12 смертей Грециона Психовского - Денис Лукьянов 12 стр.

 Простите?  на этот раз кувалда слов Заххака ударила с десятикратной силой.

 Ну, если вы и есть тот, кто Духовный Путь придумалто, получается если этот ваш Путь что-то гласит, значит это ваша идея и ваше убеждение. Ни то, чтобы я был против.

 Очень напоминает бизнес-коучей,  заметил Грецион.

 Да-да! И вот эти книжечки, ну ты знаешь, когда тебя учат, как организовать твой график, чтобы спать по восемь часов в день и успевать все на свете Но это мы так, простите. Ваше здоровье!

Аполлонский поднял бокал, запустив тем самым известную цепную реакцию застольной выпивкигости и лемурийцы чокнулись. Психовский, отпив полбокала, тут же понял, что срочно нужна закуска, и потянулся за виноградом, так молниеносно кинув его в рот и проглотив, что тот попал не в то горло.

Профессор закашлялся, пытаясь набрать побольше воздуха, но тот упорно не хотел наполнять легкиеголова закружилось, перед глазами потемнело, где-то на небесах рассмеялся философ Хризипп, и вот уже мир отошел на второй план, куда-то на затворки сознания, где очень скоро утонул небытии

Но перед этим профессор услышалили, ему опять показалось?  утягивающее за собой, всепоглощающее шипение где-то под храмом.

И Грецион Психовский умер.

Рак. Глава 7Песнь песней Грециона Психовского

 Кажется, это где-то уже было,  промямлил Грецион Психовский, выплюну хмельной напиток и подперев голову руками. Нет, он все-таки воистину ненавидел это чертово дежавю.

 Счастливого дня смерти,  хихикнул Федор Семеныч, с довольным видом хватая что-то со стола.

 Заткнись!  гаркнул профессор.

Аполлонский открыл рот, став похож на рыбку пучеглазика.

 Опа,  протянул он.  А вот это что-то новенькое. Я, конечно, знал, что Раков легко обидеть, но ты превосходишь сам себя

 Прости,  Психовский так сильно схватился за бороду, что чуть клок волос не вырвал.  Но просто помолчи, помолчи, помолчи

 Лемурияместо тем и особенное,  как бы между делом заметил Заххак,  что здесь никогда не бывает ноющего чувства дежавю. Одна для всех оттисков, один знак Зодиака, под которым все и рождены. Но, думаю, об этом вам уже рассказали

Магус снова посмотрел на Бальмедарута все еще отводила взгляд.

 Но не буду вам больше мешать. Ешьте, отдыхайте, спите крепко и не нервничайтеночь, как вы могли заметить, у нас очень туманна и особенна. А мы с вами еще увидимсяповерьте, гости у нас задерживаются надолго.

Заххак взглянул на Брамбеуса, который между бесконечными приемами пищи набрал было воздуха, чтобы высказаться, но реплика его была прервана, не начавшись:

 И нет, это не значит, что всех своих гостей мы сжираем или обращаем в рабство, барон. Просто география располагает

Визирь Духовного Пути улыбнулся и облизнул иссохшие губыГрецион, волей случая в этом оттиске уже более-менее пришедший в себя, заметил некое подобие черных надписей прямиком на языке Заххака. А может, это была просто игра света и тенив конце концов, станет ли нормальный человек родом с древнего мифического континента идти в местный тату-салон с просьбой набить что-то во рту?

Психовский предположил, что при определенных условиях точно станет. Голова, чувства и поведение все еще не особо слушались и шатались туда-сюда, как на старых деревянных качелях, но профессор все же записал эту деталь на жестком диске мозга, где она смешалась с кучей других нюансоввот что бывает, когда долго не чистить и не сортировать системные папки, просто не находя на это времени.

Фиолетовый туман оказался настолько густым, что в него можно было укутаться, подобно главной эстрадной дивеи это отнюдь не фигура речи. Подолы этой ночной мантии доползли и до берегового пляжа, где достопочтимый алхимик Сунлинь Ван все еще продолжал думать, правда, слегка сменив позу и местоположение на песке. Ни один философ и мудрец, даже самый терпеливый, не сможет думать о вечности постоянно сидя на одном месте в одной позе, если он, конечно, не отдал богу душу. Но такое обычно сложно не заметить.

