Вместо ответа Грен крепко сжал ее плечо, не опуская устремленных к небу прищуренных глаз. Он был раздражен и испуган и потому не доверял даже собственному голосу. Сморчок ничем не мог его успокоить, ожидая дальнейших событий в уединении временного затворничества.
Теперь уже стало ясно, что неуклюжая птица не сумеет выправить полет и тем самым избежать удара о землю. Она падала вниз, ее тень покрыла соседние кусты; листья всколыхнулись, когда она промчалась над стоящим неподалеку деревом, и наступила тишина. До людей не долетело ни единого шороха от удара семястрела оземь, хотя падение должно было произойти совсем рядом.
Живые тени! ахнул Грен. Неужто кто-то проглотил его?
Сознание заупрямилось, не в силах вообразить существо, достаточно большое, чтобы проглотить птицу-семястрела на лету.
Глава 17
Они застыли в ожидании, но по-прежнему было тихо.
Он исчез, будто привидение! прошептал Грен. Пойдем поглядим, что с ним стало.
Яттмур приникла к нему, пытаясь удержать.
Это чужое место, полное неизведанных опасностей, сказала она. Давай не станем искать беду, когда беда сама готова найти нас. Мы ничего не знаем о том, где оказались. Сначала надо выяснить, где мы и можно ли тут жить.
Я предпочту искать опасность, чем дожидаться, пока она сама найдет меня, возразил Грен. Но, может быть, ты и права, Яттмур. Я нутром чую, что это место нехорошее. Что могло случиться с теми глупыми людьми-толстячками?
Они выбрались на пляж и медленно пошли вдоль берега, не переставая внимательно осматриваться, отыскивая знаки присутствия их несчастных спутников, двигаясь меж линией прибоя и прибрежным высоким утесом.
Знаки, которые они искали, не замедлили найтись.
Они здесь были, бросил Грен, бегом пускаясь вдоль побережья.
Следы ступней и капель отмечали места, где люди-толстячки проковыляли по берегу, едва волоча ноги. Многие отпечатки были смазаны, указывали то туда, то обратно; частенько попадались отпечатки ладоней, отмечавшие места, где Рыболовы спотыкались друг о друга и падали. Песок явственно выдавал неуклюжий и неуверенный характер их перемещений. После недолгого пути по пляжу следы сворачивали к узкому поясу деревьев с печальными кожистыми листьями, протянувшемуся между пляжем и утесом. Когда Грен и Яттмур шагнули вслед за Рыболовами в полумрак, их заставил остановиться низкий неясный звук. Вблизи раздались стоны.
Вытаскивая меч, Грен заставил себя закричать. Продолжая вглядываться в рощицу, получавшую скудное пропитание из песчаного грунта, он воззвал:
Кто бы ты ни был, выйди и покажисьили я вытащу тебя оттуда сам!
Стоны стали громчето была низко звучащая погребальная песнь, смысл которой терялся из-за ее невнятности.
Это толстячок! воскликнула Яттмур. Ты только не сердись на него, если он ранен. Глаза ее привыкли к тени, и эти слова она прокричала на бегу, прежде чем опуститься на колени в колючей траве.
Один из Рыболовов лежал здесь, тогда как трое его компаньонов сгрудились вокруг. При появлении Яттмур лежащий откатился в сторону, содрогаясь всем телом.
Я не причиню тебе зла, сказала Яттмур. Мы искали, куда вы все подевались.
Слишком поздно, ибо наши сердца разбиты оттого, что вы не пришли раньше, провыл Рыболов, и по его пухлым щекам потекли слезы.
Подсохшая кровь, из длинного пореза на предплечье, спутала в этом месте волосы, но Яттмур убедилась, что рана неглубока.
Хорошо, что мы нашли вас, сказала она. Ничего страшного не случилось. Все вы теперь можете встать и вернуться к лодке.
Услышав это, человек-толстячок разразился новыми стенаниями; его товарищи хором поддержали его, просыпав множество торопливых слов на своем путаном диалекте.
О великие пастухи, видеть васнесчастье, которое мы испытываем наравне со множеством других. Как же радуемся мы, увидев вас снова, хоть и знаем, что вы убьете нас, бедных безоружных славных толстячков, которые мы и есть.
Да, да, это мы, и хотя мы рады любить вас, вы нас любить не можете, ибо мы всего лишь бесполезная жалкая пыль, а выжестокие убийцы, которые так жестоки с пылью.
