В сенях послышался топот.
Чего, хозяин? с порога спросил вошедший в избу конюх.
Поедите со Станиславом на мельницу, муку заберете. С сего дня Станислав заместо Степана будет.
Ну что ж Заместотак заместо, постарался улыбнуться Игнат.Наше делозапрягай да вези.
Поезжайте. Муку к пристани отвезете. Один мешок домой. Егор вас там встретит. Он германцам воск отдавать будет. Купец неделю уж как заплатил, а все не заберет. Уж и дозволение выпросил, чтобы в Москву его пустили, а все не забирает. Одно слово, немец. Ну ступайте.
Малышев не спеша начал собирать монеты в ларец. Игнат быстро вышел из избы в сени и почти сразу же забарабанил ногами по деревянным ступеням лестницы. Стас еще пару секунд смотрел на купца, после чего вышел из избы и пошел следом за конюхом.
Когда они с Игнатом выезжали со двора, им встретился Егор, подходивший к дому. Еще утром он от Малышева узнал, что у них новый ключник. Нельзя сказать, что Егор равнодушно отнесся к новому человеку в деле. Были у него на то свои резоны.
Как только Егор поднялся на крыльцо, навстречу ему вышел Малышев.
Ну что там? спросил Фрол Емельянович.
Все. Забирает, сказал Егор. Завтра поутру. Я-то думал, что за напасть, а он от бабы никак уехать не мог.
Это от Машки, что ли? удивился Фрол Емельянович.
Была Машка, да кончилась, чуть улыбнулся Егор. Сговорились по первому снегу свадьбу сыграть.
Смотри-ка, как дело оборачивается, не верил Малышев.Я думал, немец языком мелет, а он и правду корни пустить решил. Что-то у тебя глаза задумались. Не ты ли на Машку целился?
Налог платить надо, Фрол Емельянович. Опять гонца прислал. В который уж раз. Осерчаетбеды не миновать.
Заплатим, заплатим. К вечеру съездишь сам, с подарочком, скажешь через два дня все, что должны, отдадим. Только что-то ты раньше не сильно печалился из-за налога. Что еще? Говори.
Зря ты ему доверился, Фрол Емельянович.
Кому? Станиславу? Это почему же?
Где же это видано, чтобы кошель с деньгами назад вертали?
А ты что, Егор, не вернул бы кошель хозяину?
Зачем обижаешь, Фрол Емельянович Неужто за столько лет
Брось! оборвал Малышев. Знаешь же, не про то говорю!
А я про то. Кошель-то он тебе не на ярмарке вернул. Так твой дом же еще найти надо было. Город эвон как вырос. Он говорит, что нездешний, значит, не ведал, где ты живешь. Однако же пришел к воротам. Ну был бы он странником, как говорит Нужду, по всему видно, испытывал. Нашел кошельтак радуйся. Кошель выбрось, деньги оставь. Неспроста он тебе его домой принес. И Степана кто ножом на мельнице пырнул, так и не нашли.
А ведь он с мельницы в лавку ехать собирался, товары при нем были дорогие.
Так не тронули товары. И денег при нем было сорок золотых дукатов. Все целехонько
Не петляй как заяц, снова оборвал Малышев. Прямо говорикуды клонишь.
А то ходишь вдоль да около.
Так я и говорю. Странно все. А ежели все это неспроста злодейство супротив тебя кто-то замышляет.
Уж больно он умен для злодея, ответил Малышев. Ему бы казну разорять, а не ключником служить. Странно, конечно, но сердце говорит, что можно верить ему. А ты смотри у меня. Будешь его со свету сживать Малышев сжал кулак с трехлитровый чугунок и потряс им в воздухе. Ты мужик честный, работящий, за то и держу тебя столько лет. И доверием ты облечен не в пример остальным. А коли начнешь раздор сеять
Ох-хо-хо, хо-хо вздохнул Егор. Фрол Емельянович, я же ведь только за дело радею. Уж больно доверчивый ты стал с тех пор, как сотник к тебе лекаря привел, что Варвару Егоровну вылечил. Я-то все одно с него глаз не спущу, но ты здесь хозяин, тебе решать
Ну вот я и решил, мягко, но однозначно сказал Фрол Емельянович.Раз доверил, значит, есть на то причина. И довольно об этом.
Малышев вместе с Егором вышли со двора. Егор пошел на пристань, а Фрол Емельяновичк купцу Акишкину. День шел к вечеру, а дел еще было невпроворот.
