В каждом оттиске вы рождаетесь под разным знакоми почти везде вы умираете не под своим Зодиака. Тогда каждого из вас постигает разная судьбав одном оттиске вы живы, в другомумерли, в третьемтоже живы
Так, глаза Аполлонского горели ярче полуденного солнца. А здесь Зодиака всегда один и тот же? Змееносец? И что тогда?
Если ты Лев, умерший в августе, попытался додуматься Психовский. То тогда
Тогда все версии реальности, где вы тоже Лев, постигает та же участь. Все Львы погибают. Потому что они под одним Зодиака, и все оттиски для них в этот момент едины.
Тогда Лемурияедина для всех оттисков? уточнил художник.
Бальмедара улыбнулась.
Да, сказал она. Все, что происходит здесь и сейчас, происходит точно так же во всех возможных версиях реальности. Ведь наш знак неподвижен, в то время как для всех остальных, время стояния Зодиака в небе и Зодиака самого человека должны совпасть, чтобы оттиск стал единым. У нас же только один знакЗмееносец. Нельзя родиться не Змееносцем в Лемурии, и нельзя родится Змееносцем вне Лемурии.
Совсем? огорчился Федор Семеныч.
Почти, вздохнула Бальмедара. Иногда, раз в никогда, Змееносец сдвигается из центра это, конечно, аномалия, но она случается. Тогда кто-то вне Лемурии может родиться под Змееносцем, но он все равно будет разным во всех реальностях. Потому его знак не совпадет с тем, что пристроился на небосводе.
Если не попадет сюда, уточнил Брамбеус.
Да. Но как только он покинет Лемурию, то вновь перестанет быть единым для всех оттисков.
Так, а если, после долго молчания сказал Грецион, кто-то, как мы, родившийся не под знаком Змееносца, попадет сюда. И умрет здесь. То тогда
Вы сами проверили это совсем недавно, ответила женщина.
Психовский откашлялся и побелелпрофессору опять поплохело, и не столько от осознания собственной смерти где-то в другом месте, сколько от осознания того, что всю эту информацию он почему-то и знал, и не знал одновременно, будто бы она стерлась, как запись на старой кассете, и товзятой в прокат.
Да, точно. А
А небо, перебил его Аполлонский, потому такое странное?
Лемурияместо между мирами, между оттисками. Посреди условного небесного круга, понимаете? Все версии реальностей в некотором роде вертятся вокруг нас.
А теперь можно еще раз, но не для профессорского состава? попросил Брамбеус.
Бальмедара вновь улыбнуласьГрецион подметил, что делает она это удивительно часто.
Лемурия едина для всех оттисков реальности, онагде-то между ними, прямиком под знаком Змееносца. А Змееносецв центре Зодиакального круга. Потому здесь мы и не испытываем дежавю. Если мы умремто единожды в единственном оттиске Лемурии. Но вас выдрали из ваших оттисков, а потому дежавю у вас все еще случается.
Женщина приумолкла, думая, как бы объяснить еще проще.
Представьте, что каждый знак Зодиакаэто отверстие в форме определенной фигурки. И колесо с отверстиями крутится. Когда фигурка, то есть вы, и отверстие совпадаютто дежавю пропадает, на это время вы едины для всех оттисков. А здесь ваши фигурки никак не попадут в отверстие в форме Змееносца. Потому что под ним можно родиться лишь в Лемурии.
С бароном было весьма просто разговаривать по многим причинам, но самой яркой, наверное, стала вот какаяБрамбеус читался как открытая книга, почти буквально. Все его мыслительные процессы отражались в весьма выразительной мимике, отчего было понятно, когда тот прикидывает некую идею, а когда ничего не понимает. После нескольких мучительных пантомим лицо Брамбеуса все же приняло выражение, говорящее: «Понял почти что до конца».
А тринадцатый добавочный месяц Шумеров, пулеметной очередью оттараторил профессор, чтобы не дать Федору Семенычу вновь перебить себя, с этим как-то связан?
