В фантастике мне приходилось читать: заплатит чувак миллиони отправляется с подругой поглядеть на казни первых христиан или на Варфоломеевскую ночь в натуре. Для пищеварения. Так сказать, возлежа и отрыгивая. Нет, граждане, времяэто вам не пространство, башли здесь решают так же мало, как и энергия.
Артур Викторович шел по другому пути, не от энергии, не от техникиот человека. Методинформационный и уже этим, при всей своей теоретической строгости, ближе к искусству, чем к технике.
Исходная идея его была та, что человек, как все сущее, четырехмерен. Мало того, он имеет два различных «размера по времени». Первыйбиологический: полусекундный примерно интервал одновременности, под которой подогнаны наши движения, слова, удары сердца. Благодаря этому интервалу мы и воспринимаем наш мир именно таким: если бы, скажем, он составлял тысячную долю секунды, то вместо низких тонов мы воспринимали бы серии щелчков, треск и прощай, музыка! Перед забросом мы принимаем препарат петойля, который растягивает интервал одновременности до несколько секунд, и это страшное дело, насколько меняется окружающий мир!
Но, кроме биологического интервала, одинакового для всех высших животных, есть и другой, в котором люди прочих тварей заметно превосходят: психический. Память. И вот в этом не только люди от зверей, но и один человек от другого сильно отличается.
Память На первый, взгляд кажется, что ее можно уподобить видению в пространстве: как в пространстве чем дальше предмет, тем труднее его рассмотреть, так и во времени чем удаленнее событие, тем труднее его вспомнить. Но почему, скажите, отменно четко далекое прошлое вспоминается в местах, где оно происходило, ведь во времени эти места переместились наравне с другими? Почему люди в старости лучше всего помнят события молодости и детства? Почему вообще можно вспомнить давние и самые мелкие факты с подробностями, даже зримо? А сны, в которых мы видим давно умерших или давно исчезнувших из нашей жизни людей?.. Здесь много «почему».
И ответ на все один: потому что это с нами было. Все пережитое, когда бы оно ни случилось, хранится в памяти целиком. Все хранится: ушибы, наслаждение едой или любовью, встречи, сны и даже, когда спал крепко, то память о том, что ничего не снилось. Потому что другое название для временисуществование. И подлинное 4-мерное существо Человека не его мгновенный снимок, меняющийся образэто длиннющая, вьющаяся вместе с Землей и по ее поверхности в четырехмерном континууме лента-река его жизни; исток еерождение, устье тоже понятно что.
И, главное, обширность его сознательного существования зависит от интервала и информационной полноты памятиименно управляемой ее части, подчиненной воле и рассудку.
Это я пересказываю то, что излагал нам на лекциях и тренировках Артурыч.
Излагал он много, многому нас научили все это было настолько необычно, оторвано как-то от того, что пишут о времени и памяти в современных журналах и книгах (я ведь слежу), что мне в голову закралась одна интересная мысль. Я ее обдумывал так и этак, примерял к ней все свои наблюдения за Багриеми все получалось, что называется, в масть:
и эти необычные знания
и сама личность Артура Викторовича: его неустрашимость перед любым начальством, полная поглощенность делом, бескорыстность и безразличие, что от данного результата перепадет лично ему; да к тому же и разностороннейшая эрудицияот физики до йоги, от актерского искусства до электронных схем, какая-то избыточность во всем: на нескольких бы хватило его сил, знаний, и способностей
и главное, одна особенность в действиях: он никогда не ходил в забросы для изменения реальности; в тренировочные со мной или Славиком сколько угодно (без этого мы бы их и не освоили); надо знать поэзию забросате чувства, что переживаешь во время его и после, когда изменил реальность, чувства владычества над временем, отрешенного понимания всегочтобы понять странность поведения человека, который обучил такому других, и сам не делает.
А знаешь, почему? сказал я Рындичевичу, изложив эти мысли. Он уже в забросе. В очень далеком забросе, понял? И менять реальность сверх этого ему нельзя.
Из будущего, думаешь?.. Славик в сомнении покрутил головой. Хм ругаться он больно здоров. В будущем таких слов, наверное, и не знают.
Так это для маскировки, меня распалило его сомнение, слова-то трудно ли выучить.
