А ты?
А я к джентльмену из податного ведомства и к подзащитному.
С налоговиком все выяснилось мгновенно паренька не купили, паренька перепугали до потери сознания. Паренек рыдал в жилетку москвича, и ясно было, что как только приезжий отойдет на два метра, продаст тут же со страху.
Итак, Головатый и Бродский. Муниципальное строительство и земельный отдел. Ключевые точки, не мог Фальковский при строительстве империи пропустить таких людей на таких должностях.
Эти два визита, в некотором смысле, тоже были очень полезны, поскольку настрой после них образовался самый что ни есть правильный. Оба функционера были очень осторожны, на прямую конфронтацию со смотрящим не шли, но не нужно было быть ни эмпатом, ни Королем, чтобы заметить, что Фальковского они ненавидят. Тяжелой, застарелой ненавистью.
Ну что ж, поскольку бандерильерос и пикадоры свою работу выполнили, настало время «момента истины» выхода матадора с быком один на один. «А почему сегодня в вашем ресторане подают такие маленькие уши?»
Вообще-то Габриэлян ожидал, что его после всех его маневров некоторое время помаринуют в приемной. Но нет, пять положенных минут и его впустили в святая святых. А что хозяин кабинета навстречу не встал и даже кивнуть в ответ на поклон не соизволил, так ему по штату и не положено.
Здравствуйте, Вадим Арович, на Габриэляна с улыбкой и с прищуром смотрел высокий (за огромным столом он ни капли не терялся), некогда полный и смуглый мужчина. Фото- и голографии отлично передавали особую, балканского типа красоту черт, а вот атмосфера, возникавшая вокруг Фальковского, ощущалась только при близком контакте. Габриэлян затруднялся её описать но в кабинете тульского магната он вспомнил честертоновского лорда Айвивуда.
Как поживает Аркадий Петрович? Вроде и соседи теперь а никак не свидимся. Всё-то он в делах.
А вот считать Волкова соседом было не по чину уже Фальковскому. Это в Белоруссии они соседствовали.
Аркадий Петрович действительно очень занят. Федеративная Россия, конечно, не покойный Советский Союз, но тоже требует времени и внимания.
Что самое забавное, подумал он при этом, ни он, ни я даже ради приличия не вспоминаем о человеке по фамилии Стрельников, занимающем скромную должность президента ЕРФ. И к губернатору мы с Королем не заехали даже для проформы, хотя региональные выборные органы, в отличие от центральных, вовсе не беспомощны
И в настоящий момент его внимание сосредоточено на мне, глаза Фальковского блеснули странным интересом, Я же знаю, что вы такое. Вас ведь не посылают по пустякам. Помнится, у него была сабля. Настоящий дамасский клинок, он рассказывал, что прадедушка взял у турка, и рассказывал, как именно взял очень интересная история, спросите его как-нибудь. Теперь-то я понимаю, что это его собственный трофей. Он очень дорожил этим клинком, и зря в ход не пускал. Ну, так я вас слушаю, Вадим Арович.
Юрий Андреевич, обратившись к Габриэляну по имени-отчеству, Фальковский дал ему такое право, на вашей территории произошло ЧП. Я имею в виду не щели в налоговых ведомостях и не нарушения в порядке распределения лицензий на инициацию, а то, что ряд ваших подчиненных недоволен вами настолько, что счел возможным это недовольство совершенно недвусмысленно продемонстрировать.
Фальковский пожал плечами.
Я сижу здесь уже восемьдесят пять лет. Я поднял этот регион из дерьма. Я помню километровые очереди за хлебом и трупы умерших от голода и орора прямо на улицах. С очередями и трупами я покончил меньше чем в два года. Население региона возросло в четыре раза и динамика роста положительная. И теперь вся эта пузатая мелочь считает, что я здесь засиделся. Что ж, пусть попробует меня сдвинуть.
Юрий Андреевич, они уже попробовали. И практически преуспели.
Зависть, улыбнулся Фальковский. И что же вы со мной сделаете? Отставите от должности смотрящего? Да забирайте её, надоело. Лишите меня влияния в регионе каким образом, любопытно узнать? «Фалвест» собственность моих клиентов. «Армада» собственность моих клиентов. «Салют» собственность моих клиентов. Высший управленческий аппарат предприятий мой, на чужого они работать не будут. Тридцать четыре процента регионального бюджета формирую я. И если Аркадий Петрович тронет меня другие магнаты начнут подумывать о рокоше. Лучше, гораздо лучше для всех оставить всё как есть. Пусть завистники захлебнутся собственной слюной, так и передайте господину Волкову. Я лоялен к нему и буду лоялен впредь, а вот за тех, кто узнает о моем скоропостижном уходе не поручусь.
