Она в ноябре съездила на плановое обследование в Лаборатории. Колман с достоинством, без комментариев, выслушал ее отказ от беременности. Опять та же рутина, которая совершенно перестала ее интересовать. Полипы исчезли, зрение было практически стопроцентным, те показатели в нормеэтиОна рвалась в Лаборатории только, чтобы встретиться с Беном. Он был с ней на работе ровен, радовался, что у нее не наблюдается никаких признаков депрессии, и вряд ли им следует возвращаться к теме самоубийства, что он «так и знал». Они встречались по вечерам и все возвращалось к ним с новой силой, достигая даже еще большего накала, как бывает с молодыми людьми, которые еще не прожили первый этап своей влюбленности, замешанной на взаимном, пока неослабевающем притяжении, не омраченном ни рутиной, ни семейными узами, тем более, что они оба знали, что им отпущено короткое ограниченное время, которое вот-вот истечет. Аня жила только сегодняшним днем, а Бен чувствовал, что это все с нимив последний раз. Он уже больше не сможет с ней быть, не чувствуя себя педофилом.
Аня вернулась взбудораженная в Портланд перед самыми новогодними праздниками, нервная, раздраженная. Работать в университете она с этого года не согласилась. Никто бы там не стал терпеть ее долгие отлучки.
Феликс уезжал на работу, она садилась в машину и ехала на плазу. Там ходила из магазина в магазин, ничего не покупая, но не зная, на что убить время. Дети ходили в школу и в этом году заниматься с ними ее не просили. Почему, она не задумывалась и была даже рада, что у нее нет никаких обязанностей перед семьей. Она подолгу простаивала перед соблазнительным бельем в магазине Victoria Secrets, трогала крохотные трусики с бантиками и кружевами, и примеряла в кабинке дорогие лифчики. Ане хотелось все это иметь, но она понимала, что ей ни к чему такое белье, что Феликс, увидев ее приобретения, брезгливо поморщится, хотя может ничего и не скажет, делая ей скидку, которая была Ане унизительна.
Приближался Новый год и Аня, совершенно уверенная, что все придут к ним, начала мысленно готовиться, продумывать меню и наряд. Она оживилась и каждый день напоминала Феликсу, что надо купить хорошую елку, но Феликс не спешил, очень Аню раздражая своей, как она про себя думала, старческой неповоротливостью. Надо ребятам сказать, я лучше с кем-нибудь из них съезжу. Ее поездки в магазины стали более осмысленными, так как ей надо было найти себе платье. Нежелание Феликса ехать за елкой было уже необъяснимым:
Фель, ну все. Завтра, когда ты придешь с работы, мы точно поедем за елкой! Нельзя больше откладывать.
Ань, нам с тобой не нужна елка.
Что ты имеешь в виду? Нам с тобойтебе может и не нужна, а детям нужна, и мне нужнаи всем.
Ань, никто к нам на Новый год не придет. Понимаешь?
Почему это? Что я должна понимать? А где мы будем на Новый год?
Нигде, Ань.
В каком смысле? У Катьки будем встречать? Ну ладно. Я хотела у нас
Нет, Ань. Мы с тобой ни к кому не пойдем, и к нам никто не придет.
Почему?
А ты сама не понимаешь?
Нет.
Странно. А тебе, Аня, не приходило в голову, что уже не нужно, чтобы тебя видели дети? Они не смогут узнать в тебе бабушку Аню. Ты совершенно на нее не похожа. Что мы им скажем? Об этом ты подумала? Ведь когда ты вернулась недавно из Вашингтона, они тебя не видели.
Да, вроде, видели
Нет, не видели. Ты на себя в зеркало смотришь? Ань, пойми, мы не можем им ничего объяснить. Они не поверят, да и для их психики это вредно. Дети есть дети Мы не имеем права взваливать это на их плечи.
Это ты сам придумал?
