Его рот приоткрылся.
Как?
Роза сказала. Она жалела об этом каждый день, ведь позволила кому-то повлиять на ее решение. Она сказала, что лучше бы жила с призраками и демонами, но с тобой рядом, чем наоборот. Ты стоил риска. Это так.
Он вдохнул и посмотрел в окно, глаза стали стеклянными. Блин. Я заставил его плакать?
Я смотрел на него большими глазами, мне было неловко, я не знал, что делать, что еще сказать.
Наконец, он сказал:
Спасибо, приятель, выдавил он и встал на ноги. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Мне нужно было увидеть это.
Я помешала? раздался с порога тихий голос. Мое сердце дрогнуло. Я повернул голову так быстро, что комната закружилась, но мне было плевать.
Перри стояла на пороге, потирала ладонями руки. Ее волосы были стянуты в неровный хвост, она явно так спала. Она была в джинсах, кедах и футболке с «Faith No More», которую она сделала майкой. Ее лицо было без макияжа, и я знал, что она не спала днями. Но она все еще была самой красивой женщиной из всех. А я все еще был самым везучим подонком в мире.
Нет, быстро сказал Максимус и посмотрел на нас. Я уже уходил.
Он прошел мимо Перри и покинул комнату, закрыв за собой дверь.
Перри стояла там мгновение, смотрела на меня, и расстояние между нами казалось большим и тяжелым. Я улыбнулся. И этого хватило.
Она подбежала со слезами в больших голубых глазах, обвила меня руками и уткнулась лицом в мою шею. Я не ощущал боль. Я закрыл глаза, улыбаясь, обвил ее руками, не думая, что от этого натянулась капельница. Я сжимал ее так крепко, как только мог, изо всех сил.
Перри всхлипывала, не могла говорить.
Тише, все хорошо, успокаивал я ее, гладя ее по голове, ее шелковистые волосы ощущались так приятно под моими уставшими пальцами.
Я держал ее так долго, как только мог, наслаждался ее весом в своих руках, ее сердцем, бьющимся рядом с моим. Мне повезло получить второй шанс с ней, и я не собирался терять его. Не важно, что вместе мы откроем двери в другие миры, плевать, если ее беременность разрушит нас. Я не отпущу ее, потому что так сказали остальные. Роза сказала правду, но мне было больно слушаться. Было больно знать, что я сдался, когда стало сложно, что во мне не хватило надежды бороться. Рисковать.
Всегда был другой путь. Я не знал, что чувствует Перри, но знал о своих чувствах. Я знал, что ее сердце стоило страданий, что мы преодолеем. Я не собирался бросать ее. Это не дало бы мне того, что я хотелребенка с ней, жизнь вместе, но всегда были другие способы.
Мне так жаль, Декс, всхлипывая, она отодвинулась, чтобы посмотреть на меня. Я нежно провел большими пальцами под ее глазами, вытирая слезы. Мне так жаль.
Детка, прости, сказал я, удерживая ее лицо в своих ладонях. Я говорил то, чего не стоило, потому что испугался.
Знаю, это была Амброзия.
Знаю. Не важно. Прости, что я сомневался в тебе. Стоило тебе поверить.
Я говорила ужасное.
Я говорил ужасное. Детка, хотел бы я забрать свои слова.
Она заерзала и отвела взгляд.
Я тоже. Но я рада, что ты сказал их. Потому что я юна, Декс. Ты на девять лет старше меня, и это меня пугает, знаешь? Ты опытнее в плане мира, секса и отношений, в плане всего. А я будто едва жила. Не просто говорить это, но я переживаю за нас. Я переживаю, что испорчу все, потому что не знаю, что делаю. Для меня это новое.
Перри, все хорошо, ее честность разбивала мне сердце.
Она покачала головой.
Не хорошо. Декс, я так боюсь. Ты не знаешь, как сильно.
Я поцеловал ее в лоб и прошептал.
Немного представляю.
Нет, сказала она, склонилась, чтобы наши носы соприкасались, и заглянула мне в глаза. О, как я хотел вырвать капельницу из руки и взять ее прямо на больничной койке, даже с пострадавшим ухом.
Она продолжала с дрожью в голосе:
Нет, я сдерживалась, Декс. Я боялась даже позволить себе ощутить что-то глубже кожи. Ты знаешь, как я поняла, что могу потерять тебя прошлой ночью?
Мамбо позвонила Максимусу.