Вы убьете нас, хоть мы и так умираем! О, как мы восхищаемся вашей храбростью, о умные бесхвостые герои!
Прекратите болтать ерунду! приказал Грен. Мы не убийцы и никогда не хотели причинить вам боль.
Какой же ты умный, повелитель, что делаешь вид, будто остаться без чудесного хвоста нам было совсем не больно! О, мы решили, что вы оба умерли и перестали делать бутерброд в лодке, когда водянистый мир вдруг стал твердым, и мы уползли прочь в добром сокрушении, уползли на всех своих ногах, ибо храп ваш был очень громок. Теперь ты настиг нас снова, и потому, что ты больше не храпишь, мы знаем точно, ты убьешь нас!
Грен дал пощечину ближайшему толстячку, и тот завыл и задергался, будто в агонии.
Молчите, бормочущее дурачье! Мы не тронем вас, если вы нам доверитесь. Встаньте и расскажите, куда делись остальные.
Это распоряжение вызвало целый шквал новых стонов.
Ты сам видишь, что мы, четверо печальных страдателей, смертельно погибаем от смерти, которая является ко всем существам, зеленым и розовым, и потому ты приказываешь нам встать, ведь принять любую стоячую позу было бы для нас страшной смертью, и ты смог бы пинать нас ногами, когда наши души уже отлетели бы, и мы останемся, только уже мертвые, рядом с тобой и не заплачем больше своими безвредными ртами. О, мы падаем ниц, уже и так лежа на земле, услыхав про такую хитроумную идею, великий пастух!
Плача, они слепо тыкались в ноги Яттмур и Грена, пытаясь ухватить их за лодыжки и поцеловать, отчего обоим пришлось отпрыгнуть в сторону, избегая этих объятий.
По-моему, с этими глупыми существами все в порядке, сказала Яттмур, пытавшаяся осмотреть пресмыкающихся перед ними Рыболовов во время их рыданий. Они исцарапаны и покрыты синяками, не более.
Сейчас я их вылечу, мрачно ответил ей Грен. Его лодыжку поймали жадные пальцы; размахнувшись, он ударил по рыхлому лицу. Содрогаясь от отвращения, он схватил одного из лежавших людей-толстячков и, рывком подняв его, поставил на ноги.
Как же замечательно ты силен, повелитель, простонал тот, пытаясь одновременно поцеловать Грену руку и укусить ее. Твои мускулы и твоя жестокость велики перед бедными маленькими умирающими ребятами вроде нас, чья кровь испортилась внутри них из-за плохих вещей и других плохих вещей, увы!
Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты сейчас же не замолчишь! пообещал Грен.
С помощью Яттмур он заставил подняться и трех других плачущих людей-толстячков; как она и уверяла, с ними было практически все в порядке, если не считать отчаянных приступов жалости к себе самим. Утихомирив их. Грен спросил, куда делись остальные шестнадцать их товарищей.
О чудесным образом бесхвостый, ты щадишь это бедное малое число четыре, чтобы насладиться убийством намного большего числа шестнадцать. Какую жертву приносишь ты, жертвуя собой! Мы с радостью говорим тебе о радости, которую ощущаем, рассказывая, в какую сторону ушли наши восхитительные печальные числом шестнадцать, чтобы нас смогли помиловать и мы продолжали бы жизнь, наслаждаясь твоими толчками, и пинками, и жестокими ударами в наши нежные переносицы. Числом шестнадцать уложили нас здесь умереть с миром, прежде чем побежать туда, где ты легко поймаешь их всех и вволю поиграешь в убийство
И все как один Рыболовы уныло вытянули указательные пальцы в сторону побережья.
Оставайтесь здесь и не гомоните больше, приказал им Грен. Мы вернемся за вами, когда найдем ваших дружков. Не уходите отсюда, или кто-нибудь съест вас.
Мы будем в страхе ждать твоего возвращения, даже если сперва умрем.
Уж постарайтесь.
Грен и Яттмур продолжили обход пляжа. Тишина вернулась в мир; даже океан издавал лишь слабое мурлыканье, продолжая ласково тереться о берег. И вновь люди ощутили сильное беспокойство, словно миллион невидимых глаз уставился на них, разглядывая.
Уходя все дальше по берегу, они внимательно осматривали окружавший их мир. Родившиеся в джунглях, они не видели ничего более странного и чуждого, чем пространство моря; тем не менее земля здесь была, кажется, даже еще более странной. И дело было вовсе не в деревьях (с кожистыми листьямиказалось, специально созданными для местного прохладного климата), которые принадлежали к незнакомым видам; да и не в том крутом утесе, отвесном, сером, источенном ветром, чей пик поднимался так высоко над их головами, что все вокруг, покрытое отбрасываемой им унылой тенью, казалось уменьшенным, карликовым.
