Сашенька, а так рада тебя видеть. Я очень соскучилась как ты на меня смотришь. Не нравлюсь? Не узнал меня? Я тебе говорила
Мам, яв шоке. Честно. Не хочу тебе врать, ты совершенно другаяя тебя узнал. Я тебя такой немного помню. Нет, нет не такой, но почтиМам, тытакаяс ума сойтиЯ не знаю, что сказать. Я никогда не видел таких красивых женщинЧестно.
Спасибо, Саш, новсе это временно. Ты наверное понимаешь, что будет дальше. Понимаешь? Я, ведь, такой не останусь. Все у нас, Саша, нарушилось. Зачем? Я сама ничего не понимаю. Я умру, т. е. не умру. Сама не знаю, что со мной будет. Я сейчас такая, но мы же знаем, сколько мне лет. Другие не знают, но мы-то все знаем. Это так тяжело. Как мы это вынесем? Я, папа, выСашенька, я никому этого не говорила, а тебе скажуЯ не хочу досматривать этот триллер до последнего кадрая уйду сама. Не бойтесь. Я надеюсь, что я буду знать, когдаЯ не могу через это пройти, и не уверена, что вы все можете.
Мам, ты хочешь себя убить? Так?
Так, Саша. Человеческая жизнь должна заканчиваться обычно. Яошибка природы. Но ее можно исправить. Ты сидишь сейчас рядом с молодой женщиной, но видишь ли ты во мне свою мать? Да ты выглядишь старше меня. Не обижайся. Так неправильно. Я по-привычке сказала официанту, что жду сына. Теперь он смотрит на нас, и уверен, что я солгала.
Мамдай мне подумать. Давай закажем еду. Успокойся. Какая нам с тобой разница, что думает официант?
Саша сделал знак официанту и у них приняли заказ. Аня прикинула, что в этом дорогом ресторане по счету придется заплатить гораздо больше ста долларов. Интересно, Саша заплатит, или нужно будет предложить ему половину. Впрочем, Аня могла бы поспорить, что он заплатит. Конечно ее Саша был полноценным американцем, но московская закалка «старого света» не могла испариться из него полностью, вряд ли он серьезно воспринимал феминизм. Когда принесли еду, и налили им по бокалу вина, Саша заговорил:
Мама, послушай меня. Я знал твою ситуацию. Мы с папой об этом говорили и с девочками. Но одно делоговорить, а другоеувидетьЭто разные вещи. Я вижу тебя ивот что я тебе скажу. Такое, как с тобой, случается, я уверен, один раз из миллиардаТебе и всем нам повезло
Саша, ты слышишь себя? О каком «повезло» речь? Я бы нормально старилась, и потом бы умерлаА так
А что такое «нормально»? Зачем тебе пошлость похорон? Их не будети отлично. Да дело даже не в этом, а в том, что прекрасно идти неизведанным путем: разве не прекрасно, что все умрут, а тынет? Мам, пойми, ты не умрешь. Мы никогда не увидим твое мертвое тело. Наоборот, мы будет знать, что ты где-то есть. И потом
Что потом?
Я имею в виду, что будет жить еще одна Анна Рейфман, и неважно, как ее назовут. У тебя будет второй шанс. Что тут плохого?
А вы все? А папа?
А что папа? Счастливый мужик! Он второй раз видит свою женщину молодой и прекрасной. Ты лучше подумай о том, как нам всем повезло. Я не могу ручаться за Лиду и Катю, я могу тебе только свои ощущения объяснить. Понимаешь, я сейчас увидел свою мать не матерью, а женщиной, а поверь: я тобой горжусь! Я и представить себе не мог, что ты была такая. Да, видел фото, даже помню тебя своей молодой мамой, носейчас, не знаю, понимаешь ли ты меня. Нам дано заглянуть в прошлое. Никто не может, а мы можем
Я слышу тебя, Саша. Спасибо. Ты меня очень поддержал, я не ожидала. Мне не приходило в голову так об этом думать. Ночто со мной будет? Это так страшно. Моя семья ни с того ни с сего должна будет возиться с ребенком. И выхода не будет.
Не бойся. Кроме того, может все так и останется. А потомвремя еще есть. Даже к этому можно морально подготовиться. Это ведь не какой-то ребенок, это наша возможность увидеть, какая ты была маленькая и может даже что-то про тебя понять. Почему это плохо?
Вот как ты это видишьладно, посмотрим. Просто у меня нет мужества жить дальше, а потом умереть таким образом
Вот мам, в этом-то и дело: ты не умрешь, ты просто исчезнешь, а это разные вещи. Разве не здорово исчезнуть, а не умереть? Чтобы не было трупа, похорон
Здорово. Я подумаю над тем, что ты мне сказал.
