- К церковникам, к церковникам - замахал руками Санек, раздосадованный тем, что ничего сказать не может... Арнольд посмотрел на него отрешенным взглядом и грустно ответил.
- Так вот в твоем лице я к ним и обращаюсь... только, как и ты, они мне ответа дать не могут. Ладно, придется подождать прихода великой тайны... жаль, что я с тобой не смогу поделиться. Придется тебе самому на эти вопросы отвечать.
- А второе? - вопросил Санек, которому очень не хотелось самому отвечать на вопросы, в которых давно уже плутают лучшие умы человечества.
- А, ну второе... конечно, в другом измерении. Для того, чтобы это принять, надо принять и то, что мир гораздо сложнее того описания, которое дали ему древние евреи. Но вот по непонятно причине мы за это описание держимся. Это очень, очень грустно...
- Вообще-то да... - Санек вдруг почувствовал азарт ниспровергателя догм. - да, действительно, если они есть, то где они? Даже если допустить, что они есть, то почему мы их не видим? Значит, они в тех местах, до которых мы пока не может добраться. Значит, они либо в космосе, в далеком космосе, либо в другом измерении. То есть вот тут, рядом.... Если вы правильно говорите, что вселенная, и земля тоже, похожи на луковицу....
- Да не на луковицу - Арнольд словно очнулся от забыться. - да не на луковицу, скорее на клубок перепутанных ниток из разного материала. Вот это будет гораздо более точное определение.
- Так значит, нет бесконечно вселенной?
- Есть. Только она немного не такая, как нам кажется. Другая. Как телефон. В одном месте набираешь номер, а в другом раздается звонок.
Новая ассоциация загнала Саню в тупик. Все-таки он весьма странный, этот гений. Хотя что с них, гениев, взять, все у них не как у людей. То вселенная похожа на клубок ниток, что она похожа не телефон... Саня, на свою беду, не мог мыслить отвлеченно. Он мог представить, что люди живут не на круглой планете, а на телефоне, с которого чья-то рука регулярно снимает трубку. Когда этот кто-то, которого он смело назвал богом, берет тряпку и протирает телефон, происходят катаклизмы, материки либо раскалываются, либо ползут, сминая друг друга, вымирают тысячи животных.... Для человека, который протирает телефон - простых микробов, чья жизнь не заслуживает внимания. У Санька вдруг навернулись на глаза слезы.
- Ты что? - полюбопытствовал удивленный Арнольд. Санек всхлипнул.
- Обидно. Почему он к нам так относиться? Надоел ему человек, он его хлоп - и убрал. Мы что, клопы какие-нибудь?
Арнольд встал, изогнул худое тело так, что хруст прокатился по всем суставам, потом подошел к Саньку, дымя так, что двигался в сплошном сизом облаке.
- Вот эта проблема не дает покоя уже множеству поколений людей. Понимаешь ли... сначала богов просто примитивно задаривали, то есть покупали их расположение. Сам понимаешь, что торговые отношения могут строиться только на взаимном доверии партнеров и выполнении взаимных обязательств. Если божество, которому человек принес, например, одного годовалого тельца, его тук и печень, не выполнял свое обещание, что человек, недолго думая, шел к другому богу. Понимаешь ли, он полагал, что боги существа такие ревнивые, как и люди, и никогда не отдадут своего поклонника другому. Конкурирующей фирме, так сказать. Ну и постепенно религия вылилась в механическое выполнение обрядов, не более того.
Потом в еврейский город пришел человек, которого до сих пор не неясной для меня причине называют человеком добрейшей души. Он своим примером показал, что для бога все равны - даже своего любимого сына он отдал на растерзание толпе, что ж говорить о любом просто человеке из этой толпы? У него нет вообще никаких шансов. Получалось так, что привычные обменные отношения уже не работают, жизнь трещала по швам...
- ну и что?
