Чего сидишь-то? спросил Малышев, наливая в стакан брагу. Ешь. Я-то ужо не буду. Мы уж спать ложились.
Стас залпом осушил кубок, утер губы тыльной стороной ладони, пододвинул к себе жаровню, и, зацепив деревянной лопаткой, лежавшей в ней, большой кусок жареного карпа, положил в свою миску.
В Москву-то зачем пришел? Своих ищешь или дело какое?
Нет у меня никого в Москве, ответил Стас, пережевывая рыбу, и покачал головой. И дела никакого нет. Слышал много про Москву, а ни разу не был. А тут так получилось, рядом оказался. Дай, думаю, зайду, хоть глазком взгляну. Может, повезет, государя увижу.
А что получилось-то? как бы между прочим спросил Малышев.
Стас молча протянул руку к крынке с брагой и налил себе полстакана. Малышев не стал настаивать на ответе.
Стекла у тебя для глаз из Венеции? Бывал там, что ли?
Нет. Не довелось. Подарок, быстро сориентировался Стас. За службу.
У кого же раньше служил?
Стас выпил брагу, поставил стакан на стол и посмотрел на Малышева.
Прости, Фрол Емельянович, но не спрашивай, пожалуйста. Если можешьповерь слову. Не беглый, не вор. Так что беды не жди. Пришел издалека.
Накормилспасибо тебе. Если переночевать оставишь, соломки бросишьеще раз спасибо. А боле не спрашивай. Мог бы, сам все рассказал.
Ну не спрашивай так не спрашивай. Счету, письму обучен? вдруг спросил Малышев.
Обучен, не понимая смысла заданного вопроса, ответил Стас, и, не показав удивления, продолжил ужин.
Ему вдруг почудилось, что Малышев что-то задумал. И задумал не сию минуту.
Эта мысль его давно беспокоила.
Как, к примеру, считать стал бы, если б много товару было? спросил Малышев.
Как и все, ответил Стас и отодвинул миску. Десятками. Если много, то по сорока, совсем много по девяносто. Али уж по тыщи.
А немец, например, как считал бы али швед?
Эти сотнями считают. А к чему ты спросил?
Так. Мыслишка появилась, уклончиво ответил Малышев. Я гляжу, ты поел Спать на сеновале будешь, вон Семен проводит. А поутру уходить не спеши. Иван, скажи Игнашке, поутру пусть не запрягает, на мельницу позже поедем.
Иван кивнул головой, не спеша поднялся с приступка и вышел из избы.
Спасибо, хозяин, за хлеб-соль.
Стас встал из-за стола и трижды перекрестился на образа.
Семен, проводишь Станислава, покажешь, сказал Малышев, сделав ударение в имени на «и».
У-гу, сказал Семен и так же, как Иван, не спеша поднялся с приступка.
Пошли.
На улице было темно, белые точки звезд, словно россыпь пшена выступили на небе. Воздух был прохладен и свеж, сверчки пели свою песню. Семен проводил гостя на сеновал и показал, где тот будет спать. Стас поблагодарил его и забрался по приставной лестнице на сушилы. Наверху головокружительно пахло свежим сеном. Оно было настолько мягким, что когда Стас лег на спину и раскинул руки, единственное, о чем он успел подумать, это: «Господи, как же я сегодня устал». Через секунду Стас провалился в глубокий и спокойный сон. Этой ночью ему ничего не приснилось.
Утром Стас проснулся от того, что кто-то тормошил его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой белобрысого голубоглазого мальчика лет двенадцати.
Стас смотрел на него, неподвижно лежа на спине, раскинув руки в разные стороны. Вокруг, как и вчера, волшебно пахло свежим сеном.
Тебя зовут Станислав? спросил мальчик, так же, как и отец, делая ударение на букве «и».
Точно, ответил Стас и, подняв брови, чуть улыбнулся. А тебя Прошка?
Да-а улыбнулся мальчик. А откуда ты знаешь?
Я все знаю, сказал Стас и сел, чуть подтянув к себе ноги.
Вчера, когда он выходил из избы, Малышев сказал жене, чтобы Прошка утром оставался дома, иначе он его выпорет. Несложно было догадаться, что Прошка это сын.
Это тебе, сказал Прошка, достав из-за спины крынку с молоком и большой кусок черного хлеба. Отец сказал, чтобы, когда ты поешь, я проводил тебя на пристань.
Зачем? спросил Стас и откусил от куска хлеба.
Прошка пожал плечами.
Не знаю. Сказал отнести поесть и отвести.
