Похоже, приятель снова хотел завязать беседу и неудивительно: Виэльди с войском уже второй день в пути, а без разговоров ехать скучно. И то сказать: чем еще заняться? Дорога, дорога, три деревни, куда заехали взять (ну или отобрать) кое-какую снедь на прокорм всадниками снова дорога.
Хотя даже у моря есть край продолжил Сарэнди, Говорят, там, на другом берегу, живут люди с лошадиными головами, а за спиной у них крылья.
Нет, усмехнулся Виэльди, там обычные люди и обычные царства. Ну типа Империи.
Откуда ты знаешь? друг недоверчиво нахмурился.
Так я ведь жил среди имперцев, вот и наслушался. Они часто отправляют туда корабли.
Как это? Зачем корабли? Имперцы же сами на том краю.
Не совсем Они на полуострове, между нашим берегом и тем. Сарэнди, похоже, не очень понял, и Виэльди махнул рукой. Ладно, не думай об этом. А корабли они туда отправляют для разного: то торговать, то воевать. Еще из тех земель привозят женщин с белыми волосами.
Седых, что ли? Зачем им такие?
Да не седых, а знаешь, цвет такой, как Виэльди помедлил, пытаясь придумать сравнение, которое товарищу будет понятно. Взгляд упал на светло-соловую лошадь. Вот! Примерно такой.
А! Так то не белыйпочти желтый. Но все равно чудно. Может, возьмешь меня в Империю, когда вместе с каудихо туда отправишься? Поглядеть бы на диковинки
Хорошо, сказал Виэльди и улыбнулся.
Все-таки многие молодые талмериды ну сущие дети! Удивительно, как сила, воинственность и охотничья смекалка сочетаются в них с доверчивостью, наивным любопытством и полным незнанием того, что творится за пределами равнинных земель.
Виэльди тоже был бы таким, если не горная школа, где познакомился со сверстниками из разных стран, и не последующие два года в Империи. Несомненно, отец потому и отправил его из домабудущему каудихо нужно знать и понимать куда больше, чем простым талмеридам и даже главам кланов.
Да только станет ли Виэльди каудихо, или старания Андио Каммейры окажутся напрасными? Не хочется подводить отца и не хочется отказываться от Данески, а выбор сделать надо. Самый сложный выбор за всю жизнь Да что там «сложный»?! Какое бы решение он ни принялэто будет первое настоящее решение, оно повлияет на всех: на него и Данеску, на отца и талмеридов, даже на Империю.
Виэльди потер виски и встряхнул волосами, отгоняя мысли о выборе: не стоит думать о нем сейчас, перед боем. Не время и не место.
Инмо! окликнул Виэльди риехотовсадника-знающего-равнины-как-свои-пять-пальцев. Это, случаем, не Нирские земли впереди?
На горизонте, уже замутненном сумерками, торчали обугленные стволы каких-то деревьев. Может, крестьяне выжигали рощу, чтобы потом использовать землю под посевы, а может, это следы восстания: при хорошем ветре огонь вполне мог перекинуться с горящего селения дальше.
Седовласый Инмо подъехал к Виэльди и, с достоинством кивнув, сказал:
Так и есть.
Почему же ты молчал?!
Риехото нахмурился, глянул на него с изумлением, даже возмущением, и пожал плечами.
Думал, ты и сам знаешь. Вон там, он вытянул палец, указывая вдаль и вправо от сгоревшей рощи, холм. Видишь? На нем столица княжества.
Вижу, понял ответил Виэльди, затем улыбнулся и хлопнул Инмо по плечу:Не обижайся, но откуда мне было знать? Я ж недавно на равнины вернулся! А раньше, когда соплёнком был, разве кто брал меня в дальние походы?
Отец с детства внушал, что ни главе клана, ни каудихо, если он хочет быть любим сородичами, нельзя быть высокомерным: талмериды слишком горды. А еще нет ничего зазорного в том, чтобы спросить, чего не знаешь.
В который раз Андио Каммейра оказался прав. Лицо Инмо разгладилось, и он добродушно хохотнул.
И правда, что-то я запамятовал. Так вот, он посерьезнел, это самое начало Нирских земель. Как понимаешь, здесь уже делать нечего: все или сожжено, или разграблено, крестьяне ушли. Надо двигаться вглубь.
Но уже завтра. До темноты мы только до этих головешек успеем добраться Нужно становиться на ночлег. Знаешь, где здесь ближайший ручей или река?
Конечно, риехото махнул рукой налево. Тут неподалеку овраг, а на дне ручей.
