Призрак смерти - Светлана Ключникова 3 стр.


Ты никогда не сможешь произнести это вслух,  пронизывающим до костей шепотом бросил он вызов. Малахитовые глаза засверкали торжеством убежденности, как два ярчайших драгоценных изумруда.

Горло сдавило тисками, как только я набрала полные легкие воздуха, утопая в зеленом омуте и тщетно пытаясь выдохнуть простейшее слово. Раз за разом, попытка за попыткой, удушая саму себя. Минута за минутой. Торжество в лице Эдварда сменилось напряжением, спустя полминуты любопытством, а затем, неожиданно для него самого, вожделенным ожиданием развязки, словно он возжелал увидеть, как я нарушу его же запрет, сломив наложенное заклятие. Так зритель следит за скачками, болея всей душой за свою ставку. Давай, давай,  говорил его живой, горящий потребностью взгляд,  удиви меня, Изабелла. Вторая рука нашла мою ладонь и сжала ее, подбадривая, помогая.

 Вампир!  прохрипела я, превозмогая жестокий обруч, сдавивший шею, и он рассыпался, как кусочек льда, столкнувшийся с препятствием.

Его лицо вытянулось от шока.

Невероятно!  пробормотал он, качая головой.  Что ж, это действительно необычно.  И добавил:Но самое необыкновенное во всем этом то, что ты все еще не боишься

Это не все, чем я хотела поразить тебя сегодня,  поделилась я, краснея до кончиков ушей. Не было никакого колдовства, но горло снова сдавило, на этот раз из-за моей природной застенчивости, обусловленной неопытностью в любовных делах. Как огорошить незнакомого совершенно мужчину, тем более собственного убийцу, и даже не являющегося человеком, что я хочу соблазнить его разделить со мной постель? Как произнести эти слова вслух и не сгореть со стыда на месте?

Теперь я заинтригован сверх всякой меры,  подбодрил Эдвард, сжав мои ладони, и я не выдержала, опустила глаза, разглядывая наши руки, наблюдая, как большой палец мужчины чуть поглаживает мою кожу, и приходя в восторг даже от такого простого прикосновения. Казалось, именно этой обыкновенной ласки мне не хватало все последние месяцы, чтобы спокойно принять смерть.

Ты со всеми так нежен?  поинтересовалась я.  Это для того, чтобы усыпить бдительность жертвы?

Он молчал. Заговорил неохотно, и только дождавшись, чтобы я подняла глаза.

Умирающий достоин заботы, достоин того, чтобы уйти с улыбкой на устах, чтобы смерть вместо финального самого ужасного аккорда жизни стала подлинным умиротворением,  тихо поделился он, в голосе звучала искренняя скорбь, он не лгал.  Конечно, я делаю это со всеми. Вы не должны меня бояться, иначе все напрасно

Ты не ответил вчера на вопрос,  напомнила я.  Почему настолько важно согласие? Что оно меняет? Разве ты не можешь просто заставить? Напасть из-за угла, применить силу и просто выпить кровь, не спрашивая разрешения?

Страх делает вашу кровь непригодной, портит вкус и может даже отравить, так что вампир будет болеть многие дни. Не умрет, но нет никакого удовольствия от такого способа питания,  тонкие губы искривились в отвращении, неприятное воспоминание исказило красивое лицо.  Только добровольно отданная кровь придает нам силы, только радость смерти дарует насыщение. Природа наградила вампира умением соблазнять, Изабелла, не просто так. Кто-то ловит юных глупых девушек, влюбляет их в себя, чтобы затем с наслаждением выпить, не дав опомниться. Мы выбрали смертельно больныхс ними намного проще, к тому же, эти люди все равно умирают и мы не нарушаем баланс, не порождаем слухи о маньяках-убийцах на улицах города. Это легче еще и потому, что в основном наши жертвыстарики, они уже готовы к смерти, жаждут ее намного сильнее, чем молодые. Даже смертельно больные, молодые еще способны сопротивляться, не желаюют верить в скорую гибель, оттого уговорить их согласиться отдать жизнь становится сложнее. К старикам же не привязываешься, их почти не жалко, ведь смерть так и так забрала бы их в ближайшее время, мы просто исполняем ее роль. Ну, кроме случаев, подобных твоему, но они достаточно редки

Значит, со мной тебе трудно?  я была впечатлена драматизмом ситуации, похоже, несмотря на кровожадность существования, Эдвард не был таким уж коварным и действительно помогал страждущим. Забирая их теплую кровь, дарил в ответ не меньше.

