Служанка разлила чай и с поклоном удалилась. Самой хозяйки дома не оказалосьнаступила ее очередь читать Императрице Вечерние Созвучия. Сладко пахло цветами. В прудике по правую сторону от беседки поквакивали лягушки, а в усыпанных белыми звездочками зарослях жасмина пробовал голос тоичи.
Господин Моносумато поднял чашку, понюхал напиток и отставил в сторону. Улыбнулся и сказал извиняющимся тоном:
Не поверите, совсем отвык я от этой бурды, которую у нас называют чаем.
Единственно из чувства противоречия Дайдзиро подхватил свою чашку и опустошил едва ли не одним глотком.
Патриотизмкачество похвальное, и все же Зайдите как-нибудь ко мне, я угощу вас настоящим чаем.
Вы, кажется, собирались говорить о деле?
Ах да. Дело.
Хайдеки сложил ладони перед грудью и задумчиво пошевелил пальцами.
Вот что, господин Ши. Будем исходить из того, что в современной галактической политике вы не смыслите ни бельмеса. По выражению вашего лица я вижу, что вы оскорблены, однако я, думается, недалек от истины. Вам хочется задать мне определенные вопросы. Задавайте.
Дайдзиро сжал ручку чашки с такой силой, что хрупкий фарфор чуть не треснул. Ну как можно быть настолько неприятным, нелюбезным?
Хорошо. Почему вы предпочитаете покровительство лемурийцев? Чем они вообще отличаются от землян?
На лице посла отразилось удовольствие.
А вы попали в самую точку. Действительно, чем? Видите ли, землянечисто технологическая цивилизация. Последние пять веков они вели непрерывные гражданские войны и почти всю биосферу родной планеты извели на корню. Вокруг городов кое-как восстановили, но, если честно, из животных я видел лишь воробьев, ворон и крыс. Что касается не столь плотно заселенных территорий, то там и вообще пустыня. Вы понимаете, как приятно было бы им переселиться на планету с богатой растительностью, животным миром и мягким климатом? Вдобавок, у власти сейчас там стоит довольно омерзительный религиозный орден, контролирующий технику и армию. По омерзительности его опережают лишь геодские святоши, но это уже отдельная тема. Вот вкратце то, что касается землян. Лемурийцы, напротив, цивилизация биотехнологическая. Естественной ее не назовешь, потому что почти у всех лемуров имеются те или иные генетические модификации
Дайдзиро с трудом понимал, о чем говорит собеседник, и изо всех сил старался не показать своего невежества. Тот спохватился сам.
Ах да. Я и забыл, что на благословенной родине естественные науки не в чести. Что ж, объясню проще. Лемурийцы долгие века и сами подвергались гонениям от землян и, скорее всего, не захотят окончательно подмять нас под себя. Их планета, в отличие от Земли, не перенаселена, так что поток иммигрантов сюда не хлынет. Как я себе это представляю, они построят несколько военных баз и космодромов, пошустрят в генофонде местных видов, и этим дело и ограничится. Если же нами завладеют земляне, Ямато несдобровать. В лучшем случае, используют нас как курорт для богатеев и как сельскохозяйственный придаток. В худшемвыкачают все ископаемые, понастроят фабрик по переработке урана, а местному населению мягко предложат на них потрудиться. И станет вместо Ямато вторая Земля, только еще гаже
Посол нахмурился и еще быстрее закрутил пальцами. И, как ни странно, Дайдзиро ему поверил. Господина Моносумато, похоже, действительно волновала судьба вышвырнувшей и проклявшей его родины. Может, он и не настолько плох, как принято считать при дворе
Быстро темнело. От воды потянуло холодом. Дайдзиро поднял голову и всмотрелся в синеву над ажурной крышей беседки. Звезды, еще вчера бывшие безобидными светляками, душами ушедших предков, далекими и безразличными, сегодня стали живыми и опасными. В словах посла ощущались и правда, и угроза, а положиться больше не на коговедь даже учитель безнадежно завяз в прошлом, и не спросишь совета
У вас есть какой-то план?
Моносумато хмыкнул.
Какой-то план у меня есть всегда, иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. План мой относительно прост. Как я уже упоминал, всей техникой и армией на Земле сейчас заправляет орден викторианцев. Это довольно твердолобые ребята, однако у них есть одна маленькая, но забавная слабость. Они на дух не переносят геодцев. Бегут от них, как от холеры и чумы. Мне так и не удалось выяснить, в чем причина их идиосинкразии, а жаль. Как бы то ни было я намерен использовать этот занятный казус. Если в Совете удастся провести решение об открытии у нас геодских миссий, земляне утрутся. И мы спокойненько вступим в лемурийский протекторат. Потом, конечно, геодцев надо будет изгнать поганой метлой, потому что плодятся они, как крысы, а религия их мне совершенно не нравится. Ну так это потом. Для начала следует обезопасить планету от загребущих рук Праматери.
