Слезыньки горючие, я немедленно верну вам деньги и выплачу неустойку, сказал он воеводе, когда тот отослал денщика и успокоил дочь.
Мне не деньги нужны. Срамное выражение. Мне нужна дочь-девственница.
Увы, подобное было не в силах Станимира, и распрощались они с воеводой в состоянии необъявленной войны. И буде обманутый отец останется при своем мнении, назавтра следовало ждать вызова к чародею.
* * *
Слезыньки горючие, едва он вернулся домой, выяснилось, что на винный склад к купцу-клиенту ночью пробрался тать. К счастью, тать был местным забулдыгой. Убыток купцу он нанес невеликийукрал всего лишь бутылку водки, которую и распил тут же. Потом, похоже, занимался рукоблудием, поскольку заснул на складе со скинутыми штанами, а нагажено не было. Пришлось пообещать выплату неустойки и купцу.
Больше происшествий у клиентов не случилось, но перепугавшийся Станимир быстренько проверил все свои вчерашние заклятья. И обнаружил, что, хотя акустические формулы заклинаний пребывают в абсолютном порядке, ни одно из них положенным образом не работает.
Опосля этого ему ничего не осталось, как сдаться чародею, не дожидаясь, покудова на него пожалуется обманутый доченькой воевода.
* * *
Чародей Микула Веретено принял Станимира без задержки. Выслушал гостя, тряхнул выбеленной годами гривой и спросил:
Какой акустической формулой вы, брате, воспользовались?
Формулой номер пять, брате чародей.
Давайте-ка глянем Повторите ваши действия.
Ти-ти-та-ра-а-а, сотворил формулу Станимир. Ти-ти-та-ра-ра-а!..
Микула Веретено всмотрелся в ментальную атмосферу.
Что-то у вас не то получилось, брате Какую школу вы закончили?
В Ростове Великом.
Ага Чародей прищурился. Воспроизведите-ка формулу еще раз!
Ти-ти-та-ра начал Станимир.
Нет-нет, перебил его Микула Веретено. В обычной акустике.
Фа-фа-соль-ля, пропел Станимир. Фа-фа-соль-ля-ля!
Интересно, сказал чародей, почему это у вас вместо соль звучит си-бемоль, а вместо ля и вовсе до второй октавы? Давайте-ка проверим другие формулы. Тоже в обычной акустике.
Станимир пожал плечами и принялся петь.
Чародей слушал со все возрастающим изумлением. А потом изумление превратилось в настоящий ужас.
Слезыньки горючие, чего это он так перепугался? подумал Станимир. И замолк.
Молчал и Микула Веретено, боролся со своим ужасом.
Мне все ясно, сказал он наконец хриплым голосом. У вас напрочь пропал музыкальный слух, брате. А теперь давайте разбиратьсяпочему. Не происходило ли с вами в последнее время чего-либо чудно́го?
* * *
Когда чудное нашлось, тут же послали за владельцем «Затрапезья». Прибывший трактирщик показал, что сивушного сударям волшебникам наливать не думал. Употребляли чистейшей слезы медовушеньку. Правда, употребили ее весьма и весьма изрядно. А о прочем пусть расскажет муж-волшебник Рукосуй Молчан.
Послали за Рукосуем Молчаном.
Рукосуй долго себя ждать не заставил, прилетел к чародею аки птица небесная.
Микула Веретено поведал ему о беде, постигшей мужа-волшебника Копыта, и спросил напрямик:
Брате Рукосуй, это ваших рук дело?
Брат Рукосуй и не подумал запираться. Но, признавшись в совершенном злодеянии, тут же достал из баула лист бумаги и подал чародею.
