Прот доел последнее киви вместе со шкуркой, и я включил магнитофон.
Мне хотелось бы продолжить разговор о том, о чем вы упомянули в одной из прошлых бесед.
Почему бы и нет?
Мне кажется, вы говорили, будто на КА-ПЭКСе нет правительства, и что там никто не работает. Это правда?
Сушая прада, началык.
Я, наверное, туповат, но мне до сих пор непонятно, как же все-таки там у вас что-то делается. Кто строит библиотеки, производит для них оборудование, устанавливает его и следит, чтобы оно работало? Кто разрабатывает голографические программы, или как вы их там называете? Кто изготовляет посуду и шьет одежду? Кто сеет зерно? И как насчет всего остального, в чем вы на КА-ПЭКСе наверняка нуждаетесь и чем вы там пользуетесь?
Прот шлепнул себя ладонью по лбу и пробормотал:
Mamma mia, а потом добавил:Хорошо. Дайте-ка мне подумать, как это попроще объяснить, чтобы вы поняли.
Он подался вперед и уставился на меня своими черными пронзительными глазами, как делал всякий раз, когда хотел удостовериться, что я внимательно его слушаю.
Во-первых, мы на КА-ПЭКСе не носим почти никакой одежды, за исключением того редкого периода нашего цикла, когда наступает холодная погодатакое случается раз в двадцать один год (по вашему календарю). И никто у нас не сеет зерно. Если его оставить в покое, оно само прорастает. Что же касается библиотек, то, если что-то надо сделать, кто-нибудь это сделает, capisci? И так обстоит дело со всем, что вы называете «товарами и службами». Что может быть проще?
Но ведь наверняка есть работы, которые никому не хочется делать. Например, те, что связаны с тяжелым физическим трудом, или уборка общественных туалетов. Так уж устроена человеческая натура.
На КА-ПЭКСе нет людей.
Ах да, совсем забыл, ответил я, проницательно взглянув на прота.
К тому же из того, что необходимо делать, нет ничего, что было бы так уж неприятно. Вот, послушайте. Вы ведь испражняетесь, верно?
Не так часто, как хотелось бы.
Вы находите это неприятным?
В какой-то мере.
Вы кого-то нанимаете делать это за вас?
Я бы нанял, если б мог.
Но вы же этого не делаете, вам такое и в голову не приходит. Вы испражняетесь, и все тут. И в некоторой степени даже вознаграждаетесь за труды, так ведь?
На магнитофонной пленке в этом месте слышно, как я хмыкаю.
Хорошо. Неприятных работ нет. Но давайте рассмотрим противоположную сторону этого вопроса. Как насчет работ по специальностям, которые требуют долгих лет обучения? Вроде медицины. Или юриспруденции. Кто занимается этим?
У нас нет законов, а потому нет и юристов. Что же касается медицины, так у нас ею занимаются все, так что, в общем-то, нет никакой нужды во врачах. Разумеется, есть такие, кому эта область интереснее, чем остальным, но если в них возникает нужда, они всегда готовы помочь. Главным образом, когда нужна операция.
Расскажите мне еще о медицине на вашей планете.
Так и знал, что рано или поздно вы до нее доберетесь, сказал прот, принимая свою привычную позу. Как я уже только что заметил, у нас в медицине нет особой нужды. Так как мы едим только растения, у нас нет проблем с кровеносными сосудами. А так как у нас нет загрязнения воздуха и пищи и нет табака, у нас нет и рака. У нас фактически нет стресса, так что нет проблем с пищеварением. К тому же очень редки серьезные несчастные случаи, нет самоубийств и нет преступностиvoila! Так что доктора не очень-то и нужны! Конечно, случается порой, что кто-то заболеет, но большинство этих болезней не оставляют никакого следа. Правда, иногда встречаются и серьезные заболевания. Но мы их лечим нашими растениями. На каждый недуг есть свой особый вид травы, а то и два. Их нужно просто поискать в библиотеке.
