Все это было больно и обидно слушать. Но разве он не прав? Разве это не глуповсё, что я делала раньше? Разве это не ребячество? Попытка привлечь внимание к тому, на что никто и смотреть не хочет. Попытка привлечь внимание к себе Как по-детски
Я ожидаю от вас бо́льшего, Краснова.
То, что Кош Невмертич опять заговорил официально, на «вы», пробудило меня от колдовского морока.
Вырвавшись, я отбежала на пару шагов, тяжело дыша, как после особо динамичного танца, когда крутишься на голове, а потом вскакиваешь и сразу делаешь двойное сальто.
Зеркало колыхнулось и растворилось в воздухебудто его и не было, а ректор Невмертич стоял передо мной, заложив руки за спину и глядя с неодобрением.
Мои друзьяне бездельники, произнесла я упрямо. И мы не слоняемся! У насобщее дело!
Надеюсь, вы передумаете, сказал ректор холодно. И сейчас же вернетесь в аудиторию. Вам надо многое наверстать. Будьте прилежны и благоразумны. Не уверен, что вашей свободолюбивой натуре понравится камера в Особой тюрьме.
Я попятилась, и он одобрительно кивнул:
Идите, Краснова. Вам нельзя пропускать занятия, он по-птичьи склонил голову к плечу, к чему-то прислушиваясь. Ну вот, ваши товарищи уже пришли в себя. Сейчас начнется лекция, поторопитесь. А господину Будимировичу скажите, что это я задержал вас. Чтобы прочесть вам специальную лекцию
Он сделал полупоклон в мою сторону, повернулся спиной и пошел по коридору. Я смотрела ему вслед, а он оглянулся через несколько шагов, и усмехнулся.
И как усмехнулся! С таким снисхождением!..
Меня прижгло этой усмешкой, как утюгом.
Но в следующее мгновение ректор скрылся за углом, а дверь аудитории приоткрылась и показалась лохматая голова Анчуткина.
Василиса, позвал он робко, ты идешь?
Лечу, процедила я сквозь зубы, вскидывая рюкзак на плечо.
Глава 6
Урок песнопений прошел для меня, как во сненастолько я была под впечатлением от «специальной лекции», которую прочел мне ректор. А может, я и правда была зачарована?.. Зачарована ректором?..
Снова и снова я прокручивала в памяти каждое его слово, вспоминала каждый жест, каждый взгляд
«Украл бы и во второй раз и в третий закинул бы на спину и уволок», мне казалось, голос господина Невмертича звучит прямо в моей головегромко, настойчиво, и я снова застывала, глядя в стену, поверх кудрявой головы декана, который что-то там говорил про лады тонкие вибрации.
Я вспоминала то чувство, которое охватило меня, когда ректор взял меня за плечо. Были страх, волнение и еще что-то, чему я не могла найти объяснения. Но явно не неприязнь. Да, мне не было неприятно Не было?..
Совсем запутавшись в мыслях и переживаниях, я только на второй ленте немного пришла в себя и начала замечать, что происходит. Надо отдать должноеСлободан Будимирович вел занятия не в пример интереснее, чем историк Облачар. По-крайней мере, студенты слушали внимательно, смеялись, когда Будимирович над чем-то там шутил, а когда спрашивалвсе отвечали наперебой, весело перепираясь. Что касается моих одногруппницони краснели и бледнели, стоило красавцу-декану обратить на них свой синий взор, и флиртовали напропалую. Но я сразу подумала, что шансов у них малоБудимирович принимал их неприкрытое обожание со снисходительной доброй улыбкой, разговаривал со всеми на «вы» и совершенно никого не выделал.
Наверное, взгляд у меня наконец-то стал осмысленным, потому что преподаватель подошел ко мне и что-то доброжелательно спросил.
Со второго раза, после того, как Анчуткин, с которым мне снова пришлось сидеть за первым столом, ткнул меня локтем в ребра, я поняла, о чем меня спрашивают.
Вы поете, Василиса? повторил Слободан Будимирович под громогласный хохот одногруппников.
