О живые тени, это чудовище явилось за нами, выдохнула Яттмур.
Огромное морское существо выплыло на мелководье и приподняло себя из воды. Грен и Яттмур видели, как дождь, шипя, скатывается узкими потоками с гигантской плоской головы. Приоткрылся роттемный и узкий, подобно распахнутой могиле, и Яттмур вырвалась из объятий Грена и, визжа от страха, помчалась по берегу в ту сторону, откуда они оба явились.
Яттмур! Мускулы напряглись, чтобы бежать за ней, но воля сморчка всей своей неожиданной мощью обрушилась на Грена, и тот остался на месте, застыв в позе стартующего бегуна. Утратив равновесие, он завалился набок, в испещренный ручейками песок.
Стой, где стоишь, прогнусавил сморчок. Это существо явно не гонится за нами, так что надо остаться и посмотреть, что оно станет делать. Морской зверь не причинит нам вреда, если ты будешь сохранять спокойствие.
Но Яттмур
Пусть себе бежит, глупое дитя. Потом отыщется.
Сквозь буйство дождя до Грена донеслись неровные, долгие стоны. Огромное существо мучилось одышкой. С превеликим трудом оно втащило себя на пологий пляж в нескольких метрах от лежащего на песке Грена. Дождь укутал остров серыми складками струй; хрипло дыша и болезненно дергаясь, чудище повернуло в сторону, неуклюже переваливаясь в окружении столь же странном, как и оно само, гротескный символ боли, порождение кошмарного сна.
Голова существа оставалась скрытой от Грена за деревьями. Он мог созерцать лишь бесформенное тело, рывками продвигавшееся вперед, работая громоздкими плавниками, пока совсем не скрылось из виду. По песку пляжа проскользил хвост; затем и его поглотили джунгли.
Ступай за ним и посмотри, куда оно делось, приказал сморчок.
Нет, ответил Грен. Он опустился на колени, и там, где песок смешался с дождем, тело его казалось коричневым.
Делай что говорят, гнусавил сморчок. В его сознании всегда оставалось место для основной задачи его вида: распространить себя как можно дальше. И хотя этот человек поначалу, кажется, держал слово стать полезным носителем ввиду своего интеллекта, ожидания оправдывались крайне скупо; лишенная рассудка, тупая мощь, только что виденная ими, явно заслуживала более пристального внимания. Сморчок погнал Грена вперед, подавив его протесты.
Пройдя по краю леса, он наткнулся на следы морского существа. Поднимаясь по пляжу, чудовище продавило в песке траншею в рост человека.
Грен опустился на колени, его сердце колотилось все сильней. Явившееся из моря существо не могло уйти далеко; в воздухе был ясно ощутим его солоновато-кислый запах. Грен выглянул из-за дерева, изучая тянущийся по песку глубокий след.
Здесь полоска джунглей неожиданно обрывалась, чтобы сразу же возобновиться. В просвете песок достигал самого основания скалытам виднелся проход в большую пещеру. Сквозь хлещущий сверху дождь было видно, что следы чудовища ведут прямо туда, но также были видны и размеры самой пещеры: она была достаточно велика, чтобы вместить этого монстра, но не более того. Между тем пещера пустовала и безмолвствовала, она была похожа на рот, вдруг окаменевший в широком зевке.
Ошеломленный, позабывший о своем страхе Грен вышел на открытый участок, чтобы получше осмотреть внутренность пещеры, и тут увидел некоторых из потерянных шестнадцати людей-толстячков.
Они сжались в тесный кружок под самыми дальними деревьями, скрывавшими проход в лесу, и прильнули к основанию скалы совсем рядом со входом в пещеру. Как им и было свойственно, они нашли прибежище под выступом скалы, с которого прямо на них струилась вода. Длинные волосы прилипли к телам, и теперь толстячки казались действительно вымокшими до нитки, да вдобавок еще и насмерть перепуганными. При появлении Грена они взвыли от ужаса, опасливо сжимая свои гениталии.
Идите сюда! позвал их Грен, все еще озираясь в попытках найти объяснение исчезновению морского страшилища.
Когда хлынул дождь, люди-толстячки потеряли всякое соображение; Грену вспомнился идиотский вопль, который они издали при виде монстра.
