Нет, оно конечно страшновато поначалу. Лет пятьдесят первых. Но не больше. А потом смотришьи притерпелся.
Да разве к этому можно притерпеться?!
В самый-то момент, когда припечет, никто, понятно, не вытерпит. Орешь, как резаный. А потом, как с гуся вода. Кости, мясо нарастути снова цел, лучше прежнего. Так чего страдать? Вон Гай Юлич сидит, видишь?
Я посмотрел на багрового римлянина. Тот с прежним равнодушием рубал кашу, изредка погромыхивая под столом своим шлемом.
Две тыщи лет горит, сказал Федор Ильич. Так уже и не замечает порой. Окатят, бывает, высоколегированной сталью, а он, как сидел, так и сидит. Задумался, говорит. Вот, брат, что такое привычка!
Ко всему-то подлец человек привыкает! всхлипнул сизый помятый мужичонка, сидящий наискосок от меня. Помню, как я еще при жизни к спирту привыкал. Первый раз жахнулчуть не умер! Потом полегче а потом как воду пил, честное слово! Пока не погорел от него же
Он безутешно по-сиротски подпер лицо кулаком, и слеза медленно потекла по сложному небритому ландшафту щеки.
И часто вам приходится так гореть? спросил я.
Не-а, не часто, паренек напротив меня сладко зевнул. Два раза до обеда и раз после. Зато потомлафа! Иди куда хочешь. Хочешьза пивом, хочешьпо девкам
А лучше в сочетании! сладко подпел дьячок слева.
По каким девкам? насторожился я.
Да по любым, паренек собрал посуду в стопку и поднялся. Из зубовного можно
Из смольноголучше! авторитетно заявил дьячок.
Можно и из смольного, легко согласился парнишка, да мало ли отделений?
Это точно, сыто отдуваясь, пророкотал Федор Ильич, такого добра тут навалом.
Из Смольного, это которые институтские? спросил я.
Всякие, сказал Федор Ильич. Которых в смоле варят. Называетсясмольное отделение. Бедовые бабешки! Уж я, кажется, до седых волос дожил в той жизни, а тут, веришь-нет, как петушок молодой! он приосанился и подкрутил усы, более воображаемые, чем заметные на толстой губе. А ты, я вижу, тоже интересуешься?
Мне вдруг вспомнились насмешливые слова лысого черта из приемного отделения. Намечтал выше крыши, а сласти настоящей и в руках не держал А что, если не все еще потеряно для меня? Пусть не при жизни, так хоть здесь и сейчас мои тайные вожделения в буквальном смысле обретут плоть! Может быть, я даже встречу ту единственную да еще, может быть, и не одну!..
Я помотал головой, отгоняя нахлынувшие мечты. Даже леденящие душу пытки отступили на второй план. Привыкну, поди, как-нибудь. Ко всему молодец человек привыкает Компания мне душевная повстречалась, вот что хорошо. С такой компанией не то что гореть, даже с девчонками знакомиться не страшно.
Еще как интересуюсь! решительно сказал я. Почему бы мне девчонками не интересоваться? Меня из-за этого-то интереса в девятый бокс и определили!
Ах, вон оно что!.. Федор Ильич сразу как-то поскучнел и принялся собирать свою посуду.
А когда вы к этим, смольным, еще пойдете? спросил я.
Да сегодня же и пойдем, после смены, вяло отозвался он.
А меня кхм возьмете?
Толстяк тяжело вздохнул.
Нет, брат, не возьмем. Уж прости.
У меня запершило в горле.
А почему?
А вот попадешь в девятый бокс, узнаешь, почему!
Разочарование и обида жгли меня не хуже технического компота, почти как расплавленный чугун.
Что это вы меня все время пугаете? проворчал я. Девятый бокс, девятый бокс! Ну помучаюсь, сколько положено. Вы же вон привыкли! Может и я
По правде сказать, особой уверенности в своей правоте я не чувствовал. Но этот неожиданный отказ принять в компанию, да еще в таком важном деле, меня рассердил.