Наряду с перечисленными чертами доступной глазу чужеродности, здесь присутствовало и нечто иное, чего нельзя было выразить словами, но что казалось еще более навязчиво-странным после перепалки с людьми-толстячками. Мурлыкающая тишина пляжа вносила свою лепту в общую нервозность.
Бросив беспокойный взгляд через плечо, Яттмур снова подняла глаза к вершине нависшего над ними утеса. Обтекавшие ее облака создавали живую иллюзию того, что гигантская стена начинает рушиться.
Яттмур упала на песок и прикрыла глаза руками.
На нас летят огромные скалы! вскричала она, увлекая Грена вниз.
Он взглянул вверх лишь однажды. Иллюзия завладела и Греном: высокая, величественная башня из камня плавно оседает прямо на них! Вместе они втиснули свои тела в расщелину между камнями, надеясь спастись, вжав лица во влажную каменную крошку. Оба они были созданиями, принадлежащими джунглям мира-теплицы; вокруг было столько непонятного и чуждого, что единственным ответом мог быть лишь страх.
Инстинктивно Грен призвал гриб, покрывший его шею и голову:
Сморчок, спаси нас! Мы доверились тебе, и ты привел нас в это ужасное место. Теперь ты должен вытащить нас отсюда, и побыстрей, прежде чем скалы не рухнули нам на головы.
Если погибнешь ты, погибну и я, сказал сморчок, наполнив голову Грена гнусавым перебором несуществующих струн. И добавил с чуть большим энтузиазмом:
Вы оба можете встать. Движутся облака; утес стоит на месте и никуда не падает.
Пролетело несколько секундожидание, наполненное вздохами прибоя, и Грен решился наконец в это поверить. Подождав еще немного и обнаружив, что камни действительно на них не рухнули, он поднял голову и взглянул вверх. Почувствовав, что он шевелится, Яттмур захныкала.
Утес по-прежнему падал, и Грену пришлось заставить себя вглядеться чуть пристальней.
Казалось, огромная махина, нагромождение скал, надвигается на Грена с небес. Но в итоге он убедил себя, что утес и не думал шевелиться. Он нашел в себе силы оторвать взгляд от изрытой поверхности горы и окликнуть Яттмур.
Скала еще не упала на нас, заметил он. Можно идти дальше.
Яттмур подняла перепуганное лицо с красными отметинами от песчинок и прилипшими к нему самими песчинками.
Это волшебная скала. Она всегда падает, но никогда не упадет, заявила она наконец, внимательно оглядев утес. Она мне не нравится. У нее есть глаза, и она смотрит на нас.
Они продолжили путь, и Яттмур время от времени нервно задирала голову, оглядывая скалы. Собирались тучи, и их тени легко скользили над океаном.
Побережье продолжало плавно закругляться, и его пески часто совсем пропадали под массивными каменными россыпями, к которым с одного конца подступал лес, с другогоморе. Им приходилось с трудом карабкаться по камням, двигаясь по возможности тихо.
Скоро мы вернемся туда, откуда вышли, сказал Грен, оглянувшись и обнаружив, что их лодка совсем скрылась за утесом в центре острова.
Верно, отвечал сморчок. Мы находимся на крошечном островке, Грен.
«Значит, мы не сможем здесь жить?»
Похоже, нет.
«Но как же мы уйдем отсюда?»
Как и прибыли: на лодке. Некоторые из этих громадных листьев послужат нам парусами.
«Мы ненавидим эту лодку, сморчок, и весь мокрый мир вместе с ней».
Но ты предпочтешь их верной смерти. Как мы сможем тут выжить, Грен? Это всего лишь огромная круглая каменная башня, окруженная узкой песчаной полоской.
Грен погрузился в сумбурные размышления, так и не передав этого внутреннего разговора Яттмур. Самым разумным, решил он, будет оттянуть решение, пока они не найдут пропавших людей-толстячков.
Он начал замечать, что Яттмур все чаще смотрит через плечо на высокую каменную башню. Спокойствие изменило Грену, и он выпалил:
Да что с тобой такое? Смотри, куда идешь, не то споткнешься и сломаешь шею.
Она взяла его за руку.
Тсс! Она тебя услышит, сказала Яттмур. У этой ужасной скалы целый миллион глаз, и она их с нас не сводит.