У вас возле пристани амбары? Стас припал к крынке и сделал несколько глотков.
Да.
А ты отцу не помогаешь?
Помогаю иногда. Когда он просит.
А сам что же? Не догадываешься.
Когда не просит, можно леща получить.
Тоже верно, согласился Стас и снова припал к крынке.
А у тебя правда стекла есть, чтобы лучше видеть? спросил Прошка.
Откуда знаешь?
Семен рассказывал, когда рыбу удили, что вчера видел у тебя эти стекла.
Так ты уже и на рыбалку сходил? удивился Стас. Когда же успел?
На зорьке, улыбнулся мальчик.
На зорьке? Молодец. А я вот никак не могу себя заставить рано вставать.
Семен поможет, с легкой обидой сказал Прошка. Водицей из черпака.
Ну ты стекла-то покажешь?
Стас достал очки и протянул их мальчику.
На. Только осторожно, не сломай. Мне без них туго будет.
Прошка заулыбался и, повертев очки в руках, нацепил их себе на нос. Стас посмотрел на него и тоже улыбнулся.
Чего же тут лучше Вообще ничего не видать, разочарованно сказал Прошка и снял очки. А говорили, стоят дюже дорого
Лучше видно тем, у кого зрение плохое. А у тебя оно хорошее. Так что тебе эти стекла не нужны.
Так если с хорошим не видать, с плохим и подавно
Давай меняться. Стас сделал большой глоток и допил молоко. Я тебе крынку, а ты мне мои стеклышки.
Прошка протянул Стасу очки и забрал крынку.
Пошли, отец ждет.
Мальчуган ловко спустился с сеновала и выбежал во двор. Стас спускался не спеша, всякий раз с трудом нащупывая ступень круто поставленной лестницы.
Когда он вышел из-под навеса, солнце ослепило его. Прикрываясь рукой, Егоров неторопливо прошел через двор. Кроме конюха, того самого, что вчера с трудом удержал в руках крынку, вилы и березовый кол, во дворе никого не было. Игнашка стоял возле лошади, затягивая хомут. Стас неспешно прошел мимо телеги, похлопал по крупу лошади и остановился. Конюх недоверчиво посмотрел на вчерашнего ночного гостя, подтянул хомут. Только сейчас Стас смог разглядеть его лучше.
Игнат был невысоким щуплым молодцом лет двадцати пяти, может, чуть меньше.
Одет был в темно-коричневые штаны, серую рубаху, скудно расшитую у ворота красными узорами, на ногах лапти, на голове шапка.
Тебя Игнат зовут? спросил Стас.
Игнат, все еще недоверчиво ответил конюх. А ты Станислав?
Станислав. На мельницу собираешься?
А ты откуда знаешь? больше испугался, нежели удивился Игнат.
Я все знаю, Стас постарался сделать многозначительное лицо. Поначалу утром собирались, но потом Фрол Емельянович передумал.
Игнашка растерялся пуще прежнего и, силясь понять, откуда странный гость мог знать, куда хозяин собирался ехать и когда, смотрел на Стаса, чуть приоткрыв рот, тем более что тот встал, когда петухи уже часов пять как пропели.
Из дома выбежал Прошка, подбежал к Стасу и дернул его за рукав.
Пошли. А то батя ругаться будет.
Стас пошел к калитке следом за сыном купца, а Игнат все стоял и смотрел ему вслед.
Город жил обычной жизнью. По улицам ездили груженые и пустые подводы, горожане спешили по своим делам, лавочники торговали, ремесленники работали.
От вчерашнего веселья не осталось и следа. Навстречу Егорову шли те же люди, что и вчера, только одетые менее нарядно. На женщинах были поневы, на мужчинах зипуныузкое и короткое платье, иногда до колен. У бедных из сермяги, у богатыхиз легкой материи наподобие шелка. Чаще белого цвета, с пуговицами. Знатные горожане носили кафтаны. Они достигали икры, чтобы выставить напоказ шитые золотом сапоги и пуговицы числом от 12 до
30. Пояса были украшены камнями, золотом и серебром, серебряными бляхами.
Пояса были шелковые, бархатные, кожаные. На поясах у них висели капторги или застежни, тузлуки и кошелькалита. Мужчины любили подпоясываться под брюхо, отчего живот казался отвислым. На головах женщины носили волосники и подбурсники, походившие на скуфью из шелковой материи, с ушками или оторочками по краям, унизывались жемчугом и камнями. А вот еще одна горожанка с кикой. Кика или кичкашапка с возвышенной плоскостью на лбу, разукрашенная золотом, жемчугом, камнями, иногда делалась из серебряного листа, подбитого материей.
