Давай, Жидкова, защищайся, с брезгливой нервозностью бросает Натабелла. Если, конечно, не хочешь ослепнуть.
Во мне вскипает ярость. Да что они с нами делают? Кто им дал право глумиться над людьми? Запугивать, ранить, доводить до нервных срывов и ломать? Кучка уродов, наделённая сверхспособностями, демонстрирующая свою силу, упивающуюся вседозволенностью.
Катитесь к чёрту! рычу в лицо Милевской, отбрасывая в сторону блокнот и карандаш. Я не собираюсь вас развлекать! Вы ранили человека, он воет от боли, но вам на это наплевать!
Жидкова, не тяни время, скрипит Регина, и этот её скрип становится катализатором. Я взрываюсь, меня колотит от гнева, ору, срывая голосовые связки, до звона в ушах, до жёлтых звёзд перед глазами.
Идиотка! Тебя превратили в старуху, изуродовали, но ты продолжаешь лизать этим мудакам задницу. А ты, Светочка, по деткам своим больше не скучаешь? Всё, материнский инстинкт, как рукой сняло? Ну а ты, Валерия, как же муж и папочка, как же клубы и рестораны? Эти ублюдки лепят из нас солдат, мастеров, шпионов, на благо империи, а вот о нашем благе подумать забыли. Забыли, что мы люди, что у нас могла быть своя жизнь, нормальная, свободная.
Подбери блокнот и защищайся, сухо отрезает Молибден.
Пошёл на хрен!
Плюю куратору под ноги, группа охает, не то удивлённо, не то осуждающе. Стадо баранов, жалкие трусы!
Защищайся, Жидкова, повторяет Молибден, и рой осколков бросается мне на встречу.
Ложусь на землю, закрывая лицо руками. Несколько стекляшек впиваются в спину. Корчусь от боли, сдерживая в себе крик. Если издам хоть звукя проиграла, сдалась. Травинки лезут в нос и рот, запах почвы густой и крепкий. Я сдохну здесь. Я не выдержу этих пыток. Может сдаться? Может извиниться, подобрать блокнот и карандаш. Ну уж нет! Пусть или убивают, или отправляют домой. Но в их игры я играть не стану. Господи, как же больно, как больно! Форменное платье намокает, по спине тянется липкая струйка. Полинка! Полиночка! Всё ради тебя! Я терплю эту боль во имя тебя, во имя возвращения домой.
Достаточно! грохочет голос Молибдена. Урок окончен, все свободны, кроме Жидковой.
Люди расходятся, слышу разговоры и топот ног. Анатолия поднимают с земли, обещают отвести в целительскую.
Жду тебя в преподавательской, бросает Натабелла Молибдену, и тоже удаляется.
Поднимаюсь с земли. Молибден стоит надо мной, пронизывая взглядом. Весь такой холёный, чистенький, благоухающий. Сволочь!
Продолжим занятие, с деланой усталостью, даже с какой-то ленцой произносит белобрысый гад.
Проваливай ко всем чертям! цежу сквозь зубы. Вы тут все садисты, моральные уроды. Да вы, наверняка, кончаете глядя на боль и унижение других людей.
Жидкова, замолчи немедленно! голос преподавателя ровный, холодный, в серых стальных глазах ни грамма эмоций. Нравится тебе это или нет, но материал ты освоишь, даже если мне придётся применить силу.
Да кто ты такой, Молибден, чтобы так со мной разговаривать? Кем себя возомнил? Пройдоха, вор, мошенник, голь перекатная!
Хочу причинить ему боль, стереть маску равнодушия с холёного, надменного лица, разозлить, укусить так, чтобы он взвизгнул. Но нет, куда там! Белобрысый мерзавец бесстрастен и непоколебим. Снисходительно щурится, словно размышляя, раздавить этого червя сразу или чуть позже и, до тошноты, до оскомины, ровным тоном, произносит:
Защищайся, Жидкова!
Передо мной возникает огромный, размером с трёхэтажный дом, покрытый уродливыми буро-зелёными наростами, шар и медленно, но весьма целенаправленно, катится на меня, грозясь раздавить. Чёрт! Эта махина проедет, оставив от меня лишь мокрую кровавую лужу! Размозжит кости, расплющит мышцы и внутренние органы. Пячусь, проклиная бесполезную, неуклюжую ногу. Шаг, ещё шаг, однако, шар продолжает движение, грохочет, с каждой секундой сокращая расстояние.
Нога цепляется за какую-то ветку, и я падаю на пятую точку. Всё, это конец. Пока поднимусь, пока отойду, глыба успеет проехаться по мне.
Прекрати! визжу я, понимая, что сейчас постыдно, прямо на глазах у этого белобрысого мерзавца, опорожню мочевой пузырь.
