За разговором незаметно дошли до лагеря. Фёдор поправил шапку, вдохнул, выдохнул.
Ну, главное теперьне заржать раньше времени.
Понял, кивнул Эркин.
За ними следили. Во всяком случае, чем ближе они подходили, тем ощутимее для Эркина становились чьи-то взгляды, И он бережно, будто стеклянную, переложил сумку из руки в руку.
Калитка открылась, когда до неё было ещё шагов десять, а по ту сторону в шаге от неё курило несколько мужчин. А рядом с солдатом, но чуть сбоку стояли ещё двое.
Полный патруль, пробормотал Фёдор.
Эркин старательно сделал невозмутимое лицо, достал пропуск и вошёл в калитку. Часовой скользнул взглядом по пропуску, по нему, по сумке и кивнул.
Проходи.
Следом вошёл Фёдор.
Чёрт, неужто сорвалось, совсем тихо выдохнул он.
Эркин хотел пожать плечамив глубине души он был очень рад, что всё срывается. Это Фёдору развлечение, цирк, как твердит всё время, а ему посмеяться над надзирателем, конечно, хорошо, но вот потом
Мороз! резкий, не громкий, но начальственный окрик заставил его вздрогнуть и убрать руку с сумкой за спину. А ну, иди сюда. Иди-иди.
Комендант? Нет, командир охраны. Стоит на крыльце домика у ворот, как её, да, дежурки, И те двое солдат, что были у калитки, подошли сзади.
С богом, шепнул в спину Фёдор.
И ты тоже, Самохин, командир комендантского взвода насмешливо посмотрел на Фёдора.
А я тут при чём? очень искренне возмутился Фёдор.
Он не при чём, сразу сказал Эркин.
Сейчас разберёмся, лейтенант коротким властным жестом велел им подойти.
Эркин, а за ним Фёдор послушно направились к дежурке.
Всё, спеклись оба, догнал их чей-то насмешливо-сочувственный голос.
В дежурке было жарко и душно. И знакомо пахло надзирательской. Эркин привычно сдёрнул с головы шапку. Фёдор невольно сделал то же самое. Дверь лейтенант оставил открытой, видимо, чтобы сделать обыск, изъятие и изгнание наглядным для быстро собиравшейся снаружи необычно тихой толпы.
Мороз, ты правила знаешь?
Его тон был таким, что Эркин перешёл на английский.
Да, сэр.
Тогда выкладывай.
Что, сэр.
То, что принёс. Вот сюда, на стол.
Да, сэр.
Эркин подошёл к столу и стал выкладывать из сумки банки, пакеты, коробочки, пакет с посудой, пакет со свечами Выкладывал и мрачнел. Словам Фёдора, что отбирают только выпивку, он с самого начала не поверил. Вот оно так и выходит. И деньги такие псу под хвост, ну, это ладно, но поминки-то поминать же надо. Они да к чёрту! Они с Женей воды в кружки нальют. И так посидят. Визу отобрать не должны, не за что. Лишь бы в самом деле не посчитали, что он это в насмешку над комендатурой сделал. Тут тогда любая подлянка может быть. Выложив всё, он показал пустую сумку и положил её на стол рядом с банками. Ну, а теперь что?
Было тихо, очень тихо. Лейтенант и солдаты недоумённо разглядывали пёструю груду на столе. Лейтенант взял одну из банок, повертел, разбирая надписи на этикетке.
Это что же такое? спросил один из солдат.
Сок, сэр, ответил Эркин и уточнил:Ананасовый.
И зачем ты всё это накупил? спросил лейтенант.
На поминки, сэр, ответил Эркин, перемешивая английские и русские слова.
Я т-тебе сейчас покажу поминки, лейтенант обиженно засопел и бросил банку к остальным с такой злобой, что Фёдор, наслаждавшийся зрелищем, встревожился: не перебор ли при таком раскладе получается.
Не покупал он спиртного, решил он поправить положение.
Дойдёт и до тебя очередь, пообещал ему лейтенант, подходя к Эркину. А ну, расстёгивай куртку.