Женщина резко вскинула вверх руку, призывая к молчаниюсначала Психовский подумал, что тут что-то не чисто, и этоспособ уйти от ответа на непонравившийся вопрос, но потом Грецион просто оглянулся. Он так увлекся беседой, что совсем не заметил, как густой лес уже кончился. Бальмедара же следила за дорогой, а потому остановилась как раз вовремя, чтобы
Чтобы впереди раскинулся храм, шепчущий не просто старостью, а уходящей глубоко в первые человеческие легенды древностьюот сооружения из потрескавшегося белого камня с вытянутыми, заостренными куполами, веяло чем-то очень пустымэто было не ощущение, а его шаблон, который каждый должен заполнить сам. Грецион почему-то ощутил вкус кислых, забродивших ягод, а в ушах услышал религиозное бормотание, словно записанное на корке мозга, как на пленке. Складывалось ощущение, что древнее сооружение пыталось самым ярким образом представить себя каждому индивидуально, чтобы первое впечатление стало самым точным.
Скисшие ягоды и бормотание, прошептал профессор.
Лакрица и журчание воды, подхватил художник.
Мясо и мясо? не понял посыла Брамбеус.
Бальмедара снова улыбнулась своей фирменной, какой-то дремлющей за пеленой улыбкой.
Мята и детский смех, сказала она. Предвосхищая ваш вопрос, профессор: да, это действительно заклинание.
Работающее по какому принципу? уточнил Аполлонский, пытаясь переиграть Психовского. Ну, Кабала, жертвоприношение, молитва
По принципу слов, как и все остальные. Слова нашего правителя очень весомы, во всех смыслах.
Они спустились с холма, и чем ближе подходили к храму, тем больше понимали, что этоцентр города. Вокруг появлялись другие люди, не обращавшие особого внимания на внезапных гостей: практически все местные были одеты в фиолетовые нарды, но без костяных вставок, да и причудливых головных уборов у остальных не оказалось. Грецион знал, что такие отличительные черты одежды и дополнительные аксессуары что-то, да значатэто как сумочки со стразами или дорогой строгий пиджак, ярким бельмом кричащий о статусе человека (или, по крайней мере, о наличии у него денег). Профессор уже начал прикидывать, какой статус давало лемурийцу наличие шапки-митры, но мысль его резко оборвалась и полетела в пропасть забвения, когда он вновь увидел здоровую фиолетовую ящерицу. И ладно бы, если рептилия просто мирно ползла где-то рядомну подумаешь, забралась в город.
Но на ящерице сидел человек, помыкая ей, как лошадьюпо бокам седла свисали какие-то кожаные мешки и сумки.
Мне кажется, или прошептал Аполлонский.
Нет, не кажется, ответил Грецион.
Похоже, я в раю, вздохнул художник.
Похоже, нам надо было оседлать ту ящерицу! добавил Брамбеус.
Заметив такой интерес к рептилии, проводница решила объяснить ситуацию:
Да, мы используем их как ездовых животных. Очень удобно, и наездник недалеко от земли, в отличие от лошадей. Но на это вы еще насмотритесь.
Они проходили мимо сооружений из белого камня, которые давно уже захватили лозы и суровые корни огромных деревьев, но лемурийцам это, похоже, не мешало. Казалось, что все домишки, террасы, ступени и башенки росли из огромного храма, были его продолжением, и этот города никто не сомневался, что оказался в центре древнего мегаполисаразрастался из центрального комплекса.
Психовский гордился одной своей способностью, которая часто помогала ему на экзаменах: в молодости для того, чтобы списывать, а сейчасчтобы мешать студентам заниматься тем же, ну или хотя бы издеваться над ними, ловя на жульничестве. Так вот, профессор очень быстро улавливал детали и запоминал их надолгопоэтому в отличие от Брамбеуса и Федора Семеныча, завороженных ездовыми ящерами, Грецион настороженно смотрел на колонны, обвитые каменными змеями, разинувшими свои пасти. Что-то очень напрягало Психовского, какое-то щемящее, интуитивное чувство, которое не получается объяснить до поры, до временипока не найдется катализатор для ответа. Но змеи в архитектуре нет, тут что-то определенно было не так.
И вот опятьне дежавю, нет, но ощущение, словно бы он видел это своими, и в то же время совершенно чужими глазами.
Пока Грецион считал ворон, ну, точнее, змей, все четверо добрались до храма, вблизиеще более огромного и нависающего. Индивидуальный запах каждого усилился, и профессора аж затошнило от едких забродивших ягод. Коварный взгляд, мониторящий детали, тут же просканировал колонныконечно, здесь их тоже овивали змеи, только огромные, под стать храмовым колоннамметров двадцать в высоту, не иначе.