Нет, она облизнула губы. Я тоже хотел облизнуть их, но она явно собиралась сказать мне что-то важное. Она позвонила. Но я была в своей комнате. Я расхаживала, переживая за тебя. Я села на кровать и попыталась успокоиться и подумать. У меня была одна из твоих сигарет, и я зажгла еездесь везде можно курить. И я увидела Пиппу.
Я нахмурился.
Правда?
Да. Правда. Это была она. Стояла у кровати. У меня чуть сердце не остановилось, но было приятно видеть ее. Это было мило. Она одна из моей семьи переживает и понимает, она потерла губы и всхлипнула. Разбивала меня. Она сказала мало. Просто сказала что тебе не нужно переживать. Что от любви будет добро. Что наши сердцамагниты. Что мы не можем долго порознь.
Наши сердцамагниты. Я уже слышал такие мысли от Перри. Мне нравилось, как это звучало.
Хоть это звучит банально, я думаю, что она права, добавила она.
Я кивнул и снова притянул ее к себе. Пиппа была смертной, как мы, но знала о любви и потере. Я слушался ее совета.
Декс, сказала Перри в мою шею, ее влажные губы задевали мою кожу, вызывая в моем теле трепет. Она подняла голову и поцеловала меня со страстью, нежностью и глубоко. Я парил выше некуда.
Она убрала мои волосы, стараясь не задевать поврежденную часть головы. В ее глазах было так много всего, так много страха и надежды.
Перри глубоко вдохнула и прижала ладони к моему лицу. Она поцеловала меня снова, посмотрела мне в глаза и сказала:
Декс Форей. Я люблю тебя.
Я не сразу понял ее слова, они впитывались медленно, не хотелось, чтобы они кончались.
Она невольно улыбнулась, хотя на моем лице было потрясение, и продолжила:
Я люблю тебя. Я любила тебя с самого начала. И порой я думаю, что не могу любить тебя еще больше. А потом люблю. Ты заполнил меня и распахнул мое сердце, знаешь? И места стало больше. Нет никаких пределов. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю, умереть готова, но скажу это. Я люблю тебя, чудесный и забавный красавец.
Я парил до этого, но теперь приземлился. Это притянуло меня вниз, опустило на темную глубину, и это было прекрасно. Это держало меня на месте, и ее слова окутывали меня, как и искренностьлюбовьв ее глазах, страсть ее прикосновения. Это было настоящим. В эту правду я хотел зарыться.
Я думал, от улыбки голова треснет пополам. Я не мог дышать, сердце победоносно колотилось. Я был невесомым, живым, потусторонним. Я ощущал ее кожу, ток между ладоней. Я притянул ее к себе и поцеловал, и целовал так сильно, что начал смеяться от радости.
Детка, выдавил я, переводя дыхание. Детка, я люблю тебя сильнее прежнего, сильнее всего в чертовом мире. Тымой мир. И я хотел лишь, чтобы я стал твоим.
Она поцеловала меня. Я целовал ее. Она ласкала мою кожу, а яее. Все нервы моего тела ожили. И я был тверже бетона.
Я прижал пальцы к ее лицу.
Детка, как только выдастся шанс, я знатно отымею тебя, прорычал я.
Она хитро улыбнулась, ее глаза блестели.
Думаю, отныне мы будем заниматься любовью.
Тогда я отымею тебя знатно и с любовью, я снова страстно поцеловал ее, притягивая к себе, зная, что тонкая больничная одежда никак не скрывала мой стояк. Я никогда еще не хотел ее так сильно. Я хотел закрепить это физически.
Стук в дверь.
Ну, конечно.
Заглянула медсестра с пухлыми щеками. Она нахмурилась, увидев, что Перри почти лежит на мне, и выдавила улыбку.
Простите, его скоро осмотрит доктор, сказала она и закрыла дверь, фыркая с отвращением.
Перри солнечно улыбнулась и выпрямилась.
Я поняла намек.
Она похожа на медсестру из «Башен Фолти», отметил я, вспомнив серию, что мы смотрели недавно.
Она слезла с меня и окинула мое тело взглядом.
Только у тебя проблема серьезнее вросшего ногтя на ноге. Декс, ты же знаешь, что случилось с твоим ухом?
Я сглотнул.
Смутно помню, как Амброзия отрезала его.
Доктора пытались пришить его. Они нашли часть у Амброзии, обнаружив ее тело. Но было слишком поздно. Зато твое тело быстро выздоравливает, Декс. Почти все порезы зажили. Они не могут это объяснить.
А мы могли. Я скривился.
Хочешь сказать, что я теперь страшный?
Они говорят, что твое ухо будет более-менее нормальным, когда заживет. Будет не хватать кусочка.