Нет, не сам. Ты что ничего вокруг себя не видишь? Пойми, так будет лучше. Дай нам придумать, как обставить твои метаморфозы. Прости, Ань, в этом никто не виноват, и ты меньше всех. Ты просто должна нас понять. Ты понимаешь?
Аня прекратила есть, ее чай остывал, она молчала, никак не реагируя на слова Феликса. Потом она встала из-за стола и поднялась наверх в гостевую комнату, которую она теперь считала своей. Когда Феликс туда вошел, Аня лежала, глядя в потолок и плакала. Плакала тихо и безысходно. Слезы текли по щекам и скатывались вниз, затекая в уши, попадая в рот. Аня их не вытирала.
Ань, ну не надо. Ты обиделась? Скажи.
Оставь меня в покое. Иди, я хочу побыть одна.
Ань, ты считаешь, что мы неправы? Давай поговорим.
Правы, правы. Иди.
Феликс вышел из комнаты. Аня лежала в темноте, слезы ее иссякли, в голове были какие-то разрозненные мысли, ей было жалко себя. Она так хотела повеселиться, надеть новое платье, выпить, потанцевать, а онивсе о детях думают. А о ней они думают? Что ей сидеть с Феликсом за столом и чокаться? Ничего себе! Аня не могла обуздать свое разочарование, она ожидала праздника, хотела «блистать», перспектива встретить праздник с Феликсом казалась ей несправедливой, даже чудовищной. Семья лишала ее удовольствия. Лучше бы она осталась с Беном в Вашингтоне, он ей это, кстати, предлагал. Даже предлагал в Париж слетать на три дня. Как бы ей хотелось остаться с ним. Она лежала ночью в их широкой постели в Джорджтауне и думала о том, где бы они в Париже побывали. Могла бы родственничкам сказать, что исследования ее задержат еще на неделю после 1-го января, но голос Феликса по телефону звучал так грустно, что она просто не нашла в себе мужества ему солгать. К тому же до последней минуты было неясно насчет Сашки. Вечное его «приеду-не приеду». Не приехал. И теперь все будут вместе, а онаодна. Они, что, уже ее вычеркнули, сомкнули ряды, «отряд не заметил потери бойца». Дура она дура, надо было сделать так, как ей хотелось. Она к ним приехала, а для чего, для кого?
В Новогодний вечер Аня назло не захотела празднично одеваться, и ничего не стала готовить. Феликс сам все сделал. Они сидели одни и вяло ели, разговор не клеился. Ребята звонили, поздравляли, голоса их звучали оживленно и уже немного пьяно, слышался детский смех. Аня делала над собой усилия, спрашивала, открывали ли они подарки, что у них на столе. В конце Лида взяла трубку и озабоченно спросила:
Мам, ты не обижаешься?
Нет, не беспокойтесь. Что мне обижаться? Ерунда.
Да? Ну и хорошо.
Поверила ей Лида и остальные или нет? Наверное нет. Феликс пытался с ней говорить о них, о том, что делать, но Аня этот разговор не поддержала. Она сидела и боролась с непреодолимым желанием ему нахамить, сказать, что он тоже может убираться к Катьке, что она тут как-нибудьсама. Что, что он сейчас от нее хочет? Конечно надо было решать проблемы с другими людьми, которые уже не могли узнать в ней прежнюю Аню, но не сейчас жеАне в общем-то было все равно, что всем насчет нее скажут, что скажут, то и ладно. Ей-то что? Желание хамить делалось все сильнее.