У вас для всего есть травы?
Так же как и у вас. Для СПИДа, для различных видов рака, для болезней Паркинсона и Альцгеймера, закупорки сосудов. Есть травы для избирательной анестезии.
Избирательной анестезии?
Если надо оперировать на брюшной полости, есть средства для анестезии этой части тела. Вы можете наблюдать, как вам удаляют аппендикс. А если хотите, можете сами его себе удалить. У ваших китайцев очень правильные идеи насчет иглоукалывания.
А у вас есть больницы?
Скорее нечто вроде маленьких поликлиник. Одна на каждую деревню.
А как насчет психиатрии? Вы, наверное, скажете, что в ней на КА-ПЭКСе нужды нет.
А с чего ей быть? У нас нет раздирающих на части религиозных, сексуальных или финансовых проблем.
Хорошо. Но разве у вас нет тех, у кого заболевание органического характера? Что вы с ними делаете?
На нашей ПЛАНЕТЕ таких очень мало. Но и те, которые есть, не представляют никакой опасности, и их не запирают на замок для удобства окружающих. Наоборот, все остальные о них старательно заботятся.
Вы хотите сказать, что ваших психических больных не лечат лекарствамитравами, чтобы они поправились?
Нередко эти существа психические больные только в глазах окружающих. На вашей ПЛАНЕТЕ психическими больными слишком часто называют тех, кто думает и ведет себя не так, как большинство.
Но ведь наверняка есть и такие, которые совершенно не могут принять реальности
Реальность для каждого своя.
Так что, КАПЭКСиан никогда не лечат от психических заболеваний?
Только если они несчастны или сами просят о лечении.
А как понять, счастливы они или нет?
Тот, кто в этом не разбирается, не может быть психиатром.
Хорошо. Вы сказали, что на КА-ПЭКСе нет стран и нет правительств. Из этого я заключаю, что на всей вашей планете нет ни армии, ни оружия, верно?
Боже упаси!
Тогда скажите мне, что случится, если на КА-ПЭКС нападут обитатели другой планеты?
Это невозможно по определению. Существа, которые хотят разрушить другой МИР, сначала разрушают самих себя.
А как насчет внутренних дел? Кто следит за порядком?
На КА-ПЭКСе уже полный порядок.
Но вы также сказали, что на вашей планете нет законов, верно?
Вэ-эрно.
Как же при отсутствии законов узнать, что правильно, а что нет?
Так же, как это происходит у людей. Ваши дети ведь не изучают закон? Когда они совершают ошибки, им на это указывают.
Кто же решает, что ошибка, а что нет?
Каждый это знает.
Как это? Кто первым создал правила поведения?
Никто. С годами они стали очевидны сами собой.
Вы считаете, эти правила опираются на какие-то нравственные основы?
Зависит оттого, что вы подразумеваете под словом «нравственные». Полагаю, вы имеете в виду религию.
Да.
Как я уже сказал, у нас на КА-ПЭКСе, слава Богу, религии нет.
Слава Богу?
Это была шутка. Прот записал что-то в своем блокноте. У вас что, на ПЛАНЕТЕ нет чувства юмора?
То есть вы не верите в Бога?
Мы эту идею рассматривали в течение нескольких сотен циклов, но вскоре отвергли.
Почему?
Зачем же себя обманывать?
Но если она приносит утешение
Ложные надежды не приносят ничего, кроме ложного утешения.
Все капэксиане разделяют этот взгляд?
Я думаю. Это не та тема, которую мы часто обсуждаем.
Почему же?
Как часто вы обсуждаете драконов и единорогов?
А что же вы обсуждаете на вашей планете?
Информацию. Идеи.
Какого рода идеи?
Можно ли путешествовать в будущее? Существует ли четвертое пространственное измерение? Существуют ли другие ВСЕЛЕННЫЕ? Такого рода вещи.