Собственно, пожалуйста. Я и один могу к девчонкам заглянуть как-нибудь после смены
Дьячок вдруг хрюкнул в тарелку и закашлялся, давясь одновременно кашей и хохотом. Федор Ильич привстал и, перегнувшись через меня, постучал его по спине. Впрочем, не столько постучал, сколько заехал хорошенько кулаком. И не столько по спине, сколько по загривку.
Над чем ржешь, скабрезина! Сам ведь из таких же! Смотри, могут и тебе меру пресечения изменить
Типун вам на язык, Федор Ильич! дьячок опасливо отодвинулся. Вечно вы скажете этакое! И в мыслях не былосмеяться
Он снял с головы скуфейку и утер выступившие от смеха слезы.
То-то! Федор Ильич, сердито сопя, сел на место. Над чужим горем не смейся!.. Тут, видишь, такое дело, парень он снова обратился ко мне, как ни крути, а выходитне гулять тебе по девкам!
Со мной что-то сделают? я невольно опустил глаза.
Да нет! отмахнулся толстяк. За плоть свою ты не волнуйся. Тут плоть у всех, как у ящерицы хвост! Только вот не выпустят, из девятого-то бокса
Как? А там разве нет этих всяких выходных, перерывов?
Сосед слева снова захрюкал, прикрывшись ладонью, но справился с собой и сказал сквозь кашу:
Этак каждый бы согласился! С выходными В том-то и загвоздка, что без минутки покою!
На душе у меня стало совсем гадко.
Значит, вечная и непрерывная пытка?
Вечная и непрерывная, Федор Ильич сурово склонил голову. Да еще и подлая
Почему подлая?
А вот потому. Взять, скажем, нас. Мы сидим тут, годами кирзовой кашей давимся, да вспоминаем-то расстегаи! Уху стерляжью! Поросенка с хреном! Сладость такая иной раз пройдет в душе, будто и впрямь у Яра отобедал! С этой думкой сокровеннойкуда как легче вечность коротать!.. А у тебя и сокровенное отберут
Как отберут?
Федор Ильич вздохнул и принялся выбираться из-за стола.
Уволь ты меня! Не хочу я об этом говорить! Там увидишь, как
Обед кончился, мы вышли из столовой. Федор Ильич протянул мне руку.
Ну, прощай, парень! Намна работу. Да и тебе уж скоро
Я покачал головой.
Нет. Сам не пойду. Буду скрываться, пока не поймают и силой не отведут. Кстати, у меня оправдание: я же не знаю, где этот девятый бокс! А искать и не собираюсь
Федор Ильич потрепал меня по плечу.
Молодой ты еще Кто ж девятый бокс ищет? Он сам тебя найдет!
Я снова брел широкой, может быть, главной магистралью ада, старательно избегая всяческих ответвлений, а особенно въездов в ворота какого-то нескончаемого химкомбината, тянувшегося вдоль дороги. Черт его знает, как он выглядит, этот девятый бокс, и каким образом он будет за мной охотиться. Лучше не соваться, куда попало.
Внимательно озираясь по сторонам, я в то же время мучительно размышлял над словами Федора Ильича. Из девятого бокса не выпустят. А там пыткавечная и непрерывная. Что же, выходит, не успел. Ничего не успелни в земной жизни, ни в загробной. Вот-вот схватят и поведут на вечную непрерывную муку, а я так ни разу в двух жизнях ни на что серьезное, смелое, просто человеческое и не решился.
Потому что всегда был трусом, со злостью подумал я. Боялся неудобных ситуаций, боялся быть осмеянным, отвергнутым, выгнанным с нелюбимой работы, побитым хулиганами. Боялся смерти, но еще больше боялся жизни. А теперь вот даже страх перед пыткой притупился. Заглушила его жгучая обида на самого себя. Прозевал жизнь! Пролежал на диване, пропялился в телевизор, прозакусывал. В то время, как надо было
Я остановился посреди дороги.
