Этот мир меньше, сказала Лили-Йо, снова пытаясь поделиться с Флор тем, что засело у нее в голове. Здесь мы сами больше. Нам уже не приходится так часто сражаться.
Вскоре придется.
Но потом мы сюда вернемся. Это хорошее место, здесь меньше опасностей и нет столько врагов. Здесь племена людей могли бы жить, не испытывая великого страха. Вегги, и Той, и Мэй, и Грену, и всем остальным малышам понравится здесь жить.
Они будут скучать по деревьям.
Зато у нас есть крылья. Ко всему можно привыкнуть.
Эта неспешная беседа шла в неподвижной тени скалистого выступа. Над головами людей парили ползунысеребряные пузыри на фоне багрового неба, меряя шагами свои паутины и лишь изредка опускаясь к верхушкам сельдерея, шумевшим далеко внизу. Обратив свой взор на этих ослепительных существ, Лили-Йо вернулась мыслями к придуманному Пленниками Великому Плану и вновь пережила его в серии живых, ярких картин.
Да, многое было известно Пленникам. Они умели смотреть в будущеев отличие от самой Лили-Йо. Она и все прочие вокруг нее жили подобно растениям, интересуясь происходящим сейчас и не загадывая на завтра. Одни лишь Пленники не были растениями. Из своих тесных камер они видели дальше тех, кто наслаждался свободой.
Пленники знали: те немногие, что достигали Истинного Мира, вынашивали мало детей, потому что были уже стары или потому что лучи, заставившие их отрастить крылья, убивали в них семя. Истинный Мир хорош и станет еще лучше, когда в нем будет больше людей. Поэтому похищать детей и младенцев из Тяжелого Мира необходимо, ведь это единственный способ заселить планету. Все это видели Пленники.
Это делалось издавна, на протяжении бессчетных веков: храбрые летуны являлись за детьми в тот, другой мир. Летуны, напавшие на племя Лили-Йо во время их восхождения к Верхушкам, прибыли именно за этим. Они забрали Байн, чтобы доставить ее сюда в коробочке огнежога, и ни о ком из них с тех пор не было слышно.
Многие опасности и несчастья подстерегали людей в долгом путешествии туда и обратно. Из тех, кто отваживался на это, немногие возвращались.
И вот теперь Пленники придумали лучший, еще более дерзкий план.
К нам приближается ползун, сказал Банд Аппа Бонди, пробуждая Лили-Йо от ее раздумий. Надо приготовиться.
Он прошелся перед группой из двенадцати летунов, избранных для этой новой вылазки. Он был их лидером. Лили-Йо, Флор и Харис подчинялись ему, как и восемь других, трое мужчин и пять женщин. Самого Банда Аппу Бонди еще ребенком принесли в Истинный Мир; все прочие явились сюда тем же образом, что и Лили-Йо.
Медленно поднялись они на ноги, медленно расправили крылья. Настал решающий миг их великого путешествия. И все же люди почти не чувствовали страха, не умея смотреть вперед так, как это делали Пленники, может, за исключением Банды Аппы Бонди и Лили-Йо. Она укрепила в себе волю, прошептав: «Таков Путь». Затем все они широко раскинули руки и взмыли навстречу ползуну.
Ползун успел покушать.
Он поймал в паутину одного из злейших своих врагов, летучего тигра, и высасывал соки, пока не осталась лишь хрупкая скорлупа. Теперь же он опустился на ложе сельдерея, подминая растения огромным брюхом. Двигаясь осторожно и медленно, ползун принялся отращивать почки, чтобы уже очень скоро направиться в черную пучину, куда его манили тепло и радиация. Он появился на свет здесь и, будучи еще очень молод, ни разу не совершал такого жуткого и с таким нетерпением ожидаемого путешествия к иному миру.
Почки ползуна проклюнулись из спины, свесились вниз, лопнули, упали на почву и поспешили прочь, чтобы поглубже зарыться в грязь, где, в мире и спокойствии, смогли бы начать неспешное, десятитысячелетнее развитие.
Пусть ползун и был молод, его тело пожирала болезнь. Он об этом не догадывался. На ползуна напал его смертельный враглетучий тигр, но он не ведал этого. Огромное брюхо ползуна мало что могло чувствовать.
