Кучеренко Вадим Иванович: Игра - Кучеренко Вадим Иванович 3 стр.


 Милый, он опять заставляет меня играть завтра утром на какой-то агитплощадке,  пожаловалась она, словно была маленькой девочкой и искала в Станиславе защиты. Да так оно и было сейчас.  Он не хочет понять, что я просто не в состоянии!

 Однако, уважаемая, это не мешает вам жить в шикарном трехкомнатном люксе, питаться в ресторане, и все это за наш счет,  Алексей Кириллович, говоря это, напыжился, словно пытался стать выше ростом и возвыситься над Анной.  Если вы будете продолжать упорно отказываться от моих предложений, я не заплачу вам ни копейки

Он не успел договорить. Станислав аккуратно взял маленького человечка за лацканы пиджака, приподнял и почти вынес в коридор. Затем захлопнул дверь, едва не ударив его по лбу. Из-за двери донеслось испуганно-мстительное:

 Ах, вы так! Ну, я вам сейчас покажу!

И послышались торопливые удаляющиеся шаги.

Анна плакала, уже не сдерживаясь, навзрыд. Станислав поднял ее на руки и закружил по комнате. Она ахнула и прижалась к нему всем телом. Слезы сразу иссякли, а глаза залучились радостью. Она любила его, такого сильного и смелого, настоящего мужчину, о котором мечтала всю свою жизнь, и действительно не боялась с ним ничего.

Станислав донес ее до кровати и бережно опустил, сам упал рядом, тяжело дыша. Анна одной рукой гладила его волосы, другой дотянулась до столика, где стоял стакан с белесой жидкостью.

 Выпей, родной!

Он выпил и, как всегда, сначала почувствовал легкое головокружение, предвещающее ослепительное счастье. Дыхание выровнялось, сердце билось спокойно и редко. Анна улыбалась ему. Он привлек ее к себе, обнял. До полета оставались считанные мгновения, и он хотел чувствовать ее рядом с собой

В дверь сильно постучали.

 Опять,  как от зубной боли сморщилась Анна.  Я не буду открывать!

Стучали уже чаще и сильнее.

 Мне все равно,  уговаривала себя Анна, успокаивающе поглаживая Станислава по груди. Голос ее вдруг дрогнул:  Ну, что же это такое!

Дверь почти выламывали.

Анна отстранилась от Станислава и, ничего не говоря, выбежала из комнаты. Он тяжело поднялся следом. Земля уходила из-под ног, словно палуба корабля в шторм. Станислав услышал сдавленный крик Анны и шестым чувством, сквозь затуманенное сознание, понял, что пришла беда.

До двери в соседнюю комнату оставался всего один шаг, когда она распахнулась и на пороге выросла мужская фигура в темном костюме. Станислав ударил сразу, без замаха. Неизвестный сломился надвое, упал.

В светлом проеме входной двери гостиничного номера стояли еще двое мужчин, оба в одинаковых темных костюмах. Один из них зажимал Анне рот, а она, обессилев от страха, почти лежала у него на руках.

Как всегда в минуты опасности, на помощь пришел отработанный годами тренировок автоматизм движений. Каждый шаг и поворот были рассчитаны и точны. Нападавшие не ожидали этого, да едва ли ждали и самого сопротивления.

Тот, кто первым бросился на Станислава, коротко вскрикнув, рухнул у его ног, на ковер. Другой попытался что-то достать из-под пиджака, но не успел, ударился затылком о стену и медленно сполз по ней вниз. Из его рта на подбородок пролилась тоненькая струйка крови.

Выбросив их обмякшие тела в коридор, Станислав закрыл дверь на ключ и обернулся. Анна уже сидела в кресле, напряженно выпрямившись, строгая и какая-то отстраненная. В уголках ее глаз собрались лучики морщинок, неожиданно состарив ее лет на десять.

 Вот и все,  раздвинул в улыбке разбитые губы он.

 Это действительно все, Станислав,  подтвердила Анна, не улыбнувшись в ответ.  Скоро они придут опять. И разлучат нас. Надолго. Может быть, навсегда.

Она говорила короткими, чеканными фразами. Станислав почти упал в кресло напротив, закрыл глаза. Сквозь сжатые веки сразу же замерцали огни, в убыстряющемся темпе завертелась земля.

 Я не хочу этого,  с трудом ворочая языком, сказал Станислав.

 Это хуже, чем смерть,  убежденно произнесла Анна. Было видно, что она на что-то решилась.

 Сделай же что-нибудь,  попросил он.  Ведь ты же волшебница.

Они словно поменялись ролями, и теперь уже он был маленьким мальчиком и ждал от нее защиты от этого беспощадного мира.

 Ты этого хочешь?  взглянула она пристально.  Ты не боишься?

 Нет. Я боюсь только разлуки с тобой.

 Это будет мое последнее волшебство.