Калитка отворилась, и во двор вбежал Прошка. Ловко перебирая босыми ногами, он, словно на крыльях, пролетел мимо Егорова по лестнице и скрылся в сенях.
Через секунду послышался грохот опрокинутых ведер. Стас улыбнулся, сидя на ступенях крыльца, и продолжил мастерить свистульку для мальчика. Он изводил уже четвертый ивовый прут, а свистулька все не получалась. И как это дед ее делал? Да и сам он пробовал. И ведь получалось. А сейчас ни в какую. И нож уже затупился, и пальцы устали.
Калитка снова скрипнула, открылась, и во двор неторопливой походкой вошел Егор. Статный сорокалетний мужик с окладистой бородой, черной кучерявой шевелюрой, в длинном красном кафтане, коротких сапогах, с плеткой в правой руке. Стас посмотрел на него и вернулся к своему занятию.
За ту неделю, что он прожил в доме Малышева, они с Егором сумели выстроить ровные отношения. Стас не лез не в свое дело, не давал глупых советов, не пытался услужить, а всего лишь выполнял порученную ему работу, на которую у Егора не было времени и желания. Малышев не делал Станиславу поблажек, и вскоре Егор утвердился в мысли, что с этой стороны угрозы его положению ждать нечего. Да и не настолько ловок был Станислав в торговых делах, чтобы так запросто занять его место. А вот знал Станислав действительно много, в этом Егор отдавал ему должное. Писал он, правда, не всегда грамотно, да и считать любил все больше прутиком на песке, выстраивая странные знаки колонками, а потом уже говорил, сколько получается. Малышев вчера проговорился, что новый работник ненадолго. То, что неспроста он пустил его к себе на службу, Егор понял сразу, но расспрашивать о причине не стал. Ни к чему это было. От приказчика Фрол Емельянович практически не держал секретов.
Но ежели о чем-то не говорил, значит, была на то нужда.
Егор неторопливо подошел к Станиславу и, оперевшись правой рукой о перила лестницы, с улыбкой оценил его усердие.
Обстучать нужно, чтоб кора хорошо сошла, сказал Егор.
Стучал уже. Не получается. Все прутья извел.
Да купи ты ему гудок, вот и радость будет у парня.
Купить немудрено. А когда вещь своей рукой сделана, она и цену другую имеет.
Оно, конечно, верно. Только хотеть-то мало, уметь надобно.
Вот я и думал, что умею, улыбнулся Стас и бросил на траву неудавшуюся свистульку.
Я вот так, помню, ложки учился резать, сказал Егор. Дед у меня ловко их делал. Я одну никак не кончу, а он, глядишь, уже десяток острогал.
В сенях снова загремели доски, по лестнице сбежал Прошка, хотел было проскочить мимо Егора, но тот ловко схватил его за правую руку, которую Прошка прятал за спиной. Сорванец тут же извился ужом, надеясь вырваться из крепких, как тиски, рук приказчика.
Стой, тихо сказал Егор, пытаясь развернуть Прошку. Куды?
Стас посмотрел за спину мальчику, надеясь разглядеть, что тот прячет, но сорванец нырнул между широко расставленных ног приказчика, так что Егору пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы не упустить его.
Ку-ды так же спокойно протянул Егор, поднимая в воздух парнишку, тем самым лишая его опоры.
Пусти, зло проскулил Прошка.
Я те щас пущу, все так же спокойно и тихо сказал Егор.
Вывернув из-за спины Прошки руку, Егор вытянул ее вверх и, разжав пальцы, отобрал нож, который тот пытался спрятать.
Отдай, крикнул Прошка.
Я те щас так отдам, семь ден не сядешь, как прежде, спокойно сказал Егор.
Отдай, это мой!
Егор повертел в руках короткий, сантиметров в двадцать нож с гнутой костяной ручкой, украшенной резьбой, и прекрасно отполированным лезвием.
И куды ты с ним летел? спросил Егор, пробуя грубой кожей большого пальца острие ножа.
Куды надо! Отдай!
Прошка подпрыгнул, вцепился двумя руками в рукав Егорова кафтана, да так и повис.
Не мне, так отцу скажешь.
Курицу жарить хотели! У реки, сказал Прошка и, выпустив рукав, упал на траву. Теперь отдай, сказал он, поднимаясь на ноги.
Откуда же у вас курица?
Семкина. Ее коршун утащить хотел, а мы его камнями прогнали. А он курице уже шею склюнул.
Так ее же теперь нельзя есть, сказал Стас.