- Да то, что если ты даешь, ничего не получая взамен, то это очень странно...хотя, конечно, в одном единственном случае это можно понять и даже зауважать.
- В каком?
- А ты как думаешь? Ты будешь дарить дорогие вещи незнакомому человеку, бандиту с большой дороги или просто попрошайке? Ты отдашь последнюю рубаху?
Саня пожал плечами. Глупый вопрос. Конечно, не отдаст.
- А любимому человеку?
Саня пожал плечами. Очень глупый вопрос. Конечно же, отдаст. Может быть.
- Ну так вот... для того, чтобы принять законы, которые напрочь ломают сложившиеся жизненные стереотипы, люди должны были полюбить нечто, что они никогда в жизни ну увидят. Полюбить такое отвлеченное понятие нелегко, гораздо проще любить близкого человека. Оттуда и появилось понятие Отец. А поскольку он отец, то знает гораздо больше нашего, и спрашивать его не полагается. Все равно ничего не поймешь.
На самом деле все по-другому...
- Что по-другому? - вдруг непонятно на что обиделся Саня. - что там такого по другому? Да, люди любят бога. Что тут странного? Да, они любят того, кто их создал.
- За семь дней. Нет, вру, за шесть. А на седьмой он просто отдыхал. Примерно так же, как и древние евреи. Забавно, тебе не кажется?
- Что забавного?
- Да страх. Насколько они были напуганы окружающей их суровой и жестокой природой, что решили отгородиться от нее. Маленькие и слабые существа, стоящие, в общем, в одной цепи со всеми существами, населяющими пустыню, вдруг отгородились от нее в необъяснимом высокомерии. Они умирали от жажды и болезней, они не знали и сотой доли чудес, которыми полна земля - но уже приравняли себя к богам и присвоили себе право владеть всеми соседями.
Санек поднял руки и опустил их наигранным жестом отчаяния. Он уже потерял нить разговора и не понимал, кто кого создал, кто кем овладел...
- Еврейский бог не отличим от них самих. Так же, как русское православие очень похоже на нас. И никто не похож на того, кто принес в мир новый завет - для того, чтобы остановить сползание человечества в пропасть.
- Сползаем? - то ли шутя, то ли серьезно спросил Санек и Арнольд, глубоко затянувшись, ответил.
- Да, сползаем. Можно еще поменять кое-что... вот над этим мы тут и работаем.
- Прямо американский блокбастер. - усмехнулся Саня, надеясь, что немного заденет Арнольда. Ему уже надоело слушать отвлеченные рассуждения, следить за извилистым ходом его мыслей, соглашаться с тем, в чем ни черта не понимал и чувствовать себя при этом полным дерьмом.
- Американский.... Что? - лениво поинтересовался Арнольд.
- Блокбастер. - раздельно произнес Саня, наконец-то почувствовал свое превосходство. - это фильм, который лучше других, который всем нравиться.
- Вот как... его называют блокбастером до показа, я полагаю?
Саня слегка смешался но, подумав, был вынужден согласиться.
- Ну это... в общем, да. Сначала говорят, сколько денег в него вбухали, потом говорят, что это блокбастер, потом рассказывают, сколько миллионов собрали в прокате.
- Ну и что там... с американскими фильмами? - казалось, что Арнольд спрашивает по инерции, углубленный в свои мысли.
- так они очень любят спасать мир.
- Кто мир спасает?
- Супергерои...