Двенадцать человек скользнули по воздуху и опустились на спину ползуну и на нижнюю часть брюха, скрытую от грозди его подслеповатых глаз. Они провалились в жесткую поросль, доходившую им до плеч и служившую ползуну волосяным покровом, после чего принялись осматриваться. Лучекрыл пронесся над их головами и пропал из виду. Три затаившихся кувыркуста бросились кто куда и затерялись в шерсти. Никакого движениясловно люди оказались не на живом существе, а где-то на невысоком пустом холме.
Постепенно им удалось растянуться цепочкой и двинуться впередопустив головы, поводя глазами: Банд Аппа Бонди с одного краю, Лили-Йос другого. Огромное тело ползуна было изрезано, изрыто и покрыто шрамами, так что движение по уходящему вниз склону не было легким. Шерсть росла пучками и была различных оттенковзеленого, желтого, черного; тем самым одно гигантское тело превращалось, если смотреть сверху, во множество фигур помельче, создавая ползуну естественную защиту. То здесь, то там коренились колючие растения-паразиты, впитывавшие соки из тела своего носителя; большинство их погибнет, когда ползун пустится в странствие между мирами.
Люди выбивались из сил. Однажды, когда ползун пошевелился, они оказались сбиты с ног; по мере продвижения склон становился все более крутым, так что идти приходилось все медленнее и осторожнее.
Здесь! вскричала Ю Койн, одна из женщин.
Наконец им удалось найти то, что они искали, то, за чем их послали Пленники.
Собравшись вокруг Ю Койн с ножами наготове, стая людей принялась рассматривать то место на спине ползуна, где волокна его шерсти были аккуратно, полосами срезаны, оставляя оголенным участок не больше человеческого роста в поперечнике. Центр его украшал круглый шрам. Наклонившись, Лили-Йо приложила руку: на ощупь шрам показался ей очень твердым.
Ло Жинт приникла к нему ухом. Тишина.
Люди посмотрели друг на друга.
Никакого сигнала не было нужно, никакого сигнала не было дано.
Все вместе они опустились на колени и воткнули ножи вокруг шрама. Ползун зашевелился, и им всем пришлось упасть ничком. Неподалеку поднялся стебель с почкой на конце, она раскрылась, выплюнув семя, и то упало на далекую почву, прокатившись по спине ползуна. Иглоклык сожрал его, когда семя покатилось прочь от места падения. Люди же продолжали работать ножами.
Короста задвигалась, и люди, приподняв, легко ее оторвали. Темный, покрытый чем-то липким тоннель явился перед ними.
Я пойду первым, сказал Банд Аппа Бонди.
Он спустился в нору, и остальные последовали за ним. Круглый участок неба темнел над ними, пока последний из двенадцати не спустился, водворив крышку из твердой коросты на прежнее место. Раздался влажный чмокающий звук, когда та принялась заживлять рану, присасываясь к ее краям.
Люди съежились и надолго замерли там, где были, во мраке едва заметно пульсировавшей пещеры. Они съежились с ножами в руках, сложив крылья, и человеческие их сердца тревожно бились в унисон.
Они оказались на вражеской территориив нескольких смыслах сразу. В лучшие времена ползуны могли быть только случайными союзниками; они питались людьми с тем же удовольствием, с каким высасывали соки из всего остального. Но этот извилистый ход был делом лап черно желтого убийцы, летучего тигра. Одно из последних выживших насекомых, хитрый и изобретательный тигр инстинктивно сделал своей жертвой самое неуязвимое из всех живых существ.
Самка летучего тигра парит над ползуном, затем начинает выгрызать свой тоннель в его плоти. Зарываясь все глубже, она выбирает наконец место для камеры-ясель, выдалбливая ее прямо в живом ползуне, парализуя стены жалом, чтобы предотвратить их попытки заполнить, заживить пустоту. Там она откладывает яйца, прежде чем вновь выбраться наружу, из тьмык солнечному свету. И когда яйца раскрываются, личинки получают свежее пропитание, которого не может оказаться слишком мало.
Выждав какое-то время, Банд Аппа Бонди подал сигнал, и люди двинулись вперед, не без опаски спускаясь по тоннелю. Их движения направлялись слабым свечением. Спертый, насыщенный зеленью воздух проникал в легкие. Очень медленно, как можно тише, предельно осторожно спускались ониибо впереди что-то шевелилось.
Внезапно оно подступило совсем близко.
Смотрите! выкрикнул Банд Аппа Бонди.
Из кромешной тьмы на людей набросилось нечто жуткое.