Теперь же они выказали намерение убежать от него, испуская нечленораздельные звуки и мечась по песку подобно стаду овец. При виде их глупости кровь вскипела в жилах Грена. Наклонившись, он подобрал тяжелый камень.
Идите сюда, ко мне, безмозглые пузатые младенцы! крикнул он. Быстро, а не то чудовище найдет и слопает вас!
О ужас! О повелитель! Все вещи вокруг ненавидят бедных славных людей-толстячков! кричали они, налетая друг на дружку и обращая к Грену свои пухлые зады.
Взбешенный, Грен метнул свой камень. Тот попал в ягодицу одного из недотепхороший бросок, имевший плохие последствия. Толстячок с визгом подпрыгнул и, развернувшись, помчался по проходу меж деревьев прочь от Грена, к пещере. Подхватив его визг, остальные кинулись за ним, по его примеру схватившись за мясистые огузки.
А ну вернитесь! крикнул им вдогон Грен, бросаясь за ними, по следам морского чудища. Держитесь подальше от пещеры!
Предупреждения были тщетны. Повизгивая, словно дворняжки, толстячки вбежали в пещеру, и собственные вопли посыпались на них, отраженные эхом. Грен не стал задерживаться у входа.
Противный солоноватый запах монстра наполнял, казалось, всю пещеру.
Уходи отсюда, да поскорее, посоветовал сморчок, подкрепляя совет острой болью, сотрясавшей тело Грена.
Везде из стен пещеры выступали каменные столбы, развернутые к ее центру и заканчивавшиеся глазницами, в точности такими же, как и те, что взирали снаружи башни. И эти глазницы были живыми: когда люди-толстячки вбежали в пещеру и потревожили их, веки приоткрылись и во впадинах заворочались глазаодин за другим, еще и еще
Обнаружив, что они загнаны в угол, толстячки принялись извиваться в песке у ног Грена и подняли громкий вой, моля о пощаде:
О могучий большой убийственный господин с прочной кожей, о непревзойденный мастер бегать и ловить, посмотри, как мы бежали к тебе, увидав тебя! Как рады мы осчастливить свои бедные толстенькие глазки твоим видом! Мы бежали прямо к тебе, хоть наш неумелый бег запутался, и отчего-то ноги послали нас не в ту сторону вместо счастливой правильной стороны, потому что дождь совсем расстроил нас.
В пещере открывались все новые и новые глаза, направляя спокойные внимательные взоры на всю группу. Грен крепко ухватил одного из толстячков за волосы и заставил подняться; все прочие тут же умолкли, радуясь, наверное, милости, выпавшей на их долю.
Теперь послушайте меня, сквозь сжатые зубы процедил Грен. Он уже возненавидел этих глупцов, ибо они вызвали к жизни все агрессивные инстинкты, прежде дремавшие в нем. Я никому из вас не желаю зла, как уже говорил. Но сейчас всем вам придется убраться отсюда, немедленно! Здесь таится опасность. Быстро на берег, живо, все вы!
Ты будешь бросать в нас камни
Неважно, что я буду делать! Делайте, что вам говорят! Живо! Сказав это, Грен подтолкнул толстячка, стоявшего перед ним, к выходу из пещеры.
Как вспоминал потом Грен, именно тогда и начался Мираж.
В стенах пещеры открылось критическое количество глаз.
Время остановилось. Мир позеленел. Человек-толстячок у выхода из пещеры замер, стоя на одной ноге и сильно наклонившись вперед; он тоже позеленел, окаменев в этой нелепой позе. Стена дождя за ним также окрасилась зеленым. Все кругомзеленое и недвижное.