Сразу после 12-ти они с Феликсом попробовали посмотреть русский телевизор. По всем программам передавали Новогодние концерты. Аню все раздражало и они пошли спать. Вдвоем они выпили бутылку Шампанского и Аня пошла с Феликсом в спальню. Она видела, что Феликсу этого хотелось, и решила его не обижать. Хотяэто она старалась себя убедить, что из-за этого. В глубине души она знала, что ничего не выйдет и ей хотелось, чтобы не вышло. Света они не зажигали, Аня закрыла глаза, попытавшись представить себе Бена. Ей это удалось, и Аня полностью отдалась мужским рукам. Глаз лучше было не открывать. Вот бы Феликс знал, что у нее в голове. Он почему-то волновался, такого Аня за ним раньше не замечала. Она видела, что Феликс возбужден, но недостаточно, а потом у него вообще все упало, и Аня с тоской подумала о Бене. Как все грустно: раньше Феликсу не было равных, а сейчас онстарик. Да, ведь, она так и знала. Что от него ждать? И зачем она приехала? Будь он неладен. Лезет, главноене видит разве, что ему ее не «потянуть»? Вслух она сказала другое, то, что всегда говорят в таких случаях:
Ладно, Феля, не огорчайся. Наплевать на это.
Анька, это потому что тымолодая. Я с тобой такой не могу.
Ну, и не надо.
«Вот именно, не можешь. А лезешь »Аня уже жалела, что она повелась на его желание и свою надежду снова «побыть» с Беном. Бенмолодой, зрелый, умелый мужчина, а ФеликсСама виновата. Так ей и надо. Она легла в свою кровать, и долго не могла уснуть. За окном выл ветер и дождь стучал по стеклам. Разве такая должна быть новогодняя ночь? Кот Ляленькин ходил по коридору и противно во все горло мяукал. Потом его вой прекратился, он начал натужно кашлять и давиться. Ане уже стало казаться, что он умрет от удушья, но нет, не умер. Где-то совсем рядом со своей кроватью Аня услышала звуки изрыгающейся рвоты. Черт, оказывается, ее дверь была прикрыта неплотно, и мерзкий Ляленькин зашел к ней в комнату. Аня зажгла свет: Ляленькина и след простыл, но в метре от ее постели по ковру разлилось бурое пенящееся пятно, от которого исходил кислый утробный запах.
Надо бы Феликсу сказать, чтобы он убрал за своим идиотским котом. Аня вышла из комнаты, осторожно обойдя островок рвоты. Из спальни слышался храп Феликса. «Во, уже спит. Не всталои ладно. Не сильно он расстроился.»Аню все раздражало. В горле у Феликса клокотало, каждый выдох сопровождался прерывистым сипением, каким-то подвизгиванием и причмокиванием. «Раньше он не храпел. Да, с ним спать стало невозможно. Боже. Но, не будить же его». Аня пошла в гостиную, и уселась на диван. Ей не хотелось возвращаться в комнату со рвотой. Они посидела какое-то время и ей страшно захотелось спать. Она оторвала большой кусок бумаги от рулона и брезгливо собрала в него тепловатый сгусток слизи. Потом пришлось полить пятно жидкостью из флакона. В комнате запахло бытовой химией и Аня заснула в этом запахе, с мыслями о прошедшем годе, закончившимся позорным сексом со стариком и рвотой.
Никто не мог ей помочь, хотя она почему-то ждала их помощи. Новый годэто надежды, а у нее их не было. С каждым месяцем она все больше расходилась во времени со своей семьей, как в старых задачах о поездах, которые шли навстречу друг друга из пункта А в пункт Б: встретились в одной точке, и разъезжаются. Впрочем, Аня в глубине души продолжала считать, что она остановится, остановится именно на этом отрезке, и тогдаей дадут другие документы и можно будет начать новую жизньвместе с Беном. Аня заснула и наутро проснулась отдохнувшей и свежей. Ей снилось что-то хорошее, но она не помнила, что именно.
Феликс за завтраком начал с ней обсуждать, какова будет тактика их семьи по-поводу Аниного исчезновения. «Опять за свое »Аня смирилась:
Ань, с работы ты уволилась. Им не надо ничего объяснять. Мы с девчонками подсчитали: осталось всего несколько человек, родственников и друзей, которым надо что-то сказать. Идети.