Еще один вопрос, прежде чем мы перейдем к другой теме. Что произойдети я знаю, что это большая редкость, но что все-таки произойдет, если кто-то нарушит одно из ваших правил поведения? Откажется его выполнять?
Ничего не произойдет.
Ничего?
Мы просто постараемся убедить его или ее.
И все?
Да, все.
А если он убьет кого-нибудь?
На лице прота отразилось волнение.
С какой стати, кто бы то ни был, такое совершит?
Но, а если это все-таки произойдет?
Мы начнем его или ее сторониться.
Но неужели у вас нет сострадания к убитому? Или к его следующей жертве?
Прот уставился на меня не то с отвращением, не то с изумлением.
Вы делаете из мухи слона. На КА-ПЭКСе существа не убивают других существ. Преступность у нас еще менее популярна, чем секс. В ней просто нет никакой необходимости.
У меня появилось ощущение, что я напал на след.
Но если кто-то совершил преступление, следует ли этого человека это существо посадить за решетку для блага всех остальных?
Теперь прот казался просто взбешенным.
Позвольте мне кое-что вам объяснить, док. Прот едва ли не зарычал. Большинство людей руководствуются правилом: око за око, жизнь за жизнь. Многие ваши религии знамениты этой формулировкой, которая во всей ВСЕЛЕННОЙ прославилась своей нелепостью. Ваш Христос и ваш Будда думали иначе, но никто к ним не прислушивался, включая христиан и буддистов. У нас на КА-ПЭКСе нет преступности, понятно? А если б и была, то все равно не было бы наказания. Вам, жителям ЗЕМЛИ, этого явно не понять, но в этом тайна жизни, поверьте мне!
Глаза прота чуть не вылезли из орбит, он тяжело дышал. Я почувствовал, что пора заканчивать беседу, хотя время наше еще и не истекло.
Должен признаться, что ваши доводы вполне разумны. Да, между прочим, боюсь, что нам придется сегодня закончить нашу беседу несколько раньше. Надеюсь, вы не против. У меня назначена важная встреча, которую никак нельзя отложить. Вы не возражаете, если мы продолжим наш разговор на следующей неделе?
Прекрасно, ответил прот чуть спокойнее, чем прежде, но все еще раздраженно. А потом, ни слова не говоря, поднялся и гордой походкой вышел из комнаты.
Он ушел, а я остался сидеть в приемной, предавшись размышлениям. До сегодня я не видел в проте никаких признаков гнева, он даже почти никогда и не хмурился. И вдруг оказалось, что под безмятежной гладью все бурлит и кипитвулкан, готовый в любую минуту извергнуться. А может, он уже извергался в прошлом? Истерическая амнезия порой начинается в результате необратимого акта жестокости. А что, если прот кого-то убил, скажем, 17 августа 1985 года? Может, мне надо, в виде меры предосторожности, перевести его в четвертое отделение?
От последнего я решил отказаться: это могло загнать его еще глубже под непроницаемый панцирь. К тому же все это были пока лишь мои домыслы. И даже если я прав, навряд ли прот станет проявлять жестокость, разве что мы добьемся существенных успехов в раскрытии его прошлых поступков, приведших к потере памяти, а это будет большой удачей. Тем не менее, надо предупредить персонал и охрану о возможных проблемах и попросить их следить за ним внимательнее, а также самому проводить последующие беседы с большей осторожностью. И еще я решил сообщить в полицию о возможном жестоком избиении, случившемся около пяти лет назад, в надежде, что это поможет им выяснить, кто такой прот, чего с помощью известных нам ранее «улик» сделать не удалось.
Семнадцатое августа неумолимо приближалось. Я был изнурен и в полном отчаянии. «Наверное, я слишком стар, думал я, для работы в клинике. Возможно, я для нее уже не гожусь. А может, вообще никогда не годился».