Прежде чем люди успели сообразить, где оказались, описавший дугу тоннель постепенно расширился, выведя их в камеру-ясли. Яйца летучего тигра уже успели лопнуть, и несметное количество личинок с широкими, в человеческую руку, челюстями обернулось к пришельцам, пощелкивая от ярости и страха.
В тот же миг, когда Банд Аппа Бонди рассек первую атаковавшую его личинку надвое, другая лишила его головы. Он рухнул, и его спутники встали над ним в полутьме. Продвигаясь вперед, они старались увернуться от щелкавших челюстей.
Если не считать их твердых как камень голов, личинки были мягкими и пухлыми. Одно движение мечаи они взрывались, заливая все кругом содержимым своих внутренностей. Они сражались, не умея сражаться. Люди яростно кололи их ножами, пригибались и кололи вновь. Никто из людей больше не погиб. Упершись спинами в стену, они рубили и резали, ломая челюсти, вспарывая тонкую кожу. Без устали они убивали, не испытывая ни ненависти, ни жалости, пока не оказались по колено в слякоти. Личинки хлопали своими пастями, корчились и умирали. Довольно хмыкнув, Харис зарубил последнюю из них.
И тогда одиннадцать человек устало отползли по тоннелю обратно, чтобы подождать, пока высохнет грязь в камере И погрузиться затем в еще более долгое ожидание.
Ползун заерзал на своей постели из сельдерея. Слабые импульсы пробежали сквозь все его существо. Вещи, которые были исполнены. Вещи, исполнить которые еще предстояло. С первыми уже было покончено, вторые еще ждали конкретных действий. Выпустив кислород, ползун тяжко приподнялся.
Двигаясь поначалу очень медленно, он ухватился и повис на канате, чтобы затем взобраться ввысь, где в разреженном воздухе его ждала сеть. Прежде ползун всякий раз останавливался в этом вечернем небе, достигнув паутины. Но сейчас, кажется, ничто не мешало продолжить подъем. Воздухерунда, значение имеет лишь тепло; то самое тепло, что жжет до волдырей и жалит, согревает и ласкает, возрастая по мере подъема
Ползун выпустил нить паутины из прядильного органа. Набирая скорость и все более укрепляясь в принятом решении, он послал свое великолепное растительное тело прочь, подальше от места, где попадались ему летучие тигры. Впереди, на не поддающейся определению дистанции, плыл полукруг света: белый, и голубой, и зеленый; этот полукруг был интересен, к нему стоило стремиться.
Ибо молодой ползун оказался вдруг в одиноком месте, ужасающем и прекрасном, насыщенном и непроглядной тьмой, и ярким светом, в месте совершенно пустом. Надо лишь спешить вперед и хорошенько прогреваться со всех сторон никаких больше забот
Разве что там, внутри, глубоко зарывшись в твою кору, засела небольшая стайка людей, использующих тебя на манер ковчега. Даже не догадываясь об этом, ты несешь их в мир, который некогдаошеломляюще давновсецело принадлежал их пращурам.
Глава 7
Почти повсюду в лесу звенела тишина.
Казалось, она обладает той же плотностью, что и слой зелени, который укрывал освещенную сторону планеты. То была тишина, стоявшая уже миллионы лет, обретавшая силу по мере того, как Солнце выплескивало все больше и больше энергии на первых этапах своего распада. Тишина вовсе не означала отсутствие жизни. Жизнь, набравшая воистину устрашающую мощь, присутствовала везде. Усилившаяся солнечная радиация, стеревшая с лица земли большую часть животного царства планеты, привела к триумфу растительности. Куда ни брось взгляд, в тысячах фантастических форм и личин, этим миром правила зелень. А растения лишены голосов.
Юное человеческое племя с Той во главе следовало по бесчисленным ветвям в своем долгом скитании, совсем не нарушая тишины. Они путешествовали высоко, у самых Верхушек, и по зеленой коже людей скользили, сменяя друг друга, прихотливые узоры, сотканные светом и тенями. Постоянно готовьте к любым неожиданностям, они спешили по занавешенным зеленью тропам со всей возможной осторожностью. Страх подгонял людей, не давая останавливаться, у них, по сути, и не было определенной цели. Бег по ветвям давал им необходимую иллюзию безопасности, и потому они продолжали бежать.
Белая лента чьего-то языка заставила их замереть.
Язык медленно опускался в стороне от них, держась поближе к дающему убежище стволу. Бесшумно он тонул в листве, указывая с Верхушек куда-то далеко вниз, направляясь к далекой Почве, жилистое щупальце, похожее на змею, твердое и голое. Люди следили за тем, как его кончик исчезает из виду в зелени под ветвью, пробивая себе дорогу к затянутому тенями нижнему уровню леса; как, разматываясь, белая лента языка погружается все ниже и ниже.
