Мгновением позже Териан выпрямляется с триумфальным выражением лица. Он показывает Ревику изуродованное ухо. Кровь уже свернулась, едва капает из остановившегося сердца.
В голосе Ревика звучит нотка отвращения.
Зачем ты их собираешь?
Ты шутишь? Пресса заглатывает это дерьмо как миленькая. «Во Вьетнаме появился свой Джек-Потрошитель» или ты не слышал? сунув руку в карман пальто, Териан вытаскивает игральную карту, валет пики. Перевернув её между пальцами, он засовывает карту в рот мёртвого человека.
Так это ты? Ревик качает головой. Иисусе, Терри.
При виде широкой улыбки на лице Териана Ревик издаёт полусмешок.
Нам нужно завести тебе питомца.
Ага, к слову об этом, Териан вскидывает бровь. Помнишь того ягуара, которого ты достал мне в Бразилии?
Ревик издаёт очередной смешок.
Я не хочу знать.
Да в любом случае, говорит Териан, поднося ухо к свету. Это не только я. Галейт хочет, чтобы я распространил это.
Зачем? спрашивает Ревик.
Я слышу в его голосе лишь любопытство. Его глаза остаются пустыми, ровными. Я его едва узнаю. И все же, что странно, он обладает какой-то лёгкой мужской уверенностью, которая заставляет его выглядеть почти привлекательным, вопреки его угловатым чертам лица.
Я говорю себе, что знаю, кем он был.
До всего этого он был нацистом.
Но даже во время работы на немцев в его глазах жили эмоциичто-то, чему я могла сочувствовать, даже поставить себя на его место. ОстальныеМэйгар, Вэш, Чандрэ, видящие, тренировавшие меня в Индииговорили мне, что под Шулерами Ревик совершал куда более ужасные поступки, чем когда он был нацистом.
И все же вид его в таком состоянии невыразимо тревожит моё сознание.
До меня также доходит, что я не могу это развидеть.
Териан пожимает плечами и отвечает ему.
Зачем? повторяет он. Должен ли я знать, зачем? Зачем Галейт хочет, чтобы мы что-то вообще делали? Ради вербовки? Страха? По приколу? завернув ухо в чистый белоснежный носовой платок, Териан засовывает его в карман и хлопает Ревика по плечу. Пойдём, выпьем. Мне нужно потрахаться до следующего дела, и я знаю, что тебе это тоже нужно.
Тёмная, пахнущая кровью комната пропадает.
Как только это происходит, я обнаруживаю себя вновь в лондонском кабинете Ревика.
Галейт садится передо мной на потрёпанный кожаный диван, барабаня пальцами по мятому подлокотнику. Фотография моих родителей все ещё стоит на мраморной каминной полке. Рядом с ним стоит один из моих набросковугольный рисунок Ревика, который я сделала, когда он все ещё каждый день показывался в закусочной Сан-Франциско. Ещё больше моих рисунков торчит из открытого ящика близлежащего стола, разложены по полу по кругу.
Я вижу больше рисунков Ревика, моего брата, Касс, Пирамиды.
Я узнаю их все.
«Я был добр, говорит Галейт. Ты должна знать, что я мог бы показать тебе вещи намного хуже».
«Ага, сухо произношу я. Очень добр. Если бы ты показал мне что-то слишком из ряда вон выходящее, я бы отбросила это как чистое безумие. Вместо этого ты показал мне рациональную версию, зная, что я её никогда не забуду».
Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана. «Очень хорошо, Элисон! Возможно, ты все ещё кое-что понимаешь в этой жизни».
Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.
Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.
Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.
Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.
Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.
«Я думала, это Териану нравится играть в игры. Разве ты не должен быть среди них взрослым, Халдрен? Возлюбленным и благодушным лидером?»
Галейт делает пренебрежительный жест одной рукой.
«Это не игры, Лиего, говорит он. И ты ошибаешься. Я не осуждаю тебя за твою неопытность. И не путаю это с нехваткой информации. Твой супруг тоже этого не делает».
Я не спорю с ним. Однако и не верю ему до конца.
«Так где Териан? спрашиваю я. Где-то там, опять пытает людей от твоего имени?»
Галейт мрачнеет, отчего смещающиеся грани его лица изменяются.
