Наши намерения для нас гораздо яснее наших действий,
и это ведёт к большим недоразумениям в общении с другими людьми,
ведь для них наши действия гораздо яснее наших намерений.
Эрнст Ф. Шумахер
Холодно. Сыро.
Зарывшись поглубже в ворох грязных одеял, высунув только нос, я дрожу, мечтая о том, чтобы меня обняли теплые мамины руки. С тех пор как город обесточили пришельцы, нет возможности согреться с помощью батареи и приготовить на плитке еду. Я не могу даже разжечь костер, потому что на сигнал дыма прилетят Они. Люди, как крысы, теперь прячутся по подвалам: только метровый слой камня над головой спасает от смертоносных машин.
Темно. И оглушающая тишина вокруг. Раньше ночами были слышны крики: люди выбирались из укрытий, чтобы найти еду, и попадали в распыляющий их на атомы свет с кораблей. Я перестала ходить по ночам, выбрав более безопасный день.
Вот уже две недели я не встречала ни одного живого человека: только тишина и развалины кругом.
Все произошло быстро. Думаю, человечество не так представляло свой конецнадеялось, что хотя бы поборется.
Впервые пришельцы появились месяца два назад: их огромные тарелки нависли над крупными и маленькими городами. Выбрав площади, спустили трапы. Я смотрела прямые трансляции круглыми глазами: бесформенные неповоротливые твари спустились к людям и начали вещать противными скрипучими голосами. Их отвратительный крик раздавался на мили вокруг. Хотелось пригнуться и закрыть уши руками.
Ууууууррррррррриаааааа! Ууууууррррррррриаааааа.
Как будто трубит слон, усиленный в тысячу раз.
Кто-то доверчиво решил, что так Они общаются, но даже простому обывателю было ясно: это предупреждение или даже угроза.
Первая группа ученых, языковедов и военных, вошедшая внутрь корабля для установления контакта, не вернулась. После чего пришельцев было решено атаковать.
Все оказалось напрасно: едва прозвучал первый выстрел, и вся техника земли перестала работать. Электричество вырубилось, часы повсеместно встали, и даже затворы старого автоматического оружия отказывались посылать пулю во врага. Человечество было обречено.
Корабли летали над городами и планомерно уничтожали население. Первую неделю невозможно было спать от тонкого гула двигателей тарелок над головой, ищущих новые жертвы, и предсмертных криков, смешанных со слоновьим общением.
Потом криков стало меньше. А затем, когда в одну из ночей мой отец ушел за продуктами и не вернулся, наступила убийственная тишина.
От мысли, что я осталась совершенно одна, я сходила с ума. Но инстинкт выживаниясильная штука.
Дрожу. Осенние ночи в Форксе неприятно холодные. Прежде я не задумывалась, как далеко на север забрался человек, выживая в неподходящих для него условиях. Теперь, когда обогревателей больше нет, становится ясно, как мы слабы физически и как сильно зависим от технологических достижений человечества.
Мне придется выйти сегодня: голод скручивает желудок, толкая на безрассудство. Все запасы крупы я уже съела: давясь твердыми крупинами, вымоченными в дождевой воде. Потому что водопровод тоже давно не работает.
Мне нужно добраться до супермаркета, и я придумала, как. Беру старую волчью шкуру, висящую на стенеЧарли был полицейским, рыбаком и охотником. Всовываю руки и ноги в лапы, накидываю голову волка как капюшон и встаю на четвереньки. Неудобно. Но зато я останусь жива.
Есть ли смысл в том, что я делаю? Только лишь продлеваю свои мучения. Очевидно, что долго мне все равно не выжить в опустевшем мире: когда-то припасы кончатся, и я умру от голода, не имея возможности свободно выходить на улицу, охотиться и разжигать огонь. И все же я не готова сдаться сегодня
Теперь корабли летают реже. За ночь я слышу их гул всего лишь пару раз. А днем, бывает, они вообще не появляются.
Ноги и руки в мозолях и грязи, когда я добираюсь до места. При любом подозрении на приближение пришельцев я ныряю в ближайший подвал. Теперь я у цели, и спазмы голода особенно сильны.
Я не знаю, насколько хорошо пришельцы видят, но люди исчезали и из собственных домов. Лишь в многоэтажках оказываются разрушены крыши и частично здание, примерно наполовинуиз этого я делаю вывод, что определенный слой бетонапомеха для Них.