Уговор, прочел вслух Микула Веретено. Мы, мужи-волшебники Станимир Копыто и Рукосуй Молчан, побились о заклад в следующем: Рукосуй Молчан утверждает, что способен, не прибегая к Ночному волшебству, нанести вред колдовской силе Станимира Копыта, а Станимир Копыто утверждает, что брат Рукосуйпьяный болтун и хвастунишка. Уговорились: буде Рукосуй Молчан реализует свои утверждения, Станимир Копыто заплатит ему пятьсот целковых, буде же нетоные пятьсот целковых заплатит Копыту Молчан. Подписано в присутствии хозяина трактира «Затрапезье». Подписи Он поднял глаза на волшебников.
В тот день, когда мы с братом Станимиром пошли в трактир, я открыл новое заклятье, виновато пробормотал Молчан, ну и спьяну решил испытать его
Так-так-так, братия Микула Веретено почесал в затылке. Полагаю, вам, брате Станимир, придется выложить брату Рукосую пятьсот целковых. А вам, брате Рукосуй, надлежит в моем присутствии снять с брата Станимира ваше заклятье и немедленно написать докладную записку на имя Кудесника с описанием вашего открытия. Слава богам, братия, что это заклятье не открыли ордынцы. Иначе порче подверглась бы вся Колдовская дружина! Приступайте, брате Рукосуй!
Рукосуй Молчан виновато опустил бороду на грудь:
Простите меня, чародей!.. Вся беда в том, что я забыл противозаклятье. А записать не удосужился. Оплошка вышла!..
Слезыньки горючие! пробормотал Станимир, ибо на него теперь тоже обрушился настоящий ужас.
* * *
Микула Веретено вызвал тоскующего в безделье Станимира через месяц. Лицо чародея сияло, седая грива стояла дыбом.
Радуйтесь, брате! сказал он. Академия волшебных наук сумела восстановить позабытое Молчаном противозаклятье. Микула Веретено сотворил незнакомую Станимиру Копыту акустическую формулу. Спойте.
Фа-фа-соль-ля, пропел Станимир. Фа-фа-соль-ля-ля!
Чародей радостно хлопнул в ладоши:
Порядок, брате! Ваш музыкальный слух полностью восстановлен. Он поднялся из-за стола и продолжил официальным тоном:Поелику законы Колдовской дружины, касающиеся связи с Ночным волшебством, не были нарушены, никто из замешанных в инциденте наказан не будет. Однако вам, брате, придется выплатить Рукосую Молчану проигранные пятьсот целковых и заплатить неустойки потерпевшим!
* * *
Неустойка пришлась воеводе как нельзя кстати, ибо он только чтосрамное выражение!!! уступил участи и отдал свою дочь в жены соседскому сынку-лоботрясу.
Вновь обретший суть жизни Станимир быстро наверстал потерянное.
Словом, все остались довольны исходом дела. Окромя воеводиной дочки: она сразу обнаружила, что молодой супружник доставляет ей в постели гораздо меньшую усладу, чем той первой ночью, когда папенька ввалился в спальню.
Увы, у нее не было колдовской силы, чтобы понять, чем различались ментальные атмосферы той ночи и наступившего медового месяца. А мужу-волшебнику Станимиру Копытуслезыньки горючие! ив голову не пришло хотя бы еще раз использовать переложение акустической формулы «фа-фа-си-бемоль-до второй октавы». Иначе он был бы обеспечен благодарными клиентками до конца своей жизни
Сергей ЗахаровЯсобака
Рассказ
Зверь, которого ты видел, был, и нет его,
и выйдет из бездны, и уйдет в погибель
Отчаяниевот то чувство, которое я испытывал, когда узнал правду. Это было отчаяние самой высшей степени, надеяться было совершенно не на что, и не было никакого способа чтолибо исправить. Я смотрел на зеркало сквозь толстые прутья клетки и видел отражение собачьей морды.
Вот, молодой человек, это теперь ваше новое обличье. Как оно вам?
Человек, держащий зеркало, засмеялся тихим, довольным смехом.
Я думал, что сплю, но очень скоро понял, что это не сон. Потом мне стало казаться, что я сошел с ума. Эта мысль, как не странно, меня успокоила, но только на времянаваждение не проходило, я был огромным пятнистым сенбернаром.