Бальмедара повела гостей внутрь.
Внутри храм выглядел заброшенным, опять же, из-за торчавших отовсюду корней, опускавшихся с потолка лиан и других наглых представителей флоры, обосновавшихся здесь и не желавших депортироваться в леса. Своды купола возносились ввысь, и казалось, что они обмякнут, упадут и польются вниз самим космосом. Стены и колонны пестрили очень детальными и рельефными фресками с огромным количеством надписей, но ни у кого из троицы не было времени, чтобы их рассмотретьБальмедара вела гостей глубже в храм, а ведь Аполлонский даже успел достать карандаш и войти в режим художественной боевой готовности.
Остановились они лишь в огромном зале, утонувшем в купели мягкого лунного света, сквозь который крались ниточки фиолетового тумана. Здесь были зажжены аметистово-золотые лампады и какие-то аналоги современных фонарей, вот только светившиеся так же, как многочисленные ночные грибы в вековечном лесу. Грецион, в своем репертуаре, обратил внимание на огромную белокаменную статую пернатого змея в конце залаэто не понравилось профессору в разы больше, чем все предыдущее архитектурные изыскания.
Но, собственно, это все вещи описательные, а вот вещи действенные куда интереснеепотому что резко хлопнувший в ладоши барон, словно сотрясший землю, заставил вздрогнуть даже Бальмедару.
Еда! проревел он как очень голодный, но относительно обученный манерам медведь. Мой желудок уже начал сам себя есть!
Какой-нибудь серьезный дядька-ученый заметил бы, что при таком раскладе, учитывая размеры Брамбеуса и его желудка, от барона давно бы остались рожки да ножки, да и то, не факт, что остались бы.
Грецион и Федор Семеныч, не обладавшие столь молниеносной реакцией на еду в радиусе нескольких метров, отвели взгляд от храмового великолепия и увидели огромный каменные стол, накрытый всем, чем только можно: фруктами, кубками и сосудами с напитками, зеленью и даже мясомпоследнему пункту барон, похоже, радовался больше всего остального.
Да, вы верно подметили, барон. Прошу к столу, женщина жестом пригласила гостей.
А мы не помешаем им? уточнил Брамбеус, кивая в сторону четырех сидящих человек в таких же головных уборах и костяных украшениях, как у Бальмедары.
Они здесь исключительно ради вас.
Да нас еще и встречают с такими почестями! Эх, жалко старый алхимик куда-то попал, ну да ладно, сам виноват, что пропустит самое вкусное.
А ведь на этом столе сейчас могли есть нас, шепотом пошутил Федор Семеныч, известный любитель черного юмора разного уровня жестокостиговорят, что студенты даже сделали сборник с его самыми тяжеловесными шутками, назвав «Чернее черного».
Грецион промолчал.
Зато Бальмедара услышала, легонько рассмеялась и пошутила в ответ:
Если бы мы хотели, то уже бы съели вас. Но, увы, для украшений и одежды мы используем лишь кости ящериц.
А для мяса за столом? нахмурился Аполлонский.
Такие вещи лучше спрашивать после еды, подмигнул Грецион.
Троица уселась, поздоровалось с остальными четырьмя лемурийцамивсе они были мужчинамии приступила к трапезе, насев на еду так, что искры летели. В случае баронапочти буквально.
Грецион же очень медленно жевал какой-то фрукт, похожий на смесь манго и питахайи, продолжая молчатьпрофессор думал, раскручивая в голове все возможные винтики. Аполлонский уж распереживался, зная о разговорчивости своего друга, тем более в таких ситуациях, но как раз в этот момент Грецион посмотрел на Бальмедару и спросил:
Этот пернатый змей, он указал рукой в сторону статуи. Это ваш бог?
Мы отказались от религии, профессор, заменив ее на Духовный Путь, раздался старческий голос, прямо-таки наэлектризовавший воздухборода профессора даже слегка встала дыбом, а это зрелище уж точно не для слабонервных.