А глыба уже рядом, закрывает свет, нависает надо мной. Чувствую холодное прикосновение камня к своей коже. Ложусь на траву и ползу, ломая ногти, обдирая колени, пачкая одежду. Шар же, не отстаёт, преследуя меня. Это не со мной! Это не яИлона Жидкова, ползу по траве, вгрызаясь ногтями в сухую землю и вырывая с корнем травинки. Не за мной катится уродливая каменюка. Такое не происходит с правильными, тихими, домашними серыми мышками. Пожалуйста, пусть это будет сном! Я больше не могу!
Думай, включай мозги! Останови её, разрушь! слышу холодный голос, но уже даже не понимаю смысла произнесённых слов, настолько мне страшно.
Падаю без сил, глыба останавливается рядом и вдруг исчезает, словно её и не было.
Вставай! произносит Молибден, стремительно подходит, рывком поднимает меня с земли.
Его лицо непроницаемо, в глазах сталь, в голосе стужа. Кажется, что по венам этого человека течёт ледяная вода. Да и человека ли? Онсама магия, неукротимая, разрушительная энергия, сдерживаемая лишь железной волей, сила, заключённая в хрупкий сосуд человеческого организма.
Рассчитываешь на маску дурочки и неумехи? губы кривятся в брезгливой усмешке, крепкие пальцы впиваются в подбородок, заставляя смотреть в жёсткие, обжигающие холодом, глаза. Не выйдет, Жидкова. Ты освоишь эту чёртову программу, чего бы мне это ни стоило. С завтрашнего дня в твоё расписание добавляются индивидуальные занятия по боевой магии и управлению магической энергией.
Твою мать! Он это серьёзно? Дополнительная порция кошмаров? Явно, Молибден желает моей смерти. Отчаяние наваливается на голову и плечи тяжёлым душным покрывалом. Не легче ли бросится в море со скалы, чтобы разом покончить со всем этим безумием?
Надеешься вернуться домой? Даже не мечтай об этом. Да и кому ты нужна там, на материке, хромоножка? Своей сестрице? Хочешь быть для неё балластом, чемоданом без ручки? И это, вместо того, чтобы чего-то добиться и стать кем-то выше, нежели тупой, ограниченной, вечно хнычущей тенью?
Его слова бьют хлёстко, беспощадно, впиваются в душу острыми осколками, глубоко застревая в ней и причиняя боль.
И запомни, я слежу за тобой, за каждым твоим шагом, даже если ты этого не замечаешь. Так что не вздумай даже помыслить о том, чтобы покончить с собой, посажу на цепь, как собаку.
Молибден уходит. Я же, ещё какое-т время стою, глядя в высокое, ярко-голубое небо, без всякой мысли, без всякой цели.
Глава 12
Не знаю, сколько времени я так сижу, на камнях, в тени огромной скалы. Море, ласковым псом лижет прибрежную гальку и мои голые ступни. Пенный шелест, тёплое прикосновение воды, ветерок, сдувающий с щёк слёзы, успокаивают. Стараюсь ни о чём не думать. Небо чудесным образом меняет свой цвет, пронзительная лазурь бледнеет до светло-голубого, затем, небосвод становится сиреневым, с прожилками красного и рыжего. На горизонте полыхает закат, дробится в воде облепиховой гроздью, окутывая верхушки скал розоватой дымкой, окрашивая белоснежные крылья встревоженных чаек. Я твёрдо решила не ходить на пары, и целый день проваляла дурака, не появляясь в учебном корпусе. Не хочу встречаться ни со своей группой, ни с преподавателями, ни со студентами старших курсов, а уж тем более с Молибденом. Искать свободное место в аудитории под всеобщий смех? Бегать по столовой с полным подносом, ища где приземлиться? Нет уж, увольте! Никуда не пойду, пусть убивают или ведут, в такой страшный для всех, подвал. Главное, чтобы моя смерть была быстрой и безболезненной. Впихивать в себя информацию, которая мне не нужна и неинтересна, терпеть унижения, привязать себя к острову, быть готовой к выполнению задания, полученного от императора, навсегда быть разлучённой с сестрой, разве ж это жизнь? Глубоко вдыхаю вкусный, насквозь пропитанный йодом, свежестью воды и ароматом нагретого за день камня воздух. Люблю море, отвратительно плаваю, боюсь глубины, но люблю, какой-то странной, иррациональной любовью. Оно кажется мне живым, мудрым, имеющим свой характер и настроение. То хулиганит, бросаясь галькой и сбивая, выходящих на берег купальщиков с ног, то гневается, рокоча и обрушиваясь всей мощью на всё, что находится рядом, тоннами воды, то, вот как сейчас, утешает, нежно гладя кожу, о чём-то шелестя.