Ну, молодой человек, я понимаю, что вам не сладко. Но наука требует жертв, дас, и никто не виноват, что этой жертвой стали вы. Я взял части вашего мозга и вживил их в мою собакукстати, его зовут Джек. Это величайшее научное достижение! Величайшее! Вы должны гордиться! А пока, я вас оставлю на пару часов, а вы привыкайте, привыкайте! Отчаиваться не стоит, да это и не поможет.
Человек в белом халате опять засмеялся, поставил зеркало на пол и ушел. Я остался наедине со своим отчаянием. Наедине?
Не совсемя чувствовал, что мое сознание не одиноко, были еще какието чувства, которых я раньше не знал. Какието странные ощущения, гдето на грани сознания, на гране моего «я». Я хотел закрыть глаза, и не смог, тело было не мое, оно мне не подчинялось. Я понял, что это был Джек.
Я попытался разобраться в себе, прикоснуться к сознанию зверя, у которого отняли тело, и мне это почти удалось. От того, что было Джеком, исходило то же чувство, что испытывал и яотчаяние. И это чувство было гораздо сильнее моего, в нем не было даже искры мысли, а только беспросветная тоска, тоска твари, которая не понимает, что происходит, и которой очень плохо. На фоне отчаяния я различил еще одно чувство, чувство обиды на того, кому зверь был привязан более всего. Хозяин сделал Джеку плохо, и Джек не мог этого понять. Его чувства были гораздо сильнее моих и я отступил, я больше не претендовал на тело, и огромный сенбернар бросился на толстую решетку, вцепившись зубами в железный прут. Это было настоящее, ничем не сдерживаемое бешенство, от которого нам обоим стало немного легче. Приступ быстро закончился, и мы отползли в угол.
Обруч безысходности, стягивающий мою душу, ослаб. Может быть, причиной тому был прошедший приступ бешенства, а может, мысль о том, что комуто рядом еще хуже, чем мне, но разум мой просветлел.
Я начал вспоминать, что со мной произошло. Последнее, что я помнил из той жизни, был скрип тормозов и метнувшийся мне на встречу асфальт. Дальше ничего не было. Ничего, кроме отражения собачьей морды в зеркале и этого типа в белом халате. Я его про себя назвалАйболит. Неожиданно мне стало смешно, наверное, это был признак душевного расстройства, и я попытался рассмеятьсяно нет, собачья мимика этого не позволила. Моя попытка вспугнула успокоившееся было сознание Джека, наше тело опять метнулось к решетке. Я попытался воспротивиться, мы стали бороться за контроль над теломдве несчастные, лишенные привычной оболочки души дрались за лохматый набор костей и мускулов. Бешеный напор звериных эмоций столкнулся с человеческим разумомкак всегда, разум победил. Джек, еще более несчастный, чем раньше, забился в самый угол моего сознания. Я победил, стал хозяином тела, отняв его у собаки.
В песьем теле мир воспринимался подругому. Зрение стало чернобелым, причем в той точке, куда был направлен взгляд, предметы виделись гораздо четче и контрастнее, чем по сторонам. Зато малейшее движение воспринималось мгновенно, движущийся объект был виден превосходно, он всегда находился в центре моего внимания. Я не заметил, изменился ли мой слух, но теперь я узнал мир запахов. Человек понастоящему не знает, что такое запах, только теперь я это понял. Можно было находить предметы, людей и животных в полной темноте, только по запаху. И ещебольше не было запахов приятных и не приятных, а были полезные и бесполезные то есть съедобные и не съедобные. Я смотрел на мир с низу, будто с колен, да я и был на коленях. Снова накатилась волна отчаяния, но приход Айболита отвлек меня.
Ну что, молодой человек, освоились немного? Вот и ладненько!
Это был прямо персонаж из фильмов, этакий душенькадоктор, довольный собой и окружающем его миром. Мне стало страшно и както безнадежно.