Надо былочто? Чего я хотел в той жизни? Почета и уважения? Новых трудовых успехов и роста благосостояния? Все это казалось мне мелким, не стоящим усилий. Скорее уж мечталось о безумной славе, безмерном богатстве Черт его знает. Зачем мне слава? Я всегда старался прошмыгнуть незаметно, сторонился людных увеселений, из всех развлечений позволял себе только прогулки по городу в одиночку. Так зачем мне слава?
А я тебе скажу, зачем, дорогой мой покойник. Ясно и просто, и не мной придумано: мужчина ищет славы, чтобы его девки любили. Нормальное сексуальное вожделение. И прогулки по городу в одиночкутоже вожделение. В одиночку, но с жадными глазами, с безумной надеждой, что вдруг как-нибудь завяжется, зацепится неожиданный роман со встречной красавицей. Бродил по городу, ежеминутно влюбляясь и тут же навсегда теряя предмет любви, потому что подойти, заговоритьнемыслимо. А предмет ничего и не замечал, уходил себе дальше и скрывался за горизонтом.
Наверное, я не один такой. Любое человеческое существо мужского пола и нормальной ориентации испытывало нечто подобное. Только одни научились перешагивать барьер немыслимого, подходили, заговаривали и в конце концов, не мытьем так катаньем, не с первой попытки так с трехсотой, чего-то добивались. А другие, потрусливее, сами разбивались об этот барьер. Из них выходили либо маньяки, которым легче убить женщину, чем познакомиться с ней, либо такие, как ятихо загрызшие самих себя.
Ну зачем же так мрачно!
Я вздрогнул. Голос раздался совсем близко, хотя мне казалось, что вокруг ни души. Впрочем, может быть, еще мгновение назад никого и не было. Теперь же у обочины дороги, небрежно подпирая плечом полосатый столбик с табличкой «Здесь копать некуда», стоял черт.
Он был в светлом щеголеватом плаще и шляпе, прикрывающей рога, подмышкой держал пергаментный свиток, очень похожий на свернутую в трубку газету, словомничем не отличался от прохожего, поджидающего на остановке автобус. Вот только под шляпой, там, где должно быть лицо, клубилась мутная тьма с горящими угольками вместо глаз.
Ну вот и все, подумал я. Это за мной.
Помилуйте! Откуда такие черные мысли? сейчас же отозвался он. Никто вас никуда не потащит помимо вашей воли! Неужели непонятно?
Правда? обрадовался я, но тут же отступил с опаской. А вы это серьезно?
Можете мне поверить, он кивнул. Мы, конечно, применяем силу в некоторых случаях, но к интеллигентному, тонко чувствующему человекуникогда! Я вот послушал ваши рассуждения о женской недоступности и получил, можно сказать, истинное наслаждение
Мои рассуждения? я растерянно огляделся. Но я ничего такого
Я имею в виду ваши размышления. О славе, о богатстве, о барьере между женщиной и маньяком, и все такое Это бесподобно!
А вы разве читаете мысли?
Разумеется! во тьме лица проступила улыбка. Это наша обязанность. Должен признаться, не всегда приятная. Такие типы иногда попадаются! он пощелкал когтем по пергаментному свитку, словно в доказательство. Поэтому мы очень дорожим каждым культурным, образованным клиентом. Они у нас, я бы сказал, на вес золота если бы мы золотом канавы не засыпали.
Вы, наверное, шутите, я смущенно улыбнулся в ответ, невольно испытывая к нему доверие. По всему видно, что он не мелкий бес, однако, не чинясь, беседует с рядовым покойником. Казалось бы, какая ему разница, рогатомуинтеллигент, не интеллигент? Все мы для нихгрешники, пыточный материал
Ну что вы! черт замахал руками.
