Марина смотрела сквозь прозрачные капельки. Она не видела белой плитки, покрытой ржавчиной, не слышала, что говорит ее мать. В ушах нарастал гул. Она увидела свое отражение - бледную худую девочку с серыми заплаканными глазами и грязным пятнышком на щеке. Позади стояла раскрасневшаяся Зоя Андреевна. Как она хотела поменяться местами с отражением. Чтоб та девочка в зеркале выслушивала Зою Андреевну, а ее забрать туда, в другой мир. Не похожий на ее. Она смотрела в черные зрачки, втягивающие в себя все вокруг, белую плитку, дверной проем, белье, повешенное сушиться - все сузилось, превратившись в одну сплошную точку. И наступила темнота.
Она не помнила, что произошло, но очнулась в своей комнате. В квартире тишина. Тихими, едва слышными шажками, подошла к комнате матери и постучалась. Ответа не было. Постояв немного перед дверью, все же решилась зайти.
Мать лежала на кровати и спала. Сквозь полумрак, слегка освещавшийся ночным фонарем с улицы, было видно, как грудная клетка мерно поднималась и опускалась. Марина спокойно выдохнула и пошла обратно.
Мама есть мама и ее не выбирают. Как и жизнь.
После того случая Зою Андреевну будто подменили. Он не орала и не оскорбляла Марину, но часто косо поглядывала в ее сторону. Девочка обрадовалась, но продолжала делать все, что нравилось маме. Изменение поведения продлилось недолго, и Зоя Александровна вновь начала вести себя как прежде.
Больше состояние прострации у Марины не появлялось. С тез пор в ее голове появился голос, нашептывающий разное. И с ним стало проще. Она всегда считала, что просто общается сама с собой. Когда мама орала, голос успокаивал ее, когда та поднимала руку, голос вновь говорил и она не чувствовала боли. Став постарше, он никуда не исчез, но постоянно подталкивал Марину совершить нечто в своей жизни - завести кота, отнести деньги в приют, покормить обездоленных, пойти учиться на учителя, перечитать «Преступление и наказание», убить маму. От последней мысли Марина дергалась постоянно. Она очень любила Зою Андреевну такой, какая она есть и в жизни не позволила бы себе поступить так кардинально.
Частенько она замечала, что отражение в зеркале будто жило своей жизнью, то отводило взгляд, то могло помахать рукой. Марина привыкла к такому своеобразному другу. Ведь ничего страшного более не происходило, да и она всегда все списывала на мимолетные галлюцинации. Мало ли, что в зеркале покажется.
Как-то парень пригласил Марину на свидание. Без разрешения матери она сбежала с ним, а когда вернулась Зоя Андреевна устроила ей взбучку, не гнушаясь и обзывая по-всякому.
- От мужиков одни проблемы! - причитала та. - Запудрит тебе мозг, а потом сиди одна с ребенком. На мою пенсию не хватит прокормить два рта! Приличные девушки не ходят по всяким забегаловкам.
Марина стояла, потупив взгляд, она привыкла к материнским нападкам и пыталась как всегда абстрагироваться и не слушать. Ведь потом приходит успокаивающая темнота. Убаюкивающая и такая желанная, дарящая покой.
После этого Зоя Андреевна заперлась в комнате и подолгу не выходила, а когда выходила то всегда по странному смотрела на дочь.
Марина окончила институт и пошла работать учителем русского языка и литературы. Ей нравилось учить детей. И пусть мать отобрала у нее счастливое детство и юность, но вопрос о необходимости работы был поставлен ребром. Как не удерживала мать, деньги были нужны. Да и здоровье Зои Андреевны становилось все хуже и хуже. Придирки стали слышаться все реже, но забота о здоровье еще больше привязывало Марину.
Женщина уже привыкла. Жить с матерью, тихо слушать наставления. И лишь в мечтах было нечто большое, что ускользало из жизни. Но она была счастлива, когда учила детей в школе. Маленькая радость в жизни. Пусть своих нет, но с чужими тоже хорошо.
«Да они литературу не учат! Как можно было такое написать в сочинении! Дубровский был бедный дровянин. Вот что делается с детьми в наше время. Полнейшая безкультурщина и неуважение к предкам» - подумалось Марине в очередной раз, перечитывая сочинение. Она подолгу задерживалась на работе, даже после смерти мамы.
Марине было только в радость посидеть чуть больше, проверяя домашнюю работу.
В дверь постучали.
- Заходите!