Мама, давай получим удовольствие друг от друга, у нас впереди целых два дня. Я проведу два дня в обществе обалденной женщины, мы с тобой будем гулять, на меня все будут смотреть и завидовать. Тыодна такая. Пойми, не надо смотреть на это, как на несчастье, наоборот, намповезло!
Саша повторял свое «повезло», как мантру, и говоря все это, сам верил своим словам. Неужели эта женщина его мать? Она отличается от всех женщин, которых он тут знал. В чем отличие? Оно есть, но Саше не удавалось его сформулировать: то ли спокойная уверенность в себе, то ли европейский стиль, немного ретро, такой здесь редкий и трудно замечаемый мужчинами. Саша, как и любой мужчина, не замечая деталей, видел целое: свободный костюм с кружевами и прошвами, в меру открытый ворот, в меру длинная юбка, изящный макияж, когда непонятновсе накрашено или ничего. А какой цвет? Бабушка называла этопалевые тона. Смесь светло-бежевого, чуть розоватого, желтоватого. Приглушенная стильная гамма, как будто достали из бабушкиного сундука старые ночные рубашки, пожелтевшие, пахнущие лавандой, невесомые и представимые только на шикарных женщинах прошлого. Какие босоножки: закрытые на пятке, без каблука, с длинными ремешками, облегающими ноги, как у греческих сандалий. И такой маленький размер. На голове была бы уместна маленькая шляпа, но она не надела шляпу, безошибочно зная, что шляпа все-таки здесь была лишней. Вкус и чувство меры, вот что Сашу завораживало в этой женщине, которую ему было сейчас невозможно видеть своей матерью. Умом он понимал, что этоона, нос другой стороны, нет, так воспринимать ее было уже трудно.
Они погуляли по Джорджтауну и он проводил Аню до электрички. Два дня пролетели как романтическое путешествие. Они фотографировались, сидели в кафе, ездили на водопады, даже успели сходить в субботу вечером на концерт в Центр Джона Кеннеди. Вечером в воскресенье Саша улетел. Они попрощались просто, без слез, оба усталые и уже в мыслях о предстоящей неделе. Аня должна была явиться в Лаборатории к 9-ти утра.
Мысли о самоубийстве не оставили ее полностью, но после Сашиных слов она стала сомневаться в своем решении. Он был первым, который с ней поговорил о случившемся в таком ключе. Девочки и Феликс предпочитали молчать. Аня знала, что они просто не знают, что ей говорить, надеются на чудо. А еще она знала, что по-сути Сашка, как всегда хорошо устроился, он был большой теоретика вот ее семья в Портлендеони не могли позволить себе быть теоретиками. С ними двухдневное «романтическое путешествие» невозможно, с ними ей надо было жить, сколько ей там еще осталось.
С утра Аня явилась в Лаборатории в кабинет к доктору Колману, который встретил ее как старую знакомую. Свидание их продолжалось всего несколько минут, так как доктор Колман сказал, что он будет с ней каждый день обсуждать результаты исследований, но пока их нет, обсуждать нечего. Сегодня она должна пройти много тестов и завтра с утра он их ей представит и объяснит. Аню водили из кабинета в кабинет, брали кровь, заставляли сдавать анализ мочи, делали рентген, УЗИ, электрокардиограмму. Лаборанты и техники были молчаливы и эффективны, хотя особой любезностью, к которой она привыкала в поликлинике, сотрудники не утруждались. Тут было оборудование, в поликлинике ненужное и непредставимое: центрифуги, какие-то барокамеры, капсулы, тренажеры с проводами. Аня когда-то видела подобное в документальном фильме о подготовке космонавтов. Она устала, и процедуры уже совершенно не казались ей любопытными. Да это еще было что! Вот завтра ей следовало начинать прохождение всех без исключения специалистов, которые будут заказывать анализы по своему профилю. На следующее утро Аня снова увиделась с Колманом и у них состоялся примечательный разговор:
Анна, у нас есть первые результаты самых общих анализов. Никаких патологий на сегодняшний день у вас не выявлено. Конкретные цифры позволяют нам судить о вашем вероятном возрасте. Метрический, календарный ваш возраст66 лет, а условный ретроспективный примерно2628 лет.
Аня ничего не ответила. Ее мучил всего один вопрос: на сколько ее хватит? Как быстро все будет развиваться. Ее снова охватили мысли о свободном выборе все прервать, не ждать конца процесса. Но все-таки какие прогнозы? Почему он ей об этом ничего не говорит? Вчера она разговаривала с Феликсом и он умолял ее задать именно этот вопрос. Колман как будто подслушал ее мысли:
Анна, ваше ретроспективное развитие идет довольно быстро и прервать его не в наших силах. Хотя у меня по-этому поводу есть предложениеЯ прошу вас меня выслушать.