Эркин привычно повиновался и даже, не дожидаясь команды, положил руки за голову. Обыскивали его умело, явно зная все те места, о которых ему вчера вечером рассказывали. Охлопали, ощупали так, как и в распределителях никогда не смотрели. Даже в голенищах пошарили. В Мышеловке тогда так не было.
Так, теперь ты.
Столь же тщательно обыскали и Фёдора. И с тем же результатом.
Говорите, черти, где бутылку спрятали. Найду, хуже будет.
Эркин молчал, и лицо его приняло выражение тупого рабского упрямства. Он за свою жизнь столько раз слышал: "Говори сам признайся хуже будет", что на него это никак не действовало. Он просто молчал.
Что здесь происходит?
В дежурку вошли комендант и особист, и стало совсем тесно.
Вот, задержал, вытянулся лейтенант. Пронос спиртного.
И где оно? спокойно спросил Олег Михайлович.
Так
Комендант переглянулся с особистом и повернулся к Эркину.
Спиртное покупал? Ты руки-то опусти.
Эркин опустил руки.
Нет, сэр.
А куда ты столько сладкого накупил? И соков? спросил особист.
Спросил так, что Эркин ответил по-русски.
На поминки. Сегодня девять дней, как брата убили. Я знаю, что положено поминать.
Та-ак, протянул комендант. А как поминать надо, ты знаешь?
Да. Мне мне говорили, Эркину уже казалось, что всё обойдётся. Я и купил, что положено, что брат любил.
Что-что? весело удивился Олег Михайлович.
Ну, мне сказали, что надо поминать тем, что покойный любил. А он у Эркина вдруг перехватило горло, но он справился с мгновенной судорогой и продолжил:Он сладкое любил. И всё хотел ананасного сока попробовать. А спиртного он не любил. Я и не стал покупать.
Было по-прежнему очень тихо.
Понятно, кивнул комендант. Забирай своё добро и иди. А то твои сейчас на таран пойдут.
Эркин как-то плохо понял его последнюю фразу, но насчёт своего добра это до него сразу дошло. Он подошёл к столу и стал складывать в сумку банки, пакеты и коробочки.
Всё собрал? спросил комендант. Давай, Мороз, ещё на обед поспеешь. Самохин, цирк закончен, понятно?
Как не понять, ухмыльнулся Фёдор.
Так, следующее действие, как особист с комендантом будут лейтенанта, командирчика задрипанного, утюжить и уму-разуму учить, посмотреть не удастся, но и виденного надолго для рассказов хватит.
Эркин уже был у дверей, и Фёдор последовал за ним. Он, правда, успел поймать краем глаза удручённое лицо лейтенанта и свирепо выпяченную губу коменданта и довольно ухмыльнулся. Оба солдата вышли следом, плотно закрыв за собой дверь..
У крыльца было не протолкнуться. Эркин с ходу попал в объятия Жени.
Господи, Эркин!
Он с ужасом увидел, что она плачет, но на него уже налетели Даша и Маша, прыгала, вцепившись в его руку, и упоённо визжала Алиса, что-то кричал Фёдор, ржали и орали какие-то люди Эркин очнулся уже на подходе к женскому бараку. Женя отобрала у него сумку.
Мы уже поели, беги, Эркин, поешь, пока столовую не закрыли.
Да, ты иди, поешь, закивали Даша и Маша.
Он оторвался от Жени, от её мокрого улыбающегося лица и побежал к себе в барак за обеденным талоном, а потом в столовую.
Митревна на раздаче, бурча про шляющихся невесть где, дала ему поднос с обедом, и он торопливо, не разбирая вкуса, не съел, а заглотал содержимое тарелок. И как ни торопился, а доедал уже в полном одиночестве. Фёдор на обед не пришёл.
Выйдя из столовой, Эркин вытер рукавом лоб и огляделся. Возле дежурки уже никого, а из-за бани доносятся мужские голоса и смачное ржание. Фёдор рассказываетпонял Эркин и улыбнулся. Ну, этого надолго хватит. А у камеры хранения людно. Ну да, кто завтра уезжает, им надо сегодня всё собрать. К нему подошла одна из сестёр, и Эркин улыбнулся ей.