«Териан мёртв, говорит он. Прискорбная необходимость. Он не подчинялся контролю, в его мыслях начинает звучать предостережение. Но будут и другие такие, как он, Лиего. Они сделают то же самое и даже кое-что похуже, лишь бы добраться до тебя. Я не сумею разобраться со всеми ними вовремя».
Барабаня пальцами, он протяжно выдыхает.
«Ты действительно веришь, что обязана быть верна Семёрке? говорит он. Или тому семисотлетнему видящему, Вэшу? Ты его едва знаешь ты всех их едва знаешь. Их мифы и суеверия ничего для тебя не значат. Не ври мне или ему, притворяясь, будто это не так».
Я чувствую в его словах тягу серебристого света.
«Если ты думаешь, что Вэш убережёт тебя и твою жизнь, Лиего, то тебе стоит поговорить с твоим мужем. Он может кое-что рассказать тебе о готовности Семёрки жертвовать близкими людьми ради их драгоценного Кодекса».
Глаза внутри этого бесконечно сменяющегося лица смотрят в мои. «Ты никогда не задавалась вопросом, как он умудрился быть нацистом и в то же время членом их клуба, отвергающего насилие? Тебе никогда не казалось это немного лицемерным, Лиего?»
Казалось.
Галейт улыбается, но я больше не чувствую там веселья. «Что ж. Тогда, возможно, это даст тебе основания простить своего супруга за то, что я показал тебе ранее».
Из темноты проступает образ.
Я вижу Вэша и Ревика, сидящих на песчаном полу, внутри какой-то пещеры с высокими потолками. Они разговаривают серьёзно, склонившись над едой и напитками. На песке перед ними разложены бумаги. Я не слышу их слов, но Ревик одет в униформу германской пехоты, на его руке повязка со свастикой. С ними присутствует третий видящий, мужчина средних лет с пронизывающими серыми глазами, каштановыми волосами и резкими чертами лица. Он почти ошеломительно красив.
«Все это спланировано, говорит Галейт. Вэш и Адипан намеренно поместили Дигойза в Германию. Они подтолкнули его работать на нацистов сражаться за них, даже если это означало наблюдать, как его людей отправляют на смерть».
Мираж исчезает, сменяясь изображением готической церкви.
Мой свет вздрагивает, реагируя на Ревика, появившегося на пороге той церкви. Он одет в смокинг, улыбается, держит за руку Элизу, которая одета в такое ошеломительное свадебное платье, что походит на живую куклу. Её волосы гладко уложены и усеяны, кажется, крошечными бриллиантами.
Они оба выглядят настолько счастливыми, что сложно долго смотреть на их лица.
Ревик поднимает руку и машет толпе, кидающей лепестки цветов.
«Его поместили туда, чтобы я его завербовал, продолжает Галейт. Чтобы он проник в мою растущую сеть. Но когда Семёрка просто стояла рядом, пока убивали его жену»
Образ Ревика и Элизы меркнет, оставляя меня и Галейта в темноте.
«В результате твой муж пересмотрел свою преданность, и кто бы мог его винить? Семёрка могла вмешаться. Они этого не сделали, посчитав вмешательство «аморальным». Дигойз осознал, что каким бы ни был метод, лучше попытаться и улучшить положение вещей. А не безучастно стоять в стороне, пока совершаются такие зверства»
Я борюсь со своими эмоциями, глядя на изменяющееся лицо Галейта.
Он пожимает одним плечом, и я ощущаю в нем печаль.
«Что-то случилось, и он захотел вернуться к ним, говорит он. Я не знаю, что именно. Я даже подозревал саботаж самой Семёрки. Но я знаю одно: к тому времени я считал Дигойза сыном. Я был просто сокрушён, когда он ушёл от меня».
Образ Ревика в том костюме не покидает меня. Он выглядел таким счастливым. Я никогда не видела его таким счастливым в живую. Даже в Барьере.
Галейт похлопывает меня по световой руке. Он сочувственно качает головой и щелкает языком.
«Мы с Вэшем заключили пакт. После того, как мы отделили твоего супруга от этой части его жизни, мы оба согласились оставить его разум в покое, его голос звучит резче. Ты нарушила это обещание, Лиего. Я не знаю, как ты это сделала, но ты умудрилась вернуть ему часть того, что он потерял».
Его голос делается мрачным. «Я искренне надеюсь, что этим ты не навредила ему больше, чем помогла, Лиего».