Я никогда не хотел быть психиатром. Я хотел стать певцом.
Когда я учился в колледже и готовился к медицинской карьере, моим единственным истинным интересом было ежегодное «Follies Brassiere», эстрадное представление талантов, где выступали студенты и преподаватели и в котором я нахально горланил оперные арии и мелодии из бродвейских мюзиклов под оглушительные, пьянящие аплодисменты. Однако к окончанию колледжа я уже был женат, и столь легкомысленная мечта мне была не по карману. Я не был Дон-Кихотом.
И лишь начав учиться в Высшей медицинской школе, я стал всерьез сомневаться в моем выборе профессии. Но только я собрался признаться в этом своей молодой жене, как у моей матери обнаружили рак печени. Врачи решили ее оперировать, но, как оказалось, было уже слишком поздно.
Моя мать была мужественной женщиной и до конца держалась молодцом. Ее везли на операцию, а она говорила обо всех тех местах, в которых ей хотелось бы побывать, и обо всем, чем она еще собирается заняться: о живописи акварелью, о французском языке, игре на фортепьяно. Хотя наверняка она знала правду. Ее последними словами, обращенными ко мне, были: «Будь хорошим доктором, сынок». Она умерла на операционном столе, так и не увидев своего первого внука, который родился три месяца спустя.
А потом всего лишь раз была минута, когда я почти решился бросить медицинудень, когда мне поручили в первый раз препарировать труп.
Это был сорокашестилетний белый мужчина, лысоватый, грузный и небритый. Не успели мы начать вскрытие, как глаза его будто открылись. Взгляд их, казалось, молил меня о помощи. Меня не тошнило, и я не потерял сознаниемальчишкой я чего только не навидался во время обходов, просто дело было в том, что тело его выглядело точь-в-точь как тело моего отца в ночь, когда он умер. И я, не выдержав, ушел из анатомички.
Когда я рассказал Карен о том, что случилось: как я не мог вскрывать труп человека, походившего на моего отца, она сказала: «Не дури». И я вернулся в больницу и препарировал ему руки и ноги, грудь и брюшную полость, при этом слыша, как мой отец, считавший себя в некотором роде комиком, шепчет мне на ухо: «Ой, больно!» В тот день я убедился еще сильнее, чем прежде, что не хочу быть ни терапевтом, ни хирургом. И, следуя примеру моего друга Билла Сигела, пошел в психиатрию. И не только потому, что эта область была менее «кровавой», но и потому, что она казалась необычайно сложнойтак мало было в ней изученного. К сожалению, и по сей день, почти тридцать лет спустя, положение в ней ничуть не менее печальное.
В тот же день, когда прот гордо покинул мою приемную, мне позвонила журналистка, решившая написать статью о психических расстройствах и опубликовать ее в крупном национальном журнале. Она спрашивала, можно ли ей «обосноваться» у нас в МПИ на неделю-другую, чтобы собрать нужную информацию и, как она выразилась, «пошарить у вас в мозгах». Не нравится мне это выражение, как, впрочем, и другие, вроде «оторвать кому-то голову» или «загрызть кого-то»они всегда напоминают мне о грифах. Правда, нелепо было отказать ей из-за этого в просьбе, так что я дал согласие на написание статьи в надежде, что наша «дурная слава» может обернуться для нас некоторым финансовым успехом. Я соединил журналистку с миссис Трекслер, чтобы та назначила ей встречу со мной в удобное для нас обоих время. И рассмеялся прямо в трубку, когда журналистка сказала, что ей удобно «прямо сейчас».
За время выходных у доктора Гольфарба появился новый пациент. Назову его «Чак», и, хотя на самом деле его звали по-другому, он хотел, чтобы именно так его называли. Чак был шестидесятитрехлетним нью-йоркским портьехроническим циником, безнадежным пессимистом и классическим скрягой. Его привезли к нам потому, что последнее время он начал извещать всех входящих в его здание, что они «смердят». Каждый, кто находился в пятидесяти милях от него, «смердел». Когда он вошел в здание больницы, его первые слова были: «Мерзкое местосмердит». Лысый, как бильярдный шар, и немного косой, он мог бы казаться комической фигурой, если бы не тот факт, что его появление во втором отделении привело в ужас Марию, которой он напомнил ее отца.
