Спасибо, но Пенелопа
Боже, ну позвоните ей от меня. Боитесь, что ли, любовник заявится, если вас долго не будет?
У Стоунворда была унылая квартира. Голые стены: ни картин, ни фотографий. Гектору Ботралу очень хотелось позвонить жене, но стесняло присутствие Стоунворда. Прямо в пальто, Ботрал сидел в жестком кресле, все еще ощущая боль в нижней челюсти. Крепко сжимая в руке стакан виски, он глядел в него, точно в глубокий омут, угрюмо и сосредоточенно.
Стоунворд наблюдал за ним, сидя на письменном столе и болтая ногами.
Ну, говорите, сказал он наконец. Говорите все, что хотите. Нам надо побольше узнать друг о друге.
Собравшись с духом, Ботрал сбивчиво забормотал:
Эта секретарша, которая свистит Все бы ничего, но свист действует мне на нервы Без конца свистит, даже когда берет у меня бумаги тут она, правда, свистит потише
Он отхлебнул виски.
Знаете, есть талантговорить, сказал Стоунворд с грустной улыбкой; перестав болтать ногами, он резко свел их вместе, словно щелкнул ножницами.
Боюсь, ко мне это не относится, мистер
Стеббинс. Джеральд Гибсон Стеббинс. Не относится, это правда. Видеть свои недостаткитоже талант, он встал и подошел к Ботралу вплотную. Да, говорить вы не мастер, зато у вас множество других прекрасных качеств. С вами приятно общаться, вы обходительны, душа любой компании Вы всегда желанный гость, легко заводите друзей. Одеваетесь со вкусом, и жена такая, что можно позавидовать.
Ботрал поднялся, опустошив стакан. В беспомощном недоумении он во все глаза смотрел на Стоунворда, слегка выпятив посиневшую нижнюю губу.
Вы что, дурачите меня? спросил он. Поиздеваться решили?
А вы шутник, Ботрал. Как, виски уже весь? Никогда не видел, чтоб так быстро пили виски, только в кино. Еще стаканчик? Позвольте, я налью.
Наполняя стакан и подливая в виски джина, Стоунворд украдкой наблюдал за гостем. У Ботрала был потерянный вид. Он медленно озирался по сторонам, прикладывая к губам платок.
Туалетпервая дверь направо.
Да нет я
Беспомощно улыбаясь, Ботрал, точно руку друга, схватил протянутый ему стакан.
Что вы думаете о ядерной войне, будет она или нет?
Стараюсь не думать: это слишком страшно.
Правильно, мистер Ботрал. А какого вы мнения о последних политических событиях?
По правде говоря, я не очень-то интересуюсь политикой.
Что ж, очень мудро с вашей стороны, мистер Ботрал. А как вы относитесь, скажем, к вопросу о разводах?
Мы я очень счастлив в браке. Уже шесть лет. Моя жена, правда, развелась со своим первым мужем, но это был вынужденный шаг. Вы меня понимаете
Я рад за Пенелопу. Своего не упустит, верно? Честно говоря, я тоже был женат, но ничего хорошего из этого не вышло. У жены нервы не выдержали. Хотите, расскажу?
Поднявшись с места, теперь оба они разговаривали стоя, Ботрал расстегнул пальто и, не выпуская из рук стакана, закурил. Окровавленным платком смахнул пот со лба.
Боюсь, это было бы нескромно с моей стороны, мистер Стеббинс, ответил он.
Хорошенько взвесив эти слова, Стоунворд трижды одобрительно кивнул, воздавая должное похвальной сдержанности собеседника. Затем, на вопрос о религиозных убеждениях, Ботрал сказал, что они с женой каждое рождество ходят в церковь, и Стоунворд заметил, что, в сущности, неизвестно, почему человеку следует выбирать жизнь, а не смерть.
Однако это так, и когда-нибудь мы узнаем, почему, прибавил он.
Тогда его новый приятель, допивая виски с джином, вдруг заявил, что этих хулиганов, если поймают, надо как следует выпороть.
Стоунворд, неожиданная уловка, сделал вид, что не обратил на эту реплику особого внимания. Своей размашистой походкой он обошел комнату и выглянул в окно. Улица растворилась в темноте ночи; выделялись лишь игорные автоматы, бетонные столбы фонарей и освещенные окна кондитерской лавки, все это напоминало музейные экспонаты, разложенные для наблюдателя из космоса. В окне верхнего этажа мужчина в одной рубашке собирался играть на скрипке.