В кабинет вошли двое - ученик и его папа. Марина оценила мужчину - высокий с темными волосами, а карие глаза так и искрились некой нечеловеческой привлекательностью.
- Здравствуйте, Владимир... - спросила она.
- Просто Владимир, - улыбнулся мужчина.
«Ну ты посмотри на нее. Плохо я тебя воспитывала. На мужей чужих заглядываешься!»
Она мотнула головой и посмотрела вновь на пришедших. Мужчина внушал некую внутреннюю силу, которой невозможно было противостоять.
- Времени у меня совершенно нет. И так в чем проблема с моим сыном?
Мальчик присел за парту в первом ряду, достал ручку с бумагой и стал рисовать.
- Прекрасный мальчик, всю домашнюю работу всегда выполняет. Но вот в последнем сочинении написал, что следовало бы утопить в бочке Гвидона и тогда бы лебедь воскресила бы его, а он шел бы за ней по пятам и слушался бы ее. Это немного некорректно.
«Так и сверлит меня взглядом»
«Вот и говорю - проститутка. Женатого человека привлекаешь! Плохо я тебя воспитывала. Лупить тебя надо было как сидорову козу!»
- И вы видите в этом проблему? Вполне нормально для мальчика в его возрасте.
- Думать о смерти? И желать другим в его возрасте...
- Неприемлимо? А вот вы сами не желая иного убили близкого вам человека.
Марина ощущала на себя прищуренный взгляд Владимира. Он пугал ее, ей хотелось сбежать от этого убийственного взгляда.
- Дайте-ка я догадаюсь. У вас в детстве была психологическая травма. Возможно мать на вас кричала или била. По вам и видно, что мамина дочка, - Марина нервно сглотнула от такой характеристики, забывая о том, что хотела сказать. - Постоянно дома или на занятиях. Не для себя - для матери, лишь бы той было хорошо. Такие как вы всегда ограничиваете ребенка, загоняя в узкие круги, в которые и вас в свое время загнали. Не даете развиться молодой мысли.
Карие глаза затягивало красной пеленой, а Марина не могла оторвать взгляд. Ей стало страшно, она не могла не пошевелиться, ничего.
Мальчик тихо сидел, не обращая внимания на учительницу и отца, увлекшись своим рисунком. Он водил круги на листе бумаги. Разобрать рисунок не было возможным.
Марина пыталась отвести взгляд, но так и не смогла.
Она увидела темноту и эпизод из детства, тот когда она стояла в ванной перед зеркалом.
Маленькая Марина развернулась к матери, когда та намеревалась отвесить оплеуху и обзывая никчемной. Схватила за Зою Андреевну за кисть и словно не своим голосом сказала:
- Еще раз тронешь меня, тварь. Сломаю руку.
Отпустила конечность, на которой тут же появились красные отметины и ушла к себе в комнату. Коричневый корешок с книгой «Вечера на хуторе близ Диканьки» так и манил. С этой книгой Марина и уснула.
«Мама» - мелькнуло в ее голове.
«Вот слушала бы маму, проблем бы сейчас не было!» - прозвучал знакомый голос Зои Андреевны.
«Все равно никому не нужна, кто о тебе вспомнит то?»
И вновь она видит себя взрослой девушкой, вернувшейся со свидания.
Мать орет, замахивается и вновь Марина перехватывает руку. Серые глаза горят праведным гневом.
- Я предупреждала! Еще раз тронешь - сломаю руку!
Зоя Андреевна скривилась от боли, слезы брызнули из глаз:
- Доченька, любимая прости непутевую мать. Я люблю тебя, не трожь меня.
Марина мотнула головой и отпустила руку. Ткнув пальцем в грудь матери, растирающей запястье, сказала:
- Ты будешь умирать, медленно. Жизненная сила будет течь из тебя рекой, и ты ничего не сможешь сделать. Так де как и ты мою жизнь испортила остаток твоей пройдет в муках. Радуйся, что я добрая!
И вновь перед лицом сузившиеся карие глаза. Легкий гул нарастал в ушах. Мальчик усердней водил ручкой по бумаге.
«Такие глаза только у развратников. Вспомни как я тебя воспитывала! Поиграется да и бросит! Ты всегда нужна была только маме!» - не сдавался голос.
- А когда мать умерла. Отражение зажило своей жизнью еще больше.
- Да, - наконец промямлила Марина.
- что произошло?
Не ведая, что говорит, Марина рассказала, как отражение само двигается, само по себе моргает или поправляет макияж, а еще она слышит голос мамы в голове.