Я Даша, ответно улыбнулась она. Мы завтра уезжаем, знаешь?
Эркин кивнул.
Когда? Ну, завтра во сколько?
Автобус, сказали, будет в семь сорок.
Чего так рано? удивился Эркин.
Сказали, он несколько лагерей объезжает и уже потом в Центральный.
Эркин с сомнением покачал головой.
От нас и так столько едет это что же за автобус?
Даша пожала плечами.
Не знаю. Словом, завтра нас в семь чаем напоят и сухим пайком на дорогу что-то дадут. А вещи все сегодня надо собрать.
Эркин понимающе кивнул.
На крыльцо женского барака вышла Женя, и Эркин сразу пошёл к ней. Она сбежала по ступенькам.
Ну, всё в порядке? Поел?
Да. Женя я купил всё.
Да, ты молодец, Эркин, Женя поправила ему воротник рубашки, застегнула на нём куртку. Тебя продует. Алиса поспит немного, и сядем, хорошо? Эркин кивнул. Посидим до ужина. Алиса молоко пропустит, это, я думаю, ничего.
Эркин кивал, не отводя глаз от Жени. То, что он может вот так, на улице, при всех, смотреть на неё, говорить с ней, оставалось чудом. А чудесам он не верил. И тут же вспомнил об увиденном перед уходом.
Женя, а этот особист? Ему что-то нужно?
Женя улыбнулась.
Ой, Эркин, я чуть не забыла. Меня пригласили печатать. Понимаешь, он слышал, как я читала, ну, списки, и в анкете у меня указано, а у них сейчас много работы. Завтра же новая группа приедет. Ну, вот я и печатала. Почти до обеда. Очень удачно получилось.
Тебе заплатили? осторожно спросил Эркин.
Это неважно, деньги у нас есть, отмахнулась Женя. А вот я же очень давно на русской машинке, ну, с русским шрифтом не работала, а тут бесплатная тренировка. И он сказал, что если понадобится, то ещё позовут. А это значит, что как мы на место приедем, то мне никакая переподготовка не понадобится, и я сразу работать пойду.
Понятно, кивнул Эркин. Значит, всё хорошо?
Да, твёрдо ответила Женя. Всё хорошо. Идём, Эркин.
Они вошли в женский барак и по коридоручто-то он как короче стал, удивился про себя Эркинпрошли к их комнате. Женя осторожно приоткрыла дверь и обернулась с улыбкой.
Спит.
Эркин кивнул и вошёл следом за Женей. Алиса спала, разметавшись на кровати. Женя с улыбкой кивком показала ему на неё.
Всё утро только тебя вспоминала, шёпотом сказала Женя. Подавай ей Эрика, и всё тут.
Эркин с улыбкой кивнул, снял куртку, повесил её на вешалку у двери поверх пальто Жени и огляделся в поисках работы. Но основную работупереставить тумбочки так, чтобы между кроватями получилось подобие столауже сделали. И даже накрыли тумбочки большой салфеткой. Эркин сел на кровать у двери, чтобы не мешать девочкам и Жене, разбиравшим сумку.
И посуду купил?! радостно удивилась Женя. Какой же ты молодец, Эркин!
Она вскрыла пакет и стала выкладывать стаканчики, тарелочки и тарелки. Розовые, блестящие, с яркими картинкамифрукты и зверюшкиони привели девочек в полный восторг.
Как-кая прелесть! выдохнула Маша. Жень, а из чего они? Лёгкие такие.
Женя повертела пакет, разбирая надписи.
Прессованный картон с пропиткой. Они только для холодного. Это набор для детского пикник-коктейля. Вот, даже соломинки, она достала из пакета ещё маленький пакетик с разноцветными трубочками-соломкой. Ну, это, я думаю, ни к чему, пусть полежит.
Женя, банки сейчас открывать?
Нет, откроем, когда сядем. А печенье из пакетов выкладывайте, распоряжалась Женя. Ой, и свечи Вот это ты правильно.
