Это случилось впервые.
Ты умеешь говорить?
Конечно, умею.
Грег поднялся с колен и выпрямил кривой позвоночник, как мог, оглядывая друга с ног до головы.
Почему ты молчал?
Я и сейчас молчу, Грег.
Что ты хочешь от меня?
Грег попятился назад.
Я увидел, что ты плачешь и решил подбодрить тебя.
Интересно, как ты это сделаешь?
Ну, дело в том, Грег, что я тоже бывал в теле человека.
Так, Грег нахмурил жесткие бровные дуги.
Я ездил на велике, готовил жене фондю на ужин. Вместе мы ездили в горы на лыжах.
Грег издал одинокий всхлип, или вскрик.
Я любил ее. У нас были дети. Затем она умерла. А затем и я умер, Грег. Слушай, Грег, я хочу сказать, что ты не вернешься.
Почему?
Нельзя дышать как паровоз десять с лишним минут с распахнутыми глазами на солнцепеке. Натощак, под тяжелую музыку. Нельзя сделать это после двух перенесенных инсультов и выжить.
Правда, Камкин?
Да, ты умер, Грег. Твое человеческое начало.
И что, мне теперь всю жизнь куковать в теле динозавра?
Камкин махнул хвостом и тот с брызгами опустился в озеро. Затем и сам Камкин присел на берег.
Я застрял тут.
Ты всегда был здесь. Нам обоим снилось, что мы люди.
Я все понял.
Грег посмотрел на растягивающиеся по небу закатные лучи.
Я хочу вернуться, Камкин.
Я тоже.
Признаешь ли ты, друг мой, Камкин, что все, что ты хотел мне сказатьничего не стоит. Но нам стоит попытаться вернуться?
Да.
С тех пор друзья были неразлучны. Они практиковали холотропное дыхание, медитации, запретные пранаямы земных аскетов. Они не спали по десятеро суток, не пили воды и не ели листвы. Грег перестал убивать дичь, чтобы не нарабатывать плохую карму и повысить градус удачливости.
Жизнь их видов отличалась продолжительностью. И восьми десятков лет после того разговора друзьям вполне хватило, чтобы освоить новые методы выхода из тел древних ящеров.
***
Однажды вечером, они легли под сень самого высокого дерева в папоротниковом лесу и уткнулись взглядами в кроны деревьев.
Они начали сеанс усердного дыхания, вычислив, что зеленый цвет перед глазами вполне может сойти за белый.
Вскоре, на тридцатой минуте сеанса оба почувствовали дрожь в теле.
Я знаю это чувство, напрягся Камкин. Он передавал свои мысли телепатически, и продолжал дышать с той же частотой, в моей человеческой жизни я болел эпилепсией. Я каждый раз рисковал умереть, задохнуться во время приступа.
Но Грег не останавливался.
Вскоре мириады маленьких разноцветных кружочков оторвались от крон и начали кружить вокруг, жужжа, как пчелы. Вибрации, подобно пузырькам от газировки, рождались из крон деревьев и летели под тела динозавров. Вибрации заполнили собою все.
Грег почувствовал онемение конечностей, отток крови в кору головного мозга.
Камкин уже не чувствовал ног, лишь бешеную тряску, словно кусок зелени под их позвоночниками превратился в стартовую ракетную площадку, и она нагревалась от работы нижних двигателей.
Они продолжали дышать.
Я с тобой, повторили оба.
Через пятнадцать секунд они оставили свои тела и переместились в человеческие.
Грег очнулся распростертым на белой простыне; его мать остановилась в дверном проеме его комнаты. Камкин очутился в чьей-то утробе зародышем: похоже, вскоре ему предстояло только появиться на свет в форме человека. Сквозь толщу материнского живота он услышал мужской голос:
Он шевелится, Пэм. Я чувствую! Это наш малыш!
Серо-зеленое тело динозавра, которое покинул Грег, обмякло на поляне: шея расслабилась и голова откатилась назад, коснулась костяной короны друга. Челюсть отвисла.