- Я сумасшедшая, - криво усмехнулась учительница.
- Ну что вы, - улыбнулся Владимир. - Это всего лишь отроженец. Видите ли. Вы его вызвали, но не волнуйтесь вы его можете и изгнать. Вам всего лишь нужно отпустить свою мать, - он вплотную придвинулся к ней, задевая короткими волосами лоб. - Отпустите ее.
«Какой позор! Как ему не стыдно! Женатый мужчина, а позволяет такую близость!»
«Мама, я тебя очень люблю, но уйди»
«Дочка, не прогоняй меня. Как же ты будешь жить? Ты без меня ни шагу в этом мире не можешь сделать»
- Отпустите свою мать. И больше никаких проблем. Тишина и покой. То о чем вы мечтали. Будете делать, что вам хочется. Никакого внутреннего контроля, - губы Владимира скользнули по ее ушку, нашептывая. - Будете только вы одна и больше никого.
Марина качалась на вибрирующих волнах. Голос, звук, слова сводили с ума, унося в неизведанную даль.
- Всего лишь нужно отпустить маму, - слова прокрадывались в сознание неспешной змейкой, растекаясь в голове, наполняя. Образ Зои Андреевны только возник на секунду и тут же разлетелся на множество кусочков.
«Мамина любовь - самая сильная в мире, дочка. Никто тебя не будет так любить как я».
Родные руки тянутся к ней, и она растворяется в белом свечении.
Мальчик поднял голову. Рисунок готов - огромный кальмарообразный монстр сидел посреди сцены и тянул щупальца в разные стороны.
Учительница упала на колени перед Владимиром.
- Повелитель, - сказала она, подняв глаза на него. - Спасибо за изгнание
- Рожа на этот раз у тебя вышла. Сила материнской любви поистине великая сила. Лет тридцать не мог избавиться?
- Она сильна.
- Да мать была сильна в своей любви к дочке, пусть даже в такой ненормальной.
Он присел на корточки возле Марины.
- Надеюсь ты меня не подведешь, отроженец.
- Рожей клянусь не подведу, - серые глаза вспыхнули алым.
19, Люпениус пектинем
Солнце садилось, освещая огромный замок. Каменная кладка лениво отражала оранжево-алые всполохи, гаснущие за горизонтом.
- Карл Рогнеску! Вот вы где! - строго сказала женщина в черном платье.
Мальчик поднял глаза. Она прервала его от занятий.
- Что вы натворили? Опять лягушек препарировали? Ох, что скажет отец, - она картинно закатила глаза и прикрыла рукой.
Лягушки квакнули в аквариуме. Их ждет та же участь, что и предшественницу, распятой крестом на столе. Все, что Карл успел - сделать первый надрез по все еще живому земноводному.
- Леди Вернау, прошу прощения. Отец мне строго-настрого наказал учиться, чем я собственно и занимаюсь, - держа скальпель в руке, произнес Карл. Он знал, что няню бесят его исследовательские труды. Но ему безумно нравилось наблюдать, как белое облачко вылетает из тельца. Впрочем, он занимался с утра, и в углу комнаты скопилось уже много трупов. Черная пелена дернулась.
- Скоро ужин, мистер Рогнеску, вам следует помыть руки, - строго сказала женщина, удаляясь из комнаты.
Карл усмехнулся, но спорить с няней не стал. Жаль, что лягушку придется бросить. Он тоскливо бросил взгляд на трех оставшихся. С одной прервали, но есть еще подопытный материал.
Он потянулся к мертвым лягушкам и дернулся, когда червоточина чвакнула. Его жутко бесила темнота, которая не пропускала ни один свет - ни солнечный, ни от лампы. Но сделать ничего с ней не мог.
Карл подхватил пару трупов, одергивая руку от тянущейся темноты, и выбросил в окно. В ту часть сада, в которую мало кто ходит, а садовник и вовсе позабыл туда ход. Темнота исчезла, будто ее и не было, оставив мокрый след в углу комнаты.
Мальчик позабыл об этом. На прогулке в саду, с привезенными со всего света растениями, Карл искал червяков для новых экспериментов, и наткнулся на маленькие тельца жабок в небольших порослях. Маленькие побеги вросли в полуразложившиеся тела. Маленький ветерок покачивал росточки в разные стороны, а Карлу казалось, что мертвые тела движут ими.
И зародилась в голове идея, что можно вырастить нечто подобное.