Когда Грен начал поворачиваться, она, потянув его вниз, опустила рядом с собой, чтобы укрыться за выступавшим над песком каменным обломком.
Не дай ей увидеть, что мы догадались, шепнула она. Посмотри на нее отсюда.
Так он и сделал, с пересохшим от волнения ртом; его взгляд долго скользил по обширной, бдительно выжидающей серой плоскости. Облако закрыло солнце, скала в приглушенном свете стала еще более отталкивающей, чем прежде. Грен и раньше заметил, что утес кем-то изрыт; теперь же он увидел, насколько правильно расположены рытвины, насколько они напоминают глазные впадины, насколько кажутся жуткими, взирая на него с каменного лица исполина.
Вот видишь, шептала Яттмур, какие кошмарные существа бродят по этому месту! Оно населено злыми духами, Грен! Видели мы живых существ с тех пор, как попали сюда? Ничто не движется в листве, ничто не ползет по песку, ничто не карабкается на ту скалу. Мы видели лишь семя-стрела, которого кто-то сожрал. Лишь мы одни тут живые, но сколько нам еще осталось?
Она еще не кончила причитать, как на каменной башне что-то зашевелилось. Белые глазатеперь их уже ни с чем нельзя было спутатьповернулись в глазницах; бесчисленные зрачки одновременно шевельнулись, чтобы уставиться в другом направлении, как будто увидев нечто необычное в открытом море.
Напряженная внимательность этого каменного взгляда заставила Грена и Яттмур обернуться. Оттуда, где они прятались, был виден лишь участок моря, обрамленный лежащими на пляже обломками скалы. Этого было достаточно, чтобы заметить далеко в серых водах рябь, отмечавшую путь огромного существа, которое с трудом плыло к острову.
О тени! Оно плывет прямо сюда! Может, побежим к лодке? спросила Яттмур.
Лежи смирно. Оно не могло нас увидеть.
Волшебная башня с глазами позвала его, чтобы оно явилось и сожрало нас!
Чушь! твердо ответил Грен, пытаясь успокоить Яттмур и унять свои тайные страхи.
Как зачарованные, наблюдали они за движением морского чудовища. Клочья пены мешали разобрать, на что оно похоже. Над океаном взлетали лишь два огромных плавника, молотящих воду подобно спятившему гребному колесу. Иногда им казалось, что они видят голову, обращенную к берегу; впрочем, зрение могло их подвести из-за хаотичного танца пены.
Широкая гладь моря вдруг покрылась складками. С неба упал занавес дождя, заслоняя от испуганных наблюдателей картину плывущего монстра и обдавая все кругом вихрем ледяных капель.
Подчиняясь общему импульсу, Грен и Яттмур кинулись под защиту деревьев. Дождь усилился. Какое-то время они не видели ничего за лохмотьями белых кружев, отмечавших границу моря.
Оттуда, из влажного тумана, прозвучал одинокий аккорднота, предупреждающая весь мир о скорой гибели. Морское создание просило указать ему путь. И ответ прозвучал почти сразу же: остров или же сама каменная башня откликнулись, подав голос.
Один-единственный дребезжащий звук выбился наружу из самого основания острова. Не то чтобы он был очень громок; но он сразу же заполнил все вокруг, пролившись и на землю, и на море подобно дождю, словно каждый децибел был каплей, которая ощущалась отдельно от остальных. Потрясенная силой этого звука, Яттмур прижалась к Грену и заплакала.
Над ее плачем, над шумом дождя и моря, над переливами в голосе башни поднялся еще один многоголосый звук, черпавший свою силу в страхе, но быстро смолкший. То был единый голос, составленный из множества разрозненных криков, исполненных мольбы и укора, и Грен сразу же узнал его.
Пропавшие люди-толстячки! вскричал он. Должно быть, они совсем рядом.
Без особой надежды что-то увидеть Грен осмотрелся кругом, смахивая с ресниц капли дождя. Большие кожистые листья склонялись под потоком воды, чтобы выпрямиться снова, ожидая новых струй, хлещущих с отвесных стен утеса. Кроме леса, ничего нельзя было разглядеть, леса, покорно склонившегося под ливнем. Грен не двинулся с места: толстячкам придется подождать, пока в небе не иссякнут запасы воды. Он остался стоять, где и был, прижимаясь к стволу и обнимая Яттмур.
Когда они всматривались в занавешенное дождем море, непроглядная серая зыбь неожиданно разошлась в стороны.