Она достала из своей сумочки все пакетики, которые в ней были, высыпала их содержимое в стакан. Вода взбурлила, затем успокоилась, приобрела мутновато-белесый оттенок. Анна медленно, словно смакуя, отпила из стакана ровно половину. Остальное протянула Станиславу, торжественно произнесла:

 Пей! На дне этого стакана мы соединим наши жизни в одну, но вечную

Больничная палата казалась серой и какой-то безжизненной. Ее не оживлял даже пышный букет из красных роз в вазе на подоконнике. В окно было видно, что листья на деревьях уже блекнут и опадают. Солнце все так же ярко светило, но едва грело. Природа, в ожидании скорого прихода осени, была тихой и грустной.

Алексей Кириллович был первый, и, кроме следователя, единственный, кому разрешили навестить Анну, когда она пошла на поправку. Он вошел в палату с пакетом яблок в руках, уже с порога сияя жизнерадостной улыбкой. Анна отвернулась к стене и закрыла глаза. Словно не замечая ее отвращения, Алексей Кириллович присел на краешек стула перед ее кроватью, как будто желал показать, что он ненадолго, и деланно-оживленно заговорил:

 Вот и чудесно, моя милая, что вы уже выздоравливаете, а то нагнали на всех нас страху! И кто бы мог подумать? Хотя, конечно, огласка, скандал и все такое прочее Но все мы люди, не дикие звери, все понимаем, а в беде как не помочь человеку? Врач сказал, что через три дня вас выписывают. И вот я вам принес деньги и билетики на самолет, рейс в тот же вечер, улетайте и не поминайте нас лихом. Дома-то уже соскучились небось, а? Телеграммки, чтобы не волновались, мы им слалимол, полный аншлаг, целую, ваша Думаем, зачем людей зря тревожить? Ведь все обошлось, слава богу! Мы даже в театр ваш сообщать о случившемся пока не стали.

Он частил словами, но все произносимые им фразы были какими-то куцыми, словно им не хватало того главного, о чем он из страха не говорил. А Алексей Кириллович действительно был очень напуган. Ему, как директору театра и косвенному виновнику ночного инцидента, пришлось бы, если бы поднялся шум в прессе, за все нести ответственностьи перед законом, и перед собственной совестью. Впрочем, последнее пугало его не так, как угроза быть впутанным в уголовное дело. Накануне он даже попытался вновь встретиться с Михаилом Павловичем. Но, видимо, попасть в тот самый кабинет, где в прошлый раз к нему проявили такую любезность, без личного приглашения самого хозяина было невозможно. Алексей Кириллович остался один на один со своими страхами. Поэтому сейчас он, не скрывая этого, предлагал Анне сделку и боялся, что она откажется. Если она промолчит, не вынесет сор из избы, все вскоре забудется. Алексей Кириллович знал, что в их городе забывали и не такое. Со следователем он уже переговорил и остался доволен результатами их беседы.

 Когда будут похороны Станислава?  глухо, не открывая глаз, спросила Анна. Лицо ее было иссиня-бледным и на нем значительно прибавилось морщинок. Исхудавшие бескровные руки бессильно лежали поверх одеяла.

 А, некоторым образом, уже,  завертелся, словно он сидел не на стуле, а на раскаленной сковороде, Алексей Кириллович.  Знаете ли, нет родственников, и все такое А кремация прошла без лишних хлопот и проволочек. И всем спокойнее.

Анна, до крови кусая губы, чтобы не закричать и не забиться в истерике, которую уже не прекратить, сказала:

 Уйдите. Или я убью вас.

Алексей Кириллович быстро вскочил и, продолжая что-то миролюбиво говорить, исчез из палаты. Пакет с яблоками он унес с собой, забыв, что приносил его Анне.

В палате, кроме Анны, не было никого, несмотря на то, что больница была переполнена, и пациенты лежали даже в коридорах. Она не знала этого, а если бы и узнала, то отнеслась бы равнодушно. Ей было все безразлично с той самой минуты, когда она очнулась в машине «скорой помощи», которая с оглушительным воем сирены везла ее из гостиницы в больницу, и случайно подслушала разговор врача и медсестры. Слишком большая доза. Слишком поздно подоспела помощь. Сердце Станислава, такое молодое и сильное, не выдержало, остановилось.

Было душно, как перед грозой. Темнело. Анна смотрела в окно. Осень. Скоро зима. Все в природе умрет, до весны. Но весной вновь оживет. А он нет. Уже никогда. Он ушел, с верой, что они встретятся там.

Анна знала, что она тоже уже мертва. Осталась только ее телесная оболочка, лишенная души. Ее удерживало в жизни только желание похоронить Станислава. Но ее лишили и этого. Пусть. Все равно скоро они соединятся. Он ждет ее. У нее тоже нет близких родственников, которые пожалели бы о ней. И всем так будет спокойнее.

Но эти несколько дней еще надо было как-то прожить. Все время смотреть в окно и думать о СтаниславеАнна чувствовала, что от этого она может запросто сойти с ума. И она попросила принести ей какую-нибудь книгу, не уточнив, что именно, поскольку ей было все равно. И медсестра Валя, добрая душа, рыхлая и сентиментальная девушка двадцати с небольшим лет, но уже со всеми задатками старой девы, принесла ей один из тех дешевых любовных романов в мягком переплете, которыми сама она зачитывалась во время ночных дежурств.