Овраг? Виэльди с сомнением качнул головой.
Да он неглубокий! Кони к водопою без труда спустятся, как и люди. А лагерь наверху разобьем.
* * *
Первое поселение, в которое всадники въехали, встретило их пустыми домами, трупами и безмолвиемэто если не считать жужжащих над телами мух и карканья ворон, слетевшихся на пиршество. Мертвецымужчины, женщины и даже дети, полураздетые, обезображенные, уже начавшие разлагаться, валялись, раскинувшись в уродливых позах, кто где: на улице и у дверей, внутри домов и сараев. Двое повисли на бортиках колодца, и издалека казалось, будто они что-то там высматривают. Утреннее солнце освещало отвратительное зрелище, делая его еще более мерзким, в воздухе висел сладковатый запах гнили.
Можно было сразу уйти, но талмериды не ушлипять всадников во главе с Виэльди спешились и двинулись к середине поселения, попутно заглядывая в дома: вряд ли встретится кто живой, но вдруг? Хотя бы перепуганный, забившийся под скамью ребенокесли повезет, от него можно будет узнать, что здесь случилось.
Никого из выживших они, впрочем, не нашливидимо, те, кто мог сбежать, сбежали. Зато увиденное на другой окраине заставило замереть: там, привязанный к столбу за запястья и щиколотки, висел обнаженный мужчина. На нижней части лица, на груди и ногахзапекшаяся до черноты кровавая корка, уши отрезаны, как и нос: вместо него зияет рана. Но самое ужасноеэто пах, на котором не осталось мужских органов. Зато они торчали в раззявленном рту
Виэльди скривился, а Рульто по прозвищу Дед-говорун сжал его плечо и сказал:
Отвратительно, да и добавил, обращаясь к остальным:Вот вам и мирные крестьяне
Крестьяне? переспросил Сарэнди.
Да, крестьяне, подтвердил риехото Инмо. Поселение-то имперское но, правда, не воинское. А это, он кивнул на оскверненный труп, наверняка имперский старейшина, предводитель или что-то вроде того.
Что же нужно сделать, чтобы довести трусливых земледельцев до такого? протянул Сарэнди.
Дед-говорун присвистнул и бросил:
Э, юноша, я бы не стал проверять и тебе не советую. Это храбрецы убьюти всего делов. Трусы же, если их довести, и если они почувствуют свою силу, способны на многое. Сам видишь.
А каудихо утверждал, что тут всего лишь волнения пробормотал Виэльди.
Когда к нему отправляли посланцев, наверняка так и было. Но пока они до него доехали, пока мы добрались сюда. Волнениям не так много нужно, чтобы перерасти в мятеж.
Ладно, поджигаем здесь все и уходим, приказал Виэльди, наконец овладев собой. А то, не ровен час, мор родится и пойдет гулять. Поищите в домах масло. А не найдете, так тащите сено.
Ему подчинилась, иначе и быть не могло, ведь приказ разумен: воины и масло нашли, и сено приволокли. Когда занялся ближайший дом, они быстрым шагом двинулись к остальным талмеридам, поджидавшим с той стороны селения.
В следующей деревнеуже нирийской, стоявшей рядом вытоптанным полем, оказались только три мужа, а все остальныеженщины, дети и старики. Они высыпали из хижин, тут же скрылись обратно, так что пришлось вытаскивать их силой. Исхудалые, с озлобленными взглядами жители сгрудились в толпу и смотрели на талмеридов не просто с неприязньюс ненавистью. Неприятно, конечно, но чего еще ожидать?
Где остальные мужчины?! рявкнул Виэльди.
Крестьяне молчали, лишь один старик выдвинулся вперед.
Вот тебе! он сложил пальцы в срамном жесте и хрипло рассмеялся. Псы смердящие! За кость с имперского стола на все готовы, да?! Ну так и делайте, что хозяин велел. А мы все равно не отступим, ничегошеньки от нас не узнаете!
Не узнаем и ладно, бросил Виэльди. Отец велел не разорять эти земли, но без этого, видят духи, не обойтись. Он обернулся к воинам. Поджигайте дома!
Вообще-то сначала полагалось их разграбить, но тут вряд ли есть что брать, поэтому лучше не терять время. А крестьяне они разбегутся, как только начнется пожар.