- А, понятно, это значит самые лучшие из героев. Забавно... забавная цивилизация. Первая, пожалуй, в мировой истории, которая сумел построить целую индустрию на эксплуатации самых грязных и низменных инстинктов. Страна, в которой не ценится ничто, кроме денег. Не ценится красота, искусство ... Джек Лондон знал, о чем писал, когда выводил своего Брисса. И Митчелл тоже знала, когда возмущалась поклонением целого народа проститутке. И никто не пристыдил все тот же народ, который праздновал одномоментное уничтожение двух городов - причем пострадали невинные люди. - Арнольд поморщился и поднял палец. - Только не надо говорить, что там был жуткий строй, что все они преступники, что рабство процветало и так далее... дети-то причем? При чем тут они? И еще несколько поколений потом умирали от страшных болезней - а американцы только радовались. Ты хочешь сказать, что я похож на них? Ты лучше тогда в морду мне плюнь. Это менее оскорбительно. Только они могут присвоить себе победу во второй мировой войне - хотя любой дед-партизан сделал гораздо больше. Но их трусливая позиция не соответствует имиджу сверх-державы, поэтому они нагло переписывают историю, хотя еще не умер последний участник войны. Только они могут из шедевров литературы делать бесконечные пустые сериалы, только они могут предлагать в школах сокращенные версии великих романов...америкашки.
Вложив в последнее слово все возможное презрение, Арнольд вскочил и Саня вжался в диван - у него даже челюсть заныла в предвкушении удара...но обошлось.
Саня не знал, точнее - забыл, что есть только несколько вещей, которых не стоит упоминать при Арнольде, в их числе - популярную музыку и Америку. Арнольд ходил из угла в угол, иногда по узкой спине проходила самая настоящая дрожь омерзения. Саня молчал. Он как раз хотел польстить ему, сравнив то, что делают на этом то ли заводе, что ли полигоне с лучшими фильмами Голливуда - и так вот попал.
- Нет, я просто хотел сказать, что вы делаете то, что никто никогда не делал...
Арнольд благосклонно отнесся к неловкой попытке польстить и сгладить промах.
-Да, я это знаю. Знаешь, что самое печальное в нашей с тобой...и всех остальных тоже - он длинной рукой провел плавную дугу. - наша беда в том, что то, чем мы занимаемся, никому не нужно.
Саня открыл рот да так и остался сидеть... как это - никому не нужно?
- Никому не нужно. Потому что электронный мускул просто упразднит большинство видом современной техники... кое-что, конечно, останется, но далеко не все. И вот ты сам подумай - что будут делать могучие технические концерны? Куда денутся сотни тысяч рабочих? Ну и так далее. Вот так, мой дорогой... вот америкашки, которых я презираю настолько, насколько презрения хватает, мигом бы мое открытие украли, а может и не украли, а купили, дали бы мне самую престижную премию и опять, пока прочий мир раскачивался, сделались бы ведущей страной. Они это могут...
- Ну так...- начал было Саня и осекся под колючим взглядом.
- Вот и в тебя эта отрава проникла... хотя что с тебя-то брать. Все твое поколение такое - продаст все, и душу тоже, ради бессмысленных бумажек. Меня убьют в России, пусть убьют, даже скорее всего - убьют, но америкашкам я свое изобретение не продам.
- Его продадут те, кто вас убьет - мрачно сказал Саня и Арнольд вдруг оскалился жутковатой улыбкой.
- Не получиться, мой мальчик...сам по себе этот материал ничего не стоит. Ни один химический анализ не даст ничего, кроме состава. Я тебя уверяю, что создание химического мускула настолько сложно, что пройдет не меньше восьмидесяти лет, прежде чем они придут к моему результату. Мне просто повезло, кроме того, я гений. От того, что я гений, мне не тепло и не холодно, но это факт, я к нему привык. Если ты хочешь меня убить и разбогатеть, давай, приступай...
Саня вжался в диван - Арнольда занесло, он впервые видел его таким...в углах рта собралась голубоватая пена, глаза вылезали из орбит - но говорил он при этом тихим, словно придушенным голосом. Саня на секунду сжался от страха - ему показалось, что Арнольд действительно сошел с ума, но вдруг тоже вскочил.