Лицо его потускнело, уголки глаз и губ сурово напряглись.

Я чувствую необходимость сделать твой уход максимально приятным именно потому, что ты так прекрасно юна,  холодные пальцы покинули руку, обратившись к лицу, нежно лаская щеку, как может только возлюбленный. Трогательность жеста неожиданно увлажнила мои глаза, сердце затрепетало от сладкой боли, реагируя сильнее, чем накануне, и я поняла, что пропала: с этого мгновения была безнадежно влюблена, на те оставшиеся несколько часов, что мне положены.  Это странное стремление воздается сторицейтвоя кровь самая непревзойденная и вкусная из всех, что я пробовал за две сотни лет. Истинное наслаждение, которое хочется испытывать снова и снова. Я, словно наркоман, с трудом сопротивляюсь желанию продлить процесс, не хочется расставаться с великолепным вкусом, способным вознести до небес, как было вчера. Я никогда еще такого не испытывал и все же должен убить тебя, несмотря ни на что. Ты прекрасный юный цветок, Изабелла, и как бы я не был рад и удивлен встретить тебя на своем пути, сегодня настал последний день твоей короткой жизни.  Он низко наклонился, очаровывая дыханием мое испуганно встрепенувшееся сердце.  Но я обещаю смерть будет очень, очень сладка сегодня для тебя.

Мысли спутались, так сильно было его влияние. Я часто задышала, глотая сухую слюну и дрожа от предвкушения, будто Эдвард сказал только что вовсе не о моей неизбежной гибели, а намекнул на большее. Но я все еще знала, чего хочу. И даже если бы забыла, тело напомнило мне об этом острейшим, практически животным возбуждением.

Займись со мной любовью!  выдохнула я быстро, схватила полы кожаной куртки, подтягивая себя наверх и срывая с холодных губ мимолетный поцелуй, оставшийся без ответа. Эдвард перестал дышать. Окаменел. Замер. Я зажмурилась и не смотрела. Боялась.

Д-да,  поперхнулся он спустя несколько показавшихся вечностью секунд,  ты была права, Изабелла, когда сказала, что сможешь поразить меня. Тебе это удалось.

В хрипловатом голосе я не услышала согласия, лишь шок.

 Это то, чего я не успела испытать в жизни до болезни. Пожалуйста, Эдвард, дай мне еще один день Завтра убьешь меня, а сегодня, прошу, подари этот опыт, ты же можешь? Умоляю. Знаю, что смотрюсь сейчас очень, очень безнадежной, но я так этого хочу,  бормотала я сбивчиво и невнятно от нервов.  Сама не понимаю, что со мной происходит, все мое тело изнывает, когда ты к нему прикасаешься, словно я была создана специально для этого момента, для встречи сейчас, с тобой. Глупо, да? Больничные стены и больвсе, что я помню за последние несколько месяцев. И мне все равно, в самом деле безразлично сейчас, насколько я выгляжу жалко, мне уже нечего терять. Я хочу прочувствовать хотя бы раз перед смертью, каково этобыть по-настоящему живой. Я никогда прежде не позволяла себе жить, как говорят, на всю катушку Я хочу этого. Я хочу тебя Дай мне это, и ты получишь согласие на всю мою кровь без остатка

Внезапный поцелуй прервал мою пламенную речь, лишая дыхания. Это длилось короткий миг, и затем возле уха раздались обжигающие страстью слова:

Не могу представить себе, насколько слаще станет твоя кровь, если мы еще и займемся любовью Замолчи! От твоего предложение не просто трудно невозможно отказаться!

Резко откинув меня на подушку, Эдвард встал, я растерянно и жаждуще следила за его перемещениями и выражением лица. Грудь его высоко и часто вздымалась, в красивых чертах противоречивое колебание смешалось с необузданным голодом пробудившегося хищника, от которого у меня потемнело в глазах, а по венам побежал электрический ток. Вампир сделал шаг к двери, будто проверял, что нас подслушивают или могут застать. Обернулся, и в его возбужденном лице, в горящих безумием глазах я прочитала сильное волнение. Чаща весов склонилась в мою пользу, он дернул рубашку, обнажая грудь, рельефные кубики пресса, сокращающиеся при каждом шаге. Скинул с плеч куртку, не проверяя, куда она упала. Я с бешено стучавшим сердцем ждала, натянув до кончика носа одеяло, даже не заметив, что делаю это. Желание во мне смешалось со страхом, ведь, как ни крути, это был мой первый и единственный раз И он настал. По моей просьбе, по моему желанию, но слишком быстро для моей неокрепшей юной психики. С трепетом и едва подавленным ужасом я разглядывала обнаженного мужчину перед собой, прекрасного как Бог и совершенного как произведение искусства, но опасного, словно черная вдова. Одинаково сильно я хотела дотронуться до него, изучить неведомое и прежде запретное, испытать неизведанное и бежать, в панике зажмурив глаза