Впитав, как губка, атмосферу ночного города, Стоунворд сказал:
Вот теперь узнаю прежнего Ботрала.
Но мы никогда не были знакомы, недоуменно возразил Ботрал, разглядывая пустой стакан.
Кое-какие следы от него остались. Они то и дело дают о себе знать.
То есть, как это? Не понимаю, что вы хотите сказать.
Стоунворд снова заговорил, проворно двигаясь по комнате, собирая стаканы, разливая виски, он говорил об искусстве жить.
Да, это большое искусство. Правда, роли распределены заранее, но текст можно сочинить самому и играть со вкусомкрасиво играть, а не бубнить под нос что попало. Кто спорит! Всех нас несет жизненный поток, но чтоб не захлебнуться, надо уметь плавать. Уверен, что вы согласитесь со мной: главноебыть хозяином положения, держаться на поверхности. Пейте, пейте, только не так быстро, а то еще опьянеете, чего доброго Послушайте, любого можно вывести из терпения! Я жду: расскажите о себе, раскройтесь. Бояться нечего, это даже приятноотбросив самолюбие, обнажить душу перед ближним. Попробуйте взглянуть на свою жизнь со стороны. Это очень забавно, вот увидите.
На внезапно покрасневших губах Ботрала выступила слюна. Стакан, который он только что осушил, выскользнул у него из рук и чудом не разбился, попав в кресло.
Вы сумасшедший! воскликнул он. Зачем я вас слушаю?
Со звериным проворством Стоунворд кинулся к нему и вцепился в рукав пальто.
Пойми, пока ты не расскажешь о себе, ты все равно что не существуешь. Как устроена твоя душа, твой мозг, я все хочу знать. Говори, а то снова будешь избит! Вспомни вонючую лужу, в которую тебя бросили. Говори! Мне интересен каждый закоулок твоей души, все чердаки и подвалы если можно так выразиться Ну, говори же!
Ботрал был напуган. Его лицо исказилось от невыносимой жалости к себе. Он с трудом удерживался от слез. Наконец, взяв себя в руки, он заговорил, глядя в сторону.
Зря я сюда пришел Я думал Вообще-то мы с Пенелопой не доверяем людям. Дело в том, что ведь вам было скучно со мной, правда? Хоть вы и сказали, что я вам понравился. Скучно? Поэтому я и стал избегать людей, давно уже. Честно говоря, это очень сквернокогда наводишь скуку. Что бы ты ни делалвсем безразлично, как будто тебя и нет. Я в этом не виноват. Просто родился таким.
Стоунворд больше не держал Ботрала, но тот продолжал говорить, словно в бреду.
Вот, вы спрашивали В этом вся моя тайна. Пенелопа знает. Она прощает мне что я такой зануда. Считает, что так спокойнее. И, знаете, она права: в занудстве есть что-то успокаивающее Чувствуешь себя в безопасности, Правда, от хулиганов вот не уберегло
Внезапно он кинулся к двери и навалился на нее всем телом; дверь распахнулась. Слышно было, как, всхлипывая, он выскочил на лестничную площадку и пустился бежать, спасаясь, в ужасе унося прочь свое залатанное лицо и искалеченную душу. Не успев опомниться, он очутился внизу, на ночной улице.
Стоунворд не двигался с места. Он вес еще мысленно глядел в темный омут чужой, приоткрывшейся ему жизни. Так прошло несколько минут. Очнувшись наконец, он огляделся по сторонам, возвращаясь к окружающей действительности. В комнате было холодно. В доме напротив мужчина без пиджака играл на скрипке.
С напускной бодростью, хотя никто не наблюдал за ним со стороны, Стоунворд зажег сигарету, закурил и подобрал из кресла стакан, который уронил Ботрал.
Все теперь представлялось ему гораздо более мрачным, чем прежде. Он присел на краешек стола, пытаясь разобраться в себе и раздражаясь все больше. Раньше, как бы горько ему ни приходилось, у него, по крайней мере было, чем утешиться. Главное утешение состояло в том, что он считал себя человеком без иллюзий. Теперь это в свою очередь оказалось иллюзией. Стоунворд всегда был уверен: страдать может только тот, кто умен. Встреча с Ботралом показала, что это не так.