Нет, выдавила я, растерявшись настолько, что зачем-то взяла бейсболку, лежавшую рядом со мной на сиденье, и напялила на голову.
Она танцует! И здорово! выпалил Анчуткин.
Теперь уже я ткнула его локтем в ребра.
Снова раздался смех студентов, но не такой дружный, как раньше, а Будимирович посмотрел на меня с любопытством.
Что ж, сказал он, этот талант вполне может вам пригодиться, Краснова, на уроке физического внушения, но не на моем, к сожалению. А сейчас кто объяснит, в чем суть внушения, которое мы с Косынзяновой продемонстрировали вам?.. Кто ответит?.. Так, Царёв был первым. Слушаю.
Создание высокочастотных волн приходит в соответствие с импульсами сознания, бойко заговорил Царёв, и меня передернулоон не только первый в дурацких шуточках, еще и первый в учебе, похоже, чем четче вообразишь конечный результат, тем более оглушительным будет воздействие на объект
Слушая его, Будимирович согласно кивал, а потом ткнул пальцем в сторону Царёва и подмигнул:
Лучший ответ сегодня! А на практике осилите?
Легко, ответил Царёв с таким превосходством, что меня передернуло во второй раз.
Он сбежал по ступеням к кафедре, взял гусли и устроился на полу, поджав одну ногу и вытянув перед собой другую. Бренчащая доска легла ему на колено, и он накинул на плечо широкий ремень, пробежавшись пальцами по струнам и подкручивая колки.
На кого будете воздействовать? спросил декан.
На новенькую, тут же ответил Царёв и широко улыбнулся мне.
От этой улыбки меня передернуло в третий раз, и я собралась уже возражать, потому что мне совсем не хотелось быть объектом чьих-то воздействий, но Царёв опередил меня:
Или ты боишься? спросил он невинно. Это не больно, не переживай.
Студенты услужливо захихикали, но дурацкий вызов на «слабо» меня совершенно не пронял.
Не собираюсь начала я сердито, но декан похлопал меня по плечу.
Он коснулся моего левого плечакак и ректор, но насколько отличались эти прикосновения. Рука Будимировича была легкой, и почти погладила меняуспокаивая, подбадривая. Никакого сравнения с каменной ладонью Коша Невмертича
Не беспокойтесь, Краснова, сказал декан, я буду рядом и не допущу никакого произвола. Так, легкое воздействие, чтобы Царёв мог получить высший бал сегодня.
Я вам что с угрозой заговорила я, только в этот самый момент Царёв заиграл.
Я вмиг оглохла от ужаса, представляя, что он может выкинуть, и даже присутствие декана, который встал рядом, не успокаивало. Царёв играл что-то знакомое Очень знакомое Но ничего не происходило. Я облегченно перевела дух, глядя, как начинает хмуриться музыкант. Музыка стала громче и резче, и вдруг за нами что-то грохнуло, а студенты ахнули, как один.
Мы с Будимировичем резко оглянулиськак раз, чтобы увидеть, как тощенькая девица со второй парты выскакивает в проход между столами и начинает исполнять танец маленьких лебедей.
Лицо ее было испуганным, рот кривился в беззвучном крике, глаза метались из стороны в сторону, а тело, послушное музыке, повторяло забавные пакошачий шаг и плие, идеально выворачивая колени.
Довольно! Будимирович шагнул к бедняге танцовщице, схватив ее за руку, и девушка остановилась, озираясь.
Возвращайтесь на место, Колокольчикова, мягко велел ей декан и повернулся к Царёву.
Тот перестал играть и выглядел не менее испуганным, чем Колокольчикова, которая вернулась к своему столу на подгибающихся ногах.
Сдается мне, что с практикой у вас гораздо хуже, чем с теорией, голос декана был по-прежнему доброжелательным, как будто ничего не случилось. Весьма похвально исполнение классики на этническом инструменте, но с объектом вы здорово промахнулись. Метили в одну, попали в другую. Что-то прицел у вас сбит, батенька.
Студенты засмеялись, и мне было приятно, что на этот раз смеются не надо мной, над мажорчиком, который при всех сел в лужу.