Меня зовут Николай Васильевич, да, вы же не разговариваете Ну и ладненько, это к лучшему, будете больше слушать и не сможете перебивать. Итак, я сумел завладеть вашим теломоно было после автомобильной катастрофы. Вы были сильно покалеченымногочисленные переломы, внутренние кровоизлияния, но мозг был абсолютно цел. Не спрашивайте, как мне удалось вас заполучитьэто очень дорого стоило. Дас, очень дорого, но я за все заплатил. Я ведь не бедный человек, я очень известный хирург. Мне повезловы приезжий, работаете в Москве без прописки и регистрации, вас не скоро хватятся. Да и кто будет вас, круглого сироту, к тому же холостяка, искать? А если все же хватятся, то все уже окончитсясобственно, уже закончилось! После операции знаете сколько прошло? Нипочем не угадаете! Три месяца уже! Просто ваше сознание спало, а теперь я его разбудил. Посмотрите в зеркаловсе швы уже зажили! Дас, вы официально умерли, уж не знаю, где вас похоронили, но, если пожелаете, могу узнать. Думаете, я вас убил? Зря! Вас можно было спасти, но нужно было сделать несколько сложных и дорогостоящих операций. Причем срочно! И кто бы за это заплатил? В той больнице, куда вас привезла «скорая», из медикаментов был один анальгина у вас ведь даже страховки не было! Вы бы скорее всего умерли часов через шесть, так что я вас не убиля вас спас!
Айболит довольно засмеялся. Мне очень захотелось, чтобы между мной и доктором не было клетки. Наверное, я както выразил свое желание и врач это заметил.
Ну, не надо так реагировать! Относитесь к этому философски! Вас давно уже нет, а то, что находится в теле моего псаэто совсем не вы. Поэтому предлагаю сотрудничество. Взаимовыгодное, разумеется. Нуну, не надо волноваться! Хорошо, о сотрудничестве поговорим завтра. А сейчас я расскажу вам цель всего этого и сразу же уйду. А цель моячисто научная. Сейчас в теле моей псины находятся два сознанияваше и бедного Джека. Я не претендую на роль профессора Преображенского, да и мой Джек гораздо благороднее Шарикатак вот, самое интересное, что это есть такоезверь с человеческим разумом. Это, поверьте, вопрос вопросов. Многие думают, что человеки есть зверь с разумом, тело здесь не причем. То есть налет цивилизации на человекене более, чем налет. Это тонкий слой на звериной основе. Вы в этом смыслечистый эксперимент. Ваше сознание будет двигаться от человеческого к звериному, и мы вместе будем за этим наблюдать. Это длительный процесс, вы и сами не заметите, как станете зверем. А покаотдыхайте, вот там, справа от васвыход во внутренний дворик, если захочется прогуляться, пожалуйста. Нус, спокойной ночи! и мы с Джеком остались одни.
Я исследовал место, куда занесла меня судьба. Клетка занимала примерно половину помещения без окон. Длина клетки была метра три, шириначуть меньше. Прутья были толстыми, с сантиметр, расстояние между ними позволяло просунуть туда лапу, но не морду. Задней стенки у клетки не было, там была просто каменная, неоштукатуренная стена. Справа и слева решетка закрывала выходы в соседние помещения, но справа проход был сейчас открыттам был выход во внутренний дворик. Как потом выяснилось, решетка могла подниматься и опускаться, кнопки подъема решеток располагались на противоположной стене, метрах в двух от передней решетки. Слева был проход в лабораторию, сейчас закрытый решеткой. Под потолком тускло горела ночная лампая не различал цветов, но в моей памяти эта лампа осталось почемуто синей. На полу лежал мягкий, чистый коврик и стояла, тоже чистая, миска с водой. Стены комнаты были каменными, выход располагался напротив, лестница вела наверхя подумал, что нахожусь в подвале, но ошибся. Я был на первом этаже двухэтажного особняка, просто в мое узилище было три входаиз дворика, из лаборатории и, по лестнице, со второго этажа. На потолке висела видеокамера, на которой едва видным красным светлячком горел огонекза мной следили.