Поднимая взгляд, я мельком замечаю тёмные облака Барьера.
Я прошу, чтобы меня подтолкнуло в том направлении или в другом. Чтобы что-то сказало мне, что делать, что принесёт меньше всего вреда. Я потерялась во всем этом, я погребена под огромным количеством вещей. Я понимаю лишь отчасти.
Ревик был прав. Я никогда не буду достаточно умна, чтобы победить этих людей.
Но я все равно не могу заставить себя сдаться.
Я знаю, что до сих пор ошибалась практически во всемдаже в том, кем считала себя саму. Это не имеет никакого значения. Я не могу поддаться этому. Я не могу сдаться.
Я осознаю это и испытываю почти облегчение.
На мгновение свет вокруг меня моргает, изменяется.
Затем я в каком-то другом месте.
Не там, где я надеялась оказаться.
Никакой грандиозной вспышки озарения или понимания я не ощущаю. Вместо этоголишь обычное, обыденное воспоминание. Я стою перед подтекающей эспрессо-машиной. Мокрая кофейная гуща украшает мою униформу официантки. Ревик за угловым столиком наблюдает, как я разговариваю с Касс. Он выглядит усталым. Теперь я знаю его, так что могу заметить это в нем.
И все же он наблюдает за мной, и я замечаю другие нюансы.
Я осознаю, что он неотрывно наблюдает за мной.
Я заставляю его нервничать, восхищаю его, но он также чувствует, что знает меня. Он обдумывает, как ко мне приблизиться. Он жалеет, что не может просто сказать, кто он такой. Я все ещё умудряюсь смутить его. Слыша, как мы с Касс говорим друг с другом, Ревик чувствует себя идиотом из-за того, как открыто он за мной наблюдает. Теперь он думает, что это была ошибка, которая заставит меня сильнее не доверять ему. Он смущён тем, каким социально неадаптированным он мне кажется, и тем, что мы делаем ставки, кому удастся узнать его имя.
Что-то в его переживаниях трогает меня так глубоко, что я не могу это выразить.
Надо мной на мониторе показываются новости с приглушенным звуком.
Внезапно я знаю, что я должна увидеть.
Образ исчезает.
Каменная камера вокруг меня возвращается.
Тёмная и грязная, теперь она мне кажется обыденной, словно я нахожусь в менее эмоциональной реальности, которая находится за пределами субъективного разума Ревика. Двое мужчин входят в дурно пахнущее сырое помещение, помедлив у двери, чтобы посмотреть на прикованного внутри узника. У одного из них нет лица.
Ревик поднимает руки в кандалах и моргает от слепящего света.
На моих глазах размытые линии безликого мужчины начинают проясняться.
За блеском жидкого света начинают проступать черты лица. Я вижу контур по-мужски красивого лицане совсем молодого, но моложе средних лет.
Он присматривается к мужчине на лавке, улыбается.
Рольф Шенк?
затем мы вчетвером стоим на холме, над строем СС, где третий из трёх баков с бензином уже пылает. Когда он взрывается, ударная волна вырывает комки почвы, раскидывая дерево и железо как шрапнель, разрывая ряды стоявших мужчин
Териан игриво пихает Ревика в грудь, затем начинает бегом спускаться с холма.
Что ты такое? спрашивает Ревик у Галейта.
Пожалуй, тебе стоит задать этот вопрос самому себе, Рольф
«Я знаю, кто ты», тихо выдыхаю я.
и вновь я воюю с эспрессо-машиной.
Монитор над баром показывает новости, где президент Соединённых Штатов улыбается на пресс-конференции. Молодой, красивый, харизматичныйвесь мир равняется на него. Касс в своей униформе официантки наклоняется ко мне через стойку, выставив задницу, и теперь она кажется мне невероятно молодойкак ребёнок-переросток в сравнении с женщиной, к которой я ревновала в Лондоне.
Какой сейчас фонд ставок? спрашивает она. Семьдесят баксов? Восемьдесят?
и я стою в кабинете Ревика, целясь в Ревика из пистолета.
Мои глаза светятся бледно-зелёным, слегка выделяясь в солнечном свете из окон.