И все усыхало. Съеживалось. Стремилось уменьшиться, сжаться. Обратиться каплей дождя, вечно падающей в легкие небес. Или стать песчинкой, что начала свое падение в часах, рассчитанных на вечность; протоном, неустанно летящим по своей орбите в крошечной модели безграничного пространства. И достичь в итоге абсолютной необъятности бытия бытия ничем безбрежного богатства не существования и таким образом стать Богом и тем самым почувствовать, каково быть и вершиной, и фундаментом собственного творения
Каково собрать воедино миллиард миров и провести их затем сквозь зеленые звенья единой цепи, имя которойвремя Каково пролететь сквозь еще не созданные запасы зеленой материи, только ждущие своего часаили эрыв еще не существующем грандиозном хранилище
Ведь он летел куда-то, разве нет? И радостные (ведь так?) звуки, что сопровождали его в полете, были некогда существами, которых он сам или кто-то иной, кто-то на другом витке воспоминаний, некогда называл «людьми-толстячками». И если то был полет, тогда происходил он в невозможной зеленой вселенной, полной блаженства, в какой-то совсем иной субстанции, нежели воздух, в каком-то ином потоке, нежели время. И летели они, омытые светом, излучая свет.
И они были не одни.
Их сопровождало все сущее. Жизнь подменила время, вот в чем штука; смерть ушла, ибо часы отщелкивали теперь лишь прирост изобилия. Но два существа из всех прочих казались отчего-то знакомыми
В этом призрачном, другом существованиио, как сложно было вспоминать о нем, о сне внутри другого сна, в том существовании, что как-то было связано с песчаным пляжем и серым дождем (серым? ничто не могло сравниться с зеленью, ибо зеленый цвет был бесподобен), в том существовании была падавшая с неба огромная птица и неуклюжее чудовище, медленно выходящее из океана И они тоже прошли сквозь мираж и теперь просто купались в удовольствии. Окружавшая их природа не оставляла сомнений в том, что каждому здесь хватит места, чтобы расти и развиваться без ссор и конфликтовразвиваться вечно, если возникнет необходимость, будь то человек-толстячок, птица или морской монстр.
И с ним было знание, что остальные, в отличие от него, оказались в этом мираже каким-то иным путем. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило, ибо здесь таилась сама суть бытия, смысл пребывания в вечном, не требующем усилий полететанцепесне, без вмешательства времени или иных систем измерения, без нужды о чем-либо беспокоиться. С одной лишь цельюразвиваясь, насыщаться зеленью и добром.
И все же Грен почему-то стал отставать! Скорость, набранная им после первого толчка, постепенно угасала. Тревога оставалась с ним даже здесь! Понятие пространства здесь тоже что-то значило, иначе бы он не отстал. Они бы теперь с улыбками не оглядывались, маня за собой: птица, чудовище, люди-толстячки. Споры, семена, счастливые, напоенные соком создания не кружили бы сейчас вокруг, спеша заполнить расстояние между Греном и его спутниками. Он не рвался бы с плачем вослед, теряя все теряя этот вдруг такой дорогой и яркий мир, природу которого невозможно было вообразить.
Он не почувствовал бы страха, затмившего последнюю безнадежную попытку вернуться в райский сад, не увидел бы, как бледнеет зелень, не испытал бы головокружения, не услышал бы глазмиллиона глаз, разом ему сказавших: «Нет!»и швырнувших назад, туда, откуда он был родом
Грен, очнувшись, вернулся в пещеру: он был распростерт на изрытом песке в позе полета. Он был один. Миллион каменных глаз с отвращением захлопнулись, и музыка зелени угасла в его мозгу. Одиночество было полным, ибо присутствие скалистого утеса в пещере более не ощущалось.
Дождь все так же хлестал по песку и деревьям. Грен понял, что безмерная вечность, пронесшаяся за время его отсутствия, длилась не более доли мгновения. Время чем бы оно ни было быть может, оно существует лишь субъективно, оставаясь феноменом, порожденным кровеносной системой человека, которая отсутствует у растений.
Грен уселся на песке, изумленный собственными мыслями.
Сморчок! шепнул он.
Я здесь
Настала долгая тишина.
Наконец, без всяких уговоров, сморчок заговорил снова.
Ты обладаешь сознанием, Грен, прогнусавил он. Поэтому башня не захотела принять тебя нас. В людях-толстячках разума не больше, чем в морском страшилище или в птице; они были приняты. То, что осталось для нас миражом, для них теперьновая реальность. Их приняли.
Вновь тишина.
Приняли куда? переспросил Грен. Это было так прекрасно
Сморчок не дал прямого ответа.
Нынешняя эпоха, издалека начал он, это долгий век растительности. Она покрыла всю землю, она укоренялась и распространялась без всяких там размышлений. Она принимала множество форм, приспособилась ко множеству самых разных условий, так что все существующие экологические ниши уже давно заполнены.