Докурив сигарету, Стоунворд встал; от злости его черты сделались резче. Раздраженно полистав телефонный справочник, он отыскал номер Ботрала и набрал его, повторяя вслух каждую цифру.
Через некоторое время из трубки донесся неприветливый женский голос.
Алло.
Пенелопа, вы? Говорит ваш тайный поклонник.
Алло? Не слышу: кто говорит?
Голос был моложе, чем он ожидал.
Хочу кое-что сообщить о вашем любимом муже. Он скоро вернется. Неудобно говорить об этом, но, кажется, он порядком выпил. Короче, он пьян в стельку.
Кто это говорит?
Если ты не узнаешь меня, Пенелопа, позволь назваться просто доброжелателем. Твой муж сейчас будет дома.
Кто-то пришел.
Думаю, это он. Я позвонил, чтобы сказать тебе кое-что по секрету. Для тебя, Пенелопа, еще не все потеряно. Очень может быть, что твой муж теперь немножечко изменится к лучшему то есть, я хочу сказать перестанет быть таким нудным. Пенелопа
Подождите, сказала она.
Он слышал, как трубка упала на стол, слышал холодный, звонкий голос Пенелопы«Гектор, дорогой!»казалось, у самого уха, в трубке, звякнул кубик льда. Из прихожей донеслось приглушенное шмыганье и всхлипывание Ботрала. Послышались удаляющиеся шаги, затем два слившихся голоса. «Хорошая сцена: старую пьяную образину ласково встречает любящая жена»,подумал Стоунворд, яростно вжимая в ухо трубку, словно желая прорваться в этот далекий чужой мирок.
Он хорошо представлял себе все, что там происходит: Ботрал бессвязно извиняется, Пенелопа пытается его успокоить. Голоса медленно приближались: один все еще невнятно жаловался, другой, звонкий, звучал ободряюще. Ботрал с женой прошли мимо телефона, забыв повесить трубку, забыв обо всем, кроме своих условных обязанностей по отношению друг к другу.
Нет, с ненавистью прошептал Стоунворд.
Произошло то, чего он больше всего боялся.
Не смейте, это притворство! закричал он.
Наедине с собой человек таков, каков он есть; но когда людей Двое, между ними устанавливаются условные отношенияпрочные, непоколебимые, как стена. Сталкиваясь с людьми, Стоунворд каждый раз пытался преодолеть эту стену, перепрыгнуть или разрушить. Он все еще надеялся. Узнав Ботрала в приемной у зубного, он подумал, что, может быть, еще не все потерянодля него самого, для Ботрала, для Пенелопы. Теперь, услышав в трубке приглушенный стук, он понял, что ошибся: Ботрал поднимается к себе в спальню, Пенелопа поддерживает егооба с наслаждением играют свои роли.
Пенелопа! Пенелопа! кричал Стоунворд.
Но его бывшая жена не слышала, что в трубке трещит чей-то голос. Стоунворд не дождался ответа, все было тихо.
Затем раздался какой-то глухой звук, как ни был Стоунворд одинок, его прошлое и будущее все еще оставались с ним, на том конце провода.
II. СМЕРТЬ ВСЕЛЕННОЙ
В. Реликтов«НОВАЯ ВОЛНА»: КОНЕЦ ДЕТСТВА НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ?
***
Всегда любопытно наблюдать, как рушатся стереотипы «массового» сознания.
Научная фантастика до начала шестидесятых годов оставалась весьма целомудренным во всех отношениях жанром: языкпростой, доступный любому, несмотря на некоторую «научность»; сюжетувлекательный; обилие штампов; философия или сексбоже упаси! (Исключения остаются исключениями. Замятин, Оруэлл. Хаксли фантастом называют крайне редко Стейплдонпод вопросом.)
Нарушение различных табуотличительный признак искусства. «Литературатрадиция отрицания традиции» (Н.Саррот).
«Новая волна» явилась своеобразной революцией в жанре фантастики. Хотя с ее появлением поток традиционной (так называемой «твердой») НФ не пошел на убыль. Такая вот революциябез подавления одного направления другим.
Шестидесятые годы на Западе вообще ознаменовались ломкой стереотипов, вы не находите? В политике, в общественной жизни, в культуре, наконец
«Новая волна», пожалуй, означала лишь то, что фантастика вышла из детского возраста, когда так нравится летать на звездолетах, бороться с коварными злодеями и спасать белокурых красавиц. Фантастика приобрела язык серьезной, «взрослой» литературы, заимствовала у нее философию, социальную проблематику и, естественно, всевозможные стили.