Мария была у нас в больнице уже три года, и за это время единственным из мужчин, кого она подпускала к себе близко, был Рассел. Поначалу, по воскресеньям, у нее от посетителей не было отбоя, что неудивительно при такой большой семье, включая двоюродных братьев и сестер от мала до велика. Но скоро число визитеров резко уменьшилось. Лишь раз в месяц, а то и реже приходили теперь мать да еще кто-нибудь из ее дядей или тетей, по той простой причине, что когда они приходили навестить Марию, часто их встречала совсем не та Мария, которую они ждали, оказалось, что Мария страдала раздвоением личности.
Раздвоение личности обычно проявляется в раннем детстве, как попытка справиться с тяжелой физической или психической травмой, от которой, кажется, нет спасения. Били не Марию, а Натали, обижали не Марию, а Джулию, Мария не в силах вынести мучений, а Дебра можетона сильная. Многие жертвы соединяют в себе десятки разных личностей, число которых зависит от частоты и тяжести испытанных ими мучений, но в среднем их примерно с дюжину, и каждая из этих личностей, при определенных обстоятельствах, может «взять верх». По причинам пока не ясным возвращение в собственное «я» случается у таких больных сравнительно редко.
Несходство характеров у этих различных «я» часто поразительное. Одни из них намного толковее других, у каждого из них могут быть свои собственные таланты, результаты их психологических тестов порой сильно разнятся, а иногда даже отличаются показатели электроэнцефалограмм! Больным может казаться, что их «я» не только выглядят по-разному и разного пола. Неясно, можно ли считать каждое из этих «я» реальной личностью, но до тех пор, пока не произойдет их слияние, многие из этих «я», включая и самое первичное, понятия не имеют, что творят те другие «я», когда они «властвуют» над телом.
У Марии наблюдалось более ста различных независимых личностей, большинство из которых проявлялось очень редко. В остальном же ее случай был вполне типичен. В детствевпервые, когда ей не было и трех лет, она была многократно изнасилована своим отцом. Ее набожная мать, по ночам убиравшая с дюжину офисов, ничего об этом не знала, а ее старшие братья были запуганы отцом и молчали, пока не подросли и не стали требовать, чтобы и их «взяли в долю». При таких обстоятельствах жизнь становится совершенно невыносимой, а желание уйти от реальности всепоглощающим.
Красавица, с длинными блестящими, черными как смоль волосами, Мария попала к нам после того, как онана этот раз Карменчуть не выцарапала глаза одному парню, который пытался к ней приставать. До этого случая ее считали тихой и отстраненной. С тех пор никто никогда до нее не дотрагивался, кроме Рассела, который, конечно же, называл ее «матерью».
Сама Мария объявляется редко. Обычно ее подменяет кто-то из ее «охранников» или «защитников». Но изредка, когда на ее место заступает «прокурор», пред нами предстает совсем другая Марияболее темная сторона ее личности. Одна из этих «прокуроров», называющая себя Карлоттой, уже дважды пыталась убить Марию, то есть самое себя и «всех остальных». И эта беспрестанная борьба за «власть» между разными «личностями», сопровождаемая повышенным возбуждением, бессонницей и бесконечными головными болями, превращает жизнь страдающего раздвоением личности в сплошной кошмар.
Чак считал, что все «личности» Марии смердят. Впрочем, по его понятию, смердели и Рассел, и миссис Арчер, и Эрни, и Хауи, и даже маленькая, кроткая Бэсс. А уж весь персонал, включая меня, смердел «просто до небес». К его чести, следует заметить, что, говоря о себе, Чак признавал, что сам он воняет почище, чем все мы, вместе взятые, как он выразился, «прямо как бочка с потрохами». Единственный, кто, по его мнению, не смердел, был прот.