Чужое присутствие ощущаю не сразу, вздрагиваю лишь в тот момент, когда слышу бархатный, чуть хрипловатый баритон, и тут же ругаю себя за потерю бдительности. Курица и есть! Так мне и шею свернуть смогут, а я не замечу. Он стоит за спиной. Я застываю, напрягаясь, не зная, чего ожидать.
Ты пропустила занятия, тихо, словно боясь напугать двух чаек, сидящих на выступе скалы, произносит Молибден.
Молчу. Да, пропустила, и дальше намереваюсь пропускать. Делайте со мной, что хотите. Хоть обкакайтесь все! Больше не стану служить бесплатным клоуном и грушей для битья.
И на обед не пошла, в голосе куратора звучит нечто новое, тёплое, золотистое. Сожаление? Участие?
Чёрт! Да что я опять выдумываю, дура наивная! Ничего такого в его голосе не звучит. Просто мои уши слышат то, что хотят слышать. Это не твой Данила- Крокодила, не тот солнечный. смешливый парень, плюющий на законы, запреты и наказания, готовый дать в зубы любому, кто хоть пальцем меня тронет, благодаря которому, ямаленькая, худенькая с обезображенной, почти бесполезной ногой, выжила в жестоких условиях детского дома. Тот парень меня бы пожалел, обнял за плечи и сказал:
Не хнычь, Мелкая, я рядом!
Зря не пошла, вздыхает Данила, бросая камешек в залитую всполохами заходящего солнца, воду. Сегодня подавали безумно вкусные котлеты. Помнишь, в детском доме по праздникам тётя Люба готовила? Вот прямо такие же.
Молчу, а в уголках глаз набухают слёзы, в груди разгорается огонёк ностальгии. Да, в детском доме было не легко, но и хорошее там тоже происходило, например, праздники. Осенний карнавал, когда пол спортивного зала устилали палыми листьями, зажигали разноцветные фонарики, а столы ломились от, собранных в детдомовском огороде, овощей и фруктов. И чего там только не было, и яблоки, и квашенная капуста, и малосольные огурчики, и всевозможные салаты из моркови, свёклы и редьки. А новогоднего праздника весь детский дом, от малышей до старшеклассников ждал с нетерпением, подарки, вкусный ужин, театральная постановка, которую начинали готовить уже с октября. Мне же был всего милее праздник Весны и женщин. Цветы из бумаги, концерт, подарки лишь для девочек, чай с вкуснейшим тортом и конфетами, а ещё, полное освобождение от дежурств и прочих неприятных обязанностей по хозяйству. Ведь в этот прекрасный день всю работу поручали мальчишкам.
А ещё, на Корхебели растут холодные ягоды. По вкусу напоминают мятную жвачку, Молибден продолжает говорить, под его подошвами шуршит галька. Он подходит ближе, садится рядом со мной. Боковым зрением вижу его профиль, льняные пряди, развеваемые ветром, свободную белую рубашку. Чувствую тепло горячего тела, мощь и силу, исходящую от него, прохладный запах утреннего моря. С трудом сдерживаюсь, чтобы не дотронуться до загорелой крепкой руки. И что за дурацкое желание?
Сегодня у нас с тобой должно было быть индивидуальное занятие, почему ты не пришла? Я ждал.
Что он со мной делает? Нет, мне не кажется, в голосе Молибдена солнце, тёплые ласковые волны, нежность весенней листвы, доброта июльского дождя. Как раньше, как много лет назад. И я готова раствориться в этом голосе, погрузиться в него, нежится в каждой его ноте.
А какой в этом смысл? невесело усмехаюсь, стараясь отодвинуть, внезапно нахлынувшие, непонятные ощущения, на задний план. У меня ничего не получится. Я серое туповатое существо. Которое мыслит штампами и шаблонами. Меня либо забьют на «Боевой магии», либоподжарят или заморозят на «Созидательной». Разорвут одежду в раздевалке, накормят червями в столовой. Назови мне хоть одну причину, желать остаться здесь.
Например, ятвой наставник, и человек, знающий тебя с самого детства. Разве этого мало? И стоит только мне сказать слово, твои однокурсники будут тебе пятки лизать, и в ладоши хлопать.
Свет его улыбки заставляет сердце сделать кульбит. Задерживаю дыхание, глядя на то, как его ладонь тянется к моей, медленно, осторожно, словно спрашивая разрешения.
Не надо, невесело ухмыляюсь, живо представив Милану и Валерию с высунутыми языками. Обойдусь как-нибудь. Ты ведь знаешь, я никогда не искала ни чьей дружбы, не напрашивалась в компании. Не достают, и ладно.