- Что ты херню городишь? - завопил он, толкая начальника в костистую грудь - ты совсем рехнулся от власти? Ты что, мне тоже проверку хочешь устроить? Ну давай, давай, накачай меня сывороткой правды, а можешь сульфазином, он мне тоже знаком... давай, я расскажу тебе, как у меня отец от туберкулеза умирал, как мать потом человеческий облик теряла с каждым глотком!! Рассказать тебе, как я твоего мускуловика сбил и как он в пыли круги навертывал? Что тебе еще рассказать? Или ты меня сразу к Петровичу в обработку отдашь? Что, кстати, делают с теми, кто не угоден тебе оказался? Кто знает больше, чем положено? А? Собакам их скармливают?
Арнольд не ожидая такого отпора отшатнулся назад и изумленно смотрел на Санька. Потом положил теплые руки ему на плечи и, надавливая ровно и уверенно, заставил сесть.
- Успокойся...я сказал - успокойся... ну да, крыша съехала немного, как сейчас говорят, бывает, это просто перевозбуждение. Мысли имеют свойство возбуждать, почти как стимуляторы...
Саня сидел, его била дрожь, даже зубы клацали. За все время общения с хозяином такой взрыв эмоций он наблюдал впервые - и испугался, и насторожился. Под внешностью мягкотелого интеллигента скрывался жестокий истерик, который, обладая всей полнотой власти на этом крохотном участке земли, действительно мог сделать все, что угодно. Разговоры о счастье родины остались только разговорами - если ты действительно хочешь что-то изменить в существующем порядке, так будь добр выйти из подполья, а там будь что будет. Но Арнольд сидел потухший, зажав прыгающую сигарету в пальцах - и говорить с ним на эту тему сейчас было просто бесполезно.
Санек не стал больше ничего говорить. От разговора с хозяином, как это бывало и раньше, осталась только досада и раздражительность - в глубине души он чувствовал, что в истерично выкрикнутых словах много правды, но вот принимать такую правду просто не хотелось. Он взял очередную сигарету - какую уж по счету за этот вечер - и с отвращением затянулся. Надо было что-то сказать. Санек погрыз фильтр, потом, так и не найдя подходящих слов, подошел к окну и уставился в непроглядный чернильный полог за окном...
- Нельзя. - вдруг со странным напором проговорил Арнольд за его спиной. - Ты можешь понять, что нельзя сейчас отдавать всем этим... мое изобретение?
- Кому этим? - обиделся Саня за этих. - людям, что ли?
- Ну конечно, людям. Нет, не людям. Точнее - небольшой части этих людей, которые считают себя вершителями судеб. У них такая хватка бульдожья, что мне даже подумать об этом страшно. Тебя, дурачок деревенский, они разжуют вместе с костями и выплюнут остатки. Да и мне тоже не поздоровиться... так что не думай пока о благе родины, тем более что об этом есть кому думать... пусть все придет в свое время.
Санек нахмурился. Он не мог понять, почему открытие, которое действительно может направить человечество совершенно по другому пути, прячется за забором с колючей проволокой в глухих лесах срединной России? Какой смысл работать, гореть вдохновением, не спать ночами, совершенно этого не замечая, не есть и поддерживать работоспособность ударными дозами кофе и никотина? И все для чего - чтобы держать свое открытие никому неизвестным, не получать за него ни славу, ни денег, ни памяти благодарных потомков?
Нечто похожее Саня и выдал тут же, но поскольку говорить так гладко, как Арнольд, он пока не научился, то речь его была для интеллигентного хозяина слегка сомнительна. Хотя суть он уловил верно.
- Странный ты парнишка. - проговорил Арнольд задумчиво. - очень странный. Память потомков тебя заботит? Да потомкам начхать свысока на твои заслуги. Они будут любить не тебя с твоими гениальными мыслями, а каких-нибудь однодневок, чья цена ниже, чем затраченная на произнесение вслух его имени энергия.
Санек вытаращил глаза, не поняв такое сравнение, но Арнольд, глядя в пол, ничего не заметил.