В общем, Рындя согласился с моими доводами, и мы решили поговорить с Артуром Викторовичем начистоту. Пусть не темнит. Шеф, сидя за этим столом, выслушал нас (меня, собственно) с большим вниманиеми бровью не повел.
Превосходно, сказал он. Потрясающе. Дедуктивный метод А неандертальцы пользовались беспроволочным телеграфом.
При чем здесь неандертальцы? спросил я.
При том. Проволоки-то в их пещерах не нашли. Чем этот довод хуже того, что, раз я в забросы не хожу, значит, человек из будущего? Прибыл в командировку научить Рындичевича и Возницына технике движения во временидвух избранников. А вам не кажется, избранники, что вера в пришельцев из будущеготакой же дурной тон и нищета духа, как и вера в космических пришельцев, коя, в свою очередь, лежит рядом с верой в бога! «Вот приедет барин, барин нас научит» Лишь бы не самим. Вынужден вас огорчить: никакого будущего еще нет. Прошлое есть, настоящее естьпередний фронт взрывной волны времени. А будущеецеликом в категории возможности.
Ну, здрасьте! сказал я. Когда я отправляюсь на сутки хотя бы назад, оно для меняполная реальность.
Ты не отправляешься назад, в прошлое, друг мой Саша, шеф поглядел на меня с сочувствием, ты остаешься в настоящем и действуешь во имя настоящего.
Значит, вы еще недопоняли Все наши действия суть воспоминания. Полные, глубокие, большой силысоотносящиеся с обычными воспоминаниями, скажем, как термоядерный взрыв с фугасным, но только воспоминания. Действия в памяти
такие, что могут изменить реальность! уточнил я.
А что здесь особенного, мало ли так бывает! Если очевидец вспомнит, как выглядел преступник, того поймают; не вспомнитмогут и не поймать. Он может вспомнить, может не вспомнить, может сказать, может умолчатьинтервал свободы воли. У нас все так же: воспоминания плюс свободные действия в пределах возможного. Только, так сказать, труба повыше да дым погуще. Никакой «теории из будущего» здесь не нужно.
И смотрит на нас невинными глазами да еще улыбается.
Нет, ну, может, нам нельзя?.. молвил Рындичевич. Мы тоже свою работу знаем, Артур Викторович: в забросе лишнюю информацию распространять не положено. Тем более такую! Номы же свои.. И никогда никому Вы хоть скажите: третья мировая была или нет?
Конечно, нет, раз засылают оттуда, о чем ты спрашиваешь! вмешался я. До того ли бы им было? Вы лучше скажите, Артурыч, вы из коммунистического или ближе?
Да черт побери! Багрий хряпнул по столу обоими кулаками. Говорят вам, нет еще будущего, нету!.. Ох, это ж невозможное дело, с такими поперечными олухами мне приходится работать!
И начал употреблять те слова, какие, по мнению Рынди, в будущем станут неизвестны. Кто знает, кто знает!
III. СИГНАЛ БЕДСТВИЯ
Так! Багрий смотрит на нас. Не слышу предложений по Мискину. А время идет, в девять часов в институте начнется рабочий день.
Я молчу. Честно говоря, мне не нравится вариант, который навязывает нам Глеб А.; багриевский явно надежней. Какие же у меня могут быть идеи! А с другой стороны, надо поднатужиться: в заброс идет тот, чей план принят.
Инспекция, говорит Рындичевич. Инспектор по технике безопасности и охране труда от от горкома профсоюза. По жалобам трудящихся.
Не было жалоб, говорю я. Не жалуются сотрудники на Емельяна Ивановича.
Они за него хоть в огонь.
Вот именно! вздыхает шеф.
Ну тогдаиз-за нарушений, вон их сколько! Славик указывает на бумаги. Явиться в лабораторию за час до происшествия, обнаружить упущение, потребовать немедленно исправить. Там ведь всего и надо этот баллон вынести в коридор, защитить в углу решеткой или досками. А без этого инспектор запрещает работать.
Это Мискину-то безвестный инспектор по ТБ запретит работать?! иронически щурится Артурыч. Ну, дядя
Да хоть кому. Имеет право.
Багрий хочет еще что-то возразить, но мешает звонок. Он берет трубку (сразу начинают вращаться бобины магнитофона), слушаетлицо его бледнеет, даже сереет:
Какой ужас!..