Почему? удивленно спросил Прошка. Он обернулся и посмотрел на Стаса.
Она ведь не умерлаее убили.
Сказано в правилах митрополита Иоанна, назидательно произнес Стас, обращаясь к Прошке. «Животных и птиц, растерзанных птицами или зверями, не подобает есть. Если же кто будет их есть, или будет служить на опресноках, или в четыредесятницу будет употреблять в пищу мясо или пить кровь животных, те подлежат исправлению».
Почему нельзя. Она же не издохла, а
Сказано нельзя, значит, нельзя, сказал, как отрезал, Фрол Емельянович, стоявший доселе за спиной у Стаса.
Выйдя из избы на шум, учиненный Прошкой, он увидел, что Егор отобрал у мальчика нож, но обнаруживать себя не стал. Малышев не любил, когда сын жаловался ему. Прошка обреченно посмотрел на отца.
Со двора ни на шаг, сказал отец.
Мне же нужно Семку предупредить, начал канючить Прошка. Он ведь не знает, что ее есть нельзя.
Ему мать объяснила, сказал Егор. Скрось до дому бежал и орал на всю улицу да за ухо держался.
Я тебе говорил, чтобы нож на улицу не таскалотберу? спросил Фрол Емельянович.
Говорил, опустив голову, промычал Прошка и шмыгнул носом.
Зачем ты ему вообще нож купил, не то спросил, не то удивился Стас.
Мал еще.
Это не я, это туроккупец. В прошлом годе моржовый клык у меня шесть ден торговал. Думал, выторговал, купил дешево. На радостях Прошке нож подарил, Варваре шкатулку
А через шашнадцать ден, продолжил Егор, корабль пришел. Одним моржовым клыком груженый. И цена на него почитай в два раза упала.
Турок-то своего не упустил, подметил Малышев, да и мы выгоду получили немалую, все остатки с прошлого завозу ему отдали. Станислав, Фрол Емельянович, как всегда, сделал ударение на букву «и». Парень к тебе прислушивается.
Ты бы объяснил ему, что да как. Научил бы грамоте, счету.
Да я бы и сам поучился, сказал Егор. Уж больно ловко Станислав считает столбцами.
Это просто, сказал Стас и, отряхнув со штанин ивовую стружку, поднялся со ступени. Пошли к амбару. Там как раз песок есть.
Стас, Малышев, Егор и Прошка подошли к амбару. Стас присел на корточки, ножом расчистил место на песке и, задумавшись на секунду, решил начать с простого. Со сложения нескольких чисел.
Вот смотрите начал Стас, но недоговорил.
Он почувствовал, как будто кто-то мягко, но сильно толкнул его в затылок.
Перед глазами все поплыло, появилась рябь. Кожа на лице стала чужой и холодной. Стас уронил голову на грудь, после чего руки его обвисли, как веревки, и ключник повалился на правый бок.
Очнулся он от того, что ему на голову лили холодную воду. Открыв глаза, сквозь пелену Стас не сразу смог разглядеть лица людей, склонившихся над ним. Когда пелена рассеялась, Стас понял, что сильно всех напугал. Больше всех испугался Прошка.
Ну, слава Богу, вздохнул Фрол Емельянович. Напугал-то как всех.
Стас приподнялся на локтях, перевернулся набок, но не рискнув вставать, сел на траву возле крыльца, куда его оттащили.
Я что-то пропустил? спросил Стас, посмотрев на Малышева.
Ты чувств лишился, ответил Фрол Емельянович. Прошка решил, что ты уже помер.
Да вроде не ко времени еще А правда, чего это я?
Кто тебя знает? сказал Егор. Может, солнце голову напекло, может, и правду чуть Богу душу не отдал, да потом он отпустил тебя.
В темнеющем небе зажглись первые звезды, в саду знакомую песню затянули сверчки. На соседней улице лаяла собака. Стас сидел на ступенях лестницы, ведущей на крыльцо, и дышал вечерней прохладой. В сенях хлопнула дверь, скрипнули половицы, и на лестнице в одной рубашке появился Прошка. В руках у него была крынка с молоком.
Держи. Мать сказала, тебе сейчас хорошо молока выпить. Оно сил придает.
Спасибо, принимая крынку, сказал Стас.
Прошка сел на ступеньку рядом с ключником.
Молоко было парным и чуть сладковатым. Стас сделал больше десятка глотков, прежде чем смог остановиться. Глубоко вздохнув, он еще раз посмотрел на темнеющее небо. Собака на соседней улице все продолжала надрываться. Теперь ей вторила другая, что была гораздо дальше.