Нарядные какие, вздохнула Даша, разглядывая белые в ярких цветных колечках витые свечи.
Женя опять стала изучать надписи уже на пакете со свечами.
Зато они горят долго. Так, Женя поглядела на часы. Бужу Алиску, и, встретившись взглядом с Эркином, кивнула с улыбкой.
Эркин встал и подошёл к Алисе, наклонился над ней.
Алиса, он уже не раз видел, как Женя это делает, и теперь, подражая ей, погладил Алису по голове, осторожно слегка отодвинул одеяло.
М-м-м, замычала, ворочаясь, Алиса и вдруг открыла глаза. Э-эрик, просияла она широченной улыбкой. Это ты, да?
Я, улыбаясь, кивнул Эркин.
Алиса вскинула руки и сцепила их на шее Эркина.
Подними меня.
А сама ты уже и встать не можешь? засмеялась, подходя к ним, Женя.
Но Эркин уже выпрямлялся, поднимая Алису так, что она смогла встать на кровати во весь рост.
Во! обрадовалась Алиса. А мы одинаковые! Я тоже большая. Вот.
Тогда быстренько умываться.
Ну-у, неопределённо протянула Алиса и тут увидела накрытый стол. Ой, а это чего?
Не чего, а что, строго сказала Женя. И неумытым этого не дают.
Ладно, вздохнула Алиса, отпуская шею Эркина.
Она села на кровати. Недовольно посапывая, нашарила ногами тапочки и, наконец, встала. Растрёпанная, румяная со сна, в розовой пижамке.
Мам, я так схожу, а платье потом одену.
Нет, твёрдо сказала Женя. В пижаме не гуляют. И не одену, а надену, говори правильно.
Она помогла Алисе переодеться и отправила её умываться.
Не маленькая.
Когда Алиса, вооружённая полотенцем и мыльницей, отправилась на штурм уборной и умывальника, Женя быстро убрала и застелила её кровать.
Ну вот, Эркин присаживайся к столу. Где это Алиска запропастилась? То её не загонишь к умывальнику, то не вытащишь.
Женя сорвалась с места и выбежала из комнаты. Даша и Маша оглядели получившийся стол и сели рядышком на кровать Даши. Эркин сел напротив, вернувшаяся Женя рядом с ним. Алиса захотела "к Эрику" и втиснулась между ними, но тут же передумала и пересела к Даше и Маше.
Алиса, угомонись, строго сказала Женя и мягче. Зажигай свечу, Эркин. Он брат твой, ты самый близкий ему.
Эркин кивнул и достал зажигалку. Женя взяла банку клубничного сока.
Да, Эркин, он какой больше всего любил?
Он ананасного хотел попробовать, глухо ответил Эркин.
Вот её открой и налей ему. И печенье ему положи. А мы все клубничного пока. Девочки, печенья такого каждому положите.
Было совсем светло, и огонёк свечи казался тусклым. Большая тарелка, на ней стаканчик, тарелочка с печеньем и зажжённая свеча. И перед каждым маленькая тарелочка и стаканчик.
Женя разлила сок. Каждому понемногу и чуть-чуть ещё осталось. Девочки разложили печенье. Каждому всякого по штуке. Даже Алиса притихла и не тянулась схватить сразу, а как все чинно взяла свой стаканчик.
Говори, Эркин, тихо сказала Даша.
Я не знаю, что положено говорить, тихо и горько ответил Эркин.
Тогда я, тряхнула косичками Маша. Помянем Андрея, пусть земля ему пухом будет, оглядела всех потемневшими блестящими глазами. Пейте.
Эркин глотнул сладкого душистого сока, взял круглое, облитое шоколадом печенье. Земля пухом будет, так? Да, так.
Расскажи о нём, Эркин, попросила Даша.
Эркин кивнул.
Он он весёлый был. И смелый. Ему всё нипочём было, у Эркина перехватило горло, но он справился с собой. Девочки глядят на него и ждут. Онбрат, ему и говорить. Мы когда на заработки летом ездили, так он в имении первый раз верхом сел, а когда из Бифпита в имение лошадей перегоняли, ну, уже после всего, он хорошо держался, совсем хорошо сидел.