Мы с Рындичевичем хватаем параллельные наушники.
набирал высоту. Последнее сообщение с двух тысяч метров. И больше ничего, связь оборвалась. Упал в районе Гавронцев Это говорил Воротилин, в голосе которого не было обычной силы и уверенности. Рейс утренний, билеты были проданы все
Карту! кидает мне шеф. Приношу и разворачиваю перед ним карту зоны, снова беру наушник. Багрий водит пальцем, находит хутор Гавронцы, неподалеку от которого делает красивую из-лучинку река Оскол, левый приток нашей судоходной. Где именно у Гавронцев, точнее?
Десять километров на юго-восток, в долине Оскола.
В долине это хорошоона заливная, не заселена
Опять ты свое «хорошо», горестно сказали на другом конце провода. Ну, что в этом деле может быть хорошего!
Да иди ты, Глеб, знаешь куда!..-вскипел Багрий. Не понимаешь, в каком смысле я примериваю, что хорошо, что плохо?
Ага значит, берешься?
Успех гарантировать не могуно и не попытаться нельзя. Главное, причину бы найти, причину!.. Теперь слушай. Сначала блокировка. Карта перед тобой?
Да.
Никогда прежде эти двоенемолодые интеллигентные люди разных положений и занятийне называли друг друга запросто по имени и на «ты»; не будет этого с ними и после. Но беда всех равняет, сейчас не до суббординации и пиетета.
Проведи вокруг Гавронцев круг радиусом 15 километров. Здесь должно быть охранениеи чтоб ни одна живая душа ни наружу, ни внутрь. Охраняющие тоже не должны знать, что произошло. Ничего еще не произошло!
Сделаю.
Телефонная связь с Гавронцами должна быть сразу оборвана. Дальше: на аэродроме известие о падении БК-22
(«БК-22, вот оно что! Ой-ой» Я чувствую, как у меня внутри все холодеет.
БК-22стосорокаместный двухтурбинный и четырехвинтовой красавец, последнее слово турбовинтовой авиации. Рейсы его через наш город начинались этой зимой, я видел телерепортаж открытия трассы. И вот)
распространиться не должно. Всех знающих от работы на эти несколько часов отстранить, изолировать. Я сообщу по рации с места, когда их усыпить.
Ох! Это ведь придется закрыть аэропорт.
Значит, надо закрыть. Только сначала пусть пришлют сюда два вертолета: грузовой и пассажирский.
Ясно. Кто тебе нужен на месте?
Представители КБ и завода, группа оперативного расследования. Ночем меньше людей, тем лучше, скажем, так: по два представителя и группа из трех-четырех, самых толковых.
Уже сообщено. Буду через полтора часа. Бекасов, может быть, через два, он в Крыму. Но для такого случая полагается еще санитарная команда: вытаскивать и опознавать трупы, все такое.
Нет! Никаких таких команд, пока мы там. Предупреди всех о безоговорочном подчинении мне.
Конечно. Теперь слушай: один представитель Бекасовского КБ, хоть и неофициальный, прибудет к тебе сейчас на вертолете. Это Петр Денисович Лемех, бывший летчик-испытатель, ныне списанный на землю. Облетывал «БК двадцать вторые», летал и на серийных.
Отлично, спасибо.
И еще. Поступила первая информация о БК-22. Была аналогичная катастрофа с его грузовым вариантомгод с месяцами назад, на юге Сибири. Тоже при наборе высоты сорвался, нагруженный. Там причину не узналино это уже намек, что она одна и может быть найдена. Так что настраивайтесь на это.
А на что же еще нам настраиваться? усмехнулся Багрий. На реквием? Это успеется.
Кто летит?
Я и Возницын. Рындичевич займется Институтом нейрологии. На том конце провода помолчали. Я ждал с замиранием сердца, что ответит Глеб А.; в Славика он верит, конечно, больше, чем в меня.
Смотри, тебе видней. («Уфф!..») Ну, все? Напутственных слов говорить не надо? Я все время здесь.