Я, краснея, вспомнил, что он читает мои мысли.
Нас почему-то считают пыточным ведомством. сказал он. Это не совсем верно. Мыведомство страдательное. Не такое уж удовольствие рвать вам ребра и высверливать зубы, поверьте! Нам важна реакцияглубокое раскаяние и страдание с полной отдачей. Кто же другой умеет страдать так глубоко и сильно, как культурный, образованный человек? Никто, уверяю вас! Пролетариичто? Визжат, и только! То есть, я не хочу никого обидеть и под пролетариями разумею людей неимущих, прежде всего, в духовном отношении. Этих хваленых «нищих духом». Такой будет хоть целый год извиваться на сковородке, а дай ему передышкутут же пойдет и напьется. И даже не задумается, за что терпел муку!
Черт сердито смял пергаментный свиток и сунул его в карман.
Другое делоинтеллигентный человек! голос его потеплел. К нему не успеешь еще с вилами подойти, а он уже переосмыслил всю свою жизнь, вынес себе суровый приговор истории и, заметьте, исправно по этому поводу страдает! Ну разве не прелесть? Такому человеку мы просто не можем не пойти навстречу.
В каком это смысленавстречу? осторожно спросил я.
Да в самом прямом! Нам ведь известны и ваши тайные мечтания, и досада, что ничего не удалось успеть при жизни. Почему бы, черт побери, не дать вам шанс?
Спасибо, сказал я. А как это?
Да очень просто! Прежде всего, давайте-ка уедем отсюда. «Двинем туда, где море огней!»пропел он. Вот, как раз, и автобус
К моему изумлению, послышался кашель мотора, простуженный посвист резиновой гармошки, и грязно-желтый «Икарус»-колбаса гостеприимно распахнул прямо перед нами одну створку двери. Вторую створку, видимо, заклинило, она могла только нервно подергиваться.
Прошу! сказал мой вежливый собеседник. Да не бойтесь, это не «воронок»!
Мы вошли в салон. В глаза сразу бросилось печальное его состояние: не хватало многих сидений, а те, что остались, были изорваны и погнуты. Впрочем, народу в автобусе ехало немного. На задней площадке галдела толпа молодежи, остальные пассажиры расселись по одному, пряча лица в воротники от стылого встречного ветерка. Я только теперь заметил, что стекла выбиты почти во всех окнах, кое-где в рамах чудом еще держались длинные иззубренные языкиосколки. Никого из пассажиров это, по-видимому, не тревожило.
При наших расстояниях поневоле приходится обзаводиться общественным транспортом! с затаенной гордостью сказал черт, усаживаясь рядом со мной.
Откуда здесь автобус? спросил я.
С моста упал, пояснил он не совсем понятно.
Я решил не уточнять.
Пейзаж за окном вытянулся в мутную полосу без определенных деталей, не то из-за тумана, не то из-за головокружительной скорости, с которой летел автобус.
Куда мы едем? спросил я.
Куда-нибудь поближе к центру. Вы ведь ничего еще не видели, кроме нашей промзоны, а в ней повстречать нужного человека очень трудно
Какого нужного человека?
Это уж от вас зависит! он усмехнулся. Вам предоставляется полная свобода действий. Ненадолго, конечно, но при некоторой расторопности можно успеть
Успетьчто?
Ну, при достаточной расторопности он хитро подмигнул мне огненным глазом, можно успеть все. Но вам, как я понимаю, еще нужно понять, чего именно вы хотите. Определиться, так сказать, с заветным желанием
Зачем это? не понял я.
Затем, что мы намерены его исполнить.
Автобус с шипением и скрежетом остановился.
За окном высились белые корпуса, утопающие в зелени обширного парка, окруженного чугунной оградой. По дорожкам парка гуляли люди в пижамах.
Зубовное, раздалось в динамике. Следующаяварьете «Нюрин муж».