Плохо дело, подумал Габриэлян. Даже без всякого Мозеса сюда бы все равно пришлось ехать. Беда. Он ведь действительно прекрасный администратор. И мог бы работать с пользой. Просто он уже ничего не хочет. Он ведь даже Аркадию Петровичу не завидует. Понимает, что на новом уровне аркады ему тоже скоро стало бы скучно. Рождественского он испугался по старой памяти, наверное, испугался и забаррикадировался. А теперь будет доказывать всем и себе, что не боится.
Уход бывает разным, сказал он. Он ведь может быть и таким, что коллеги-магнаты даже не заподозрят вышестоящую инстанцию. Более того, и вышестоящая инстанция может себя не заподозрить.
Магнат прищурился.
А вот это, сказал он, уже почти интересно.
Да. Тут уж и к гадалке не ходи
Ничего интересного, Юрий Андреевич. Скучные административные дела. Рутина. Вам они кажутся любопытными, потому что отличаются от вашей собственной рутины. А для тех, кто ими занимаются, управление, например, фармакологическим концерном, представляется вещью чрезвычайно увлекательной и совершенно непохожей на их серые будни.
Ну, давай уже, клюй, устало подумал он.
Каждый развлекается, как умеет, господин Габриэлян. Хотите, завтра устрою экскурсию по «Фалвесту»? Или «Армаде»? Поверьте, это более увлекательно, чем аркады.
Я верю, Юрий Андреевич. Уже хотя бы потому, что трудно придумать что-то менее увлекательное. Разве что счёт овец или мотогонки. Хотя и тут находятся любители.
Поймёт или не поймёт? Если он настолько хорошо разбирается в московских делах, чтобы знать, кого Волков берет в референты, должен понять.
Мотогонки? ехидный прищур тульского владыки сменился удивленной и почти радостной улыбкой. А вот это уже совсем интересно. По-настоящему.
Габриэлян покачал головой.
Ездят по кругу, трещат. Понять ничего нельзя. Время от времени кто-нибудь врезается в бордюр.
Или взрывается.
Да. Г-н магнат следит за рекламой. И причины скоропостижной гибели гауляйтера Австрии и Германии для него не секрет.
Или взрывается. Хорошо, если на треке.
Фальковский откинулся в кресле. Всё так же вальяжно, но уже без прежней скуки в глазах.
До свидания, господин Габриэлян. Если, конечно, вы больше ничего от меня не хотите.
Большое спасибо, Юрий Андреевич. С вашей стороны было очень любезно меня принять.
Габриэлян поклонился и вышел.
Он оставил машину на парковке в двух кварталах от цитадели и пошел в гостиницу пешком. Дождь, ну дождь. Купеческий ампир, ну купеческий ампир. Ну, не Прага. Так и не Сеул. «Крёстного отца» Фальковский наверняка смотрел. Так что вкус ситуации оценил бы, пожалуй, если бы кто взял на себя труд ему объяснить. Теперь мы ждём: Клеменца или Тессио. Бродский или Головатый. Кто выйдет на контакт. Кто назначит встречу. Налоговика использовать они не станут он уж слишком явно перепуган, я ему не поверю. А вот вице-мэра могли бы, могли бы, если бы не собака. Так что только двое. Вот будет смешно, если Фальковский всё-таки не Мозес
Но если не он то кто-то очень близко от него. Настолько близко, что может пользоваться автомобильным парком «Армады» пять десятков машин, разных классов и марок (по весовой категории ездящих на этих машинах менеджеров) но всегда чёрных, только чёрных
Король, голый до пояса, сидел на кровати и интенсивно растирал голову полотенцем. Можно было подумать, что он из душа, если бы не мокрые от колен книзу джинсы и носки.
Как? спросил он.