Но это была лучшая часть, простонал я.
Радуйся, что она не лишила тебя члена.
Это ты должна радоваться, сказал я и расслабился, ощутив вдруг усталость. О, теперь у меня есть недостаток.
Ее губы дрогнули.
Точно.
Я посмотрел на нее, вспомнив, что сделал с Амброзией.
У меня проблемы? Ты знаешь, из-за чего.
Нет. Я рассказала все полиции. Самозащита. Она мертва, и они рады этому. Атаки вышли из-под контроля, и, хоть Амброзия думала иначе, они пытались что-то с этим сделать. Но все это могут списать на наркотики чтобы порадовать народ.
Мисс Паломино, сказала медсестра с порога. Простите.
Перри посмотрела на меня, сияя, быстро поцеловала меня в губы, а потом вышла из комнаты.
Доктор пришел вскоре после этого, сказал мне почти то же, что и Перри. Удивительный иммунитет, ухо будет почти нормальным, он был удивлен, что я еще жив, бла-бла-бла.
Но я не только вернулся к жизни. Перри сказала мне, что любит меня.
Она любила меня.
Она любила меня.
* * *
Я стался в больнице еще на ночь для порядка. Медсестра ограничила визиты, боясь, что я переутомлюсь, и я не видел толком Перри и Максимуса, пока не был готов к выписке.
Я оделся, стараясь не потревожить ребро или швы. Я почти исцелился, порез под татуировкой был красноватой пропадающей линией, но я не хотел спешить.
Готов? Максимус приоткрыл дверь и сунул голову.
Я оглянулся через плечо и поднял рубашку.
Я не могу спокойно одеться? Думаю, ты успел все разглядеть, когда я был на болоте. Хотя, надеюсь, ты учел сжатие.
Он не сказал ничего, даже не фыркнул, так что я посмотрел на него. Он был серьезным, а лицо было хмурым.
Что такое? спросил я.
Я не поеду с вами, сказал он.
Что?
Он вздохнул и закрыл дверь за собой, прижался к ней.
Знаю, я обещал делать шоу с тобой и Перри, и Джимми рассчитывает на это. Но я не могу поехать. Я должен остаться здесь. Прости.
Я понимающе кивнул.
Роза.
Он задумчиво пожевал губу.
Ага. Ей уже немного лучше. Она может говорить и заботиться о себе. Она меня не помнит. И никого из нас. Она не знает, что она.
Блин.
Доктора сказали, что амнезияпобочный эффект, что я должен радоваться, что ей становится лучше. Декс, теперь у нее есть только я. Мэрис объявили мертвой. У нее нет семьи. Некому приглядеть за ней.
Я поправил рубашку и посмотрел ему в глаза.
Максимус, делай, что должен. Мы с Перри сами разберемся. Мы будем в порядке.
Я поднял сумку, которую они принесли в больницу для меня, и прошел к двери. Я встал в футе от рыжеволосого верзилы во фланелевой рубашке и понял, что, может, вижу этого засранца в последний раз.
Береги себя, приятель, хрипло сказал я, протянув руку.
Он сжал мою ладонь достаточно сильно, чтобы сломать кости обычному человеку. Когда я подумал, что ему пора отпускать, он обнял меня и посмотрел свысока.
Декс, я знаю, что не могу вас остановить. И я знаю, что не мне вас отговаривать. Я не хочу делать то, что Мэрис сделала со мной и Розой. Ты любишь ее, а она тебя, и, может, этого хватит, чтобы все выровнять. Позаботься о Перри, понял? И береги себя.
Черт. Мне нужно было уйти, пока я не начал плакать.
Я кивнул ему.
Увидимся, Максимус.
Я покинул палату и прошел по коридору. Перри ждала меня.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Детка, прошу, я кончаю, стонал я, вонзаясь в нее, боясь замедлить темп.
Перри жадно поцеловала меня, ее пульс ощущался на губах, она прошептала:
Так двигайся медленнее.
Я откинул голову и попытался совладать с собой.
Я стараюсь, но если я кончу раньше, ты виновата.
Какой романтик.
К черту романтику. Это было серьезное дело. Мои яйца были синими.
Детка, я так давно не был в тебе.
Пять дней, сказала она. И тебя еще беспокоит ребро, я знаю, я заворчал и решил заткнуть ее, перевернув на живот, раздвинув ее ноги своими коленями.
Хорошо, ты хочешь медленно, я понял, проурчал я ей на ухо. Я потянул ее за волосы, ведь знал, что ей это нравилось, и притворился, что еду на ней, как ковбой. Моя дикая кобылица.