Фундамент нашего дома очень толстый, наверное, благодаря ему мы и выжили. Люди в правительственных бункерах наверняка выжили тоже, а также те, кто успел укрыться в метро. Но что они будут есть?
Нарушая тишину, я собираю с полок все, что можно есть без приготовления: консервы, хлопья, шоколадные батончики. Мне жаль, что я не могу взять столько, чтобы потом месяц не выходить: сверху все должно выглядеть естественно, собака не смогла бы тащить на себе рюкзак. Набитый мешок я привязываю к животу. Теперь я беременная собака.
Отчетливый гул инопланетных двигателей приводит меня в панику: я мечусь, ища место для спасения.
Я не знаю, сработает шкура или нет. Не знаю, есть ли в супермаркете глубокий подвал, и доступен ли он, или закрыт на замок.
Канализация на середине улицы выглядит привлекательно: люк сдвинут в сторону, над головой будет два метра земли. Но как собраться с духом выйти под открытое небо?
Пока я страдаю, на углу улицы появляется человек. Он бежитгул следует за ним. Он ищет укрытие, но мало что подходит. Он обречен.
Канализация!!! кричу я, бросаясь наперерез, машу руками. Желание спасти единственного выжившего собрата по несчастью сильнее инстинкта самосохранения.
Он видит меня и прибавляет шаг. Ныряет в люк не глядя, и я прыгаю за ним. Некогда беспокоиться о сломанных ногах или шеекаждая секунда на счету. Мы жмемся друг к другу, отползая как можно дальше от дыры.
Гул становится непереносимым, давит на барабанные перепонки, лишает присутствия духа. Возможно, это психотропное воздействиенас, как крыс, вытравливают из норы, чтобы убить. Мы зажимаем руками уши, стараемся не визжать, слиться с землей.
Столп света проникает в дыру, нащупывает нас. Я поджимаю ноги, боясь попасться. Сердце бешено бьется, почти нечем дышатьпыль залетает внутрь, забивается в легкие.
А потом все смолкает, гул удаляется. Мы спасены. Пока что.
Крепко обнимающие меня руки отпускают, и я отползаю в сторону, чтобы оценить своего новообретенного друга. За слоем пыли, грязи и спутанными немытыми волосами вижу знакомые черты. Не могу вспомнить имямежду прошлым и настоящим пролегли месяцы, но кажется, что целые неподъемные годы.
Белла? узнает он меня первым, в его глазах удивление, потом радостьискренняя, волнующая.
Я вспоминаю, с какой болью связан этот мальчик: одноклассник, в которого я влюбилась в первый же школьный день. Местный красавчик, который не обратил на меня внимания. Мы сидели за одной партой на уроке биологии, и максимум, чего я удостоилась, это предложения списать. Теперь-то он рад, что я жива. Теперь-то он заметил меня.
Но это все теперь не важно.
Эдвард, улыбаюсь я, откидывая прочь старые детские обиды. Мы не в той ситуации, чтобы такая ерунда как неразделенная любовь влияла на нас.
Черт, ты жива! внезапно он оказывается рядом со мной, его губы обрушиваются на мои в грубом, отчаянном поцелуе. Пальцы скользят в волосы и сжимаются на затылке.
Я замираю, потрясенная. Но, несмотря на шок, чувствую, насколько мягкие у него губы, насколько приятен его естественный мужественный аромат, к которому меня так долго и так невзаимно влекло.
Оооо, прости, отталкивает он меня и отшатывается назад, тяжело дыша. Его руки выставлены вперед в беззащитном извиняющемся жесте, глаза горят безумием, бледные щеки окрашивает румянец. Прости, прости это, наверное, выброс адреналина.
Ладно, я готова простить ему это проявление чувствя шокирована и смущена, но не стану же говорить, что когда-то об этом сильно мечтала.
Как здорово придумала, показывает он на шкуру, поскорей переводя тему. Я не могу избавиться от идеи, что ему понравилось целоваться, потому что он не вытирает губы. Он их даже облизывает, словно все еще пробует меня на вкус.
Я не уверена, что это бы помогло, отмахиваюсь я. Просто предосторожность.
Могло сработать, по крайней мере, днем, когда они ориентируются на зрение, парень кивает, собираясь ползти к выходу, но я хватаю его за руку.
Нам лучше остаться здесь. Они заметили тебя и будут рыскать по округе еще долго.
Эдвард мрачнеет: я вижу, как сильно он похудел с момента нашей последней встречи. Глаза болезненно блестят, кожа на щеках бледная и впалая. Прятался. Долго.