Так и вышло: никто не хотел сгореть заживо или задохнуться в дыму. Женщины подхватывали детей и неслись прочь, умчались и мужчины. Только дерзкий старик не сдвинулся с места и, раскинув руки, выкрикивал проклятия. Не похоже, чтобы он тронулся умомскорее, настолько велика была его ненависть, что он предпочитал погибнуть, но не отступить. Может, имперцы или талмериды убили всех его родных, кто знает?
Виэльди вложил стрелу в лук испустил. Она вонзилась прямо в сердце старика: как ни крути, а он заслужил легкую смерть.
Талмериды нагнали восстание, катившееся все дальше и дальше, лишь спустя еще несколько селений. Можно сказать, повезло: разъяренная толпа осадила имперский городок, обнесенный частоколом, и пока не могла прорваться внутрь. Если бы не наткнулись на нее сейчас, потом пришлось бы вылавливать мятежные отряды где-нибудь в лесах.
Заслышав и завидев талмеридов, толпа не разбежалась, а, напротив, повернулась к ним, ощерилась кольями, косами, копьями, стрелами. Даже мечи сверкнули: конечно, чернь успела обобрать убитых имперцев. Но мало иметь оружиенужно им владеть. Талмериды легко раздавили бы и разогнали толпу, если не одно но: среди нее оказалось немало всадников и, судя по всему, настоящих воинов. Очевидно, они и направляли восстание, не давая вчерашним земледельцам разбежаться.
Виэльди подал знак своим людям. Те рассредоточились, засыпая противников стрелами. Сколько же крестьян пало? Десятки, даже больше! Но через трупы перебирались живые, они все прибывали. Вот уже достигли кого-то из талмеридов, облепили коней, пытаясь дотянуться либо до всадников, либо до скакунов. Возле самого Виэльди оказалось больше дюжины крестьян. Лук теперь ни к чемутолько копье или меч, а еще сильный, умный Беркут, бьющий копытами по глупым и ничем не защищенным головам!
Поразительно: простонародье угрожает воинам! Хотя раз уж крошечные муравьи способны умертвить человека, то что говорить о людях?
Виэльди давно орудовал двумя руками: в правой копье, в левой меч. Мятежники гибли и гибли, кто с рассеченной головой, кто с проткнутой грудью. Все равно он едва справлялся, и один из крестьян таки дотянулся до него, рассек косой бедро. Несильно и неглубоко, да только кровь из раны полилась сплошным потоком. Если в ближайшее время бой не стихнет, то Виэльди просто ослабеет, чернь стащит его с коня и возьмет голыми руками! Какая нелепая, постыдная смерть!
Он почти отчаялся. Вовсю проклинал себя, каудихо, а заодно всех талмеридовзачем отправились подавлять восстание отрядом в сорок всадников?! и тут сражение закончилось.
Нет, не закончилосьоборвалось. Битвы больше не былоодни крестьяне резко, вмиг кинулись бежать, другие побросали оружие и пали на колени, моля о пощаде.
Виэльди с запозданием понял, что произошло: главаря убили, как и большую часть поддерживавших мятеж воинов. Очень вовремя! Еще бы узнать, кто из талмеридов поверг предводителяи подарить храбрецу свой меч: выкованный из великолепной стали, привезенный из-за моря, стоивший, как два боевых коня.
Жаль, в кутерьме битвы было не понять ни кто главарь, ни кто его убил. Может, это вообще сделал один из имперцев, вышедших из городка, когда мятежники отвлеклись на новых противников. Имперцу Виэльди меч ни за что не пожалует! В конце концов, бунт случился из-за них, из-за этих шепелявых чужеземцев! Сарэнди правильно сказал: это как же нужно довести трусоватых крестьян, чтобы они бросили свои дома, поля, женщин, детей и отправилисьо духи! воевать?!
Противно поддерживать Империю, сражаться за нее, но ничего не поделаешьприходится идти против ну да, почти родичей.
В преданиях говорится, что раньше люди равнин были единым народом, и над ними стоял один правитель. Потом большое государство распалось на множество мелких, которые постоянно ссорились между собой. Неудивительно, что спустя сколько-то десятилетий или веков Империя легко их завоевала. Но равнинные жители до сих пор говорят на одном наречии, да и Спящего ворона все чтят. У чужеземцев же и язык иной, и духи, и боги К тому же они относятся к жителям равнин, как к дикарям.
Отец хочет, чтобы Империя ослабла, тогда можно будет шаг за шагом изгнать отсюда захватчикови шаг за шагом объединить разрозненные княжества в одну Талмериду, могущественную и великую. Получится ли?
Виэльди въехал за частокол, и мысли улетучились: нужно было заняться ранеными, похоронить убитых. Последних оказалось шестеронемалая цена за подавление крестьянского бунта, пусть он был и не совсем обычный.