Роман претенциозно назывался «Похвала памяти». Анна, не желая обидеть Валю, взяла его и бегло пробежала глазами, понимая, что не будет читать подобную слащавую дребедень даже под страхом сумасшествия, и вдруг взгляд, помимо ее воли, задержался на одной из последних страниц книги. Она начала читатьи прочитала этот кусок из романа весь, поражаясь явному противоречию и в тоже время странному созвучию ее собственных мыслей с идеей, которую высказывал автор.

«И если бы кто-нибудь сказал ему, что завтра будет совсем не так, как сегодня, а послезавтра похоже на завтра, и последующие дни тоже схожи с ними, как идентичны капли воды, и это счастливое сегодня уже никогда не повторится, а наступит череда унылых дней и ночей О, тогда он ни за что не отпустил бы ее, удержал бы и словами, и силой, и сделал бы так, чтобы она никогда не покинула его.

Но никто ничего не сказал ему. И она уехала. В последний раз он увидел ее милое лицо за окноми вот рейсовый автобус тронулся, разлучая их. Было грустно и одиноко, и еще более от того, что день следующей встречи был им неизвестен.

Когда могучий лайнер, пробежав по взлетной полосе, стартовал в небо, она подумала, что они никогда не встретятся. А жаль. Ей с ним было хорошо. Давно ей так не было хорошо с кем-то из мужчин. Он такой славный. И на удивление робкий. Ей чуть ли не самой пришлось поцеловать его в первый раз. И даже целоваться по-настоящему он еще не умеет. А при прощании ему было грустно, она видела это и чувствовала сердцем. Но все равно, он скоро забудет ее, и другая девушка вскружит ему голову, потому что он, в сущности, еще очень наивный и юный. А она будет далеко.

Он решил от автовокзала не ехать на трамвае, а пройтись пешком. Всего час ходьбы до дома, но можно успеть обдумать все, что произошло с ним за последнее время. Вот она и уехала. Ей хотелось развлечься в отпуске на взморье, и она немного пофлиртовала с первым, кто встретился ей, заронив в его сердце искру влюбленности. Прекрасной незнакомке это дозволено, и не ей задумываться о последствиях. Они расстались. Да это и к лучшему. Время сотрет ее черты из его памяти. Правда, она зачем-то оставила ему свой адрес. Написать ей? Пожалуй, ни к чему.

Но спустя несколько дней он все-таки написал ей. И она неожиданно ответила.

И они еще долго писали друг другу. Пока в ее жизнь не вошел другой, а в его судьбе не промелькнула другая. И переписка на время прекратилась. А затем возобновилась. Но это уже были другие отношения, чуть более усталые и равнодушные.

И так повторялось не раз. Пока им не стало совсем все равно.

Но даже и после этого они писали. Потому что она помнила, что время, которое она провела с ним в то лето, было сумасшедшим и интересным. А он помнил, что уже ни с кем из женщин после нее не бывал так откровенен и по-мальчишески счастлив.

Наверное, память и дана человеку для того, чтобы он не забывал, что в прошлом были светлые дни, и жил надеждой, что и в будущем они будут. И, согреваемый памятью, был счастлив, вопреки всему».

Прочитав это, Анна не заплакалаона разучилась плакать, для слез нужна живая душа,  но загрустила. При других обстоятельствах все это могло бы случиться и у них со Станиславом. Ведь такое уже бывало в ее жизни. Станислав не первый ее мужчина, и даже не первый, кого она любила. Но им не было даровано спасительного лекарства временизабвения. И это все меняло.

Станислав был не первый, и с этим ничего нельзя было поделать. Но Анна знала, что он будет последним мужчиной в ее жизни. Ведь это зависело только от нее.

Через три дня ее выписали из больницы. Анна переоделась, взяла у дежурного врача документы, билеты и деньги, которые тому оставил директор театра, не решаясь снова показаться ей на глаза, попрощалась со всеми врачами и медсестрами, кому-то даже оставила на память свой автограф. Чемодан был легкий, а остановка автобуса всего в ста метрах от больницы, и от провожатых она отказалась.

Анна вышла из пропахшего лекарствами и дезинфицирующими средствами здания на улицу. Здесь цвело бабье лето. Солнце в последний раз согревало землю перед долгой зимой. Было тепло и хорошо.

Она сошла с тротуара и медленно пошла вдоль обочины дороги к остановке. На полпути услышала за собой шумное дыхание большого автобуса. Обернулась. Это был междугородный «Икарус» с затемненными стеклами салона, на котором Анна должна была доехать до аэропорта. Но она не прибавила шага, наоборот, остановилась. Огромный, заслонивший собой полнеба автобус стремительно приближался. На другой половине неба не было ни облачка, синева поглотила все остальные краски.

Анна поставила чемодан на землю и еще немного подождала. Она уже видела глаза водителя. Он, кажется, догадался и пытался что-то изменить, раскрыв в немом крике рот. Но было поздно, и он даже не успел нажать на тормоз. Автобус уже почти поравнялся с Анной, и она шагнула ему навстречу

Назад