Элли, в его словах вибрирует напряжение. Я сказал бы тебе, клянусь, сказал бы
«Ревик!»я втискиваюсь между ним и той версией себя, что держит пистолет. Я помню тот момент в Германии, когда молодой Ревик как будто посмотрел на меня. Тогда я думала, что он мёртв, но это было не так.
Сейчас он тоже не мёртв.
«Ревик, я здесь! я отчаянно машу руками. РЕВИК! Посмотри на меня!»
Даже если так, говорит он другой мне. Я не помню
«РЕВИК! кричу я и врезаюсь в него своим светом. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!»
Он поворачивается, пристально смотрит на меня. Эхо блекнет.
На протяжении бесконечной паузы он лишь стоит там, глядя на меня прозрачными глазами, пристально всматриваясь с расстояния считанных футов. Его глаза перемещаются между прошлой версией меня и настоящей.
На мгновение Галейт исчезает.
Есть лишь мы.
«Ревик Я здесь! я кидаюсь вперёд, хватаясь за него своим светом. Когда он снова пытается посмотреть на прошлую меня, держащую пистолет, я трясу его руку. Нет! Это уже случилось! Где ты сейчас? Ты можешь мне показать?»
Лондонская квартира тает. Я чувствую, как он медленно пробуждается
Картинка вспышкой изменяется в негатив.
Он висит в тёмном пространстве, обездвиженный серебристыми нитями. Они кормятся от него. Закатывают глаза от удовольствия, притягивая его свет почти в чувственной гармонии. Он в ужасе кричит
и Ревик в кабинете пошатывается.
Я крепче держу его руку, поддерживая своим светом. Он смотрит на ту версию меня, застывшую во времени, на решительное выражение моего лица, пока я стискиваю в руке его пистолет Лугар. Касс, Джон, Эддард и Мэйгар все застыли в различных позах, реагируя на сцену, которая больше не может проиграться. Затем Ревик смотрит на меня, и его глаза изменяются.
В этот раз он видит меня. Он действительно видит меня.
«Элли? Где мы?»
«Ревик. Ты действительно здесь, при взгляде на него моя радость меркнет. Я чувствую, как слабеет его свет, чувствую голод тех созданий за ним. Он умирает. Я крепче стискиваю его руку. Ревик, послушай меня. Ты можешь выбраться, если я отвлеку их?»
«Элли, отвечает он. Нет. Нет! Я тебя не оставлю».
Я целую его лицо. «Тебе и не придётся. Порядок преемственности ты помнишь, как он работает? Как эти частицы складываются воедино?»
Недоумение искажает его черты. «У меня его нет, Элли».
«Он у меня, говорю ему я. Ты дал мне его, помнишь? На корабле? Но у меня есть лишь цифры. Мне нужно, чтобы ты придал им смысл. Ты сможешь вспомнить достаточно, чтобы сделать это?»
Его глаза сияют слабым светом. Но там что-то присутствует, какой-то проблеск узнавания. Я могу лишь надеяться, чтобы этого оказалось достаточно.
«Да, говорит Ревик, все ещё сосредотачиваясь. Думаю, да».
Я снова целую его; ничего не могу с собой поделать. Во время поцелуя я слышу этошепоток цифр. Этот звук я не переставала слышать месяцами.
Я поднимаю взгляд на Ревика. Увидев его отрешённый взгляд, я трясу его руку, крепче стискиваю его. «Ревик, послушай меня. Ты работал на Вэша. Ты был нацистом для Вэша. Ты помнишь? Ты позволил им завербовать себя. С тех самых пор ты носил в себе порядок преемственности. Для Вэша. Для всех нас».
Сомнение отражается на его лице.
Мгновение спустя он качает головой. «Нет, Элли».
«Не спорь со мной, Ревик я знаю, что это правда. Просто доверься мне. Доверься мне в этом, пожалуйста. Тыодин из хороших парней. Не позволяй себе умереть. Пожалуйста».
Я проникаю своим светом в него и чувствую его реакцию, когда показываю ему цифры. Даже в смятении его свет легко соединяется с ними, со знакомостью, которая ясно видна в этом пространстве. Я наблюдаю, как он отпирает ключ к порядку преемственности, пока это не становится видимым и для меня.
Все это простирается вокруг нас чёткими геометрическими фигурами, вращающимися в визуальном математическом танце, от которого я не могу отвести взгляда. Во всем этом присутствует красота, вопреки тому, для чего это применялось. Я вижу эту красоту. Чувствую её. Меня охватывает восторг при осознании, что это сделал он.