Я пошел в сад, но быстро вернулся. В темноте мое зрение стало даже хуже, чем было раньше. Луны не было, я ничего не видел, волна запахов оглушила меня, я вернулся и лег на подстилку. Я дрожал от страха и волненияя понял, что ночные страхи были не мои, а Джека. Здесь, на коврике за железной решеткой, я провел самую ужасную ночь в своей жизни.
Я пытался заснуть, и не смог. Это так и осталось с тех пормое сознание всегда бодрствует. Наверное, это результат операции. Даже когда мое новое собачье тело спит, для меня не наступает период небытия. В это время я нахожусь на границе сна и яви, я ничего не вижу и не слышу, но и не сплюта часть нашего с Джеком мозга, в котором находится мое «я», продолжает страдать. Той ночью приливы отчаяния сменялись приступами дикой злобы, которая переходила в жалость к самому себе. Затем снова наступало отчаяние. Иногда мне казалось, что все это приснилось, я открывал глаза в надежде увидеть привычную свою спаленку в квартире, которую я снимал на окраине Москвы. Но каждый раз передо мной появлялись каменные стены и толстая решетка, освещенные синим ночником. Я вспоминал слова Айболита о том, что мое сознание должно в конце концов стать сознанием зверя, и мне хотелось, чтобы это произошло как можно скореея полагал, что животные не испытывают таких душевных мук. Странно, но мыслей о самоубийстве не былода и когда собаки кончали с собой? Все неприятности и беды, которые были в моей жизни, стали совершенно никчемными, несерьезными. Безденежье, проблемы на работе, бытовые неурядицы или неудачная любовь теперь казались мне мелочами, недостойными даже упоминания. Я подумал, что когда у человека нет настоящих бед и радостей, он придумывает их себе сам.
Как только рассвело, я пошел во внутренний двориккаждой собаке нужно несколько раз в день гулять. Дворик был окружен высокой, метра четыре, каменной стеной. Во дворике был сад из десятка ухоженных деревьев. Там же было две клумбы с какимито красивыми, нездешними, цветами. В одной из стен была, разумеется, запертая, дверь. Я попытался через замочную скважину разглядеть, что находится снаружи и понял, что особняк, в котором я жил, находится не в городеза дверью было открытое пространство, росла трава и дальше, метрах в ста, темнел лес. К лесу от двери вела тропинка.
Вид леса произвел на меня какоето магическое действие, чтото изменилось у меня в душе. Это лес манил, звал меня к себе и я всем своим существом захотел оказаться там. Не знаю, было ли когданибудь в моей жизни более сильное желание. С этого мгновения у меня появилась ясная целья захотел вырваться из этого дома и уйти в лес. С этой мыслью я вернулся на свой коврик, под синюю лампу.
Скоро пришел Айболит и принес мне завтракникакой не собачий, а нормальный, человечиймакароны по флотски.
Доброе утро! Вот, кормить я вас буду, как человекапока сами не захотите чегонибудь другого. Питаниедвухразовое, утром и вечером, Джек так же питался. Вы кушайте, не стесняйтесь!
Я и не стеснялся, а пока я ел, Айболит рассказывал мне, как удачно у него получился это эксперимент, в результате которого я однажды увидел собачью морду в зеркале. Оказывается, он не весь мой мозг засунул в череп Джекавесь бы не поместился. Он взял только то, что было «я», моя личность или, если угодно, моя душа. Все же органы чувств остались собачьими. Личность Джека, если можно так выразиться, никуда не девалась, но звериный мозг слабее человеческогов прямом, не переносном, смысле. То есть электрические импульсы моего мозга забивали импульсы Джека, поэтому я так легко его подавил.