- Этим однодневкам они и будут поклоняться, даже стены туалета будут оклеены обожаемыми рожами, чтобы ни на секунду о них не забывать. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это памятник. На могиле.
- Что??
- Да, что ты так возмутился, и это, я тебе скажу, гораздо лучше. Потому что под обычным памятником будут собираться и пить водку люди, которые тебя совсем не знают и знать не хотят. Их будут заботить, как обычно, карьерные дела, мимолетные интрижки и тому подобная важность. Вот так, золотой ты мой. А что касается пользы... неужели ты думаешь, что я работал надо всем этим не для того, чтобы принести пользу? Ну и толку? Видишь ли, молодой человек - продолжил он и Санька передернуло от этого обращения. Нашел мальчика, мать его так... - наша беда не в дураках и дорогах, как любят говорить почти два века, а совсем в другом. В чем, догадываешься?
Саня молчал, исподлобья даже с вызовом буравя его взглядом. Хватит с него на сегодня, наговорился всласть. Пусть Арнольд сам развивает свои завиральные мысли, без его участия.
- Ну вот... беда в том, что сегодня народ дорвался до денег. А те, кому деньги не нужны, потихоньку уходят в небытие, спиваются. Конечно, некоторую часть самых энергичных и сильных людей тоже отстреливают, но это дань за возможность разбогатеть. Опять же, мой юный друг - я не говорю про их моральный облик, пока что не говорю. Просто общество разделилось на тех, кто хочет работать, и кто не хочет. Понимаешь, даже продажа воздуха, чем занимаются очень многие, это тоже работа, как ни крути. Ну так вот... дело даже не в продаже воздуха, а в том, что с деньгами, вырученными за такую спекуляцию, человек будет делать. Ну, что? Вот ты бы лично что сделал, продав за бесценок два миллиарда кубометров воздуха, допустим, Западной Сибири? По рублю? И получил два миллиарда рублей?
Вопрос, при всей своей курьезности, был задан не допускающим возражения тоном, и Санек поневоле задумался. Что можно сделать с двумя миллиардами рублей?
- За границу смотаюсь. Выберу себе девку из России, самую красивую, с бюстом восьмого размера, куплю себе дом и буду жить там.
- А здесь?
-Что значит - а здесь? - Не понял Санек. - Что это значит - а здесь? А здесь пусть все остается так, как и сейчас. На хрена мне такая страна нужна.
-Ну вот. - в словах Арнольда звенела такая тоска, что Саньку стало отчего-то боязно. - вот так, именно так думают все. Если ты украл миллиард, то ты его пустишь не на развитие хозяйства, а на то, чтобы безмозглых блядей в кабаках ублажать. Вот туда весь твой наворованный миллиард и уйдет. Потом тебя, конечно, застрелят, но ты ...
- Проживу красиво. - мрачно отчеканил Саня. В этом был какой-то забубенный шик - взять и раскидать бешеные деньги по кабакам. Он бы лично именно так и поступил... а что такого?
- А что потом твои дети будут делать, об этом ты думал?
Санек пожал плечами. Конечно, не думал. Во-первых, никаких детей у него нет и в ближайшее время не будет, во вторых - пусть сами свою жизнь строят.
- А я вот думал. Знаешь, что они будут делать?
Саня собрался было честно пожать плечами, но Арнольд продолжил.
- Они будут честно работать на нефтяных вышках, владеть которыми будут кто? Англичане и американцы. Это в лучшем случае. В худшем - те же самые отберут у нас Сибирь, и наши дети будут работать на тех же вышках, только уже не на собственности своей, а как наемная сила. Знаешь, почему?
Саня вздохнул и пожал плечами. Плечевые мускулы от постоянных пожатий скоро будут у него, как у борца.
- Да потому что сейчас проще удрать в ту же Америку, продать туда идеи и детей, женщин и полезные ископаемые... а что будет со страной? Да всем насрать на это!! Вот что обидно.