Я вижу работу Ревикаработу его разума.
«Я вижу это, говорю я Ревику, и это восхищение звучит в моих мыслях. Ты видишь?»
Когда вокруг нас загораются цифры, в его глазах отражается лёгкое изумление.
«Да», отвечает Ревик.
«Они наготове, говорю я ему. Вэш и остальные. Думаю, я сумею подать им сигнал. Жди меня, я снова целую его. Я люблю тебя. Жди меня. Пожалуйста».
Его взгляд изменяется. Прежде чем Ревик успевает заговорить, его силуэт меркнет.
Меня охватывает ужас, такое чувство, будто меня разрывает на две части. В глубине души я мельком ощущаю, что могу больше никогда его не увидеть.
Затем я оказываюсь одна в этой бескрайней бездне темноты.
Но в крошечных фрагментах живёт свет, и я наконец-то знаю, что именно мне нужно сделать.
Вытаскивая цифрыцифры Ревикаиз моего света, я накладываю их на модель самой Пирамиды
и отпечатываю порядок преемственности одновременно в каждом видящем из сети Шулеров.
Делая это, я знаю.
Я все это время знала, кто Глава.
Глава 49Осознание
Один видящий тихо наблюдает из тёмного, удалённого уголка Пирамиды, где он прячется.
Расщелины присутствуют даже здесь, даже в групповом сознании.
Места, где можно спрятаться между связями, создаваемыми Пирамидой. Места, куда остальные нечасто суются, где конструкции находятся внутри конструкции, и можно исчезнуть между серебристыми нитями, стать буквально шёпотом в хитросплетении пейзажа.
Структура вращается в призматическом танце, каждый свет соединён с каждым светом.
Он прячется в этом танце, неподвижный как сама смерть.
Непросто оставаться невидимым, скорчившись среди этих светящихся нитей, и все же Пирамидаего дом. Она охватывает все, что ему знакомо, ужасающее и великолепное. Она скрывает его от бездны. Её музыка убаюкивает его, поёт для него в темноте.
По той же причине он чувствует, когда приближается она.
Её музыка отличается от его музыки. Настолько отличается, что он мгновенно узнает, когда она входит в его дом. Он ощущает противоречие, хаос, который она вызывает. Он чувствует её с Галейтом.
Долгое время он гадает, что же она там делает.
Затем, словно из ниоткуда, он видит это.
Порядок преемственности аккуратно разложен перед нимкарта, связывающая каждого Шулера со следующим, расстелена перед ним идеальными, прекрасными линиями. Как и его братья и сестры, он ищет Главу, пытается просчитать, сколько шагов отделяет его от высочайшей, самой желанной позиции.
Пирамида трясётся.
Он рефлексивно делает свой свет ещё более приглушенным.
Ему требуется секунда, чтобы осознать, что вызвало такую нестабильность.
Они убивают друг друга. Всюду вокруг него видящие нападают на видящих, наносят друг другу удары, пытаются уничтожить друг друга. Видящие нижних уровней атакуют света тех, кого видят над собой, делают паузу лишь для того, чтобы дать отпор тем видящим, которые ударяют по ним снизу.
Он видит, как света мерцают и гаснут. Он видит вокруг себя смерть, боль. Амбиции, страх и триумф воюют со всех сторон вокруг серебряных нитей. Давно сдерживаемые обиды вспыхивают в темноте, превращаясь в ненависть и жаркие вспышки света. Он смотрит, как они кормятся друг от друга. Тишина и рябь светового шоу оказываются там, где Шулеры пытаются приглушить себя, как и он, пытаются исчезнуть.
Однако уже больше половины вступило в бой.
Териану повезло. Повезло, что его не хватятся.
Он чувствует дрожь структуры. В этот раз она трясётся сильнее, опаснее. Он все ещё не видит место преемника, но подбирается ближе, поднимается выше, ищет, не переставая шарить в металлической тьме. Он считает каждое место в иерархии, следует за каждым элементом, соединяющимся с другим. Он игнорирует весь хаос, сосредоточившись на одной цели, прослеживает всех до самого верха, где висит его свет.
Но вот он уже ничего не видит.
Там тихо, и он один.
Наконец, он осознает причину.