Плохо, сказал Габриэлян. То есть хорошо, но очень плохо. Он мне объяснил, почему именно Волкову придётся оставить все, как есть. «Тёркин сник, тоска согнула. Тула, Тула, что ж ты, Тула. Тула, Тула, это ж я. Тула, родина моя»
Волкову? Придётся? Король весело хмыкнул, видимо, вообразив себе Волкова, который узнает, что ему «придётся», Волкова, которого поставили перед фактом. Факту будет худо.
А у меня хорошо, сказал Король. Знаешь ведь поговорку зачем ходить в ресторан, если дома повар есть? Ну, вот из этих соображений Еришев, это была фамилия начальника милиции, и исходил. Поручил это дело Ляшко, начальнику райотдела. А Ляшко, по тщательно проверенным слухам, отхватил от охраны Фальковского по морде на одном банкете. Кислов ошибся, это не еришевскую бабу шуганули, а Ляшка. Или еришевскую тоже. Какая прелесть эти личные мотивы Он даже не поплыл, Габриэлян. Он на редан вылетел.
И ведь это хороший случай. Доброкачественный, фыркнул Габриэлян. Область в порядке.
Он разделся, принял душ, натянул пижамные брюки и лёг, взяв на сон грядущий возможную оперативную разработку ближайшего времени, досье на Виктора Саневича, псевдо Ростбиф, издание последнее, переработанное и дополненное.
By whiteness, along the cutting edge of the gulf
it trudges carefully through broken ice
that empty tugboat called «The Happy One».
Why are the happy ones allowed to pass?
Виктор Саневич пишет стихи на трёх языках. Неплохие стихи, заметим, хотя его английский старомоден и холодноват. Ещё он очень прилично стреляет. И операции планирует примерно так же, как пишет стихи. Даже лучше. Потому что некоторые его дела несут на себе следы благородного безумия, которого всё же не хватает его текстам.
В последние две недели Габриэлян довольно плотно занимался Саневичем. По оперативным данным, Ростбиф с группой должен был в ближайшее время возникнуть где-то на непуганом востоке Украины, и Габриэлян хотел перехватить его до того, как это сделают киевские коллеги.
Габриэлян никогда не пользовался служебным положением в личных целях. Или вернее так: Габриэлян выбирал себе такие цели, в которых можно было спокойно воспользоваться служебным положением, и служба от этого только выиграла бы. Случай с Саневичем был как раз из этой категории удовлетворение собственного любопытства за государственный счёт.
Но для того, чтобы поговорить, нужно, как минимум, знать начатки местного диалекта, не так ли? «Лягут белые снега ранним утром четверга» Ох, не выйдет разговора, а попробовать надо. А о здешних делах можно не беспокоиться. Сто из ста, они заявят о себе сами ещё до рассвета.
Кессель тоже писал стихи, и пишет до сих пор, там их многие пишут. Есть о чём. Наверное, именно существование в виду обыденной смерти обостряет восприятие до нужной степени чтобы пресловутая творческая жилка наполнилась кровью и билась с потребной частотой. Есть такая теория, что благополучие таланту неполезно, у него начинается анемия уход в выдуманные миры, игра словесами и созвучиями В отдаленной перспективе и это хорошо поэтический язык обогащается, нарабатываются формотворческие методы но штука в том, что хорошее содержание отыскать сложнее, чем выдумать хорошую форму. Хотя большинство ныне живущих и не поймет содержания, не пожелает понять не потому что слишком сложно, а потому что для этого нужно впустить внутрь то, что впускать совсем не хочется. Так что пароль-отзыв у Саневича скорей выйдет со мной, чем с любым из рядовых граждан.
«Кроме свободы, кроме удачи и славы» Нет, хватит. Спать-спать-спать. Потому что на меня непроснувшегося не то что Мозес, комар не позарится. Хотя Сурт их, извращенцев, знает
Комм засвиристел, казалось, едва только Габриэлян закрыл глаза и он мысленно проклял всё на свете но когда продрал вежды и глянул в окно, увидел, что дома темнее неба.
Вадим Арович Габриэлян? спросил незнакомый голос на той стороне добра и зла. Экранчик не загорелся.
Он самый. С кем имею честь?
Я не могу сказать в открытом эфире. Пожалуйста, будьте через сорок минут у Левши. Есть очень важная информация. Приходите один я буду на машине, вас заберу. Если вам страшно без прикрытия, захватите маячок или снитч, пусть ваши следуют за нами кварталах в двух. Мы покатаемся, и я вам все расскажу, а потом высажу, но меня никто, кроме вас, не должен видеть, слышали? Или вы один, или у нас разговора не будет. До свидания.