Вы, я вижу, позавтракали! Ну, теперь перейдем к делу. Я предлагаю сотрудничество. Без вашей помощи у меня ничего не выйдет, самое главное во всем этомваши ощущения. Вы будете мне помогать, а за это я буду вас хорошо кормить и лечить, если вы заболеете. Поместить ваше сознание снова в тело человека, увы, невозможно, не буду лгать. Если же вы не захотите во всем этом участвоватьну что же, придется мне искать другого донора, а ваш разум я, извините, усыплю. Честно скажу, мне бы очень хотелось, чтобы вы согласилисьтакие сложные операции не всегда удаются, да и денег жалко. Ну, что скажете? Ох, вы же не разговариваете Кивните, если согласны.
Еще вчера вечером я бы отказался, жизнь в собачьем теле представлялась мне хуже, чем смерть. Но сегодня я увидел лес, и у меня появилась цель. В тот момент я не подумал о том, что если откажусь, то Айболит убьет еще когонибудь. Мне было очень плохо, что меня в какойто мере должно извинить, и думал я только о себе. Впрочем, к чему эти оправдания, мне не у кого просить прощения. Я кивнул.
Ну, вот и ладушки! обрадовался Айболит, Теперь позвольте объяснить, что вам придется делать. Пройдемте, пожалуйста, в лабораторию.
Врач нажал кнопку в стене, решетка слева от меня поднялась и открыла доступ в небольшое помещение, также разделенное решеткой. Здесь был яркий свет, который шел из открытого окна, а больше от ярких ламп дневного света. Стены комнаты были покрыты чистым, белым кафелем. По ту сторону решетки были какието приборы, на моей же стороны их было всего два. Первый был шлем, прикрепленный на уровне моего роста. Вторым прибором был компьютер с огромной клавиатурой, сделанной в расчете на собачью лапу.
Собственно, обязанностей у вас будет не много. Два раза в день следует снимать энцеэлектрограмму и проходить тесты. Для того, чтобы снять энцеэлектрограмму, вам надо засунуть голову в шлем и нажать вон тот красненький рычажок. Вот, попробуйте это сделать сейчас Видите, как все просто. Это надо делать утром и вечером. Если забудете, то звонок вам напомнит. Вот так! Айболит продемонстрировал звонок, С тестами дело обстоит сложнее. Их тоже два, и проходить их надо сразу после предыдущей процедуры. Вам следует отвечать на вопросы компьютера, а сложность в том, что лапы ваши не очень подходят для работы с клавиатурой, даже специальной. Придется тренировать лапы, ничего не поделаешь! Этот же компьютер позволяет вести дневник ваших ощущений. С его же помощью я надеюсь вести с вами диалог, но сперва натренируйте лапы! Все понятно? Вот и ладушки! Да, кстати, убирать за вами и приносить еду будет лаборантка. Она, разумеется, считает вас обычным псом, и не надо выводить ее из этого заблуждения. Договорились?
Я кивнул и стал подопытным животным.
Ночи я проводил на коврике, в той самой комнате с синей, предположительно, лампой. Со временем я перестал бояться выходить ночью в сад и эти прогулки стали привычкой. Утром я также выходил в сад и долго смотрел в замочную скважину на темный лес, который все больше меня манил. Я выполнял все, о чем просил Айболит и довольно скоро научился работать на собачьей клавиатуре с приличной скоростью. Я проходил тесты, но результатов их не знал.
Хирург бывал у меня по утрам и вечерам, вид он имел довольный и говорил, что все идет так, как он и рассчитывал. Иногда он разговаривал со мной, рассказывал, как трудно ему было сделать эту чудооперацию, результатом которой стало рождение зверя с человеческим сознанием. То, что он делал, он считал правильным и полезным для него лично и для всего человечества в целом. Он был, как я понял, принципиальным человеком, у него были свои понятия о добре и зле. Только его добро и его зло не совпадали с моими. Он об этом сожалел, но не чрезмернобыли и другие проблемы, более серьезные. По настоящему его интересовал только процесс превращения человека в зверя. Очень скоро у меня появилась и вторая цель, кроме побега в леся все больше хотел встретиться с Айболитом так, чтобы нас не разделяли толстые прутья решетки. Я не знал, что я сделаю, если такая ситуация сложится, но каждый день я желал этого все больше и больше.