Не надо. Дальнейшая связьпо рации. Багрий-Багреев кладет трубку, поварачивается к нам:
Все слышали? Вот так, не было ни гроша, да вдруг алтын. Святослав Иванович, ваш план принимаю, хоть и не в восторге от него. Но время не терпит. Заброс короткий, справитесь сами. Постарайтесь там он движением пальцев выразил то, в чем Рындя должен расстараться, быть тоньше, осмотрительней. Зацепку на минувший день имеете?
(«Зацепка»это точка финиша в забросе: запомнившееся приятное событие, к которому тянет вернуться, пережить его еще раз).
Имею.
Какую, если не секрет?
А пиво вчера в забегаловке возле дома пилсвежее, прохладное. И мужик один тараней поделился, пол-леща отломил, представляете?
Артура Викторовича даже передергивает. Рындичевич смотрит на него в упор и с затаенной усмешкой: вот, мол, такой я естьс тем и возьмите.
Эхе-хе!.. вздыхает, поднимаясь из-за стола, шеф. Поперечный мы, встречники, народ. Что ж, наши недостаткипродолжения наших достоинств.
Ладно, с вами все. А ты, друг мой Александр Романович (это яи друг, и Романович), настраивай себя на далекий заброс. Может, на год, а то и дальше.
И он убегает комадовать техникам общий сбор, следить за погрузкой. Мы с Рындей остаемся одни. Мне немного неловко перед ним.
Аджедан и анемс, говорит он обратной речью, тсодрог и асарк. («Смена и надежда, гордость и краса»)
Слушай, не я же решал!
Еонишутеп олед ешан, продолжает он перевертышами, онченок. («Наше дело петушиное, конечно».) Ичаду. («Удачи!»).
Онмиазв. (Взаимно). Я тоже перехожу на обратную речь.
Ондиваз ежад, йе-йе. (Ей-ей, даже завидно).
Онтсеч? Нечо ен ебес кат я. (Честно? Я так себе, не очень).
Ясьшиварпс. Модаз мылог с еняьзебо бо йамуд ен, еонвалг.
Мы говорим перевертышамии говорим чисто. Если записать фразы на пленку, а потом прокрутить обратно, никто ничего и не заподозрит. Ничего, впрочем, особенного в обратной речи и нет: по звучанию похожа на тюркскую, прилагательные оказываются за существительными, как во французской, а произношение не страшнее, чем в английской.
Кроме того, мы умеем отлично ходить вперед спиной, совершать в обратном порядке сложные несимметричные во времени действиятак, что при обратном прокручивании пленки видеомагнитофона, на которую это снято, не отличишь. В тренинг-камерах, на стенах и потолке которой развиваются в обратном течении реальные или выдуманный Багрий-Багреевые события и сцены (и часто в ускоренном против обычного темпе!), мы учились ориентироваться в них, понимать, предвидеть дальнейшее прошлое, даже вмешиваться репликами или нажатием тестовых кнопок.
Все это нужно нам для правильного старта и финиша при забросах, а еще большедля углубленного восприятия мира, для отрешения от качеств. Обнажается то, что смысл многих, очень многих сообщений и действий симметриченчто от начала к концу, что от конца к началу. А у событий, где это не так, остается только самый общий, внекачественный их смыслобраз гонимых ветром-временем волн материи: передний фронт крутой, задний пологий.
В том и дело, потому я и подозреваю в Артурыче человека не от мира сегодняшнего, что его внеэнергетический метод есть прикладная философия, идея-действие
Мы с Рындичевичем говорим обратной речьюи мы знаем, что говорим.
«Главное, не думай об обезьяне с голым задом», посоветовал он. Верно, главное не думать ни о ней, ни о белом медведе: о том, что сейчас лежит в пойме Оскола за Гавронцами, что осталось от 140-местного турбовинтового шедевра. И прочь этот холодок под сердцем. Ничего еще не осталось. Правильно хлопочет Багрий об охранении и блокировке: нельзя дать распространиться психическому пожару. Пока случившеесятолько возможность; укрепившись в умах, она сделается необратимой реальностью.
И я буду о другом: что в умах многих он еще летит, этот самолет, живы сидящие в креслах люди. Их едут встречать в аэропортнекоторых, наверно, с цветами, а иных так даже и с детьми. С сиротами, собственно Нет, черт, нет! вот как подвихивается мысль. Не с сиротами! Он еще летит, этот самолет, набирает высоту.