А с тобой такое часто бывает? спросил Прошка.
Первый раз.
Тебя, наверное, сглазил кто-то. Или кикимора наколдовала. Дед говорил, что они часто людей колдуют.
Кикимора? медленно сказал Стас. Кикимора могла. Кикимора она такая.
А кто она кикимора? спросил Прошка.
Кикимораэто злой дух дома, Стас говорил медленно, как будто задумался над чем-то. Маленькая женщина-невидимка. По ночам приходит к непослушным детям или просто пряжу путает.
А зачем?
Озорничает. Правда, кружева любит плести. А вот если кто услышит звуки прялкибыть беде. Вообще она очень не любит домашних животных, особенно кур. Но если захочет, может и хозяина из дому выжить.
А бабка говорила, что она жена домового.
Правильно говорила.
Но домовой ведь добрый. А она злая. Почему?
Домовой домовойэто дух предков. Он даже бывает похож на хозяина дома. А когда семья переезжает в новый дом, домового нужно суметь уговорить поехать вмести со всеми.
А Семка Оглоблин говорил, что домового можно вывести из яйца, снесенного петухом. Что его дядька даже сам выводил домового.
Ты видел когда-нибудь, как петух яйца несет? спросил Стас и посмотрел на Прошку.
Нет.
К тому же это яйцо нужно было шесть месяцев под мышкой носить, добавил Стас.
Врет, значит. Шесть месяцев не проносишь, раздавишь.
Иди спать. Поздно уже. Сейчас отец придет, надерет уши.
Прошка поднялся и застучал голыми пятками по ступеням. Стас еще раз посмотрел на небо. Оно уже сильно почернело и было изрядно усыпано яркими звездами.
Что же сегодня вечером произошло? Переходы во времени наверняка не могут оставаться без последствий для организма. Прошла всего неделя, и вот первый сигнал.
С раннего утра небо было затянуто тяжелыми грязными тучами. Они двигались медленно, как будто осторожно наползали на землю, пытаясь подмять под себя все, что на ней было. Частые порывы ветра, лишь только подняв с дороги пыль, тут же угасали, не решаясь устроить настоящую бурю.
Малышев уверял, что сто верст до Можайска верхом на лошади покажутся легкой развлекательной прогулкой. Стас поверил ему, хотя до этого дня ни разу в жизни не сидел в седле. И зря поверил. Четыре часа верхом Сейчас Стас чувствовал, что у него отваливается седалище.
Навстречу проехал одинокий всадник. На нем, как и на Малышеве и его ключнике, была чугаверхняя одежда для путешествий верхом на лошади. Узкий кафтан с рукавами до локтя с поясом, за который закладывался нож, а на груди перевязь с дорожной сумой. Все было украшено нашивками и кружевами.
День клонился к вечеру.
Пристань была в шести верстах выше Можайска. Еще издали Стас заприметил литовский торговый корабль, стоявший рядом с московскими плотами. Погрузка товаров подходила к концу. Проворные мужички заносили на корабль тюки с кожей, опечатанные восковыми пломбами. На пристани стояли Егор, купец-литвин и трое его помощников. Егор с купцом о чем-то спорили, оживленно размахивая руками. Трое помощников купца изредка качали головами, очевидно, подтверждая слова своего хозяина. Увидев Малышева, Егор махнул на купца рукой и широкими шагами направился к хозяину. Стас и Малышев спешились. Стас принял поводья второй лошади.
Фрол Емельянович, крикнул Егор еще издали. Все как ты и думал. Не хочет платить литвин. Говорит, в Москве ему другие товары показывали.
А те, что на корабль погрузили, дешевле стоят. И воск плохой, и кожа старая.
Так зачем же он грузил, если товары не те? спросил Стас.
Да те товары, и он не дурак, ответил Егор. Я слышал про него. Он всегда так цену сбивает. Товары на корабль капитан грузит, а он или с немочью на лавке валяется или уедет куды-нито. А появляется, когда уже погрузка заканчивается. Зайдет в трюм, проверит товар и начинает орать, что его обманули, качество не то, так что цену сбавляй. А нет, так он тебя мошенником назовет. И с тобой никто дело иметь не будет.
Ну так скажи ему, что я
Малышев недоговорил. Купец, сошедший с пристани следом за Егором, поднялся по лестнице на невысокий холм и, подойдя к Малышеву, остановился, заложив руки за спину.