Я пишу «заимствовала», ибо каждый ребенок начинает с подражания старшим. Неосознанно. Естественный процесс, без которого не обойтись.
Стилистическое разнообразие «волны» было действительно фантастическим: от стилизаций под античную и средневековую литературу до последних изысков постмодернизма. (Не исключено, что «новая волна» НФ и есть одна из многочисленных ипостасей постмодернизма. Ведь в последние три десятилетия наблюдается слияние массовой культуры и элитарной. Это явление некоторые литературоведы называют «постмодернизмом».)
Фантасты старшего поколения, прославившиеся еще в «золотой век» американской НФ 2040-х годов (Хайнлайн, Уиндем, Азимов, Ван Вогт, Старджон), почти не испытали влияния «новой волны», тогда как часть среднего поколения (например, Силверберг, Шекли, Дик, Браннер, Фармер) не осталась в стороне и внесла свою, пусть не очень большую, лепту в процесс взросления жанра.
Родина «новой волны»Великобритания. До Соединенных Штатов «волна» докатилась не сразучерез несколько лет, и нашла там горячих сторонников, а в середине семидесятых пошла на убыль. Авторы, которых она принесла на своем «гребне», до сих пор пользуются большой популярностью по обе стороны Атлантического океана, хотя многие из них вернулись к «твердой» НФ, «фэнтези» или даже ушли в «большую» литературу.
Да, эксперимент не может продолжаться вечно.
В том, что «новая волна»эксперимент, сомневаться не приходится. Но масштабы этого всплеска поистине грандиозны, а влияние на всю последующую фантастику переоценить достаточно трудно.
***
«Смерть Вселенной»лишь малая выборка из произведений «нововолнистов». Хотелось бы сразу назвать тех авторов, которые могли войти в настоящий сборник, но по тем или иным причинам не вошли: Майкл Муркок, Джон Браннер, Джон Слейдек, Анжела Картер Да и о творчестве каждого из представленных в «Смерти Вселенной» авторов, конечно, по одномудвум рассказам судить нельзя. Олдисс, Баллард, Эллисон, Желязны, Мальзберг (К.М.ОДоннелл), Диленизаслуживают того, чтобы быть опубликованными на русском языке полностью.
В сборник также включены «твердые» научные фантасты (Дик, Силверберг, Шекли), близкие по духу «новой волне». Ведь «волна»это не только литературное направление, стиль или образ мысли. Это прежде всего способность писателя не стоять на месте, ибо спокойная, тихая гаваньне для тех, кого называют «нововолнистами».
***
Теперь попробуем перечислить некоторые особенности «новой волны», отличающие ее от фантастики «золотого века» 2040-х годов:
1. Отсутствие увлекательного сюжета, обязательного для «твердой» НФ. Допускается бессюжетная и даже абсурдистская фантастика. Лучший тому примерсборник «психоделических» рассказов Балларда «Выставка жестокости».
2. Эстетика шока: открытая демонстрация тех сторон жизни, о которых традиционная фантастика предпочитала умалчивать Это связано, в частности, с общим раскрепощением общественного сознания в 60-х годах и характерно почти для всех «нововолнистов».
3. Пренебрежение «научностью» НФ. Символ как художественный прием занимает доминирующее положение. Отсюдапритчеобразный характер некоторых произведений.
4 Самопародия, насмешка над расхожими идеями «твердой» НФ преобладает в творчестве многих авторов. Кстати, рассказ Н.Спинрада, включенный в настоящий сборник, редкий пример пародии на некоторые штампы самой «новой волны».
5. Обращение к прошлому. Героями становятся либо известные исторические личности, либо знаменитые литературные персонажи. Классические произведения НФ переписываются с учетом современных представлений. («Машина пространства» К.Приста, «Франкенштейн Освобожденный» и «Слюнное дерево» Б.Олдисса, «Сечеловек» М.Муркока). Этот же прием, впрочем, встречается у «твердых» фантастов.
6. Осмысление различных философских и социологических концепций, модных в XX веке, фрейдизм, экзистенциализм, буддизм (Яркий примерР.Желязны.)
7. Использование слэнга, как существующего, так и фантастического. (Характерно для американских авторов Дилени, Диш, Мальзберг, Дик.)
8. Заимствование приемов модернистской литературы