Дайдзиро растерянно повертел пустую чашку.
Отлично, но чем я могу вам помочь? У меня в Совете всего один голос, да и то не самый авторитетный. Я даже на заседания не всегда хожу
А вот это совершенно зря, юноша, без улыбки заметил Моносумато. Пора в вашем возрасте начать интересоваться серьезными вещами. Я понимаю, что бегать с автоматом по развалинам Варшавского гетто всяко романтичней, чем терпеть скудоумное бормотание старцев в Совете, и все же, если вы не хотите уподобиться вашему так называемому учителю и впасть в окончательный маразм
Не смейте оскорблять сэнсэя!
Я не оскорбляю, спокойно ответил посол, а всего лишь констатирую факт. Искусствоэто прекрасно, но не когда ты стоишь в полушаге от трона, а мир твойв полушаге от пропасти Извините мой пафос, я лишь пытаюсь объяснить ситуацию в понятных вам терминах. Вдобавок, эта дешевая лирика увядания действует мне на нервы
Если вы немедленно не замолчите, я вынужден буду вас покинуть.
Моносумато сложил губы трубочкой и неожиданно довольно громко присвистнул.
Эк он вас скрутил. Признайтесь, юноша, кроме обычного пиетета ученика к сэнсэю, вами руководят и более тонкие чувства? Насколько я помню процедуру совместного Киган-ори
Дайдзиро вскочил, опрокинув чашку. Он не заметил, как его собеседник тоже оказался на ногах и пересек разделяющее их расстояниедвижение было слишком быстрым. На плечо принца легла тяжелая рука, легла и надавила так сильно, что юноша невольно плюхнулся обратно на циновку.
Сядьте. Сядьте и не ерепеньтесь. Поймите наконец, я желаю вам добра. Ваш учитель, да святится его имя повсеместно, а особенно в четвертый день недели после обильного ливня, порядочно заморочил вам мозги. Извиняет вас лишь то, что и более взрослые люди, в частности, как минимум половина членов Совета, находятся целиком под его влиянием. Жаль, что вы не были на последнем заседании, все эти местечковые властители, князья бугров и болотищ, все они как один заорали, что будут до последнего защищать святые древности. От любого, слышите, любого вторжения. Чем защищать? Дедовскими катанами? Ведьмиными наговорами? Попечением священных предков? Им мила эстетика поражения, пафос благородной смерти, им так и не терпится положить живот хоть за что-топотому что они и вправду обалдели от скуки в организованном ими карманном райке. В Ямато пятьсот лет не было ни войны, ни даже приличного восстания. Здесь вообще ничего не происходит, ведь этот мирчисто искусственное образование. Одна большая театральная постановка, вроде ши-майне вашего высокочтимого сэнсэя. Конечно, всем этим благородным потомкам сладка мысль о безнадежной битве, это придало бы их никчемным жизням хоть какой-то смысл. Но вы-то тут при чем? И при чем еще двести миллионов населения, которые благодаря этим идиотам и слыхом не слыхивали ни о какой Земле? Которые считают, что рис дает богиня Инари, жемчуг рождается в пасти лягушки, дороги кишат лисами-оборотнями, а под Малым Дворцом спит зачарованным сном дракон? Беда в том, что и в ваш Зал ши-майне они не допущены, и мысль о героической смерти во имя чего-нибудь их совсем не пленяет. А еще некоторое количество из этих миллионовдети, им и подавно ни к чему умирать Вы хотя бы слышите, о чем я говорю, или вы спите?
Дайдзиро, до этого упрямо созерцавший деревянный настил беседки, поднял глаза. Юноша всмотрелся в лицо стоящего над ним человека, и в навалившихся сумерках ему показалось, что лицо это плывет, тает, проступают из-под него совсем иные черты. Принца пробрало холодом. Вправду ли он говорит с Хайдеки Моносумато, сыном старого Ишибу, или перед ним кто-то совсем инойпризрак, мертвец, оборотень? Но ведь он, Дайдзиро, с детства не боялся ни призраков, ни мертвецов. С усилием сбросив оцепенение, принц ответил:
Я вас слышу. И у меня остался лишь один вопрос: если нужное вам решение не пройдет в Советечто вы будете делать тогда?
Посол коротко, и, как показалось юноше, устало вздохнул.