Волнение вспыхивает в его свете, так что он на мгновение делает себя видимым. Он едва чувствует последовавшие за этим удары, едва слышит треск в нескольких ветвях его aleimi. Они не могут его коснуться. Уже нет. Улыбка освещает все его существо.
Он занимает место преемника.
Он. Один лишь Териан.
Как только на него нисходит понимание, он уже подаёт сигнал.
Глава 50Пирамида
Президент Дэниэл Кейн моргнул, чтобы сфокусировать взгляд.
Нахмурившись, он посмотрел вокруг на преимущественно пожилые лица. Что-то не так. Он чувствовал это каждой частицей своего живого света. Ему нужен кто-то за столом, кто тоже почувствовал бы это. Кто-то помимо Итана, который отсутствовал по очевидным причинам.
Кейн едва заметил молчание, пока обводил взглядом овальную комнату.
Пока госсекретарь не нарушил тишину.
Сэр? как обычно, мужчина говорил так, словно у него вот-вот случится сердечный приступ. Сэр, повторил он, и Кейн знал, что он так и будет повторять, пока Кейн не повернётся и не посмотрит ему в глаза.
Как только он это сделал, госсекретарь продолжил тем же слегка задыхающимся голосом.
Террористов изолировали, сэр, сказал он, заливаясь ещё более темно-красным румянцем. Кажется, они больше не дают отпор. Премьер-министр спрашивает, по-прежнему ли вы настаиваете на воздушном ударе. При таком подходе на данный момент будет примерно 4055 человек потерь среди мирного гражданского населения, сэр, даже с учётом эвакуации. Они больше не считают такой подход необходимым. Их офис национальной безопасности теперь рекомендует запустить газ на верхние этажи перед тем, как открывать стрельбу. Я правда думаю, что вам стоит рассмотреть этот подход, сэр
Кейн поднялся на ноги.
При нормальных обстоятельствах он бы улыбнулся, даже пошутил. Однако его способность играть эту роль испарилась тридцать минут назад, когда сеть сообщила, что им не удаётся определить местоположение его друга, доктора Ксаретто есть, настоящей Ксарет.
Теперь он вынужден предполагать, что Териан, в той или иной форме, убил её.
Эта перспектива его крайне не радовала.
Назвать Ксарет незаменимойэто крайнее приуменьшение.
Остальные нерешённые вопросы дёргали его разум, тянули его с возрастающей срочностью.
Элисон как-то сумела сбежать от него в его собственной сетитакой фокус должен быть невозможен, и все же как-то был реализован. Это оставляло нерешённым вопрос, что делать с Дигойзом, если Кейн окажется загнанным в угол и вынужден будет убить ещё одну супругу Ревика.
Как бы Кейну ни было ненавистно это признавать, Териан прав.
Весь цикл будет нарушен, если он убьёт Мост сейчас. Прежде, когда он считал Дигойза погибшим, эта перспектива меньше его беспокоила.
Теперь она казалась ему откровенно неосмотрительной.
Остальные из Четвёрки уже здесь.
Приняв решение, Кейн подошёл к телефону на антикварном деревянном комоде справа от диванов и кресел, где стояли и сидели все его советники. Не подумав, он поднял старомодную трубку, поднёс к уху и стал ждать. Ощущая на себе взгляды, Кейн только тогда осознал, что мог бы использовать для звонка наушник. Или, что ещё эффективнее, мог использовать недавно имплантированную сеть, активируемую импульсом, или САИ.
Он проигнорировал их коллективные взгляды.
Ну, игнорировал, пока до него не дошло, что старинный стационарный телефон может быть исключительно декоративным.
Вот одна из проблем долгой жизни. Старые привычки имеют склонность возвращаться в условиях стресса.
Кейн опустил трубку, чтобы повесить её, когда раздался голосок, прозвучавший немного металлическим и отдалённым. Он быстро поднёс трубку обратно к уху.
Вам что-то нужно, сэр? повторил голос.
Джеймс? Кейн ощутил, как расслабляются его плечи. Где Итан?
Сэр? недоумение начальника его службы безопасности доносилось через трубку.
Итан. Наш вице-президент. Где он?
Вице-президент все ещё находится в его резиденции, сэр, сказал Джеймс. Вы велели не будить его.