У меня есть еда, вытряхиваю я содержимое мешка, и глаза напротив жадно загораются.
Мне нужно вернуться к своим, спорит он, сглатывая слюну.
Кто еще выжил?
Мои отец с матерью и брат с сестрой, в общем, все, говорит он.
Дом Калленов за городом, неудивительно, что пришельцы добрались туда не сразу, и семья успела подготовиться. Наверняка у них есть подземная парковка, это и спасло. Но проблему еды никто не отменял
Переждем ночь, предлагаю я, слыша гул двигателей невдалеке, а утром наберешь еды и попробуем как можно дальше пробраться канализацией. Как ты смог незамеченным пройти путь до города по лесу?
Я не прошел, они поймали меня, хмурится парень: на его бледном лице, в потускневших усталых глазах читается страх. Я сбежал.
***
Эта ночь не такая, как прежние. Эта ночь другая, потому что я не одна. Мы находим сухой клочок земли, где устраиваем привал. Вокруг запах гниющей воды и крыс, но нам все равно: мы просто хотим выжить.
После того как сытость приходит на смену голоду, Эдвард рассказывает свою историю. Его слова вскрывают новую правду на старые события: световой луч не распыляет людей на частицы, онвсего лишь переместитель, вроде лифта, в нутро корабля.
Так значит, люди живы? Их просто забрали? Надежда на то, что Чарли мог выжить, вспыхивает в сердце.
Я сомневаюсь в этом, качает парень головой. Прижавшись к его теплой груди, я вижу в его глазах пламя кошмара, который он пережил. Люди нужны им для чего-то, а потом они их просто выбрасывают как использованный материал. Я знаю, о чем говорю. Я был там
Он сглатывает, не желая смотреть на меня. Я не знаю, хочу ли слышать то, что будет дальше.
Я видел два тела возле открытого люка. Их сбросили внизпросто столкнули щупальцем, как мусор. Я стоял среди живых, нас было трое. Эти твари урчали между собойнаверное, обсуждали, сколько с каждого из нас можно поиметь. Каждый проходил типа «осмотра» в узкой, страшной на вид кабинке. Я не стал ждатькогда твари отвлеклись на чувака впереди очереди, я просто рванул к открытому люку и прыгнул в него.
Я закрываю рот рукой: история Эдварда пугает и потрясает.
Уж лучше разбиться насмерть, упав с высоты, чем стать жертвой экспериментов мерзких пришельцев!
Но ты не умер?
Там оказалось невысоко, голос Эдварда хрипнет: ему тяжело вспоминать. Я упал на вонючую груду отходов и сразу зарылся в нее. Они пытались найти меня, до утра летали над головой, но мне повезло. Возможно, я оказался достаточно глубоко и их сканеры меня не обнаружили. Или они не смогли отличить меня от от от трупов. Да, с болью сообщает Эдвард, а меня тошнит. Это были тела. Сотни тел, а может и тысячичеловеческая свалка.
Я плачу. Представляю, сколько там было знакомых и друзей и не могу избавиться от ужаса. И Чарли Господи, надеюсь, он хотя бы не мучился!..
После этого мы не можем говорить. По щеке Эдварда тоже бежит не удержанная слеза, и я обнимаю его крепко-крепко, зарывая лицо на вздрагивающей груди. Вместе легче. Вместе не так холодно. Вместе не так одиноко.
Пойдешь со мной завтра? В мой дом? спрашивает он то, что я хотела услышать, но боялась, что он не предложит.
Мне совершенно не хочется возвращаться в свой пустой дом.
Да.
***
Мы покидаем пределы Форкса. Пока пробирались по городумогли прятаться в подвалах при появлении тарелок, но теперь мыкак на ладони. Впереди несколько миль пути, и одна надеждачто нас укроет лес.
Эдвард держит меня за руку. За его спинойбольшой рюкзак с продуктами, которых хватит на месяц. Он рассказывает. Говорит, в их доме есть вода и электрогенератор, и что Эммет с Карлайлом сломали стену и копают вглубь, чтобы увеличить жилое пространство.
Я пытаюсь сказать ему, что у нас все равно нет шансов выжить без еды, а вылазки в город решат проблему лишь ненадолго. Однажды продукты закончатся, да и выход на поверхность опасен. Но он меня не слышит, так возбужден сегодняшней удачей.