Казалось, что на сегодня разговоров хватило, что хозяин выдохся - он сидел, свесив костистые руки между колен, и смотрел куда-то в пространство. Санек мудро молчал, надеясь, что, наговорившись, наоравшись, раскатав по асфальту все, что он не любил, уйдет Арнольд в свою комнату. Конечно, по слухам да и простой логике владельцу такого невероятного предприятия полагалось жить как минимум в пятиэтажном особняке - но Санек, как и все прочие, привыкшие к странностям своего гения, его скромности не удивлялись.
У Санька была своя причина не поддерживать разговор. Происшествие в лесу сблизило его со смуглой черноглазой девушкой, острой на язык и необузданной в постели. Она должна была появиться уже давно, но Арнольд, которого понесло некстати, лишал Санька удовольствий, которыми он и так не был избалован.
Казалось, Арнольд что-то понял. Он посмотрел на Санька так, как смотрят друг на друга люди, потратившие вечер в попытках сблизиться, но не сумевшие понять собеседника.
- Ладно, засиделся я у тебя, пора и честь знать. - глухим голосом проговорил Арнольд, поднимаясь. - Да... поменьше задавай вопросов. Мне действительно не хочется рассказывать, куда пропадают люди, пытающиеся вынести отсюда то, что выносить нельзя. Потому что те, кто про это узнают, ничего никому рассказать уже не смогут. Никогда.
Санек, хоть и был привычен к угрозам - и сосед грозился ему брюхо вспороть каждый раз, когда страдал от похмелья, и председатель какими только карами небесными не пугал - на этот раз понял, что угрозы не пусты. Пустыми были глаза Арнольда. Видно было, что этот человек ради идеи - если она, кроме создания синтетического мускула, у него вообще была - пойдет на все. Хоть по головам, хоть по трупам. В другое время Саня бы подивился странностям человеческого характера - хотя, если подумать подобный типаж встречается на каждом шагу - но сейчас мысли у него были сосредоточены не в том месте и имели соответствующее направление. Он потушил большой свет, оставив только стандартный, вделанный в стену ночник, не справляющийся с мраком, быстро разобрал постель и нырнул в ее прохладу, наслаждаясь свежайшим похрустывающим бельем. Вытянулся, смежил веки - но задремать не удалось, в комнату с легким движением ветерка скользнула быстрая фигурка...
- Слышь, Лин - спросил Саня, когда они, утомленные то ли борьбой, то ли нежностью, расслаблялись, одновременно затягиваясь двумя алыми точками - а он действительно может сделать что-то страшное, или просто так грозиться?
- Откуда ты только такой взялся - ответила девушка тоном расстроенной матери - сколько ты тут? Несколько дней? И ничего еще не понял? Такую махину можно держать только страхом. Страхом... ну и деньгами, конечно. А вот если давать только деньги и не проводить, как бы это сказать...демонстрационный исчезновения, ты хоть представляешь себе, что может получиться?
Саня в своем блаженстве это весьма смутно представлял, поэтому издал невразумительное мычание.
- Разбегутся все к свиньям... да мало того, что разбегутся, так еще и образцы растащат. Ну, конечно, самых неудачливых постреляют, предварительно выбив вместе с косточками всю информацию...возможную и невозможную... а потом сюда нагрянут.
- Ну и нагрянут... нам то что...
- Да то, что никому синтетический мускул не нужен. Слишком широкие возможности и перспективы он открывает, ты что, сам этого не понимаешь или придуриваешься?
Она приподнялась на локте, затянулась, осветив красным короткий нос и индейские скулы.
- А с гением нашим не шути. Те, кто шутят, правда, пропадают. Все работают, получают деньги, хорошо питаются, отдыхают. Никто никого не насилует...