 Не бойся,  шепнул он, помогая мне оторвать одеяло от лица, разжать скрюченные пальцы. Едва он прикоснулся, мое тело магнитом потянулось к нему, жажда большего овладела магическим образом, безраздельно наполняя каждую клеточку сладкой истомой предвкушения. Я закрыла глаза, отдаваясь власти мужчины и позволяя ему вести, с невинным удивлением встречая каждое новое ощущение, которое он дарил мне. Эдвард целовал, и вздыхал, и ласкал, и сжимал, долго и беззаветно, пока я не стала послушной глиной в его руках. Сказочный мир окружил меня, фантазии стали неотличимы от реальности, а сон от яви. Я находилась внутри волшебства, тоня в нарастающем водовороте наслаждения.

Поцелуи таяли сладкой карамелью на устах, я отвечала со всей пылкостью, накопленной за короткое время моей жизни, иногда неумело, в другой раз почти порочно, неистово, царапаясь и кусаясь. Больничная роба исчезла, наши столкнувшиеся тела вырвали у меня робкий звук, переросший в непрерывную песню естественных и неотвратимых стонов. Пальцы вампира изящно пробрались между ног, дразня чувствительные точки и проверяя готовность принять его в жаждущее лоно, мое невольное сопротивление вынудило Эдварда пробормотать в мой приоткрытый от частого дыхания рот:

Не бойся ничего, со мной тебе не будет больно

Холодные губы скользнули к горошинам груди, лаская их попеременно, я потерялась в этих новых ощущениях, становившихся острее и насыщеннее с каждой секундой долгой сладкой пытки. Двинулись к пупку, оставляя жгучий ноющий след. И везде, где прикасался влажный прохладный язык, в кожу будто впрыскивался наркотик, заставляя ее непрерывно гореть от приятной и невыносимой муки. Я изогнула спину и скрутила пальцами простыню, ощутив движение губ, ворвавшихся между бедер, в самое средоточие моего невинного лона, и потеряла разум, когда язык, аккуратно обведя каждую нервную точку, медленно и уверенно проник внутрь. Будто слюна вампира действовала как наркотический бальзам, обволакивая все, к чему прикасалась, обезболивая и подводя к самой границе рая. Ноги бессильно упали, я больше не принадлежала себе, купаясь в сладострастной неге.

Толчок показался естественным продолжением любовного танца, без примеси боли потери невинности, без страха, что делаю что-то не так. Танца, нарастающего как крещендо, как песнь-олицетворение наивысшей любви. Хаотичные губы, рваные звуки, бесполезные руки и умопомрачительный полет к небесам. Низ и верх перестали существовать. Я плыла в океане удовольствия, желая, чтобы оно длилось вечно. Не хотела возвращаться в реальный мир. Можно, я останусь в сказке навсегда?

Но за все приходится платить. И цена моего наслаждения была непомерно высокой, я знала это. Помнила, чем все закончится. Сплетение тел, непрерывность резких и мерных, жестких, но нежных толчков, низкие стоны вампира. Холодные губы, ищущие мою кипящую кровь. Дрожащие пальцы, торопливо убирающие с шеи увлажнившиеся от пота волосы. Сочный звук лопающейся под острыми зубами кожи, давление напрягшихся от жажды губ, сорвавшееся в череду длинных, сильных, жадных, восхищенных глотков, сопровождающихся затуманенными животными стонами. И всепоглощающий грандиозный оргазм, разнесшийся по моим венам волной цунами, сметающей все на своем пути, стирающей границы существования, саму мою суть, мою личность, превратившей меня в комок оголенных нервов, корчащихся в экстазе. За это стоило умереть

Все рухнуло слишком быстро. Сладость исчезла. Силы мгновенно истаяли, стремительно меня покидая, беспощадная смерть наносила за ударом удар, а я лишь беспомощно хлопала ртом, пытаясь дышать и слушая последние хрипы своей предсмертной агонии. С каждым глотком я делала один огромный шаг к трагичному финалу. Бессилие поглощало меня, насильно выдирая душу из тела. Я видела белый свет, ослепительный и манящий, но страшный тем, что оттуда не будет возврата. Я уходила на небеса. Умирала. Вампир убивал меня. Он получил, что хотел. Я была ему должна. Одну жизнь. Тепло одного слабого человечка. Несколько литров вкусной непревзойденной крови, восхитительный коктейль из моего наслаждения, любви и добровольного согласия