Хобот-птица! пояснила Той остальным. Пусть ее лидерство пока окончательно не утвердилось, остальные детивсе, кроме Грена, собрались вокруг нее и с тревогой переводили взгляд с лица Той на продолжавший двигаться язык.
Она не опасна? спросила Фэй. Самой младшей, ей было пять лет.
Мы убьем ее, заявил Вегги, ребенок-мужчина. Он высоко подпрыгнул на ветви, и фигурка души звонко хлопнула по его бедру. Я знаю как, я сам убью ее!
Нет, ее убью я, возразила Той, уверенно возвращая себе лидерство. Шагнув вперед, она принялась разматывать обвязанную вокруг талии плетеную веревку.
Остальные с тревогой наблюдали за ней, еще не слишком доверяя умению Той. Большей частью племя состояло из уже вполне зрелых, хоть и очень юных людейшироких в плечах, с сильными руками и длинными пальцами. Трое из ниха это достаточно многобыли детьми-мужчинами: хитроумный Грен, самоуверенный Вегги, тихий Поас. Грен был старшим из троих и теперь шагнул навстречу Той.
Я тоже знаю, как поймать хобот-птицу в ловушку, сказал он, не сводя глаз с длинной белой трубки, продолжавшей свое погружение в лесную пучину. Я буду держать тебя за веревку, Той, храня от опасности. Моя помощь нужна тебе.
Той с улыбкой обернулась: Грен был прекрасен, и когда-нибудь ему еще предстоит возлечь с ней. Затем она сдвинула брови, потому что лидер вновь созданного племени не мог допускать возражений.
Ты теперь мужчина, Грен. Касаться тебя, кроме сезона ухаживания, табу. Я сама поймаю эту птицу. Потом все мы поднимемся на Верхушки, чтобы убить ее и съесть. Это будет целый пир, и мы хорошо отпразднуем мое главенство.
Взгляды Грена и Той вызывающе скрестились. Но так же, как и Той еще не успела присвоить роль Предводительницы, он тоже еще не свыксяда и не хотел свыкатьсяс ролью бунтаря. Грен не соглашался с Той, но пока старался держать это при себе. Он отступил, сомкнув пальцы на свисавшей с пояса фигурке душималеньком деревянном изображении себя самого, придававшем ему уверенности.
Делай как знаешь, сказал он, но Той уже успела отвернуться.
Хобот-птица восседала на самых верхних ветвях леса. Имея растительную природу, она могла похвастать крошечным мозгом и лишь простенькой, рудиментарной нервной системой. Нехватку всего этого она, впрочем, компенсировала внушительными размерами и живучестью.
Напоминая собой громадное семечко с двумя крыльями, хобот-птица ни за что не смогла бы сложить их вдоль округлого тела. Крылья вообще практически не двигались, хотя покрывавшие их чувствительные гибкие волоконца и размах в пару сотен метров позволяли им использовать силу ветра, колыхавшего этот мир-теплицу.
Устроившись на насесте, хобот-птица принялась разматывать уложенный в зобу невероятной длины язык, опуская его все ниже и нижек пище, спрятанной в туманных глубинах леса. И наконец мягкие выросты на кончике ее языка коснулись Почвы.
Осторожно и медленно чувствительные щупы начали исследовать поверхность, готовые втянуться в язык при малейшей из многочисленных опасностей, подстерегавших хобот-птицу в том темном краю. Искусно избежав гигантских наростов плесени и грибков, язык обнаружил клочок голой земли, влажной, рыхлой, наполненной питательными веществами. И сразу же погрузился в почву. Хобот-птица принялась за еду.
Тихо! шепнула Той, готовясь напасть. За спиной она ощущала охватившее остальных возбуждение. Ни звука.
Веревка уже была привязана к ножу. Теперь Той подалась вперед и, обернув свободный конец вокруг белесой трубки, завязала ее, превратив в скользящую петлю. Лезвие ножа она погрузила в ствол дерева, закрепив тем самым ловушку. Немного погодя язык набух и стал увеличиваться в диаметре, когда грунт внутри него начал долгий подъем к желудку хобот-птицы. Хватка петли упрочилась. И пусть хобот-птица пока не понимала этого, теперь она стала пленницей и уже никуда не могла улететь со своего насеста там, наверху.