О! У вас и варьете есть! вежливо изумился я.
Но думал в этот момент совсем о другом.
Нет, черт покачал головой. Совсем избавить вас от наказания мы не можем. Все-таки здесь Ад.
Понимаю, поник я.
Судорожно дергавшаяся створка двери, наконец, открылась, и в салон вошла девушка. Ох, привычно подумал я, погибель вы моя, девки. Из-за вас пропадаю Но до чего же хороша!
Хороша, чертовка, тихо подтвердил сосед.
Девушка подняла тонкую, сверкнувшую лаковыми ноготками руку, откинула длинные волосы, и в салоне полыхнуло зеленым от ее глаз. Ловко ставя ножки на высоких каблуках, она направилась по проходу между сидениями прямо к нам.
Это из зубовного или из смольного? прошептал я.
Да нет, черт окинул оценивающим взглядом ладно скроенную и дорого одетую фигурку, эта, пожалуй, покруче будет Однако, поздравляю! Вы уже неплохо разбираетесь в вопросе!
Не дойдя до нас всего одного шага, девушка плавно, как в танце, повернулась и опустилась, да-да, не села, а именно опустилась на сидение впереди меня. Волосы ее рассыпались по спинке кресла, и я, конечно, сейчас же ощутил почти неуловимый, а может быть и просто воображаемый аромат духов. Когда автобус тронется, сладко подумал я, ее волосы будут щекотать мне лицо
Вы, однако, поэт! пробормотал черт. А хотите, я вас познакомлю?
Тише! испугался я. Она же услышит!
Да? он перевел простодушный взгляд с меня на нее и обратно. Ну и что? Вы же не собираетесь знакомиться молча? Хотя, впрочем, такие случаи бывали
Автобус взревел двигателемкак видно, единственной деталью, не пострадавшей при падении с моста, и снова понесся вперед. Сквозняк засвистел в оконных осколках, волосы девушки, взлетая, действительно задевали меня по лицу, но отдаться этому чарующему ощущению мешали новые, неожиданные мысли.
С чего это вы взяли, что она захочет со мной знакомиться? раздраженно спросил я.
В завываниях мотора и ветра нас уже никто не мог слышать.
Не робейте! ответил черт. Мне кажется, вы ей понравитесь
А мне не кажется, буркнул я.
Неизвестно, как ему удавалось придать своей физиономии выражение, но он посмотрел на меня с укором.
Я же сказал, мы пойдем вам навстречу. Я гарантирую, что вы ей очень понравитесь. Ведь раньше вас останавливали именно сомнения в своей привлекательности, так?
Ну, так.
А теперь вы можете в ней не сомневаться! Чего ж вам еще? Вперед, мой везунчик!
Нашел везунчика, сердито подумал я. Но в надорванном сердце уже гулял тот холодок, что толкает парашютиста к люку: «Эх, а ведь могу!..».
Да мы с ней вовсе незнакомы, шевелил моими губами привычный, спокойный страх. Неудобно как-то
Вы, конечно, можете снова отказаться, горячо шептал мне в ответ черт, но смотрите, как бы потом не жалеть целую вечность!
«Прав он, прав!»стонало покойное сердце, никогда не знавшее покоя.
За окнами вспыхнули разноцветные неоновые огни. Автобус стал притормаживать. Девушка поднялась и, не оглядываясь, пошла к выходу. Черт толкнул меня локтем в бок.
Да, но с чем я к ней подойду?! взвыл я в отчаянии.
А вот с тем самым, что вам от нее нужно, и подойдите!
Что, прямо так и сказать?!
Автобус остановился. Дверные створки задергались в предсмертных судоргах.
Варьете «Нюрин муж»прохрипел динамик, следующаяМужеложкино.
Рассусоливать некогда, жестко сказал черт. Идите. Гарантирую, что вы получите именно то, о чем в действительности мечтаете.