Головной убор на Руси играл большую роль в жизни женщины. Он был символом брачной жизни и обязательной частью приданого. Считалось стыдом и грехом выставлять волосы напоказ.
Что-то тихо сегодня на улице, сказал Стас. А вчера праздник прямо через край лил.
Да ты что? усмехнулся Прошка. Вчера же коронация царя Федора Иоанновича была. А еще говорил, что все знаешь
Вот оно что протянул Стас, посмотрев поверх крыш домов, и тихо пробормотал себе под нос:Коронация Федора а это значит Это значит тридцать первое мая тысяча пятьсот восемьдесят четвертого года.
Прошка с удивлением смотрел, как Стас задумался над вчерашним днем, но сказать что-нибудь не решался.
Это значит, что Бруно сейчас в Англии, продолжал бормотать Стас.
А кто такой Бруно? спросил Прошка.
Бруно?.. Стас перевел взгляд на мальчика. Бруноэто очень умный человек и великий ученый.
Он тоже все знает?
Он? Он знает в сто раз больше, чем все.
«Он знает главное, подумал Стас. Он знает, как мне вернуться».
Через десять минут они уже спускались к реке, к тому самому месту, где вчера Стас смотрел кулачный бой. Навстречу поднимались две повозки, груженые тюками с пенькой. «Странно, подумал Стас. Чтобы добраться от реки до дома Малышева, вчера понадобилось несколько часов. А сегодня десять минут очевидно, вчера я шел кругами».
Сдав Стаса отцу с рук на руки, Прошка тут же убежал. Перво-наперво Малышев провел Станислава по своим владениям, все показал и рассказал. Познакомил со своей правой рукой, Егором. Он у купца и за ключника был, и за приказчика, мог в лавке встать, и со своими и иноземными купцами торг держать. Стас начал догадываться о затее Малышева. Ну что же, это был совсем неплохой вариант. До Англии далеко и пешком туда не дойдешь.
Ну как тебе размах? не без гордости спросил Малышев.
Впечатляет, искренне признался Стас.
Опричнина меня подразорила сильно. Думал, на ноги уже никогда не поднимусь.
Ан нет, выжил. И дело не развалилось. А сейчас, после коронации, все должно быть совсем хорошо.
Да, сказал Стас и добавил чуть тише. Годунов наведет свои порядки.
И казну проверит.
От услышанного Малышев округлил глаза и чуть приоткрыл рот, но тут же взял себя в руки и через несколько секунд выглядел как ни в чем не бывало.
Стас заметил это и пожалел, что сболтнул лишнее. У дыбы адвокатов не бывает.
Не хочешь в Москве пожить? спросил Малышев, глядя Станиславу прямо в глаза. У меня поработать?
Стас с облегчением подумал, что Малышев или не расслышал сказанного, или не понял до конца, и решил изобразить удивление.
Вот тебе бабушка и Юрьев день как-то неожиданно все, Фрол Емельянович.
Платить хорошо буду. Скажем, три деньги в день.
Ремесленник получает в день две, а поденщикполторы, сказал Стас, как бы соглашаясь, что плата высока.
Так соглашайся, улыбнулся Малышев и чуть развел руками. Жить у меня в доме будешь.
А почему я? спросил Стас. Ты же не знаешь, ни кто я, ни откуда пришел.
Я так думаю, что худого за тобой на свете нет. Да и резоны у меня свои.
Был у меня помощник, Степан. Его кто-то ножом на мельнице пырнул. Егор головастый мужик, но он дела ведет, в разъездах часто бывает. А мне помощник нужен. Чтобы я ему доверял. Ну и он чтобы неглупый был. А ты, по всему видать, и в науках ведаешь, и в торговых делах понимаешь.
Это оттого, что я тебе кошель вернул, ты мне поверил? чуть улыбнулся Стас.
Хорошего человека по глазам видно, сказал Малышев. Но смотри, я неволить не стану. Не хошь, так что ж. Силком держатьсмысла нет.
Да нет. Я, конечно, согласен, сказал Стас чуть дрогнувшим голосом.
Спасибо тебе за честь великую, за доверие. Неожиданно только как-то все. Вчера вечером познакомились, а сегодня утром ты мне ключи от амбаров предлагаешь. Да и не торговал я раньше, показалось тебе.
Эта наука мудреная, когда научить некому, сказал Фрол Емельянович.
А коли для себя учить стану, так и того пуще поймешь.