Ну, ладно. Что вы хотите сказать? Я не против.
И что ты хочешь, что бы мы сказали?
Да, пофиг мне. Говорите, что хотите.
А если брат из Израиля позвонит?
Ну и что? По скайпу мы с ним не разговариваем. А голос у меня прежний. Поговорю. Он редко звонит.
Ань, это сейчас у тебя прежний голос. А потом?
Что потом?
Ну, хватит, Аня, не хочешь говорить об этих важных вещах, так и скажи. Тебе безразличны все твои друзья и родственники?
Ага. Скажите им, что я умерла. Что еще скажешь? Что тут мудрить?
Ты правда этого хочешь? Ничего, что они будут страдать?
Фель, ну что я могу сделать? Будь реалистом: умерла. Это правда. Подробности никому неинтересны, да в любом случае, нашей истории никто не поверит. «Умерла»проще.
Тебе проще?
Да, нет! Вам. Мне все равно.
Хорошо. А дети?
Феликс, вы хотите, чтобы я об этом думала? Я уверена, что вы все решили. У вас есть версия, как им мое исчезновение преподнести. Да, пора им что-нибудь сказать. Так говорите! Вперед! Только от меня отстаньте.
Феликс набросал Ане вариант объяснений, на который Аня сразу согласилась, даже не спросив, кто конкретно его придумал. Детям скажут, что бабушка уехала лечиться в Москву, что у нее серьезная болезнь и в России ее лечить лучше и дешевле. Дедушка с ней туда, якобы, ненадолго съездил, побывал у родственников и привез из Москвы бабушкину племянницу, тоже, кстати, Аню. Она совсем молодая девушка, и, предположим, сирота, ипока она поживет с дедушкой, а потом уедет обратно. Потом к ним будут «приезжать другие» родственницы-девочки. «Посмотрите, дети, как бабушкина племянница похожа на молодую бабушку! Что ж удивляться? Они же родственники». Феликс в лицах озвучивал перед Аней эту версию, и хотел, чтобы Аня ее одобрила и внесла свои изменения. «Логично, Ань?» спрашивал он ее. «Логично, логично. Я в вас не сомневалась» отвечала Аня, почему-то очень раздражаясь.
Феликс вообще ее в последнее время не понимал. В этой молодой, капризной молодой девушке уже почти не проглядывалась ни его жена, ни мать его детей. «Неужели он такая была раньше, до меня?» спрашивал он себя, и понимал, что дело не в этом. Дело в уникальном новом опыте Ани, опыте не поддающемся никаким психологическим и психиатрическим объяснениям. Ему как ученому, клиницисту было бы невероятно интересно наблюдать за этим случаем. То-есть было бы интересно, если бы речь не шла об Ане, о нем, о них всех. Но это была, к несчастью, Аня, и какой теперь из него был сторонний наблюдатель и клиницист? Разве в таких обстоятельствах можно было быть адекватным? Аня ему рассказывала, что в ФБР ей сказали, что ее «случай»восьмой. Да, хоть бы и так. Восемь случаевэто статистически несерьезно.
Детям родители объяснили, что бабушка заболела и они с дедушкой уехали в Москву. Лина и Яша ничего не спросили, а Ника как раз настойчиво спрашивала, «что с бабушкой, и выздоровеет ли она?» Через какое-то время, она вновь спросила Лиду «а я бабушку увижу или она умрет?» Лида сказала, что они не знают, но с бабушкой можно поговорить по телефону, если Лика хочет. Можно и имейл ей написать. Дети по разу действительно Ане написали и она им ответила. Потом переписка заглохла. Дети писали явно по настоянию родителей. Когда Катя и Лида перестали их заставлять, ни Лина, ни Лика писем больше не писали. Да и инициативы позвонить бабушке тоже никто из них не выказал.