- Ну да, не насилует. - привычно возразил Саня. - Я могу отсюда уехать? Нет, не могу. Так что же это, как не насилие? Надо мной, как над моей личностью?
- Ты сбежать хочешь - грустно утвердила Лина. - не получиться. К тому же ты уже прикидываешь, что будешь делать с той штучкой, которую я тебе дала. Так? Прибыли уже подсчитываешь?
Рука Санька под ее головой окаменела - девочка из ста выбивала сто. Она помолчала, нервно и часто затягиваясь, потом уютно улеглась щекой на его грудь и шепотом попросила.
- Конечно, подсчитываешь... и меня рядом с собой видишь, так ли? А ты меня спросил, хочу я отсюда уезжать или нет? Манит меня другая жизнь или противна? Для чего я тебе вообще эту флешку отдала?
- Кого?
- Ну вот, ты даже не знаешь, что это такое. А собрался мир переворачивать. Послушай меня - ты не один такой тут был. Дальше трех километров от забора еще никто не уходил. Поверь уж местной старожилке. Это первое. Второе - без меня ты никуда не денешься. Третье - может быть, я и захочу отсюда уехать. Но при одном условии - представлять новый материал и его возможности будет тот, кто его создал. По-моему, это справедливо.
- Он очень мутный, этот ваш Арнольд. Америку не любит.
Лина негромко засмеялась.
- Не любит - не то слово. Для него штаты - олицетворение этакой... тупой, утробной жадности. Сытой ограниченной самовлюбленности. Неспособности к масштабному самостоятельному мышлению. И он под свои слова такую базу подводит... заслушаешься. Честно говоря, я ее тоже не люблю. Надоела. Везде свой тощий нос сует. Всем свои правила навязывает. Ладно, не будем про нее. Она в собственном жиру скоро захлебнется...
- А почему нос- тощий, а в жиру захлебнется? - неуверенно, боясь оплошать, спросил Саня.. Лина объяснила со странным смирением.
- Дядюшка Сэм - тощий такой, в цилиндре и с козлиной бородкой. Карикатурный образ Америки. Да ладно, бог с ней. Пока Арнольд жив, здесь ничего даже похожего ты не увидишь. Так что можешь, мой молодой друг, наслаждаться жизнью. От тебя ничего не требуется - только руками- ногами двигать. И все. Ты долго еще меня мурыжить будешь? Пытать?
- Пытать? - возмутился Саня. - Хочешь сказать, что я тебя пытаю?
- Я хочу сказать, что была бы не против некоторых пыток... кроме...
Лина умолкла и совсем смирно добавила.
- Кроме словесных...
*
Утро было скверным. Не то чтобы тяжелым, как, допустим, нормальное похмельное, не то чтобы тоскливым, как во время ноябрьских дождей - просто скверным. Саня давно уже отвык от любых ограничений своей собственной свободы и считал это самым большим достижением за свою жизнь. Он всерьез гордился тем, что может делать то, что захочет в любое время дня и ночи и никто ему не указ. Если он хочет жить своим огородом и своеобразной охотой на ночных дорогах - значит, так ему нравиться, а все, кто считает его тунеядцем и бездельником пускай идут... лесом. Частенько ночная охота заканчивалась (если, конечно, была удачной) возле покосившегося забора какой-нибудь самогонщицы - и тогда возвращение к жизни откладывалось на неопределенный срок.
Этим утром Санек чувствовал себя так, словно всю ночь хлестал отдающее масляной сивухой дешевое пойло. Разве что не было головной боли. Но все тело представляло собой один большой сгусток лени, и слабые потуги поднять его со стороны сознания были обречены на неудачу. В конце концов Санек решил, что не будет подниматься и идти завтракать, тем самым докажет всем, и подруге и хозяину, что он как был свободным человеком, так им и остается, несмотря на... после некоторого умственного напряжение он вспомнил и с удовольствием сформулировал - несмотря на окружающую его золотую клетку. Улыбнувшись собственному красноречию, он свернулся клубок, натянул на голову одеяло, положил ладони под голову и только-только блаженно засопел, подумав, что золотая клетка - все-таки не так уж и плохо, как одеяло с него сорвали рывком.