Да, ну что ж, я передумал. Я хочу, чтобы его доставили сюда. Немедленно. В бункер.
Бункер. Такое прозвище жена Кейна дала отремонтированному Овальному Кабинету, когда впервые увидела пуленепробиваемые ставни на окнах и бронированные наружные стены. Прозвище прижилось. Главный конференц-зал Кабинета она называла Командным Пунктом, в честь того фильма Питера Селлерса, который насмехался над паранойей 1950-х годов относительно того, что русские тайно создают армию видящих-телекинетиков.
Это прозвище тоже прижилось.
Кейн услышал треск, похожий на отдалённую ноту. Он знал, что это отщепляется ещё одна часть Пирамиды. Он осознал, что Джеймс все ещё на линии.
Разбудите его, ладно? сказал Кейн. Скажите ему, что дело срочное.
Он уже опускал старинную пластиковую трубку, когда дверь в Овальный Кабинет распахнулась.
Взгляд Кейна метнулся туда вместе с остальными. Он обнаружил, что смотрит на наклонившуюся и хрипящую фигуру в дверном проёме. На протяжении долгого момента никто не нарушал напряжённой тишины в комнате. Все смотрели, как стоявший там мужчина прижимает руку к груди, но как и Кейн, они не шевелились.
Итан, сказал Кейн наконец. Он прочистил горло, немного придя в себя. Итан. Бог мой. Ты выглядишь ужасно. Что случилось?
Итан Веллингтон, вице-президент Соединённых Штатов, стиснул косяк, оставляя смазанное пятно крови на дереве, выкрашенном белой краской. Он все ещё дышал прерывисто, прижимал одну руку к груди. Пальто на нем было надето поверх пижамы, ноги оставались босыми.
Как, черт подери, он добрался сюда из особняка вице-президента через всю эту охрану? Разум Кейна принялся прокручивать возможности, тревоги, беспокойства.
Затем в то же мгновение он отбросил своё давнее сомнение.
Это может сработать даже лучше.
Пусть весь Кабинет воочию увидит атаку террористов. В данный момент любые слова Итана едва ли будут иметь значение, когда видящие Кейна могут просто стереть воспоминания каждого человека в этой комнате.
Итан, голос Кейна зазвучал твёрже. Я только что звонил Джеймсу, чтобы он нашёл тебя. Ты в порядке? Что случилось?
Итан издал полухрип. Он напоминал смешок.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на своего друга и Президента, и выражение его лица заставило Кейна отпрянуть. В этом одном-единственном теле теперь жило намного больше Териана. Намного больше.
Разведчики Кейна времени даром не теряли.
Отвернувшись от Кейна, Итан обратился к остальным, и его карие глаза сверкнули янтарным в отразившемся свете.
Я приказал Секретной службе арестовать президента Кейна, прохрипел он, выдавливая слова. Я попросил, чтобы его задержали.
Госсекретарь нервно рассмеялся.
По обвинению в чем?
Галейт повернулся. Заговорил Роджерс, глава аппарата.
Попытка убийства, сказал Итан. Вздрагивая от боли, он сжал свой бок. Сговор с врагами Соединённых Штатов, его глаза блеснули как фары, посмотрев в глаза Кейна. Вероятно, к концу дня я узнаю ещё о некоторых его поступках Он психически нестабилен.
Кейн изумлённо покачал головой.
Какую выгоду ты можешь получить из этого, Итан?
Вопрос таил в себе больше, чем мог понять кто-то из присутствующих за столом.
Шагнув к двери, Кейн щёлкнул пальцами, обращаясь к швейцару, который стоял в задней части комнаты.
Чего, во имя всего святого, вы ждёте? проревел он. Вызовите медиков. Немедленно. Вице-президент явно ранен!
Кейн пошёл к Итану, думая, что просто использует Барьер, чтобы вырубить его.
Итан попятился с очередным отрывистым смешком.
Прежде чем Кейн добрался до двери, Джарвеш, министр обороны, поднялась на ноги и встала между ними. Она подошла к согнувшейся фигуре Итана, коснувшись его плеча в тот самый момент, когда сотрудник кухни вкатил их завтрак на тележке, уставленной серебристыми подносами. Кейн слышал, как швейцар по центральной рации вызывает врача Белого Дома. Колёсики тележки отрывисто поскрипывали, катясь по напольному ковру.