Он весёлый, тихо сказала Даша. Шутил всё.
Они сидели и не спеша пили соки, ели печенье и конфеты. И говорили. Эркин рассказывал о ковбойской олимпиаде, как Андрей первое место на ножах взял, остальные и близко не были.
Да, кивнула Маша, он всё обещал принести пояс показать. Призовой. А теперь теперь уж всё, она всхлипнула.
Алиса молча сидела и слушала. И не просила, и не хватала ничего. Пила, что ей наливали в стаканчик, и ела, что на тарелку положат.
Заглянула в дверь какая-то женщина.
Жень, ты моего на молоко не захватишь? Ой, извините, у вас тут
Ничего-ничего, Женя встала, и Маша быстро подала ей с окна чистый стаканчик.
Женя налила немного сока из какой-то банки, взяла тарелку с печеньем и подала женщине.
Возьми, Муся. Поминаем деверя моего.
А-а, Муся сделала вид, что только-только узнала об этом, взяла печенье и стаканчик. Ну, пусть земля ему пухом будет. И память ему светлая, и осторожно пригубила тёмно-красную жидкость, удивлённо посмотрела на Женю, на остальных и выпила.
Когда дверь за ней закрылась, Маша фыркнула.
Она-то думала, что вино.
Смешно, улыбнулся Эркин.
Затрещал фитиль у свечи.
Это он, тихо и очень убеждённо сказала Даша. Он слышит нас.
И все замолчали, глядя на свечу, но она опять горела ровно и тихо.
Светлая тебе память, Андрей, сказал наконец Эркин и залпом выпил свой стаканчик.
И снова разговор всё о нём же, об Андрее. Эркин и не думал, что Андрей так часто бывал у девочек. Приходил вечером, приносил сладости, конфеты, сушки, рассказывал всякие истории.
Он и пел хорошо, улыбнулся Эркин. И песен много знал.
Маша и Даша одновременно покачали головами.
Мы боялись шуметь. Спой, Эркин, сказала Маша.
Эркин кивнул, поймал тревожный взгляд Жени и улыбнулся ей.
Я тихо. Как раз от него слышал.
Эркин сам не ждал, что у него выскочит именно эта песня. Он вообще не думал петь.
Снегом белым вся земля укрыта,
Прошлое не думай, не вернуть.
Снова зазвучит в ночи сирена,
Мы уйдём в последний долгий путь.
Эркин пел, сдерживая голос, но было так тихо, что он понял: его слушают и там, за стенами. У девочек расширены глаза, Женя прижала пальцы к губам. Он вдруг подумал, что никогда не пел Жене, что мог бы и другое что выбрать, но песня, сцепленные намертво друг с другом слова, уже не отпускала его. И лицо Андрея, подсвеченное ночным костром.
Мы ушли в последний страшный путь.
И под белым снежным одеялом
Наконец мы сможем отдохнуть.
Не страшны нам вьюга и охрана,
Не догонит больше нас конвой.
Только ночью звёзды Хаархана
Засияют, встав над головой.
И только допев, Эркин как-то ощутил, что народу в комнате прибавилось, и увидел, что дверь открыта, а в проёме стоит комендант, а за его спиной толпятся люди. Эркина сразу обдало холодом, даже затылок заболел. Неужели Но комендант молча смотрел на них. Женя налила в стаканчик сока и протянула ему. Комендант кивнул и взял стаканчик.
Светлая ему память.
Выпил и ушёл. Не взяв ничего из еды. И даже не сказав, чтобы не забыли погасить свечу.
Свеча горела долго. Иногда в комнату заглядывали, и Женя наливала и угощала. Наконец, всё съели и выпили. Женя раздала печенье с тарелки Андрея.
За него.
Осталось одно, круглое в белой глазури. Маша кивком показала на него.
Птицам?
Да, кивнула Даша. Так всегда делают.