Скорее всего, не пройдет. Вы же понимаете, что я позвал вас на встречу в этом уединенном месте вовсе не для того, чтобы получить ваш голос? Вы, молодой человек, второй в ряду наследования. Если с господином Императором и с вашим братом произойдет какая-нибудь неприятность мне бы очень не хотелось рушить традиционную структуру власти, а двое лучше, чем четверо.
Дайдзиро, не говоря ни слова, встал и направился к выходу из беседки. Голос Моносумато догнал его уже на ступеньках.
Я уважаю ваше решение и все же надеюсь, что со временем вы его измените. Вспомните, принц, изначальное значение слова «ори». Не душа, не эта ваша трепетная сущность-аварэ и не волна. Оно означало тюремную камеру, клетку, в которую вы сами себя загоняете.
Дайдзиро обернулся. Посол уже снова сидел на расшитой журавлями подушке-дзабутоне и задумчиво вертел в руках чашку, опустошенную собеседником, будто хотел погадать по чайным листьям. Вот только в окутавшей сад темноте предсказание осталось невнятным
Не поднимая головы, Моносумато добавил:
Постарайтесь хотя бы сохранить нашу встречу и содержание нашей беседы в тайне, особенно от вашего сиятельного брата. Он, кажется, и так собирается подослать ко мне убийц, а это будет совершенно напрасной потерей тренированных кадров
Юноша молча спустился на мощеную плитами дорожку и зашагал в ночь, переливающуюся лягушачьими трелями и более изысканной песней тоичи.
С этого вечернего разговора прошло более шести месяцев. Месяц, когда звездочеты, наблюдающие за луной, обнаружили пересекающие ее диск хищные тени. Месяц, когда обещанное покушение состоялось и окончилось смертью шестерых неизвестных. Месяц, когда Император замкнулся в своих покоях в Большом Дворце, а Его Сиятельство брат прочно поселился в кабаке рядом с Веселым Кварталом. Месяц, когда крестьяне из окрестных деревень вдруг хлынули в город и начали громить лавки. Дворцовая стража и полиция не сумели усмирить бунтовщиков, и тогда господин Моносумато вывел против погромщиков охрану посольства, лично им отобранную и вышколенную. Месяц, когда учитель отказался возвращаться из ори. Месяц, когда Совет окончательно принял решение закрыть Ямато от чужеземцев, и снова на посольство попытались напастьна сей раз силами дворцовой стражи и отборного полка императорской армии. Оплот чужеземцев удалось поджечь, но пожар быстро затух, и дом Хайдогде угнездились гайдзины во главе с предателем Моносуматостоял посреди города угрюмой почерневшей твердыней. Месяц, когда Дайдзиро пришел в храм Киган.
Ему следовало бы ненавидеть Хайдеки Моносумато, по всем законам следовалоно невысокий, неприятный в обхождении человек не внушал принцу ненависти. Нельзя ненавидеть другого за собственную слабость.
Как частопочти каждую ночь, отходя ко сну, принц размышлял о том, что случилось бы, если бы в тот вечер в беседке он ответил Моносумато согласием. Это было бы правильно, это было бы самым разумным, это восстановило бы утерянный Ямато мир, но к чему жить в таком правильном и разумном мире? Дайдзиро устранялся как мог от политики и носящихся по Большому Дворцу тревожных слухов. В наступившей неразберихе, в сумятице и неопределенности единственное, что он мог сделать, это довершить начатое учителем. Восстановить утерянную гармонию. И тогда во всплесках музыки, в чеканном ритме стиха, в мелькающих образах, в пульсации стен Залав биении Куоре-сердцаон, возможно, найдет ответ на вопрос.
Смятый листок ивы упал на поверхность воды, и вода вскипела. Некоторое время бассейн бурлил, словно вообразил себя морем под ударами шквала. Затем волнение улеглось. Влага опрозрачилась до почти воздушной чистоты, и на дне небольшой чаши под тонким слоем жидкости обнаружилась серая пастилка ори. Принц протянул руку. Бассейн, кажется, и вправду был заполнен воздухом или газом, потому что пальцы ощутили лишь холод, и нырнувшая за пастилкой рука осталась сухой. Дайдзиро сжал добытое в кулаке. Проходя мимо конторки служителя, он уронил на нее глухо звякнувший мешочек с золотом.
Широкая накидка с капюшоном, надежно скрывшая принца от любопытных взглядов, и сандалии-варадзи придавали Дайдзиро вид странствующего монаха. Впрочем, у храма было почти безлюдноа вот дальше, в узких переулках Веселого Квартала, освещенных дрожащим пламенем факелов и плошек с жиром, украшенных гирляндами красных фонариков, ворочалась толпа. В эти неспокойные дни город задыхался от притока чужаков. И все они веселились, натужно и жалко, все пили и жрали в три горла, все наведывались к гейшам, если позволяли средства, а если нет, то к обычным шлюхам, и дарили им браслеты, и хлестали саке, и над курильнями поднимались сладкие облачка опиума. Последние дни мира Дайдзиро усмехнулся. Сколько уже он видел этих последних дней там, в Киган-ори. Кто бы мог подумать, что лихорадка отчаяния доберется и до родного дома?