БЕСЕДА СЕДЬМАЯ
Из-за происшествия, случившегося в конце нашей прошлой встречи, я попросил мистера Дженсена и мистера Ковальского во время нашей седьмой беседы побыть поблизости. Однако прот оказался в необыкновенно хорошем настроении и тут же принялся уминать ананас.
Как прошла ваша важная встреча? спросил он с привычной улыбкой.
Я на минуту растерялся, не понимая, о чем он говорит, но тут же вспомнил, как в конце нашей шестой беседы отпустил его пораньше, сославшись на «важную встречу». Я сказал, что встреча прошла хорошо, и по его улыбке понял, что ему приятно было это слышать. А может быть, он не улыбнулся, а ехидно усмехнулся? Так или иначе, часы тикали, и я включил магнитофон. А потом и запасной магнитофон, на котором заиграла заранее мной записанная песня Шуберта. Когда мелодия закончилась, я попросил прота пропеть ее. Он не осилил и первой фразы. Музыкальное дарование среди его талантов явно не числилось. Так же как и дар скульптора. Я попросил его вылепить из пластилина голову человека, а получился какой-то мистер Сморчок. Он не смог как следует нарисовать ни дом, ни дерево. Все его рисунки походили на работы маленького ребенка.
И тем не менее на все это пришлось потратить половину нашего времени.
Ну что ж, сказал я слегка разочарованно, в прошлый раз вы рассказали мне о медицине на КА-ПЭКСе, или, вернее, об ее отсутствии. Расскажите мне о вашей наукев общих чертах.
О чем вам хотелось бы знать?
Кто ею занимается и как? И есть ли у вас ученые?
На КА-ПЭКСе мы все ученые.
Так и знал, что вы это скажете.
У большинства людей, которых я встречал, о науке мнение довольно негативное. Они считают, что она скучна, трудна для понимания и, возможно, даже опасна. Но и на ЗЕМЛЕ каждый человекученый, сознает он это или нет. Всякий, кто хоть раз следил за раскрывающимся листком или полетом птицы, и размышлял о том, как она летает, или приходил хоть к каким-то умозаключениям на основе своих собственных наблюдений, ученый. Наукаэто часть жизни.
Скажите, а есть на КА-ПЭКСе какие-нибудь научные лаборатории?
Они являются частью библиотек. Разумеется, вся ВСЕЛЕННАЯлаборатория. И каждый может ее изучать.
Какого сорта научными наблюдениями обычно занимаются капэксиане?
Каждое существо, живущее или когда-либо жившее на нашей ПЛАНЕТЕ или на некоторых других ПЛАНЕТАХ, систематизировано и подробно описано. То же самое касается горных пород. То же самое касается ЗВЕЗД и других АСТРОНОМИЧЕСКИХ ТЕЛ. Зарегистрированы все лекарственные травы и их свойства. И все это сделано в течение миллионов и миллионов лет наблюдений и их регистрации.
А что происходит в лабораториях?
Ну, там, например, определяют новые вещества, которые могут обнаружиться в какой-нибудь вновь появившейся разновидности растений.
Вы имеете в виду их химический состав?
Да.
Я полагаю, ваши химики могут создать все эти натуральные продукты синтетическим путем. Почему же вы их до сих пор получаете из растений?
На КА-ПЭКСе никто никогда ничего не синтезирует.
Почему же это?
А для чего?
Ну, например, можно найти какое-нибудь новое полезное лекарство. Или лучшего качества воск для натирки полов.
У нас для всех известных болезней есть лечебные травы. И у нас нет никаких полов. Зачем создавать красную траву и синие деревья?
Вы хотите сказать, что вам уже все известно?