Эркин, Женя взяла стаканчик Андрея, погаси свечу.
Эркин наклонился и коротким выдохом задул пламя.
Надо на землю вылить и птицам раскрошить, сказала Маша.
Да, кивнула Женя. Но это на могиле надо. А здесь Сок выпьем. Каждый по глотку. За Андрея. И печенье так же.
Да, кивнул Эркин. Так будет хорошо.
И вот Женя и девочки всё убирают со стола, суетятся, бегают ополаскивать стаканчики. Заглянула какая-то женщина и робко спросила Женю, что если не нужно, то не даст ли она вон ту баночку, и Женя отдала ей банку с нарисованным ананасом.
Эркин опять сидел в углу у двери, и Алиса, необычно тихая и серьёзная, устроилась у него на коленях. Но когда желающие обзавестись банками пошли косяком, она не выдержала.
Мама, а коробочки?!
Твои, твои коробочки, отмахнулась Женя, снимая с тумбочек салфетку.
Эркин пересадил Алису на кровать и встал. Глядя, как он чуть ли не одной рукой поднимает тумбочки, расставляя их по местам, Маша рассмеялась.
А мы-то мучились, ворочали их.
Рассмеялась и Женя, и Эркин понял: поминки закончились. Как сказал ему вчера вечером Грег? Живой должен думать о живых. Так. И только так.
Убрав в комнате и расставив стаканчики сохнуть на подоконнике, они вышли из барака во двор. Уже темнело, и у столовой собиралась обычная толпа. Эркин глубоко, всей грудью вдохнул холодный вечерний воздух и выдохнул. Алиса висела у него на руке.
Женя, Эркин, как просыпаясь, оглядывал двор, разгорающиеся над дверями и в окнах бараков лампы. Ужинать пойдём?
Ой, ну, совсем не хочется, засмеялась Маша.
Алиска, хочешь есть? спросила Даша.
Не-а, замотала головой Алиса.
Ещё бы, столько сладкого, улыбнулась Женя и посмотрела на Эркина. А ты?
Эркин улыбнулся и покачал головой. Конечно, жаль пропадающего талона, но не ломать же компанию, а есть и в самом деле не хочется. Даже не так. Не хочется перебивать сладкий вкус во рту.
Они не спеша шли по лагерю. Алиса по-прежнему держалась за его руку. Когда на их пути попадалась лужа, она поджимала ноги, и он на весу переносил её. Было тихо и очень спокойно. Встречные, спешащие к столовой люди здоровались, с необидной улыбкой оглядывая Эркина. Ну, понятно, цирк, как говорит Фёдор, получился громкий, на весь лагерь.
Так дошли до ворот и повернули обратно. Даше и Маше завтра рано вставать. Собраться, то да сё.
Девочки, половину набора себе возьмёте, сказала Женя.
И Эркин, мгновенно сообразив, кивнул.
На память. Об Андрее.
И тогда Маша с Дашей согласились.
Они вернулись к женскому бараку. Как обычно, Эркин попрощался с ними уже привычным:
Спокойной ночи.
Спокойной ночи, Эркин.
Когда за Женей закрылась дверь, Эркин пошёл к себе. Он вдруг почувствовал, что устал. И как-то только сейчас подумалось, что песня про Хаархан и боком может выйти. Но Андрей мёртв, он уже и следователю в тюрьме, и парням в госпитале, и и кому-то ещё говорил, что Андрей лагерник. Ладно, спросятотвечу.
Эркин вошёл в свою комнату. Никого ещё нет, все на ужине. Он, не включая света, повесил куртку, разулся, смотал портянки и лёг поверх одеяла. Полежит немного
Сумерничаешь?
Эркин вздрогнул и зажмурился от ударившего по глазам света, сел на кровати. Грег? Да, Грег.
Нет, так прилёг.
Понятно, кивнул Грег, снимая и вешая шинель.
Говорил он по-английски, и Эркин вежливо отвечал на том же языке.
Помянул брата, значит?
Да, кивнул Эркин, чувствуя, что это только вступление.