Я теперь был совершенно один, сознание Джека исчезло, полностью растворившись в моем. Человек поглотил зверя, и теперь сам должен был постепенно в него превращаться.
Кормили меня всегда хорошо, только я не мог привыкнуть есть на людях или перед глазком телекамеры. Я брал зубами свою миску с едой и утаскивал ее в сад, поэтому у меня было две миски, и когда приносили еду, забирали пустую. Впоследствии это сыграло свою роль, но не буду забегать вперед.
Я думал, насколько стал ближе к зверю, но не находил никаких изменений в своей психике, пока не поймал себя на мысли, что пытаюсь схватить ртом надоевшую мне муху. Я стал внимательнее к себе приглядываться и заметил, что иногда мне хочется сырого мяса, что я спокойно выкусываю блох из шерсти и что с удовольствием погрыз бы кость, если таковая оказалось бы в поле моего зрения. Насчет блохдело было поправимо, в подвальчике был душ, которым я мог всегда пользоваться, так как он и построенто был специально для меня. Вода там была теплая и в нее чтото добавлялосьпару дней после купания эти твари меня не тревожили. Я думаю, что если бы душ не помогал от блох, я бы им вовсе не пользовалсяникакой потребности мокнуть у меня не было.
Каждый день я проводил некоторое время в изучении двери, которая вела из дворика к лесу, и скоро я знал на ней каждую трещинку, но это мне не помоглооткрыть дверь можно было только ключом, сломатьчем нибудь тяжелым, ломом, например, но в любом случае нужно было иметь руки. А рук у меня не было, только лапы.
Кроме двери, меня интересовал еще один предметвыключатель, который поднимал решету моей клетки. Это был самый обычный выключатель, которым обыкновенно включается люстра в квартире. Он находился на стене, на высоте метра в полтора от пола и я бы легко мог попасть в него камнемесли бы мог этот камень бросить. Тогда решетка бы поднялась и я спокойно дождался бы прихода Айболита. Но все упиралось в тожеу меня не было рук, чтобы бросить камень. Собачьи лапы для этого не годились.
Через некоторое время я понял, что весь налет цивилизации с меня слетелмне совершенно не был нужен ни телевизор ни книги. Меня ничто не интересовало из того, чем обычно занимаются люди в свободное от добычи денег времяни политика, ни спорт. С женщинами было сложнеес одной стороны, я был пес, а с другой весь мой жизненный опыт был человеческий, потому я старался не думать на эту тему и это пока помогало. Не знаю, была ли потеря интереса к благам цивилизации следствием моей новой, звериной, сущности, либо все объяснялось сложившейся ситуацией. Возможно, в моей душе просто не было места для других предметов, кроме двери в садике и выключателя на стене напротив моего коврика ни о чем другом я не мог думать.
Ухаживала за мной лаборантка, миловидная женщина, которая боялась меня, как огня. Я ее отлично понимал, ведь раз меня держат в клетке с толстыми прутьями, значит, я опасен. Ее обязанности былиприносить еду, убирать за мной, поливать в садике и еще она должна была чтото делать с приборами в лаборатории, что именноне знаю. Действовала она всегда по инструкцииопускала все решетки и работала только в тех помещениях, где меня не было. Затем она открывала одну решетку и кричала:
Джек, сюда!