Не все. Поэтому-то я сюда и прилетел.
Если не считать редких межпланетных путешествий, похоже, жизнь на вашей планете довольно тоскливая.
Неужели еще тоскливей, чем на ЗЕМЛЕ, огрызнулся прот, жители которой большую часть своей жизни проводят в поисках секса, или вперившись в телевизор, или в погоне за деньгами?
Я сделал заметку в своих записях о его неожиданной вспышке гнева, а потом невзначай добавил:
Я просто хотел сказать, что, наверное, довольно скучно жить, когда уже нечего больше открывать.
Джин, джин, джин. Это прозвучало, как звон колокольчика. Никто из отдельных индивидуумов особо много не знает. Сколько бы мы всего ни изучили, всегда найдется, что еще познать.
Но кто-то уже это знает.
Вы когда-нибудь слушали симфонии моцарта?
Слушал, пару раз.
Как вы думаете, если их слушать в третий или в двадцатый раз, они покажутся вам скучными?
Нет, только не
Точно.
А как насчет физики?
А что насчет физики?
Все законы физики известны?
Вы когда-нибудь слышали о хайзенберге?
Да, слышал.
Он был не прав.
Имея это в виду, что вы можете сказать о фундаментальных законах Вселенной? О распространении света, например?
Его привычная улыбка стала еще шире.
Ничего.
Ничего?
Ничего.
Почему?
Если я расскажу вам, вы взорветесь. Или еще хуже, взорвете кого-нибудь другого.
Но может быть, вы мне можете ответить хотя бы на такой вопрос: что вы на КА-ПЭКСе используете для получения энергии?
Об этом я могу вам рассказать, потому что у вас это уже есть или скоро будет. Мы используем солнечные энергии типа один и типа два, кроме тех случаев, когда мы путешествуем, и в некоторых других процессахв них мы используем солнечный свет. Вы и представить не можете, сколько энергии содержится в солнечном луче.
Что такое солнечные энергии типа один и типа два?
Тип одинэнергия звезд: слияние атомных ядер. А второйтип радиации, которая согревает вашу планету.
А разве недостаточно энергии слияния ядер? Для чего вам нужна еще и другая?
Такое мог сказать только homo sapiens.
То есть?
Вы, люди, ну никак не можете научиться не повторять своих ошибок. Наконец-то вы обнаружили, что сжигание дерева, угля и нефти разрушает вашу атмосферу и климат. И что же вы решаете делать дальше? Вы как одержимые набрасываетесь на солнечную и геотермальную энергии, на энергию ветра и приливов и ни на минуту не задумываетесь о последствиях. Ох эти люди! Прот вздохнул и покачал головой.
Вы не ответили на мой вопрос.
Ну разве это не очевидно? Использование одного типа энергии производит тепло, другого видаего поглощает. А в результате мы не нагреваем нашу ПЛАНЕТУ и не охлаждаем ее. Мы не загрязняем и не разоряем ее.
И вы всегда могли использовать эти источники энергии?
Конечно же, нет. Только несколько последних миллиардов лет.
А что вы использовали до этого?
Да так, какое-то время забавлялись магнитными полями, разложением бактерий и всякими прочими вещами. Но вскоре мы поняли: все, что мы ни пробуем, оказывает то или иное влияние на наш воздух, температуру, климат. Энергия гравитации оказалась и того хуже. Но мы поднатужились, и один наш сообразил, как можно безопасно использовать слияние атомных ядер.
Кто же до этого додумался?
Вы имеете в виду, как его зовут?
Да, именно это.
Понятия не имею. Мы на КА-ПЭКСе не боготворим наших героев.
А как насчет расщепления атомного ядра?
Невозможно. Наши существа немедленно отвергли eгo.
Почему? Из-за боязни несчастного случая?
Это мелочь в сравнении с сопровождающими его отходами.
Вы не смогли придумать хранилища для этих отходов?