Напомнив Егору, чтобы он не тянул с погрузкой войлока, Фрол Емельянович и Стас пошли домой. По дороге купец все похвалялся, в каком городе у него сколько лавок, где он что покупает, дабы дешево было, и куда везет товар, дабы продать с большей выгодой. Стас слушал с вниманием. Чтобы выжить, ему нужно было немедленно менять специальность.
Кроме Варвары Егоровны, дома никого не было. Она суетилась по хозяйству у коровника и лишь бросила короткий взгляд на мужа. Фрол Емельянович со Стасом вошли в избу. Малышев показал новому ключнику на лавку, а сам достал с полки небольшой деревянный ларец. Он поставил его перед Стасом на стол, покрытый полотняным куском, и откинул крышку.
Начнем с главного, с денег. Фрол Емельянович высыпал из ларца на стол пригоршню разных монет и начал про них рассказывать. Серебряные монеты бывают разные, но у нас в ходу в основном четырех видов: московские, псковские, тверские и новгородские. Про московские знаешь, это та, что ты взял из кошеля. Она называется деньга. Вот видишь, у нее на одной стороне роза.
Это старая монета. Тапериче вместо розы чеканят всадника на коне. Шесть денегалтын, двадцатьгривна, стополтина, двестирубль. Полтина равна одному венгерскому золотому дукату. Сейчас чеканят еще и такие монеты, Малышев показал монетку Стасу. Буква с обеих сторон. Четыреста таких монет равны рублю. Вот эта монета
Тверская, сказал Стас, собираясь подтвердить догадку Малышева, что он кое-что знает. По цене равна московской.
А вот эта? Малышев показал монетку с бычьей головой в венце.
Это псковская. У них еще медная монета есть, зовется пул.
А цена у пула какова?
Шестьдесят пуловодна московская деньга.
А вот это что за монета?
Это новгородская деньга.
Это с чего же она новгородская?
С одной стороны изображение государя на троне, а с другойнадпись.
Стоит она вдвое дороже московской.
Правильно, улыбнулся Малышев. А что еще чеканят в Новгороде?
Гривну. Новгородская гривна стоит четырнадцать денег, а рубльдвадцать две деньги.
Ну вот, улыбнулся Малышев. Самое главное ты знаешь. А теперь про саму торговлю. Москва-река судоходной становится только за шесть верст выше Можайска. Там товары грузят на плоты и везут в Москву. Ниже по реке к городу корабли подходят ближе.
В основу торгов положен новгородский вес. Стремись купить дешевле, а продать дороже. Это основа прибыльной торговли. Но иногда можно и с убытком дело сделать, если барыш в будущем видишь. Я торгую почти всем: воск, серебряные слитки, медь, сукно, шелковые материидороги, киндяки, тафта, объяр, изорбек, золотые нитки, мед, пенька, лес, веревка, седла, уздечки, ножи, топоры, войлок, кожа. И нашим купцам продаю, и иноземцам. В Турцию везу кожу, меха, моржовый клык, в Германиюмеха и воск.
Мех меху рознь. У зрелого соболя шерсть черная, длинная и густая. Если соболя били в свою пору, то его мех дороже стоит. Да это с любым мехом так. Лучше, когда мех с Печоры, нежели с Двины или, например, Устюга.
Куньи меха везут из Швеции, беличьи шкуркиобычно из Сибири. Бывает, с Устюга, Вологды, Перми. Соболья шкурка стоит сорок-сорок пять венгерских золотых дукатов. Кунья шкуркатри-четыре деньги. Лисья шкурка, которая черной лисицы, стоит десять золотых, а очень хорошаяпятнадцать. Белка стоит одну-две деньги. Когда шкурку покупаешьрот не разевай. Если зверя не в ту пору били, то волоски из хвоста и головы легко вырвать можно.
Обычно плохую шкурку как только обдерут, тотчас наизнанку выворачивают.
Чтобы, значит, мех не вытерся.
Налог государю платим с каждого рубля семь денег. А с воска еще и с каждого пуда четыре деньги. Деньги под процент дают обычно на сто двадцать. Поэтому брать лучше в храме. Там дают из расчета десятины. Да это тебе пока что ни к чему. Ну как, понятно рассказал? Может, спросить чего хочешь?
Понятно, Фрол Емельянович, ответил Стас. А спросить так я потом, по делу спрошу.
Это и правильно. Остальное со временем поймешь. Ежели чегоспрашивай, не бойся. Не меня, так Егора. Он мужик незлобный. На ласковое слово только скупой. А сейчас поедешь с Игнашкой на мельницу и заберешь двадцать мешков муки. Игнат!