Сказать, что Аня скоропостижно умерла сначала казалось приемлемым, а потом Феликс как-то насчет этого скис и Аня просто написала брату и московским друзьям на скайпе, что компьютер у них «глючит», проблемы с интернетом, вируснадо другой компьютер покупать и, что пока она будет звонить и изредка, будучи в гостях у ребят, писать имейлы. Все удовлетворились и драм пока трусливо избегали. Выслушивать соболезнования и полные боли замечания друзей и знакомых по-поводу Аниной смерти никому не хотелось. Она сидела бы рядом, молодая и полная жизни. Но в этом-то и была проблема. Аня помнила старый американский фильм, где человек организовывает себе поминки при жизни. К нему в дом приходят все, кого он знал, в черных одеждах и говорят ему приятные вещи. Потом он правда умирает и все это уже происходит на самом деле.
В марте пришел новый вызов в Бюро. Феликс взял отпуск и готовился отправляться в Вашингтон вместе с Аней. Одну ее туда отправлять ему уже не хотелось. К тому же он хотел сам о многом поговорить с руководителями программы. Аня стала такая легкомысленная и ребячливая, что он не мог доверять ни ее оценкам, ни ее рассказам об исследованиях. Он теперь сам должен был все взять в свои руки.
Взять, к примеру, их последний Новый год вдвоем. Когда стало ясно, что к ребятам им идти не нужно, он даже был рад, что это будет только их праздник. Феликс так ждал какого-то доверительного разговора, нежности, откровений. Ему казалось, что это мог быть последний Новый год с Аней, когда она еще «Аня». Но он понял, что опоздал. Она, уже не была «Аней». Перед ним сидела капризная, молодая эгоистичная девчонка, упивающаяся своей обидой, не желающая никого и ничего понимать, кроме себя. С Аниного красивого лица не сходила брезгливая, недовольная гримаса, и ему было с ней не по себе. Когда в постели у него ничего не вышло, ему показалось, что он Ане неприятен, и даже не потому, что старик, а потому, что ей нужен совсем не он. Может там, в Вашингтоне у нее кто-то был? Впрочем, хотел ли он это знать? Что ж теперь Разве ему было неизвестно, что у Ани до него был целый «послужной список», а теперь это «до» наступило. Стоило ли удивляться.
Глава 4
Они летели в Вашингтон, Аня смирно сидела с Феликсом рядом, а в аэропорту она прямо подошла к молодому мужчине, который их встречал.
Познакомься. Это Бен Лисовский, психолог, я тебе о нем говорила. Бен, это Феликс, мой муж.
Мужчины пожали друг другу руки, улыбнулись и сразу заговорили о ничего не значащих вещах. Бен интересовался, как они отпраздновали Новый год, даже спросил, приезжал ли Саша. «Да, Анька ему тут всю нашу биографию зачем-то рассказала»ревниво подумал Феликс, настороженно приглядываясь к Бену. Он знал такой тип мужчин: уверенный в себе, всего добившейся сам, умный, здоровый, с довольно высокой самооценкой, мотивированный, социально самодостаточныйхотя, возможно и у него есть проблемы и немало. У таких, как Бен обычно нет «хобби», хотя он не всегда знает, как занять свое свободное время: слишком много отдал учебе и карьере, ему невероятно трудно расслабиться, он не умеет отдыхать. Надо будет у Аньки спросить, женат ли он, есть ли у него подруга? Возможно он «одинокий волк», практически отчаявшейся найти близкого человека, или хотя бы «уши». Дорожит своей свободой и тяготится ей. «Что это я тут упражняюсь в популярной психологии? Что мне этот Бен?» Феликс заставил себя отвлечься от мыслей о психологе, хотя получалось это у него не слишком хорошо: «Красивый мужик, в самом соку. Аньке такие должны нравится.» Феликсом овладевало глухое раздражение против Бена, хотя никаких видимых оснований для этого не было. Ему самому было неприятно думать, что он скорее всего испытывал вульгарную ревность. Только этого ему сейчас не хватало. Совсем спятил!