Старый китаец передернулся, когда туман коснулся его щиколотокон не ожидал такого материального прикосновения. Когда же фиолетовая дымка шалью окутала Сунлиня, он наконец-то открыл глаза, выйдя из терпкого омута раздумий.

Алхимик додумалсядо чего бы то ни былои перешел к действиям: теперь медлить было нельзя, причин тому, неведомых никому, кроме Сунлиня, были десятки, да и шорох ног вновь начинал нарастать.

Шагая по еще не остывшему бархатистому пескуа ночи здесь были теплые, как молоко с маслом и медом,  достопочтимый алхимик припомнил своего отца, еще более старого и достопочтимого алхимика, который горел страстной любовью к древним и простеньким музыкальным инструментам. Отец Сунлиня даже держал небольшую лавкуодну из тех, что до сих пор можно найти в старых китайских кварталах, над которыми не властно ни время, ни прогресс. В этой лавке зажигались свечи, горели китайские фонарики, звенели лиловым звоном (Сунлинь отчетливо помнил цвет звука) колокольчики и продавалась самодельные инструменты. Старик вырезал флейты, губные гармошки и другие простецкие инструменты прямиком из бамбука и, конечно же, учил этому Сунлинякак делают все взрослые, надеясь, что знание это хоть где-то пригодится, ну хотя бы в игре на подобии «Ответь на сто абсолютно бредовых вопросов и выиграй миллион, от которого тебе придется отдать 80 % налога».

И почему-то именно сейчас эти воспоминания вспылили в голове достопочтимого алхимика, а вместе с нимизнания, заложенные где-то на программном уровне. Те навыки, которые, как нам всегда кажется, в одно ухо влетели, в другоевылетели, но на самом деле осели в глубине сознания и просто ждали своего часа; и потом, когда, проведя все детство в мастерской бабушки-швеи, кто-то вдруг садиться кроить платье, и у него получается само собойон искренне удивляется, с чего это вдруг такие мастерские умения.

Короче говоря, чтобы уж не тянуть резину, достопочтимый алхимик Сунлинь Ван вошел в стрекочущий ночью светящийся лес.

И в этот момент на береговом песке стали появляться новые следы, сплетаясь с теми, что оставил алхимик.

Грецион проснулся посреди ночи от раздирающего душу подобно осколочной гранате, начиненной гвоздями, храпа. Людей с таким громогласным храпом ожидаешь увидеть в поезде, ну или самолете, куда они, видимо, приходят спать специально, чтобы другим жизнь медом не казаласьно никак не ждешь такого храпа в Лемурии, где ночь тиха, как немой в комнате с хорошей шумоизоляцией.

Профессор открыл глазахрапел барон Брамбеус, а его во всех планах грандиозный живот прыгал вверх-вниз. Ладно, тогда все размышления о людях с титаническим храпом сходят на нетбарон, видимо, и был тем человеком, который лишал весь вагон поезда сна и доводил машиниста до нервного тика. А почему еще перед бедной Анной Карениной паровоз не успел затормозить? Вот-вот, виной всему оказался как раз такой магистр храпа, но это все лирика

Профессор понял, что в такой компании уже не уснетхотя Аполлонский дрых, как убитый, но это была какая-то его суперспособность: художник мог уснуть в любом положении, даже по пояс в воде. У Грециона, увы, такого дара не было, зато профессор обладал другим важным качествомкак сказал однажды Федор Семеныч, в случае с Психовским фраза «седина в бороду, бес в ребро» была в корне неправильной, потому что тут бес завелся и в бороде, и в ребре, и в голове, и даже где-то в селезенке. Вот профессора и тянуло на вечные авантюры, а сидеть на месте больше положенных часов университетских лекций было настоящей пыткой, с которой не сравнится ни железная дева, ни, чего там, знаменитая «пирамидка». К слову говоря, средневековые инквизиторы были теми еще извращенцаминаверняка с их подачки и придумали порносайты.