Конец связи, сказал голос робота.
В «открытом эфире». Вчера это словосочетание дважды употребил Бродский. Ну вот, значит, и решилось, кто у нас Тессио.
Король, Габриэлян сел на постели.
Я проснулся. Сколько у нас времени?
Десять у меня. Габриэлян уже хлюпал водой в душе, пятнадцать у тебя.
Полчаса это как раз дойти пешком. Пусть господин ломает голову или что у него там. Если он попытается форсировать события тем лучше. «А у меня для тебя сюрприз, сказала Красная Шапочка волку, Меня зовут Ма Бейкер».
Левша неплохая мобильная скульптура работы Фейнмана (а вот пластическое искусство не пострадало, и даже наоборот промелькнуло в голове). Тульский национальный герой то разглядывает блоху в «мелкоскоп», то протягивает «мелкоскоп» прохожему на предмет посмотреть и если заглянуть в окуляр, можно видеть, как блоха пляшет камаринского. Технично и иронично. А на барельефе за спиной Левши тенями мелькают Платов, государь-ампиратор, новый царь, английский шкипер и морские черти.
Когда Габриэлян подошел к памятнику, один из морских чертей ожил и обрушился на него. Габриэлян усилием заставил себя не уйти с линии атаки, успел заметить маленькую плоскую коробочку в руке чёрта а потом ударил разряд, и он повалился навзничь.
Сознания он не потерял просто от удара током свело все тело в короткой мучительной судороге и потемнело в глазах. Он чувствовал, как его переворачивают на бок, заламывают за спину руки, слышал приближающийся гул мотора и позвякивание металла так, этот тип в накидке-хамелеоне достал наручники обонял мокрый асфальт, ощущал на языке озон, исходящий от автомобиля но не видел машины, хотя и знал, что она чёрная.
Поверх рукавов, Ник, сказал Фальковский видимо, в открытое окно: звука открываемой двери Габриэлян не уловил. Нам ведь не нужно, чтобы остались следы.
Однако, он ещё и не один Ну, нахальный пошел маньяк. И бестолковый. Пистолет не отобрал, локти дополнительными браслетами не зафиксировал Может, он и «кое-что» через запятую пишет?
Дверь открылась. Произошла рокировка: втащив Габриэляна на заднее сиденье лимузина, тип в «хамелеоне» сел за руль, а Фальковский переместился напротив.
Габриэлян проморгался и увидел, что они не совсем наедине рядом на сиденье, безвольно свесив голову на грудь, обретается Бродский. Как видно, его тоже угостили разрядом но пожилой и нетренированный организм перенес это значительно хуже.
Позвольте представить вам вашего соседа, Вадим Арович. Бродский Семён Витальевич, известный в оперативных разработках под кличкой «Мозес». Серийный убийца. И вы, к большому сожалению, окажетесь его последней жертвой. Но перед тем как истечь кровью застрелите его из табельного оружия. Интереснее мотогонок, правда?
Габриэлян пошевелил губами. Нет, этот сценарий нам категорически не годится. Попытка меня убить совершенно ничего не значит. Он должен попытаться меня заесть.
К чьему сожалению? вслух поинтересовался он.
Разве не к вашему и вашего шефа? Я бы на его месте ценил такие кадры.
Габриэлян по очереди напрягал и расслаблял мышцы, разгоняя слабость. Великая вещь рутина, зря Юрий Андреевич её не ценит. Но теперь хотя бы понятно, почему под ногтями жертв никогда ничего не находили: у них не было сил царапаться. Ну же!
И как вы сумеете залегендировать смерти от потери крови?
Да так и сумеем. Замысел хорош притвориться старшим-нелегалом. Покойник Бродский был умный человек. Кровь сливал и как-то утилизовал. Неважно как он уже не сможет объяснить. Но мне-то её сливать не обязательно. Не бойтесь, Вадим Арович, из кармана Фальковского показался тисненый замшевый футлярчик, этакие миниатюрные ножны. Из ножен ланцет. Больно не будет, уверяю вас.
Странно, что вы изменили своим привычкам. Или привычкам Бродского, если вы настаиваете на этой версии.
Фальковский поднял брови.
Вы ведь раньше никогда не убивали прямо в машине.
Фальковский снова улыбнулся.