Да, я вас слушаю, доктор Колеман.
Сейчас вы, Анна, находитесь на пике своего репродуктивного здоровья. Вы сильная, здоровая женщина, ваш гормональный уровень более чем позволяет вам забеременеть, выносить и родить ребенка
Что вы имеете в виду? Как это родить? От кого? От Феликса? Я вас не понимаю.
Ну, этот вопрос мы бы с вами обсудим. Ваш муж не самый подходящий донор спермы
Онне донор спермы, он мой муж. У меня, как вам известно, трое детей. Зачем мне сейчас рожать ребенка? Это же дикость
Не такая уж дикость, Анна! Есть два серьезных резона почему вам может быть следовало бы это сделать. Подумайте.
Какие резоны? Я не вижу ни одного. Да и Феликспожилой человек, он никогда на это не согласится. Что тут обсуждать?
Выслушайте меня, Анна. Первый резонэто замедление, вплоть до полного, хотя может быть и временного, замораживания процесса регрессирования вашего организма. Мы полагаем, что беременность, роды, грудное вскармливание будут блокировать процесс обратного развития. Ваши клетки придут в нормальное состояние и вы пробудете в современном возрасте гораздо дольше, чем без беременности. Есть еще и второй резонденьги.
А при чем тут деньги?
При том, что ваш ребенок будет представлять для науки серьезный интерес. Мы работаем над проблемой старения с одним из самых престижных университетов Америки, у них есть большие гранты на эти исследования. Если вы согласитесь стать матерью, вам будет выплачено вознаграждение, сумму которого мы можем обговорить в дальнейшем. Уверяю вас, что речь идет о действительно серьезном вознаграждении. Это не деньги из федерального бюджета, это частный фонд. Подумайте, Анна, посоветуйтесь со своей семьей.
В голове у Ани гудело. Предложение было фантастичным, и неприемлемымхотя. Если она «уйдет», то почему бы не обеспечить Феликса деньгами? Слишком тут много непонятного. А ребенка кудаА что наука? У нее же есть дети. Этот-то новый им зачем?
А мои дети ?
Я понял, что вы хотите спросить. Нет, ваши существующие дети были рождены тогда, когда ваши клетки еще не подверглись патологической мутации. Сейчас все по-другому. Анна, выуникальны! И ваш ребенок может быть уникален.
А что вы там говорили насчет донора? Почему я не могу иметь ребенка от мужа?
Я не сказал, что не можете. Но тут есть много «но». Речь может идти только об искусственном оплодотворении. Мы будем вынуждены делать спермограмму и выбрать только сперматозоиды ХХ. Условием нашего контракта может быть только рождение девочки. Она, скорее всего, будет носителем ваших специфических генетических признаков, тех, которые являются причиной уникальной редчайшей мутации. По мужской линии это не передастся. Поскольку Феликс немолод, то не факт, что его сперма будет отвечать высоким требованиям эксперимента. С другой стороны, еслиспермограмма выявит
Доктор Колман, вы это называете «экспериментом», а речь идет о моем ребенке.
Стоит ли так на это смотреть, Анна? Ребенок будет вашим временно
В каком смысле?
В таком, что происходящий с вами процесс просто будет заторможен, как-то замедлен, но он будет, скорее всего, продолжаться. Ребенок может быть адаптирован семьей, которую мы подберем
Постойте. А почему он не мог бы остаться в моей семье? Я говорютеоретически.
Мог быоднако, маловероятно, что ваши дети согласились бы воспитывать вашу дочь, тем более, если ее отцом будет не Феликс. Нельзя хотеть от людей слишком многого. Вы можете с ними поговорить, это ваше право. Уверяю вас: сумма компенсации будет весьма значительной. Суррогатные матери получают в десятки раз меньше
Я не могу это решить. Мне нужно время.
Да, я понимаю. Анна, вы устали. Завтра у вас будет встреча с нашим психологом, и, помнитея вам обещал сюрприз. Завтравсе завтра. Идите отдыхать.