Земля невыносимо перенаселена, живых форм на ней теперь куда больше, чем когда бы то ни было прежде. Повсюду растения и все они изобретательно, бездумно высевают семена, стараясь занять еще большую территорию, увеличить неразбериху, усложнить проблемукак еще одному стебельку найти себе пространство для жизни?
Когда твой далекий предок, человек, властвовал над планетой, он сам мог управиться и с заросшей клумбой в саду. Он пересаживал растения или выпалывал сорняки. Теперь же природе каким-то образом удалось привлечь к решению этой задачи собственного садовника. Камни обтесали себя особым образом и стали передатчиками. Возможно, подобные станции разбросаны по всему побережью станции, откуда почти любое не имеющее сознания существо может быть отправлено дальше станции, которые переправляют растения
Переправляют куда? спросил Грен. Что это за место?
Нечто вроде вздоха пронеслось по пустым галереям его сознания.
Как ты не понимаешь? Я всего только строю предположения, Грен. С тех пор как мы с тобой объединили усилия, я и сам отчасти стал человеком. Кто знает, какие миры лежат перед чужой формой жизни? Для тебя солнце означает что-то одно, для цветка женечто совсем другое. Для нас море исполнено ужаса; для того существа, которое мы видели, оно Мы не найдем достаточно слов, чтобы объяснить, где были; да и как это возможно, если это, совершенно очевидно, был продукт иррационального процесса
Грен с трудом поднялся на ноги.
Меня сейчас стошнит, простонал он.
Спотыкаясь и покачиваясь, он выбрался из пещеры.
Чтобы постичь другие измерения, другие модели бытия продолжал сморчок.
Заткнись, ради собственной души! вскипел Грен. Какая мне разница, существуют ли места состояния которых я не могу достичь? Не могу, и все тут. Это был гнусный, отвратительный мираж, так что оставь меня в покое, ладно? Мне худо.
Дождь немного утих. Грен склонился, прижимая голову к древесному стволу. Сердце сильно билось в груди, глаза слезились, его выворачивало наизнанку.
Им придется смастерить паруса, из листьев побольше, и уплытьему и Яттмур, да еще четырем выжившим людям-толстячкам. Пора удирать отсюда. Поскольку стало холодней, надо будет, наверное, сшить из тех же листьев нечто вроде одеял. Этот мир вовсе не был земным раем, но в определенном отношении с ним вполне можно было совладать.
Грена все еще рвало, когда до него долетел зов Яттмур. Слабо улыбаясь, он поднял голову. По песчаному пляжу к нему бежала его подруга.
Глава 18
Они стояли, держась за руки, и Грен сбивчиво рассказывал Яттмур об испытанном в пещере.
Я рада, что ты вернулся, с нежностью произнесла она.
Грен виновато тряхнул головой, вспомнив, каким чудесным и странным показалось ему это испытание. Он так устал, что буквально валился с ног. Он боялся даже подумать о том, что им снова придется отплыть в море, но оставаться на острове, ясное дело, было нельзя.
Ну давай же, действуй, произнес сморчок в его голове. Ты ленив и медлителен, прямо какой-то толстячок.
Все еще сжимая ладонь Яттмур, Грен повернулся, и они пошли назад по песку, еле переставляя ноги от усталости. Поднялся холодный ветер, который отнес дождь далеко в море. Сбившись в кучу, четверо толстячков стояли там, где приказал им Грен. При виде Грена и Яттмур все они в самоуничижении попадали на песок.
Прекратите, без улыбки сказал им Грен. Нам всем придется хорошо поработать, и никому из вас не удастся отвертеться.
Хлопая толстячков по жирным задам, Грен погнал их к лодке.
Над океаном веял ледяной бриз.
Случайным ползунам, проходившим излюбленными небесными тропами, лодка и шестеро ее пассажиров казались не более чем унесенным в открытое море бревном. Остров Высокого Утеса остался далеко позади.
Парус, наскоро сшитый из больших листьев, безвольно свисал с мачты: встречный ветер давно уже разорвал его, обратив в бесполезные клочья. Лодка стала неуправляемой, и сильное теплое течение тащило ее на восток.