Последние слова он произнес с особым ударением. Я почувствовал, что это неспроста, хотел было переспросить, но он лишь ткнул когтистым пальцем вдаль:
Она уходит.
И я, махнув рукой, бросился вдогонку за девушкой.
Улица была полна народу и освещена, как на Новый Год. Огни метались по карнизам, оплетали деревья на бульваре, вспыхивали отражениями в витринах. Над каждой мало-мальски пролазной дверцей сияла пульсирующая, переливающаяся вывеска: «Искусочная», «Русская рулетка. Калашников и Калашников»., «Практичный грешник носит несгораемую обувь Саламандер! Персоналуподковы по сезону» и просто: «Нумера». По крыше дома на противоположной стороне улицы бежала сверкающая строка: «Смотрите в кинотеатрах Барракуда и Удавленник. Сегодня: старая добрая комедия Титаник. Скоро: Воздержание. Фильм ужасов». Надо всем этим медленно поворачивались в черном небе гигантские мельничные крылья варьете «Нюрин муж». Публика толпами валила вдоль улицы сразу в обе стороны, поедая мороженое и разминаясь пивком. Если это ад, подумал я, то можно себе представить, какой кайф в раю
Догнать девушку в толпе было непросто, впрочем, это я, кажется, сам себе внушил. Мне по прежнему не хватало решимости подойти к ней и заговорить. Я шел в отдалении, стараясь только не упустить ее из виду. В голове вертелась одна-единственная идиотская фраза: «Извините, не подскажете, как проехать к девятому боксу?» Лучше удавиться, чем так начинать знакомство, подумал я.
На мгновение толпа впереди раздалась, и я снова увидел Ее в полный рост. Каблучки четко выщелкивали шаги по мостовой, узкие брючки так плотно охватили стройные ноги, что повторяли мельчайший изгибик пьянящего рельефа. Полупрозрачная ткань блузки так и ласкалась к желанному телу. А волосы! Они летели по ветру, извиваясь медленно и широко, словно девушка плыла под водой. Вот свернет сейчас в какую-нибудь дверь, подумал я, только ты ее и видел
И точно! Будто услышав подсказку, она вдруг остановилась и толкнула стеклянную дверь, обрамленную гирляндой перемигивающихся лампочек. Швейцар в зеленой униформе с цирковыми бранденбурами на груди вежливо приподнял картуз, пропуская ее внутрь. Стеклянная грань качнулась туда-сюда и замерла, отделив меня от последней надежды в моей последней жизни.
Нет!!! Мысль эта обожгла по-настоящему адским огнем. Смертьнеприятна штука, но и тогда мне не было так больно. Вся моя застенчивость вдруг сгорела, словно политая расплавленным чугуном. Я бросился вперед, едва не разбил стеклянную дверь о швейцара и, догнав мою девушку, выпалил:
Постойте, девушка! Пождите. Я вам Я вас хочу
Мне не хватило дыхания.
Хотите? она улыбнулась, оценив начало. Именно меня?
Нет, заявил вдруг я, сам себе удивляясь.
Впервые в жизни мне было легко признаться женщине в своих чувствах:
Я всех хочу. Всех вас.
И замолчал. Что должно было последовать за этим? Звонкая пощечина и провал в тартарары. Но ничего страшного не произошло.
Она засмеялась.
Ты мой маленький! Идем.
Я почувствовал, как ее пальцы ложатся в мою ладонь, и крепко схватил их. Она повела меня по бесшумным коридорам, выстланным ковровыми дорожками с толстенным ворсом, мы миновали несколько комнат с изысканной резной мебелью, где за стеклами шкафов угадывались ряды книжных корешков и поблескивало серебро. В большом пустом зале с опущенными до пола люстрами мы обогнули огромный стол под белой скатертью, накрытый к роскошному пиру, поднялись по дубовой лестнице на галерею и, наконец, остановились перед небольшой дверцей, почти сливающейся с обивкой стены.