Саня ненавидел, когда так делали - и еще больше ненавидел, когда ногой били снизу по провисшей кроватной сетке. Ничего особенного ни в том, ни в другом способе побудки не было, им пользовались все старослужащие в советской армии - в самом деле, не поднимать же самцов с реверансами и поклонами - но оба они вызывали у Санька безумную ярость. Скоро даже деды поняли, что этого деревенского проще разбудить, тряхнув за плечо. И сейчас Санек словно вернулся в морозный декабрь первого года службы и среагировал соответственно - вскочил, ударил и приготовился, согнувшись, к избиению. Потому что обычно потом деды его били за всю мазуту...
Через несколько секунд тишины Саня понял, что очередной раз сглупил - это все таки не армия и незачем бить невежливого человека. А когда со смущенной ухмылкой поднял глаза, собираясь оправдаться выработанным давным-давно рефлексом, понял, что сглупил дважды - на него пялил стеклянные синие глаза мускуловик. Видимо, это был один из первых экземпляров, или просто использовался для внутренних нужд, поскольку хоть бесполое тело и было совершенно, голос звучал абсолютно мертво и механически. Санек, бормоча под нос все известные и даже недавно изобретенные ругательства, облачился в куртку и комбинезон густого синего цвета и щелкнул каблуками.
- Ну что, трипи-напи, веди, ваше резиновое высокоблагородие... и с кого вас только лепят!
Эта мысль свербила мозг, когда Саня шагал и прикидывал, что вот нет у него таких роскошных, перекатывающихся под кожей мускулов, да и рожей не очень-то хорош, но вот, гляди ж ты, девки и такого любят. Грудь, правда, у его нынешней любовницы подкачала - небольшие холмики точно помещались в ладони - но это несовершенство он был готов терпеть. Даже не заикаться про него...
Они вышли из корпуса, в котором кроме столовой располагались жилые комнаты, и двинулись по выложенной шестиугольными плитами тропинке прямиком к зарослям. Санька кольнуло опасение - уж не захотел ли Арнольд расправиться с ним при помощи тупой машины? Он невольно сбавил шаг, и проклятый робот прогудел, не поворачиваясь.
- Не отставать. Заблудитесь. Попадете патрулю. Будете арестованы. Не ищите себе проблем.
- Да что ты знаешь про проблемы, резиновое чучело - выкрикнул Саня в гладкий затылок. - что ты можешь знать? У тебя кроме процессора в голове-то что-нибудь есть?
Как и ожидалось, резиновое чучело оставило выпад без внимания. Впрочем, от него больше ничего и не требовалось - раздавшаяся по сторонам густая сосновая поросль открыла приземистый одноэтажный кирпичный дом.
- Прямо- направо - третья дверь.
Прогудел робот, застывая у косяка почетным караулом. Санек смерил его презрительным взглядом с ног до скул - выше ничего не было видно - понимая, что выглядит дураком и не в силах с собой справиться. Уж больно натурально выглядело творение Арнольда.
За железной дверью оказались крашенные салатовой краской стены, за поворотом обычная белая, с залапанным возле ручки пятном дверь. Не без робости Саша стукнул два раза костяшками, потом, не получив ответа, медлительно приоткрыл дверь. Его появление, если и было замеченным, то первые минуты было откровенно проигнорировано. В комнате, которую Санек, никогда не видевший лабораторию, сразу так и назвал, бурлил спор. Забыт бы диковинный, опутанный проводами, как голова Горгоны, прибор, забыт был компьютер с плавающими заставочными рыбками, забыта была покрытая коркой убежавшего кофе турка на плитке - люди спорили.