Грецион встал, накинул снятую на ночь темно-зеленую толстовку и, пошатываясь после резко прерванного сна, вышел на улицу из домика Бальмедары, где им и предложили остановиться. Словно на автомате профессор дошел до какой-то возвышенности, не помня ничеготакое случается по утрам, только-только после пробуждения, когда вроде бы осознаешь мир, но через час вдруг понимаешь, что ничего не помнишьа оказывается, ты уже успел надавать кучу обещаний.

В голове сонными рыбами плавали мысли о всяком, но акулой среди них было раздутое размышление: что-то пошло не так, и не в том смысле, что их с Аполлонским внезапно выкинуло непонятно куда, это даже интересно, азарт лишним не бывает, а в том, что с ним, профессором, происходило не тосегодня он сорвался на Федора Семеныча и еле-еле держал себя в руках до сна, пока окончательно не отпустило. Мысли крутились сами собойв такие моменты они кристально чистые, как вода в горном источнике,  и Грецион понимал, что маленький механизм внутри лопнул, и по всему телу ползет ниоткуда взявшаяся ржавчина, ужасная коррозия, которая сегодня вырвалась наружу едкими парами, хотя Грецион всегда пытался не показывать самые сокровенные, терзающие эмоции на людях.

в бодрствующее сознание профессор пришел, только когда уселся по-турецки и посмотрел на небо.

А оно было бесконечным.

Цветные лоскутки мерцали и переливались, как разлитые на воде пятна бензина, и в их магическом неторопливом вальсе бултыхались звезды, которые казались какими-то чересчур близкими, рельефнымиони напоминали колючих морских ежей, сменивших океанскую глубину на космические просторы. Среди огоньков крутились планеты, видные, как на ладонибудто небо было и не небом вовсе, а иллюминатором прямиком в космос, правда, декорированным цветным витражом, как в старом готическом храме. Планеты неспешно покачивались в такт этого небесного боулинга, кокетливо крутя своими поясами астероидов.

Северное сияние по сравнение с такимпросто пшик.

Грецион перевел взгляд на город, росший из храма. Там, внизу, отчетливо виднелся уже осевший и задремавший фиолетовый туман, да и на небольшом возвышении его тоже хваталохватало настолько, что он теребил бороду профессора.

Придя в себя и насладившись местными красотам, Психовский решил прогуляться по спящему городуну а что, все равно делать было нечего.

Такие решения, как известно, редко приводят к чему-то позитивному. Но Раки, как тоже известно, любят ломать логикуи не стоит спешить бросать обвинения в зодиакальном мракобесии.

Грецион миновал сонные домишки, пристройки и башенки, местами светившиеся от голубоватых грибов, и вскоре добрался до центрального храмапрофессор решил еще раз полюбоваться на змей и, раз уж на то пошло, на пернатого змия. Уж слишком все это напрягало Грециона, но картинка как-то до конца не складывалась в головеосколков этой древней мозаики словно бы с вавилонских Ворот Иштар не хватало, чтобы сделать вывод, а как только общий узор начинал собираться, тошнота и головные боли с хрустом рушили его, вновь раскалывая на бессвязные куски. Хотя некий общий вывод напрашивался, и, если верить ощущенияма Грецион в этом оттиске им ой как доверял,  то не самый приятный.

Профессор вошел в храм, на ночь тоже уснувшийшаги аккуратным, непроснувшимся эхом отразились от древних стен. Даже лунный свет здесь дремал.

 Пернатый змий, пернатый змий и какого черта тут делает Кецалькоатль?  пробубнил Психовский, шагая вглубь храма и все отчетливей ощущая запах забродивших ягод.

Но дойти до пернатого змия ему было не суждено.

В девственной тишине профессор услышал голосаи это было не то религиозное бормотание, что звучало его в голове и усиливалось с каждым шагом. Это были звуки иного рода.

Грецион, по привычке, решил проверитьа что это за тусовка, и без него?

Юркнув в сторону голосов, профессор увидел в древнем белом камне лестницуместами уже осыпавшуюся,  ведущую вниз. Внизу, кстати, мерцал свет от свечей, лампад и здешних «грибных» фонарей.