Слушай, Грег остановился перед ним. Ты я слышал, пел про Хаархан Эркин молча кивнул. Ты ты откуда эту песню знаешь?
От брата, Эркин снизу вверх глядел на напряжённое и какое-то умоляющее лицо Грега. А что?
Он он что, был там?
В лагере? Эркин встал. Да, он лагерник, и повторил:А что?
Слушай у меня понимаешь, у меня брат младший там в лагере исчез, сгинул.
Что? потрясённо переспросил Эркин. Как это?
Так, Грег отвёл глаза, отвернулся даже. Дезертировал он и, дурак, сосунок, домой прибежал. Его и взяли на глазах у матери. У неё инфаркт, сердце разорвалось. И всё. Понимаешь?
А ты?
Я на фронте был. Помотали меня, конечно, все звания мимо, награды долой и в штрафняк. А там ладно, Грег сглотнул и повернулся к нему. Не обо мне речь. Может может, твой брат рассказывал Ник Торманс. Мы Тормозовы были, это в Империю Тормансами писаться стали, чтоб не цеплялись. Нет? Не слышал? Николай Тормозов.
Эркин медленно покачал головой и, невольно извиняясь, сказал:
Нет, не слышал. Про дезертиров брат говорил, что были такие, но имён не называл.
Стоя в дверях, Костя недоумевающе смотрел на них. Грег почувствовал этот взгляд, обернулся и тут же отошёл от Эркина, стал копаться в своей тумбочке.
Вы чего? спросил наконец Костя. Мороз, ты чего на ужин не пришёл?
Не хотелось, пожал плечами Эркин.
А, ну, поминки, понятно, кивнул Костя.
А раз понятно, чего спрашиваешь? прорычал Грег.
Эркин достал мыльницу, взял полотенце и грязные портянки и в сапогах на босу ногу пошёл в уборную. Там уже начиналась обычная вечерняя толкотня. Многие, кому, видно, завтра уезжать, стирали много. Сашку и Шурку вытолкали взашей, чтоб не мешали своим баловством. Эркин сумел пробиться к раковине, быстро, но без суеты выстирал портянки и ушёл, столкнувшись на выходе с подмигнувшим ему Фёдором.
В комнате Костя, разложив на кровати нехитрые пожитки, укладывал их в потрёпанный армейский мешок.
Ты едешь? удивился Эркин, развешивая портянки на сушке.
Ага, весело ответил Костя. В Центральный со всех лагерей съезжаются, может, и найду кого из своих. Запросы-то я отправил, ответы меня и там найдут.
И много у тебя своих уцелело? спросил Анатолий.
Ну, Костя помрачнел. Ну, про мать я знаю, что умерла, про отца тоже. Сестру я в распределителе потерял, она, может, и уцелела, братьев, нас четверо было, и она одна, ну, их тоже по распределителям Большие уже, так что имя с фамилией все должны помнить, Костя тряхнул головой. Может, кто и уцелел. Ну, и дядья там, тётки У нас большая семья была.
Анатолий собрал свой мешок, поставил его на пол под кровать, разделся и лёг. И уже из-под одеяла сказал:
А моих всех Из всего рода я последний.
И что? Костя затянул узел на мешке и запихал его тоже под кровать.
А ничего, ответил Анатолий. Любой род с кого-то одного начинается.
Грег лежал неподвижно, укрывшись с головой одеялом. Роман, недовольно сопя, закончил возиться в своей тумбочке и стал раздеваться. Эркин быстро разделся, развесив, как всегда, рубашку и джинсы на спинке кровати, и лёг. Вошёл Фёдор, на ходу вытирая лицо полотенцем.
Ну как, Мороз, нормально посидели?
Да, сразу ответил Эркин. Спасибо за помощь.
Тебе спасибо, ухмыльнулся Фёдор. Ну, цирк был, ну, красота Думал, лопну от смеха. Как они губы раскатали на халяву, а им он весело замысловато выругался сразу на двух языках. И не придерёшься. Да, комендант заходил?
Заходил, ответил Эркин.
Ну и как? Поднесли ему стаканчик?
Поднесли.