Что там? тихо спросил я.
Происходящее становилось похожим на любовное приключение из старого романа.
Я думал, такое бывает только в книжках!..
Тсс! она приложила пальчик к губам и вынула из сумочки ключ. Там нам будет хорошо! Входи.
Я шагнул в раскрывшуюся дверь, и сейчас же в глаза мне ударил молочно-белый, нестерпимой силы свет. В первую минуту я зажмурился, а когда, наконец, смог раскрыть глаза, сразу понял, что именно так сверкало.
Это были залитые светом обнаженные женские тела. Глянцево поблескивающие и матовые, белые и цветные, они стояли плотной стеной прямо передо мной и разглядывали меня с любопытством сотнями разноцветных глаз Нет, я ошибся. Не стеной. Гладкие и кудрявые головы всех оттенков льна, золота, каштана и воронова крыла морем колыхались до самого горизонта. Их были миллионы на открывшейся передо мной бескрайней равнине, и они стояли тесно, как в переполненном автобусе, только возле меня оставался небольшой пятачок, заботливо устланный сеном. Я попятился. Позади с грохотом захлопнулась дверь. Я стремительно обернулся. Стальная дверь, совсем такая же, как в предбаннике у Федора Ильича, была украшена крупной ярко-оранжевой надписью по трафарету: «Выход из бокса N9 не предусмотрен. Извините».
И тут я понял, что стряслось. Это был девятый бокс. Он сам меня нашел. И больше уже не выпустит никогда. Я оглянулся. Женщины переступали с ноги на ногу в ожидании, несколько ближайших начали деловито завязывать волосы в пучок.
Значит, вот это и есть моя пытка. Вечная и непрерывная, без обеда и выходных. Пытка, отнимающая все, даже самую сокровенную мечту моей жизни. Ведь нельзя мечтать о том, чем тебя пытают. А они будут меня пытать, снова и снова заставляя делать одно и то же. Самое любимое, самое незнакомое, самое потаенное и вожделенное. Пока это не станет для меня пресным, затем скучным, затем неприятным, ненавистным, нестерпимым и дальшепо нарастающей. И предела этой муке не будет!
Все именно так, как говорил Федор Ильич, и как обещал проклятый вежливый черт! Никто не тащил меня силой, я сам пришел сюда, чтобы исполнить свое самое заветное желание. И сейчас оно исполнится.
Я в отчаянии застучал кулаками в дверь.
Ты что, читать не умеешь? спросила рослая девушка, положив мне руку на плечо. Ее крупная грудь спокойно колыхалась у самого моего лица. Другие женщины обступили нас тесным полукольцом.
Ты не суетись, продолжала девушка, расстегивая верхнюю пуговицу моей рубашки, экономь силы. Спешить тебе некуда. У тебя впередивечность
Москва
1999 г.
Борис ГайдукТысяча жизней
Рассказ
У входа в торговый центр кривлялся все тот же оборванный попрошайка.
Мрошек взял Томми за руку.
Попрошайка увидел их и бросился наперерез.
О! О! Вот мои спасители! Вот, кто не даст мне умереть с голоду!
Томми настороженно прижался к Мрошеку.
Папа, чего хочет этот дядя?
Того же, что и все, сынок.
Прямо в лицо Мрошеку нищий раскрыл беззубую, дурно пахнущую пасть.
Вы ведь не дадите мне пропасть? Нет? Тогда купите у меня Apera Eloscinaria! Посмотрите, как прекрасна Apera Eloscinaria!
Появилось вращающееся вокруг своей оси, подсвеченное снизу растение с темными мясистыми листьями.
Нет, спасибо, сказал Мрошек.
Растение исчезло.
О, вы не можете так жестоко обойтись со мной! взвыл нищий и сгорбился. Нет, я не верю, что вы обречете меня на смерть! Вы вовсе не так жестоки!