Судороги вершины блаженства сокрушили его сильное тело, заставив зарычать, почти сломать мне кости, но не отнять, а крепче прижать рот, почти душа. Смерть вдруг перестала быть столь легкой, сколь была обещана: пальцы ног и икры болезненно свело, все мышцы тела натянулись как звенящая тетива от внезапного самопроизвольного сопротивления. Легкие в последний, казалось, раз сипло и жалко втянули воздух. Язык распух, в рот насыпали колючего песка, и сухость скрутила гортань, словно я много недель провела в знойной и растрескавшейся пустыне. Вампир иссушал мое съеживающееся тело, потрошил как ставшую ненужной тряпичную куклу. Отходный материал, продлевающий Его жизнь, не более того. И в этот последний миг последней секунды моей почти завершенной жизни, вместо того чтоб безропотно сдаться воле убийцы, отдать обещанный долг, позволив опустошить сосуд до конца, я, движимая потребностью хоть чем-то утолить раскалывающую, рвущую до самой трахеи жажду, восполнить влагу, которую отнимают у меня, а может просто для того, чтобы сдержать предсмертный болезненный крик, обняла убийцу за шею, прижалась лицом, дотянулась до единственного источника, который был доступен, и прихватила зубами нечеловеческую плоть, удерживаясь слабеющими руками, царапая кожу вампира, цепляясь за крошечный клочок истлевающей жизни.

Мои зубы не были предназначены для прокусывания кожи, однако даже маленькой ранки хватило, чтобы ощутить солоноватый вкус крови на языке. И жизнь, едва теплящаяся во мне и почти совсем истощенная, проснулась от этой капли, дарующей второе дыхание. Я, словно клещ, почуявший близость дразнящего аромата, сошла с ума. Зажмурив глаза, впилась в ранку со всей внезапно вернувшей слой, с эгоистичным безумием всасывая жидкость в себя. Если выдох Эдварда обладал настолько мощным оживляющим эффектом, что уменьшал даже количество метастаз в крови, трудно представить, каким магическим воздействием на человека обладала кровь вампира. Эликсир молодости и бессмертия существовал с незапамятных времен, воспетый в романах и обыгранный в кинолентах. И мне посчастливилось на границе между жизнью и смертью испробовать его.

Полностью дезориентированная, перенасыщенная необычайной эйфорией, переполненная рвущейся наружу необузданной, непонятно откуда взявшейся энергией, я откинулась, смакуя остаток вкуса на языке, облизывая губы и зубы, подрагивая от первобытного восторга.

 Что ты сделала, Изабелла?  Эдвард поднял голову, в его глазах плескался шок, но я едва ли могла его сейчас понять, внять смыслу слов. Тонкие пальцы очертили контуры моего лица, тревожное выражение не покидало прекрасных черт, малахит потускнел, а кожа стала напоминать вековой пергамент. Словно сменяющие друг друга кадры старой кинопленки, в которых цветной и яркий кадр контрастирует с засвеченным, испорченным и блеклым черно-желто-белым. Какой из них настоящий, оставалось только гадать.

Я улыбнулась, как накурившийся марихуаны торчок, не ведающий, что творит. Я была не в себе, все еще под воздействием приятного оболванивающего дурмана. Я была абсолютно, неконтролируемо пьяна.

Эдвард покачал головой, сосредоточенно разглядывая мое по-детски, как у дурочки, счастливое лицо. Его терзали неприятные мысли, когда он встал и оделся, озадаченно поглаживая шею. Поднял воротник. Сжал плотно губы, выхватил с полки мой дневник, выдергивая из него плоды моего труда, уничтожая с любовью сделанные рисунки, сминая и пряча их в карман.

Эй, это принадлежало мне!  капризно и неадекватно пробормотала я, делая нелепое движение рукой, плохо подчиняющейся воле. И с удивлением уставилась на ладонь как на чудо светасквозь кожу просвечивал каждый сосуд, проглядывалось движение по ним крови.

Я же сказал, нельзя говорить никому обо мне!  низко порычал Эдвард, но его магия не действовала на меня сейчас, я продолжала глупо улыбаться, качаясь на волнах нирваны.

Ты придешь завтра?  игриво предложила я, закусывая нижнюю губу.

Эдвард жестко кинул мой изнасилованный дневник на место, оправляя куртку.

Назад Дальше