Он был гением для своего возраста - с шести лет тянулся к естественным знаниям, биологии, физике, химии. Поначалу небольшие эксперименты, которые детям в школе показывают, но он все больше и больше углублялся, а труды записывал в отдельные тетради.
Годы проходили, а эксперименты не прекращались. В ход уже шли не только лягушки, но и бездомные собаки, коты. Даже живность в лесу, находившемся неподалеку от родового замка.
Ему нравились не мучения животных, убивал он их быстро и безболезненно. Фактор боли он изучил еще в детстве. Нет, его волновала та белая субстанция, выделяющаяся из организма. Заключить ее в вакуум не представлялось возможным - она просто вылетала. Чего он только не использовал, чтобы удержать ее. Сколько велось записей. Но увы. Удержать нечто невозможно.
Помимо этого, он углубился в генетику.
Родители не приветствовали обучение в общеобразовательных учреждениях, а потому он занимался на дому с лучшими умами современности. Отец не жалел денег на развитие маленького гения. Учителя пророчили превосходное будущее на научном поприще и всячески развивали юного гения.
Годы шли.
Однажды он и охотники, нанятые отцом, вышли и в лес. Как и обычно это бывало. Мужики были лучшими в ближайшей деревне и за лишнюю денежку только рады были услужить господам Рогнеску.
Карлу хотелось поймать волка. Он изучил некие эксперименты, что мол можно вселить ген волка в человека, и на выходе получить оборотня. Смешение человеческой крови с животной волновала его больше всего. Но на людях эксперименты ставить он не решался, да и родители были бы против, но вот смешать волчью кровь с людской.
Гений прекрасно разумел, что такое невозможно, но жажда исследования и поиска вариаций все больше разгоняла его.
Вечер окутал лес темной пеленой, а туман окутал землю белой простыней. Волчий вой, леденящий до поджилок заполнил воздух.
- В жизни такого не слышал, - поежился крупный матерый охотник.
- Варцолац, бродит, - сплюнул седоволосый мужчина, трогая серебряную цепочку на шее.
Карлу не было страшно. Лишь разыгрался интерес, что за зверь такой бродит, что за волк воет как тот люп. Звук пробирал до костей. Туман сгущался, а лес не выпускал из объятий, путая темными стволами деревьев.
Опытные следопыты не могли найти выход. Создалось впечатление, что ходят кругами. В который раз они прошли огромный дуб.
Ночь оделась в мерцающее платье со стразами и с полной лунной брошкой.
Но даже звезды не могли вывести заблудившихся.
- Что за чертовщина тут творится? - отозвался охотник.
Они дернулись, когда вой раздался совсем близко.
Верхушка дерева задрожала и повалилась.
Карл дернулся в сторону упавшего дерева.
- Господин Рогнеску, не стоит, - огромная рука опустилась на его плечо.
Карлу хотелось взглянуть на существо или явление, устроившее повал деревьев.
Охотники сняли ружье и взвели курки, прикрывая Карла. Тишина, не слышно ни единого звука. Сверчки не трещали, комары будто вымерли и больше не досаждали. Мужики дрожали, но сжимали в руках оружие, пот градом тек по лицам.
Карлу не было страшно, он просто хотел убраться отсюда
Мелькнули красные глаза и седого мужчину унесло в кусты. Настолько быстро, что Карл и оставшийся охотник даже не сообразили, что произошло.
Послышался крик полный боли и агонии. И тут же затих, утопая в клубящемся дыме.
И они побежали. Со всех ног, со всей скоростью. Пока зверь доедал, у них был шанс скрыться.
Карлу уже было трудно бежать, но крупный мужик буквально тащил его на себе. Лес не кончался. Красный свет показался сбоку.
Карл чувствовал, что силы мужчины на исходе и бежит он из последних сил.
Туман заглушал звуки, но за ними больше никто не гнался.
Охотник свалил Карла с плеча и попытался отдышаться. Карл поднялся на ноги и огляделся - местность неизвестна.
Ветки хрустнули. Мужчина выхватил пистолет, охотничье ружье выронил еще во время бега.
В белом тумане показались красные глаза. Послышался рык.
Охотник упал, придавленный огромным зверем. Карл нервно сглотнул, в ступоре наблюдая как огромное волкоподобное существо разрывало острыми, как акульи зубы, клыками огромного мужчину. У него не было шерсти, абсолютно гладкая кожа. Будто он сделан из металла. Карл смотрел как зверь выпустил зубы, схожие с акульими.