Пятеро лемурицев встали и отвесили поклон до того, как Грецион успел разглядеть, кто ответил на его вопросно в голове, по традиции, уже нарисовалась картинка. Профессор представил старца в здоровенной митре, обвешанного кучей золотых, костяных и аметистовых крашений, с посохом в форме змеи в рукахволне себе тянуло на одну из иллюстраций Аполлонского.
Ожидание не оправдалосьчто неудивительно. К столу мерно вышагивал лысый старик в простенькой белой робе, да к тому жес черными кругами-татуировками вокруг глаз.
Да это же Ганди, настоящий Ганди опешил Федор Семеныч.
Нет, поправила Бальмедара, выпрямившись. Это наш правитель, магус, Визирь Духовного Пути, Заххак
Грецион обратил внимание, что женщина пытается не смотреть на новоявленного. Непохоже было, что делала она это из трепета или невероятного уважениятак отводят взгляд, когда очень сильно стыдятся чего-то, ну, например, разбитой вазы, хотя мама многократно просила даже на сантиметр не приближаться к ней.
Спасибо, Бальмедара, сказал Заххак, и слова его вновь сотрясли пространство колючими и обжигающими искрами, словно дыхание огненного факира. А что же до религии да, мы отказались от наших пятерых богов в пользу Духовного Пути, профессор. А бывшие маги стали Гласами Духовного Пути.
Магус обвел рукой пятерых сидящих за столом лемурийцев и продолжил:
В отличие от дураков-Атлантов мы понимали, что человек не станет совершенным, не займет место божества, но оставлять это место пустым тоже не получитсянужна хоть какая-то опора, за которую мы будем хвататься в минуты морального сомнения, в часы отчаяния Для этого и нужен Духовный Путь, профессорэто всегда освещенная ярким огнем дорога, которая не дает людям сойти с того, что до́лжно и шагать не туда.
Каждое слово, произносимое Заххаком, отзывалось в голове ударом кувалды, оставляя в сознании вмятиныно они не причиняли адскую боль, как при десятиминутном прослушивании самого отборного мата на высоких тонах, а лишь какое-то время зудили.
А зачем тогда эта статуя? уточнил Грецион. У него всегда был пунктик насчет религии в голове, будь то постулат о могуществе четырех стихий, пантеон из пятисот с хвостом богов или вера в единую сущность, связующую все бытие своим эфемерным клеем. Как видел Психовский, проблема всех мировых религий, которые людей по идее должны объединять, состояла в том, что паломники постоянно смотрят на один и тот же банан, но кто-то говорит, что это яблоко, а кто-точто ананас. А сказать, что это просто фрукт, без лишних уточнений, никто не удосуживается. Или те же паломники, но в другой ситуации, глядят на огромную скалу с разных сторон, и ее поросшие деревьями склоны что-то им напоминают: кому-тоздоровенный нос, кому-тогрозный лик, кому-топораженную параличом кошку. Но сойтись на том, что это просто гора, а остальное дорисовывает воображение, никто даже не думает. Шизофрения в чистом виде, не иначе.
Это лик заговорил один из лемуирйцев, но Заххак перебил его.
Да, абсолютно вернолик Змееносца, знака, хранящего нас от разрозненности реальностей. Согласитесь, что такой подарок достоин статуи во имя себя.
И все это нам вы рассказываете, поинтересовался барон, который воспринимал многие фильмы уж слишком близко к сердцу, потому что собираетесь от нас избавиться, да?
Любой нормальный человек, если бы в его голове роились такие же мысли, не смог бы за обе щеки уплетать угощениянервишки дали бы о себе знать, но Брамбеус всегда считал, что ничего не должно мешать сытной трапезе, даже предчувствие подвоха и, какой пустяк, грядущей смерти. Иными словами, находясь на волоске от гибели, барон бы обязательно жевал что-нибудь питательное.
Потому что вы наши гости, поправил Заххак. А гости у нас бывают не так часто. Сами понимаете, единое для всех оттисков место под знаком Змееносца весьма не располагают к визитам. И раз вам было интересно узнать об этом каменном лике Змееносца, то почему я должен был молчать? К тому же, хорошо обращаться с гостями гласит Духовный Путь, а сойти с него вещь неподобающая.
Тут правитель покосился на Бальмедару, которая старалась смотреть на стол и никуда больше.
То есть, как гласите вы? уточнил до этого молчавший Федор Семеныч.