Я слушался и переходил в убранное помещение, она опускала решетку и шла туда, откуда я пришел. Иногда я думал, что произойдет, если я не подчинюсь, но экспериментировать мне было лень. Правда однажды, когда пошел второй месяц моего пребывания в собачьей шкуре, казус все же случилсялаборантка перепутала помещения и оказалась в саду вместе со мной. Она не сразу это заметила и некоторое время занималась своим деломотыскивала и убирала мои кучки, которые я, впрочем, старался размещать в одном месте. Мне не хотелось истерик и вообще я не знал, что должен делать, если дамочка свалится в обморок, а потому я постарался стать как можно незаметнее и улегся в высокую траву. Этим я, наверное, только усугубил положениелаборантка заметила меня, только подойдя совсем близко. Наши взгляды встретились и на несколько секунд воцарилась драматическая тишина. На ее лице отразилось удивление, затем испуг, но в обморок она падать явно не собиралась, а както по боевому перехватила совок в правую руку и, стараясь говорить спокойно, произнесла:
Джек, отойди, мне пройти нужно, я сообразил, что загораживаю ей дорогу к выходу, встал, отошел в сторону, и отвернулся к стене. Я слышал, как она прошла к двери на второй этаж, и крикнула прежде чем дверь закрылась:
Джек, а ты, оказывается, классный пес!
Мне стало грустно и пусто, отчаяние опять навалилось на меня, но теперь была другая ситуация, теперь у меня была цель, даже две целисбежать в лес и оказаться один на один с Айболитом. Я думал, что для полного счастья мне хватит выполнения любого из этих двух желаний.
После случайной встречи в садике, отношение лаборантки ко мне изменилось. То есть, раньше никаких отношений не было вовсе, мы старались не замечать друг друга. Теперь она разговаривала со мной, иногда стала приносить конфеты и чаще, чем до того, выбивала пыль из моего коврика. Я тоже стал внимательнее присматриваться к лаборантке и заметил, что она довольно симпатичная женщина, признаков глупости не проявляет и что в бытность мою человеком я вполне мог бы попытать счастья. Еще я заметил, что она любит цветы, особенно большую, прямо огромную, розу, что росла не на клумбе, а просто на земле возле той самой заветной двери к лесу.
Часто вечером, после того, как работа бывала закончена, я выслушивал длинные истории из ее жизни, и скоро я знал о ней почти всевсе, кроме ее имени. Я замечал и раньше, что люди в разговорах редко произносят свое имя, а теперь я в этом убедился окончательно. За те три месяца, что продолжались наши отношения (если это можно так назвать), я так и не узнал, как зовут лаборантку, хотя рассказывала она в основном о себе. Когда же Айболит здоровался с ней, он произносил нечто вроде «Доброе утро, э-э-э-э»наверное, он и не помнил ее имени.
Рассказы женщины были по большей части печальнымижила она одна, с людьми сходилась плохо, все любовные истории закончились одинаковоодиночеством. Винила она во всем только себя, свою стервозность (ее слова), что бывает крайне редкоя имею в виду не стервозность, а такое критичное отношение к собственной персоне. Я не делал никаких намеков о своей настоящей сущностисвое современное положение я считал постыдным и, как любой мужчина, не терпел проявлений жалости к себе. Ее общество было мне очень приятноя даже стал чаще мокнуть под душем, чтобы от меня не так пахло псиной. Впрочем, близко она ко мне не подходила и тем более не пыталась погладить. Я слушал и думал о том, как мало надо, чтобы сделать человека несчастным или счастливым, и что, будучи человеком, я не жил, а просто тратил свою жизнь на пустяки, мелочи и пошлости. Мне было грустно, но приступы отчаяния меня больше не одолевалия нашел способ, как добраться до Айболита и жизнь моя была полна смысла.
Однажды, во время завтрака, я неудачно наступил на край миски и все ее содержимоеа это были пельменикак из катапульты, отлетело метра на четыре. Я поверил в историю Ньютона с его яблокомкогда о чемто долго думаешь, достаточно только намека. Для Ньютона намеком было свалившееся на голову яблоко, для меняразлетающиеся во все стороны пельмени. Впрочем, завтрака я не лишился, потому что аккуратно все их нашел и съел. Я уже знал решение одной своей проблемыдля того, чтобы попасть камнем в выключатель, руки были не нужны.