотрит вниз. Двор-колодец, двери подъездов, шарманка, седой старик в большой черной шляпе
Встает кровавая заря
С дымами в вышине.
Первый! Второй! Третья! Охранник!..
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне!
Дверь! Открыта, но Закрыта! И ладно.
Черная молния, так и не коснувшись земли, ушла в небо.
Когда желтые огни квартала остались далеко внизу, Лейхтвейс расцепил обтянутый перчаткой кулак, останавливая полет. Сразу же стало тихо, исчез свист ветра в ушах, только снизу еле слышно доносился ровный гул огромного города. Теперь можно перевести дух. Нет, сначала вернуть предохранитель на место, спрятать пистолет и только потом, достав платок, протереть мокрый лоби посмотреть прямо в звездное небо
О том, что случилось на оставленной им земле, Лейхтвейс решил пока не думать. Все сделано правильно, приказ выполнен. О выстреле, который так и не прогремел («Трансваль, Трансваль!..»), рассказать некому. К тому же дверь была закрыта Почти закрыта.
Лейхтвейс всегда исполнял приказы. Почти всегда.
6
В феврале 1919 года берсальер Дикобраз наконец-то смог снять военную форму. С капралом Кувалдой расстались по-дружески: обнялись, обменялись адресами, распив на дорожку купленную за последние деньги бутылку прескверной граппы. Бывший студент отправился домой, в Рим, надеясь восстановиться в университете Ла Сапиенца. Это удалось, но поскольку семестр был уже на изломе, демобилизованный Алессандро Скалетта (родовое «Руффо» он старался лишний раз не поминать) решил начать занятия с осени, а пока что освежить в памяти подзабытую научную премудростьи как следует отдохнуть. Куда уехал Кувалда, знал лишь он сам, но в середине марта, только решив дела в канцелярии Ла Сапиенца, Дикобраз получил письмо, написанное знакомым почерком. Фронтовой товарищ звал его в Милан, где намечалось нечто очень-очень важное. Алессандро весьма удивился, но, подумав, решил съездить. С родителями и немногочисленными приятелями он уже успел пообщаться, а наука могла немного подождать.