В трактире Нурисаки дым стоял коромыслом. Компания небогатых самураев из провинции уже рассталась с конями и сейчас пропивала мечи. Два борца сумо топтались в углу, набивая себе цену перед завтрашним поединком. Несколько темнолицых бродяг, судя по видувыходцев из приморского княжества Гихто, резались в кости. Тяжело и неприятно пахло гарью, потом и рисовой водкой. Кивнув хозяину, принц толкнул небольшую дверцу и прошел в заднюю комнату, а оттудав темный переулок. И быстро спрятался за толстым стволом бонбо. Выждал. Никто за ним не последовал. Переулок был тих, только не по-осеннему горячий ветер носил и мотал в пыли листок бумаги. Похожий белый лист был приклеен к забору, перекрывающему вход в проулок. В сумерках слова слились в темные муравьиные тропы, сбегающие вниз, к сухой, заросшей бурьяном земле.
Убедившись, что слежки нет, принц вышел из-за дерева. Торопливой походкой он миновал темные задники домови не поверишь, что в пяти шагах бурлит и клокочет Шинсе, ведьминский котел центральной улицы Веселого Квартала. Обогнув маленький буддистский храм и зловещую бамбуковую рощу Хори, где после полуночи слышались нечеловеческие голоса и шепот, Дайдзиро спустился к реке. У воды пахло рыбой, водорослями и особенно сильно нечистотами. Темная, маслянисто блестящая лента тянулась на запад, подныривая под тысячи мостов и мостиков. Фурисоде, чьи длинные рукава скатывались с окрестных горигривая девчушка весной, иссохшая старуха летом и сварливая, обманутая жена осенью, когда тело ее разбухало от холодных дождей. В этом году дожди запаздывали, дни мучили жарой, ночи оставались душными, и Фурисоде медленно пробиралась между пологих глинистых берегов: присмотрись, и увидишь согнутую старческую спину и постукивающую по выступившим из воды камням клюку.
Дайдзиро присматриваться не стал. У реки он решительно свернул налево и пошел по дорожке, которая вскоре привела его к группе низких строений. Остановившись у крайней справа хижины, он трижды стукнул в дверь. Ответа пришлось ждать долго. В высокой траве трещали цикады. Перемигивались первые звезды. Красноватая, огромная и переменчивая звездаПодмышка Дракона, как же она называлась по-гайдзински? смотрела свирепо и голодно. Вокруг нее вращалась планета Геод. На Геоде жили нелепые высокие священники в рясах, с белыми лицами и белыми глазами, не видящие ши-майне, не слышащие биения Сердца. И хорошо, подумал принц, что Совет запретил им открывать миссии на Ямато. Хайдеки сколько угодно может рассуждать о спасении, но ради спасения не швыряют душу в пасть дракона, не заключают союзов с призраками и мертвецами. Не любой ценой, привычно спорил принц с отсутствующим собеседником. Не любой ценой.
Дверь скрипнула, открываясь, и ноздри принца щекотнул тошнотворно-сладкий запах. В руке у привратника была лампа. Дайдзиро чуть сдвинул назад капюшон, показывая лицо, и негромко спросил:
Господин Шитсу здесь?
Привратник молча кивнул и, согнувшись в почтительном поклоне, отступил в сторону.
Весь пол в курильне был устлан мягко пружинящими циновками. Принц ненавидел эту мягкость, ненавидел тусклый свет, ненавидел тонкие струйки дыма, исходящие от палочек с благовониями, как будто хозяева поганого места хотели заглушить все здесь пропитавший запах опиума, хотели и просчитались. У Дайдзиро немедленно закружилась голова. Он осторожно переступал через тела, валяющиеся в первой комнате прямо на полу, остекленевшие глаза, выпавшие из пальцев трубки, неглубокое дыхание. В задней комнате, предназначенной для благородных, сейчас не было никого, кроме толстого, большого человека, вольно раскинувшегося на лежанке. У ног его сидела завернутая в накидку фигура, то ли девочка, то ли мальчик, не поймешь. Сидящий держал курильщика за руку, не позволяя его душе окончательно ускользнуть в дымные объятия дурманного зелья. Заметив принца, Проводник почтительно вытащил из пальцев своего хозяина трубку и с поклоном выскользнул из комнаты. Толстый человек заворочался и открыл глаза.