Анна поела в кафетерии общежития, было еще не поздно. Она была возбуждена услышанным от Колмана. Ей такое даже в голову не приходило. То-есть она понимала, что может теперь забеременеть, но это представлялось недопустимым, а поскольку они с Феликсом спали в разных спальнях, то и вопрос-то снялся сам собою. А теперьАне нестерпимо захотелось поговорить обо всем этом с Феликсом, но его еще не было дома. Нужно было ждать. А что она ему скажет? «Феля, давай ребеночка родим!». Он уж точно ее за сумасшедшую примет. Да это и было безумием. «Давай, мол, родим, а потом продадим его, скажем, за миллион». Аня была сбита с толку. А можетродить? Почему бы и нет? Девочке будет хорошо, а деньги Феликсу пригодятся. Хоть что-нибудь от нее напоследок полезное
Ане хотелось куда-нибудь съездить, сидеть в своей комнате казалось ей ужасным. От главного входа в Военно-Морскую Академию отходил экскурсионный микроавтобус в Маунт Вернон, где можно было бы осмотреть усадьбу Джорджа Вашингтона. Аня еще в Портленде посмотрела, как туда можно было поехать. Да только сейчас ей было совершенно не до Вашингтона и его быта. Да и поздно уже для экскурсии и ехать однойАня никуда не привыкла ездить одна, а Феликса рядом не было. Надо было с Сашей поехатьГде сейчас Саша? Где все? Слова не с кем сказать. Аня просто пошла по набережной Потомака и через какое-то время присела на лавочку. Вокруг было много народу: группки курсантов в форме с родителями, школьники, туристы-азиаты. Река Потомак лениво текла мимо, вдалеке был виден большой мост, берега с низким парапетом заросли травой. Место было не сказать, чтобы очень уж красивое. Над водой летали букашки и немного пахло тиной и нагретой землей. Аня услышала стрекотание стрекоз. Их было много: темно-зеленые в синеву, они беспорядочно носились взад-вперед, нигде не присаживаясь. За долгие годы в Америке, Аня впервые увидела стрекоз «коромысло», огромных с широким размахом крыльев, с длинным узким телом. Они напоминали реактивные истребители в бою: то резко взмывали вверх, то камнем пикировали вниз, то с запредельной скоростью двигались в одной плоскости, меняя галсы, и вдруг застывали в одной точке.
Когда-то, очень давно, Аня вот так же смотрела на стрекозу над водой. Внезапно она садилась на землю и можно было совсем близко увидеть ее удивительные глаза. Они сверкали на солнце, отражая все вокруг: синее небо, зелень, цветы. Глаза у стрекозы были просто огромные, если сравнивать со всем остальным телом. Как загадочно они выглядели и блестели, как жемчужины. Там, около той маленькой реки, Аня была не одна. Они смотрели на стрекозу вдвоем. И тот, с кем она проводила время тем жарким летним ранним вечером, внезапно вспомнился Ане в мельчайших деталях.
Он был совсем мальчишкой и звали егоШуркой. А фамилия его быластранная такая фамилия: Колос. Александр Колос, 16 лет, пионер из ее отряда. Классическая ситуация «учительница первая моя», да только ничего такого уж криминального Аня не делала. Их разделяли всего 4 года. Ей было двадцать и это была ее последняя «пионерская практика» после 4-го курса. И тем не менее, в таком возрасте 4 годаэто разница: он был мальчишка-школьник, а онаох, она уже была «она», Нюрка, давно пожившая-поднаторевшая в разного рода приключениях. Хотя вот такого «с пионером» у нее еще не было. Она переходила на 5 курс, а онв десятый класс. Казалось быподумаешь! Но это был криминал и риск придавал приключению остроту, лишая его банальности летнего романа.
В лагере надо было отторчать два месяца и Аня сразу поняла, что отвертеться от постылой работы вожатой не удасться. Ее почему-то поставили на первый отряд. Она не стала спорить, какая была разница, даже может и лучше, чем с совсем маленькими. Очень уж не хотелось вытирать им нос и успокаивать скучающих по маме плакс. В первую смену в июне у нее были в основном семиклассники. Восьмиклассники сдавали экзамены и старшие на эту смену не ездили. Они появились в июле. Танцы, гулянья по территории, мазанья зубной пастой, бренчание на гитаре по вечерам, девчоночьи слезы и вздохикак все это было неинтересно. Аня тяготилась лагерем, считала дни до отъезда и понятия не имела, как себя развлечь.
С кем там было развлекаться? Со своими скучными педагогическими мальчиками, сплошь неудачливыми, недостаточно талантливыми и уверенными в себе. Тоже мне «физики»! Нормальные физики учились не у них, а совсем в других местах. Ни один из этих низкорослых, неказистых, прыщавых юношей не мог претендовать на работу в научно-исследовательских институтах. Они вообще ни на что не могли претендовать, и Аня совсем заскучала. По вечерам скука переходила в тоску и острое ощущение потери драгоценного летнего времени.