Аккуратно спустившисьпротив всех законов жанра, очень даже бесшумно,  Психовский сделал еще несколько шагов, пока голоса не стали слишком громкими, и притаился, выглядывая из-за искореженного могучими корнями обломка стены.

Грецион чуть было не присвистнулно вовремя вспомнил, что ему надо молчать.

Потому что в центре небольшого зала, двери в который, по-видимому, обычно были заперты, стояла металлическая клеткаа внутри дергался, как разозлившийся кот, Вавилонский Дракон. Теперь у профессора не было сомнений, что он видит именно это существои мысли об определенного рода таблетках сошли на нет, тут же уступив место паре-другой пилюль от головной боли.

Внутри все снова затрещало, да с такой силой, что мир даже поплыл, и древние своды потекли плавленым сыром, превратившись в шаткие ятаганыПсиховский оперся рукой о стену, чтобы облегчить головокружение.

Профессор взял себя в руки и прищурился, фокусируя взгляд. Вокруг клеткинасколько было видно Греционустояли люди в фиолетовых одеждах с костяными украшениями и вставками. Стало быть, подумал Психовский, магимаги вокруг Вавилонского Дракона Сируша, посреди ночи, в подвале, который, предположительно, был местом не столь уж публичным.

 А вот это,  подумал профессор, пытаясь второй рукой потереть переносицу.  Вот это уже то, что нужно. Еще бы не эта чертова тошнота, будь она неладна

Маги разговаривали. Грецион ожидал услышать знакомый женский голос, но почему-то насчитал лишь четыре мужскихда и то, в нынешнем состоянии они казались лишь приглушенными несвязными обрывками, разобрать которые стоило особых усилий.

 У нас не так много времени,  сказал один.  С ним что-то не так, оно просыпается внутри Визирь Духовного Пути и так был разочарован, когда Дракон сбежал

 Не забывай, что он сбежал не сам, его выпустили, это не наша оплошность,  поправил второй.  Мы лишь попытались исправить ситуацию и наказать виновных.

 Да,  сказал третий.  Это целиком и полностью ее вина. И она знает, что чуть не соскользнула с Духовного Пути. Нет, это непростительная оплошность

 Но мы сыграли не по правилам,  сказал четвертый будто бы наперекор остальным.  И Заххак этого не знает, и Бальмедарамы сами оступились с Духовного

 Лишь смухлевали во имя общего благаперебил первый. Грецион заметил, как дернулся широкий рукав, обшитый золотом.  Никому не стало от этого хуже, и Вавилонский Дракон на месте. Круг больше не нарушен

 Да, и все цари в надежном месте, снова здесь,  заметил второй.

 Но все же, оно пробуждается внутри. И эту проблему надо решить, пока дракон взаперти, он всегда должен быть взаперти. Потому что

Дальше Психовский потерял нить разговорачья-то рука легла профессору на плечо.

Мир все еще пошатывало, и Грецион еле-еле сдерживал подступающую к горлу тошноту непревзойденной силы. Совершенно не желая поворачиваться, что вполне согласовано с инстинктом самосохранения в таких ситуациях, Грецион все же развернулсядеваться было некуда.

Позади стоял магус Заххак.

 Доброй вам ночи, профессор.

Психовский знал, что главное таких ситуациях вести себя абсолютно уверенно, словно все так и должно быть, и в меру наглеть.

 Она была бы доброй, если бы барон не храпел как вол,  невозмутимо сказал профессор, откашлявшись.

 Ну ничего, уже светает,  поспешил обрадовать Визирь Духовного Пути.  Вам нехорошо, профессор?

 Не ваше собачье дело,  рыкнул Психовский и тут же вздрогнулоно опять поднялось откуда-то изнутри, черный комок спонтанной злости и негатива, дегтевая масса злобы вылезла наружу.

Профессор наморщил лоб и еще раз потер переносицуот головной боли это обычно помогало, но сейчас стало скорее просто инстинктивным движением.

 Простите,  протянул Психовский.  Со мной все в порядке, просто мало спал, не обращайте внимания.

Главный завет профессора здесь и сейчасне делиться личными эмоциями.

Грециону ничего не оставалось, как идти ва-банкчего уж там терять, все равно ситуация сложилась не самая приятная.