Наши пальцы сплетаются. Его горячие, мои прохладные. Застываю, наслаждаясь моментом. Никаких планов! Никаких иллюзий! Всего лишь коротенькая передышка, кусочек из прошлой, той, далёкой-далёкой детдомовской жизни.
Знаю, Мелкая. Тебе вполне хватало меня и сестры.
Дай мне уйти, Данилка. Отправь меня домой.
Отчего-то, мне хочется назвать его именно так, как раньше, в нашем с ним отрочестве, весёлым, задорным именем.
И что там, дома? спрашивает он, а в голосе грустная насмешка. Правильно, на большой земле никто его не ждёт. Это здесь Данила Молибденкуратор, строгий преподаватель, сильный маг. А там кто? Сирота, бродяга, мошенник и вор. Вот только у нас с ним разные пути и разные цели. И меня, в отличии от него, на материке ждут.
Свобода, выпаливаю быстрее, чем успеваю подумать. Там не нужно будет бояться штрафов, наказаний, магии, которая легко может свести тебя в могилу.
Свобода? Молибден поднимает брови, наигранно удивляясь. Я думал, Мелкая, ты умнее. О какой свободе ты толкуешь? Страх перед увольнением? Жёсткая экономия на всём, в том числе и на основных продуктах питания? Самодурство начальников и чиновников? Оплёванные подъезды и переполненные трамваи? Нищий свободным быть не может, нигде! Свободадля богачей. А здесь, Мелкая, тепло, светло, сытно, и мухи не кусают. Прекрасный вариант для таких отбросов, как мы. Тебе, дурочке, выпал счастливый билет, стать кем-то, подняться над всей этой серостью и гнилью, что тебя окружала. Это перспективы, шанс увидеть что-то ещё, кроме своего затхлого, воняющего плесенью, прогорклыми щами и дешёвым пойлом мирка.
Что-то ещё? Это после того, как нас привяжут к острову? Ты шутишь?
На изучение мира времени у мага предостаточно.
А если я не сдам экзамены? Ты, как здесь у вас принято просто скажешь:» Значит, тебе не повезло»?
Всё в твоих руках. Просто прекрати играть роль жертвы, бедной хромой девочки с низкими магическими способностями. Не иди против системы. Не отвергай свой дар, не гони его, не считай виновником всех твоих бед. Дай ему раскрыться. А, чтобы сделать это, услышь его в себе, полюби его, отнесись с благодарностью.
Небо стремительно темнеет. Почему-то ночь опускается на остров гораздо быстрее, чем на материк. От, пылающего всевозможными красками закатного огня, почти ничего не остаётся, лишь на горизонте рыжеет тонкая полоска. Ветер усиливается, и море, до сей поры, ласковое и тихое, начинает сердиться. С жадностью хватает гальку с берега, уносит, чтобы потом, швырнуть обратно, нервно и пренебрежительно. Шипит, оставляя на камнях кружево пушистой, розоватой, в догорающем закате, пены.
С благодарностью? Ты о чём? Я лишилась всего, что у меня было. И да, тебе это покажется смешным, но меня вполне устраивал мой затхлый мирок, рядом с сестрой. Она- мой единственный родной человек.
Молибден садится ближе, его запах становится явственнее. Профиль, в темноте сгущающихся сумерек, кажется ещё более строгим, более волевым, более мужественным. Нет, это не тот мальчишка, защищавший меня и угощавший конфетами. Это- красивый, сильный мужчина, у которого, скорее всего, толпы поклонниц и воздыхательниц. Да и с чего я взяла, что преподаватель Молибден обходится лишь поклонницами? У него, наверняка есть и жена, и любовница. Тьфу! Да какое мне дело до того, кто греет ему постель? И какая только глупость в голову не лезет? Моя задачавыбраться с острова, а бороться за сердце и другие части тела преподавателя «Магического воздействия на живые объекты» я уж точно не собираюсь.
Насколько я помню Полину, она не пропадёт. Можешь не беспокоиться о ней.
Пропадёт. Уже почти пропала, рассеяно говорю я, глядя на, трепещущую рыбину в клюве чайки. Связалась с каким-то придурком, бросила учёбу. Я нужна ей, Данила. Но, вместо того, чтобы спасать сестру, мне приходится тратить драгоценное время здесь.
Знаешь, чем отличается настоящая любовь от желания обладать? вопрос Данилы кажется неожиданным, и я не знаю, что на него ответить. Однако, куратор ответа не ждёт.
Когда человек искренне любит, он старается дать объекту своей любви то, что ему нужно. Пошутить, если ему грустно, посочувствовать, если ему это необходимо, уйти с пути, если он нуждается в свободе от тебя. Дай Полине жить своей жизнью и начинай строить свою.