Как водится, беда приходит неожиданно. Не знаю, каким образом пришельцы узнают о местонахождении выживших людей, но они всегда появляются рядом с ними. Сколько раз было так, что сутками мы уже не слышали гула инопланетных двигателей, но как только Чарли решался подняться из подвала в дом, пришельцы прилетали через несколько минут?
Это чудо, что мы прошли весь Форкс и не привлекли внимания. Возможно, просто тарелок стало меньшераньше они летали по десятку сразу, а теперь по одной и не целый день. Чем меньше становится людей, тем меньше и кораблей.
Сначала мы ощущаем вибрацию в грудигул еще не дошел, но неприятная щекотка уже сковывает сердце, как бывает при использовании ультразвука или очень низких басов.
Прятаться некудатолько в опавшие осенние листья. С отчаянием загнанных в угол животных мы кидаемся в ближайшую яму, понимая, что это не сработает. Людей не защищают даже стены и крыши домов, куда с этим справиться листьям? Пришельцы, возможно, находят людей по сердцебиению, или по излучаемому телами теплу, а может быть даже по звуку мыслей.
Замри, замри! сжимает меня Эдвард обеими руками, прижав к себе, потому что я издаю слишком много шума. Я оказываюсь сверхуне на сырой землеи он пытается набросить на меня как можно больше листьев. Тихо!
Тарелка над нами. Я чувствую, как вибрация мотора сотрясает меня. Мой безумный взгляд впивается в Эдварда, его глаза широко в ужасе раскрыты. Голова волка, а также моя укрытая шкурой спина, остаются на поверхности.
Луч смерти скользит рядом со мной, и я вцепляюсь в плечи Эдварда с такой огромной силой, что наверняка останутся синяки. Меня трясет, и кажется, я сейчас сойду с ума от страха. А потом луч исчезает. Вибрация уходит прочь, и тарелка покидает это место. Просто улетает.
Сработало, первым приходит в себя Эдвард. Я трясусь, с трудом дышу, поверить не могу в удачное завершение. Пойдем, скорее! Дважды по одному месту она не пролетит.
Но все гораздо хуже: мы встаем, отряхиваемся, и тут понимаем, что шум, раздающийся впередиэто звук ломающейся крыши. Крикиэто похищение людей.
Нет! кричит Эдвард и бросается вперед. Напрасно я пытаюсь поймать его, умоляю остановиться. В доме его родные, и он, не думая о последствиях, рвется в напрасный бой.
Им уже ничем не поможешь!
Я уже спасся один раз и смогу им подсказать! спорит он, выбегая под открытое небо.
Ужасная картина: от проломленной крыши еще оседает серая пыль, ложась на траву, кусты, наши лица, забивается в нос и легкие. Лучи смерти находят новую жертвупо крику понятно, что это Карлайл. И даже знание, что его не распыляют на атомы, а перемещают, не спасает от кошмара.
Мама! кричит Эдвард, увидев, как та выбирается из подвала и бежит к лесуа луч стремительно следует за ней. От него нет спасения.
Женщина словно бы поднимается над землей, подхваченная в прыжке, и с болезненным визгом испаряется в столбе света.
Все происходящее настолько страшно, что когда лучи находят нас, мы просто стоим. Я крепко держу Эдварда за рукав, все еще пытаясь затянуть его под защиту леса. Он оборачивается, когда его лицо начинает мерцать в световом потоке.
Беги, шепчут напряженные губы. Глаза полны ужаса.
Слишком поздно. Луч затягивает и меняя отступаю, но он движется следом, хватает за руку, распространяется по всему телу. Я ощущаю невесомость и пугающую разрозненность, как будто рвусь на миллионы микроскопических кусочков. Это, как ни странно, не больноно сковывает мышцы, заставляет кричать.
Несколько секунд я еще вижу сквозь белый ослепительный свет разрушенный дом, трепещущие деревья и припыленную травуа потом внезапно словно переключается телевизионный канал, и вокруг меня уже незнакомые черные стены, состоящие из неоднородных, переплетающихся между собой щупалец таинственного происхождения. Возможно, это металл или какой-то его сплав, мелькает в голове, прежде чем тошнота скручивает живот.
Упасть на колени не позволяет чья-то сильная рука: я поднимаю перепуганный взор и вижу Эдварда. Его губы сжаты до белизны, в глазах, помимо очевидного страхарешительность и безумие. Никакой человек в сложившихся обстоятельствах не смог бы сохранить хладнокровие, и в этом нет ничего постыдного, тем более если инстинкты толкают к праведной борьбе.