Я облизнул пальцы и водил ими по ее пояснице, попе, мимо ее влажности к клитору. И обратно. Медленно. Так медленно. Как она и просила.
Она напряглась от моего прикосновения. Я знал, что раздвигаю с ней границы, но зачем вообще границы, если их не двигать?
Я склонился к ней, чтобы она ощущала мой вес.
Это достаточно медленно для тебя?
Она застонала, ее дыхание стало тяжелым и неглубоким. Ее попа двигалась в ритме под моими пальцами, и я шелковым прикосновением потер ее клитор. Если мне светило кончить сильно, то и она сделает это, еще и до меня.
Я так и продолжал, пока она не затрепетала под моими пальцами, пока не сделала то, что я любил больше всего: начала просить, чтобы я вошел в нее. Я отчасти послушался. И хотя набухшие яйца требовали разрядки, я увлажнил кончик о ее складки и гладил им там же, где до этого пальцами. Она застонала громче, раздвинула ноги шире. Идеально.
Я дал ей то, чего она хотела, в чем мы оба нуждались. Я вошел в нее, прижимаясь к ее спине, желая оставаться как можно ближе. Ощущения были неописуемыми.
Ты меня чувствуешь? прошептал я, медленно теряя контроль. Пять дней казались вечностью.
Я чувствую тебя, выдохнула она. Всего тебя.
Я вонзался в нее, снова ускорившись, толкая себя и ее к грани. Так я любил ее. Так сильно. Я хотел, чтобы она ощущала мою любовь, каждый ее дюйм.
Мы кончили громко, сильно и быстро. Может, дело было в эндорфинах или в чем-то потустороннем, но спальня словно дрожала и мерцала, сияла, как виделось мне краем глаза. Может, мы создали бреши в ткани мира. Или просто создали что-то новое. Что-то чудесное.
Ох, она была чудесной. Это было невероятно.
Я перекатился на спину, прижимая ладонь к ее прекрасной попе.
Я долго держался, сказал я, переведя дыхание.
Я заметила, отозвалась она, еще задыхаясь. Надеюсь, ночью ты будешь готов снова, ведь нам нужно многое наверстать. Твои порезы исцелились, и твое ребро явно уже не проблема.
Я издал смешок и улыбнулся.
Дай мне пять минут, детка, и ты будешь молить меня остановиться.
Она захихикала, что было так мило, и прижалась ко мне.
Я люблю тебя, сказала она, скользя пальцем по моей переносице.
Я тоже тебя люблю.
Сильнее, чем когда-либо.
* * *
И хотя мы только вернулись, мы с Перри быстро занялись делами. Все теперь было открыто, и мы наслаждались своими чувствами друг к другу (я точно, а она еще не выразила всю свою любовь). Но оставались и «обычные» жизни.
Дом Перри теперь был у меня, а мойу нее. Мы знали, что скоро предстоит встреча с Джимми, и мы не знали, можно ли и дальше рассчитывать на работу с шоу. Но мы договорились, что каждый подумает о вариантах, чтобы пытаться и не сдаваться. Я предложил позаботиться о Перри, что бы ни случилось, но она все еще хотела зарабатывать сама, и я поддерживал ее выбор, даже если это была работа ведущей или в баре рядом с домом.
Она хотела разобраться с семьей. Она не могла вечно избегать их, и, хотя Новый Орлеан подкинул испытаний, я все еще видел, что она переживала из-за разорванной связи с семьей.
Может, свозишь нас в Портлэнд на следующих выходных? спросил я Перри. Мы лежали на диване, полуобнаженные, как было часто в последнее время, и снова смотрели «Башни Фолти». Жирный Кролик был на полу и презрительно смотрел на нас. Только из-за него я сейчас не получал минетбыло странно делать это при собаке.
Перри напряглась, и я не знал, было ли это из-за того, что я полез в ее трусики. Она шлепнула меня по руке и мрачно посмотрела на меня.
Нельзя заводить меня и говорить при этом о моих родителях.
Я вздохнул и убрал руку. Справедливо.
Так что скажешь?
Она резко выдохнула носом и думала какое-то время. А потом сказала:
Не на выходных. Но скоро. Может, в апреле. Или мае.
Перри, нельзя избегать их вечность. А как же Ада?
Я пишу ей каждый день. Звонила утром.
Ты знаешь, о чем я. Ей нужна твоя поддержка. Ей нужно видеть тебя. Помнишь, что было, когда тебе было пятнадцать?
Она кивнула. Я скользнул пальцами вниз по ее животу, но она быстро шлепнула меня снова.