Где же взять хранилище, способное существовать вечно?
Давайте вернемся к астрономии, а еще лучше к космологии.
Одна из моих любимейших тем.
Скажите, какая судьба ожидает Вселенную?
Судьба?
Вселенная разрушится или будет расширяться до бесконечности?
О, вы будете в восторге: и то и другое.
И то и другое?
Она разрушится, потом расширится, и это будет повторяться, и повторяться, и повторяться.
Не знаю даже, утешительно это или нет.
Пока вы решаете, вот вам кое-что еще.
Еще?
Прот загоготал, и я впервые услышал, как он смеется.
Когда ВСЕЛЕННАЯ расширится, все в ней встанет на свои прежние места!
Вы хотите сказать
Именно так. Все совершенные сейчас ошибки повторятся и на следующем этапе, а потом снова, и снова, и снова, и так будет во веки веков. Аминь!
Поведение прота вдруг резко переменилось. На мгновение мне показалось, что он вот-вот заплачет. Но он быстро взял себя в руки, и к нему вновь вернулась его уверенность, а на лице опять засияла улыбка.
Откуда вам это известно? Ведь это невозможно знать, правда же?
Эту гипотезу невозможно проверить, это так.
Тогда почему же вы так уверены, что ваша гипотеза правильна? Или ваши другие теории?
Я нахожусь здесь, так ведь?
Меня вдруг осенило.
Я рад, что вы об этом заговорили. Если вы сможете кое-что для меня сделать, это полностью развеет любые мои сомнения относительно вашего рассказа. Вы знаете, что я хочу вам предложить?
Я все ждал, когда же это придет вам в голову. Прот записал что-то в своем блокноте.
Когда же вы можете устроить для меня небольшую демонстрацию?
А что, если прямо сейчас?
Это будет вполне приемлемо.
Шолом, сказал он. Алоха.
Но он, разумеется, продолжал сидеть передо мной со своей неизменной улыбкой Чеширского кота.
Ну?
Чтону?
Когда же вы отправляетесь?
А я уже вернулся.
Меня поразила его нахальная сметливость.
Я надеялся, что вы исчезнете на достаточно долгое время, и я замечу ваше отсутствие.
Вы его заметите на следующей неделе, когда я отправлюсь в Канаду, Исландию и Гренландию.
На следующей неделе? Понятно. И сколько же времени вас не будет?
Несколько дней. Пока я записывал у себя в блокноте о том, что необходимо усилить за ним наблюдение, прот воскликнул:Итак, похоже, наше время истекло и стражники уже ждут!
Я все еще продолжал писать, но в мозгу моем вдруг мелькнула смутная мысль о том, что проту с его места часов видно не было. Откуда же он тогда знал, что Дженсен и Ковальский уже ждали поблизости? Я пробормотал что-то вроде: «Разве не мне это решать?» Но когда я поднял глаза, прота уже и след простыл.
Я перемотал назад последнюю часть пленки и включил магнитофон. Его густой, сдавленный голос, с уверенностью утверждавший, что он снова и снова будет повторять свои ошибки, вдруг необычайно тронул меня. И я в который раз подумал: «Господи, что же он такое натворил?» Если только мне не удастся пробиться сквозь броню его амнезии, узнать это будет почти невозможно. Не зная ничего о его прошлом, я практически работал в полных потемках. Если бы у меня было достаточно времени, я, возможно, и нащупал бы нужную нить. Как бы мне хотелось увеличить число наших встреч в неделю хотя бы до двух, а то и больше, но у меня не было этого дополнительного времени. Времени было просто в обрез.
Два дня спустя, в пятницу, когда я пришел в больницу после своего выступления на радио, где я отвечал на общие вопросы, связанные с психическим здоровьем, звонившим на студию радиослушателям, я узнал о том, что прот уже дал Хауи свое второе задание. Хауи должен был вылечить Эрни от страха смерти.