Виэльди спрыгнул с коня, в глазах потемнело, голова поплыла, он покачнулся и ухватился за гриву Беркута, чтобы не упасть. Только тут и вспомнил о собственной ране. Кровь текла не так сильно, как во время боя, однако и не остановилась. Он снял с себя кольчугу и принялся стаскивать рубаху, чтобы перемотать ею бедро, но в этот миг подошла пожилая женщина, схватила его за руки и, коверкая слова, сказала на языке равнин:
Воин, тут повязки вот у мне. Перевяжу дай.
Виэльди не стал противиться: радует, что имперцы хоть о чем-то позаботились. Женщина промыла рану, приложила к кровоточащему рассечению сложенную в несколько слоев мягкую ткань, затем обычным шерстяным полотном начала туго перематывать бедро. Какой-то отрок увел Беркута, а лекарша забормотала:
Мы же не не мы это. Жизнь вели тут просто, они пришагать и кричали и все другое делать
Можешь говорить на своем языке, сказал Виэльди на шахензийском.
О! Как хорошо! обрадовалась женщина и затараторила:Мы здесь просто жили! Велением императорада снизойдет на него благословение великого Гшарха, нас сюда отправили: тех, у кого долги перед ростовщиками, тех, кому наказание за что-то грозило. Мы-то никого не трогали, но потом пришли воины из наших. Разграбили какое-то селение, снасильничали и убили дочь как это называется? старосты. Они уехали, а расплачиваться нам пришлось Ох, если б не вы, и не знаю, что бы с нами сделали!
Ничего хорошего, бросил Виэльди, и перед глазами возник привязанный к столбу труп.
Женщина наконец закончила перевязку, он коротко поблагодарил ее и, прихрамывая, двинулся к остальным воинам.
Похоронив убитых и разместив раненых в главном доме, талмериды собрались ехать в столицу Нирии. Пленных крестьян отпустили. Все равно выкуп за них не получитьне от кого. Убивать тем более ни к чему: может, хотя бы половина из них в следующем году начнет возделывать землю, а не подастся в разбойники.
В седло-то взберешься? подначил Инмо.
Если нет, ты поможешь, усмехнулся Виэльди.
В столице княжества все было из дерева: добротные дома и подгнивающие хижины, сараи и заборы, даже мостовые. Интересно, сколько раз город сгорал? Если заполыхает хоть один дом, даже на окраине, это обернется бедой для всей столицы.
Нирийцы, стоявшие в воротах, после недолгих расспросов пропустили талмеридов, и теперь двое из стражников ехали впереди отряда, показывая путь к дворцу правителя.
Горожане, судя по всему, узнавали в чужих всадниках «псов императора» и не просто уходили с дорогиразбегались. Мужчины при этом бросали злобные взгляды, а женщины опускали головы и надвигали платки чуть ли не на глаза. Можно подумать, тадмериды вот прямо сейчас спрыгнут с коней и ринутся насиловать местных дев! Смешно. Хотя и понятно: уже, наверное, в третьем поколении матери пугают детишек не только хитрой нечистью, крадущей непослушных мальчиков и девочек, но и свирепыми степняками, которые вплетают в волосы глаза убитых врагов.
Виэльди завидел юную девицу, которая, казалось, от страха даже убежать не могла и стояла, широко распахнув глаза и прижав ладошки ко рту. Он не выдержал, направил коня на нее, оскалился и рявкнул:
Бу-у!
Девица завизжала, подобрала подол и ринулась прочь. Виэльди запрокинул голову и рассмеялся, настолько забавно это было..
Дворец князя, как и все здесь, тоже был деревянным. Высокий, увенчанный остроконечной крышей, украшенный тонкой, как кружева, резьбой, он взмывал к ярко-синему небу, а белое облако, если смотреть под определенным углом, казалось насаженным на флюгер.
Один из сопровождающих нирийцев велел подождать у входа, а сам приблизился к стражникам у входа. О чем они говорили, Виэльди не слышал, но спустя несколько мгновений нириец вернулся и сказал:
Ты можешь войти, рин-каудихо[1], а твои люди пусть ждут снаружи.
Нет. Четверо моих воинов войдут со мной. Остальные побудут здесь. На лице нирийца отразилось сомнение, он явно не знал, что делать. Ладно, Виэльди подскажет:Иди и передай князю: нас будет пятеро. Если же он не согласится мы вернемся потом, и нас будет куда больше.