Томми подергал Мрошека за руку.
Папа, дяде плохо?
Очень! Очень плохо! подскочил к нему нищий. У дяди совсем нет денег! Дядя не ел три дня и сегодня вечером может умереть с голоду! Но в ваших силах его спасти! Всего две жизни! Купите у меня Apera Eloscinaria!
Мрошек понял, что проще будет расстаться с деньгами.
У нас уже есть Guenilla Vulgaris и Emeradina Secale, сказал он сварливо.
Это большая удача! Неслыханное везенье! Ничто так чудесно не дополняет Guenilla Vulgaris и Emeradina Secale, как Apera Eloscinaria! Поверьте мне!
Нищий уже чувствовал, что сделка состоится и придвинулся ближе.
Всего две жизни, зашептал он. Вы спасаете меня от голода!
Мрошек махнул рукой и прикоснулся к нищему указательным пальцем.
Две жизни, сказал он.
Благодарю вас! раскланялся нищий, считывая с платежной карты, вживленной в ноготь указательного пальца, две жизни Мрошека. Благодарю вас! Вы не пожалеете о своем великодушном поступке! В самое ближайшее время несравненная Apera Eloscinaria будет доставлена вам домой.
Мрошек мягко потянул Томми в направлении входа. Со звуками популярной джазовой мелодии двери распахнулись. Появилась блондинка в синей униформе торгового центра.
Здравствуйте, дорогой Мрошек! заулыбалась она. Рады снова вас видеть. Мы все к вашим услугам.
Здравствуйте, буркнул Мрошек, раздосадованный встречей с нищим.
Эта музыка звучит в вашу честь последний день, сообщила ему блондинка. Оставим ее или выберете новую?
Оставьте еще на на три дня, Мрошек и забыл, что сегодня последний день джазовой мелодии. Впрочем, пусть остается, она его не раздражает.
Томми уже тянул шею в направлении детской зоны.
Папа, ты меня оставишь поиграть с человеком-гранатой?
Да, Томми, конечно.
А сколько жизней ты мне дашь? Десять?
В ту же секунду перед ними возник администратор детской зоны.
Простите за вторжение, бархатно произнес он. Но сегодня особый день. Если вы оставите вашему малышу не десять, а всего лишь двенадцать жизней, с ним поиграет не только человек-граната, но и сам Малыш-из-Эдинбурга!
Малыш-из-Эдинбурга! ахнул Томми. Папа, пожалуйста!
Мрошек кивнул. Разницы никакой, пусть будет двенадцать жизней.
Вы идете прямо сейчас, мой юный друг? галантно наклонился администратор. Или, может быть, хотите пройтись по торговому залу вместе с отцом?
Прямо сейчас! запрыгал Томми. Да, папа? Можно?
Конечно, Томми. Желаю победы.
Администратор сверкнул улыбкой.
Это слова настоящего героя! Вашу руку, мой друг!
Я буду звонить тебе, папа!
Томми исчез.
Мрошек обвел взглядом бесконечное пространство торгового зала. В соответствии со своим социальным контрактом он должен каждый день проводить здесь два часа сорок пять минут.
Баланс, попросил Мрошек.
Появился счетовод.
Привет, Мрошек, сказал счетовод. Коротко или подробно?
Коротко.
Твой остатоктысяча сто четыре жизни. Доход составляет сорок три с половиной жизни в день, расход по текущим платежамтридцать восемь и три четверти. Дать информацию о балансе Синтии?
Не нужно. Что посоветуешь?
Счетовод почесал лысую голову.
Ты и сам знаешь, что я посоветую, Мрошек. После прибавки жалования ты никак не научишься тратить больше. Скопил уже больше тысячи жизней! Зачем? Тебе что, надоела спокойная жизнь? Сейчас тебе и шагу ступить не дадут! Мой тебе советпоговори с Синтией и купи что-нибудь существенное для дома.