Эркин по тону Фёдора чувствовал, что готовится новая шутка, но не знал, какая, и потому отвечал кратко, чтобы ненароком не испортить игру.
И как? Не поперхнулся он на трезвом?
Нет, засмеялся Эркин. Проглотил.
Засмеялись и остальные. Даже Грег откинул с лица одеяло. Фёдор победно оглядел всех и стал раздеваться.
Сегодня без газеты? Читать нечего, преувеличенно скорбно вздохнул Костя, вытягиваясь под одеялом.
И цирк, и газета, поучающее сказал, уже лёжа, Фёдор, это излишество. А излишествомать пороков.
Будто ты, Коська, раньше много читал, фыркнул Анатолий.
Кому ближе, гасите свет, сонно сказал Роман.
Костя легко вскочил, на ходу поддёрнул трусы, широко болтающиеся на его мальчишески нескладном теле, выключил свет, уже в темноте прошлёпал к своей кровати и не так лёг, как плюхнулся. Кто-то негромко коротко рассмеялся, и наступила ночная сонная тишина. Тихо было в соседних комнатах: завтра многим вставать раньше обычного.
Эркин лежал на спине, закинув руки за голову. Белое нескладное угловато-костлявое тело Кости напомнило Андрея. Ох, Андрей, Андрей светлая тебе память и земля пухом. И не в Овраге ты. Похоронили, как положено, и помянули Тоже как положено. Если ты и впрямь слышал нас Прости меня, Андрей, больше я ничего не могу для тебя сделать. Брат мой брат
Эркин закрыл глаза, чувствуя, как выступают под ресницами слёзы. Вздохнул, как всхлипнул, во сне Костя, всхрапнул Роман. Костя и Анатолий завтра уедут. Кого-то тогда подселят? Женя говорила, новая группа приезжает. Если вроде этого Флинта а хрен с ним, обломаем. Фёдор, Грег, Роман и онэто же сила. Эркин невольно улыбнулся, окончательно засыпая.
Мужской барак уже спал, затих и семейный барак, а в женском ещё шумели. Алиса попросилась в уборнуюмаме не до неё, она тётю Машу с тётей Дашей собирает, надо пользоватьсявыскочила в коридор в пижаме и тапочках и отправилась в комнату к тёте Тане. Её обо всём можно спросить и она ещё никого никак не выдала. У тёти Тани собирались на завтра её соседки, а она сама где?
После недолгих поисков Алисе удалось перехватить её в коридоре.
Тётя Таня
Да, деточка, улыбнулись бесцветные губы.
Я вот спросить хочу. Я бы у мамы спросила, но она плакать начнёт, объяснила Алиса.
Тётя Таня кивнула и присела на корточки, так что их лица теперь были на одном уровне.
Что, деточка?
Ну, вот когда поминки сделали, то тогда человек насовсем умер? Он не придёт?
Деточка, оттуда никто не приходит.
Алиса понимающе кивнула, глядя в сухие, но будто вечно заплаканные глаза.
Ты его помни, деточка, а умирают навсегда.
И навовсе?
И навовсе, кивнула тётя Таня и осторожно погладила Алису по голове сухой и чуть дрожащей рукой. Иди спать, деточка, мне собираться надо.
Спокойной ночи и счастливого пути, вежливо сказала Алиса и, уже отходя, обернулась:Ой, забыла. И спасибо. Большое спасибо.
На здоровье тебе, деточка, почти беззвучно ответили ей.
В общей суматохе и беготне на их разговор никто внимания не обратил, и мама ничего не заметила, занятая укладкой. Очень довольная и результатом разговора и тем, что тётя Таня завтра уедет и уже точно не проговорится, Алиса сбросила тапочки и залезла в постель. Всё точно. Раз поминки справили, значит, умер. Можно спать и не бояться, что мертвяк придёт. Про мертвяков рассказывали всякие страхи, но это если не по правилам похороненный, а тут всё сделали. И похороныона же слышала, как Эрик про них рассказывал, и даже поминки были. Вкусные Алиса облизнулась, засыпая.