Поэтому сегодня ставлю вам «удовлетворительно», продолжал Будимирович с очаровательной улыбкой. Поработайте над мысленными образами, пожалуйста. Они у вас получаются недостаточно четкими. Вы так стремились к окончательному результату, что не заметили преграду на пути ваших колдовских волн.
Царёв мрачно освободился от гусельного ремня, встал и положил инструмент на стол, где уже лежала двойная флейта.
Будимирович проводил его насмешливым взглядом, и когда Царёв сел на свое место, сказал:
Иван, захотите исправить «тройку», к следующему практическому занятию разучите на гуслях первый концерт Чайковского. У вас талант к аранжировке, будет любопытно послушать.
Редкие смешочки пролетели по аудитории, но смеяться студенты больше не осмелились.
Да, конечно, произнес Царёв с отвращением.
Звонок обозначил окончание второй пары, и студенты шумно двинулись к выходу.
Краснова, задержитесь, позвал меня декан.
Я тебя подожду, прошептал Анчуткин, взволнованно блестя глазами, и вместе со всеми вышел за дверь.
Будимирович сел на соседний стол, показывая, что беседа будет носить неформальный характер, и некоторое время рассматривал меня, как диковинную зверюшку.
Высестра Елены Красновой? спросил он.
Угу, ответила я.
Ваша сестралучшая ученица в институте. Вам это известно?
Да, конечно, произнесла я с таким же отвращением, как и Царёв.
Вам это не по душе?
Я промолчала, и Слободан Будимирович задумчиво постучал кончиками пальцев по столукак играл на фортепиано.
Боитесь, что от вас станут требовать слишком много, а вы не справитесь? предположил он.
Почему на меня не подействовала магия Царёва? я не желала отвечать на вопросы декана и поспешила перевести тему. Он ведь хотел, чтобы это я плясала танец маленьких лебедей!
Хотел, согласился преподаватель, но не учел ваших особенностей, Василиса. За это я поставил ему всего лишь «удовлетворительно». При способностях Царёва он должен был сразу увидеть, что вы невосприимчивы к магии музыкального внушения. Я это понял, как только вы вошли в аудиторию.
Нет слуха, как у Анчуткина, сказала я обреченно.
Не так, возразил Будимирович. Слух у вас, несомненно, есть. У вас мелодичный приятный голос. Мне кажется, дело не в этом.
А в чём?.. прошептала я, и сердце забилось от предвкушения правды. Сейчас он скажет, что янечто особенное, редкое, уникальное, и пусть будут эти семь процентов, если я нечто
Вы многое пропустили по моему предмету, заговорил Слободан Будимирович, словно заворковал, если бы вы пришли в начале семестра, когда мы изучали введение в искусство песнопений, то знали бы, что не все волшебники одинаково восприимчивы к музыке. Есть простые человеческие факторы, почему ученик не чувствителен к высокочастотным волнамнапример, нет слуха, как у Бориса Анчуткина. А может, все дело в оборотничестве.
Оборотничестве?
Замечено, что птичьи оборотни более восприимчивы к музыке, в то время как земноводные оборотни совершенно не воспринимают музыкальных волн.
Я чуть не свалилась со стула.
Хотите сказать, что я что яземноводное?!
Ничего не могу утверждать, сказал он успокаивающе. Но насколько мне известно, вы из семьи птичьих оборотней. Голубь или сойка Не волнуйтесь. В «Иве» вам помогут раскрыть свою сущность, отшлифовать таланты. От вас требуются только усердие и послушание. Я бы хотел, чтобы к субботе вы прочитали первые три темы из учебника «Магия песнопений» и подошли ко мне для зачета. Пусть музыкане ваш конёк, бросать этот предмет я вам настоятельно не рекомендую. Тонкие вибрации пробуждают сущностья в этом убежден. Поэтому Анчуткин тоже ходит на мои уроки. Позанимаемся до конца года, а там посмотрим, что с вами делать.
Не совсем то, что я ожидала услышать, но разговор оконченэто было понятно. Я пробормотала невнятное «до свидания», подхватила рюкзак и вышла в коридор, где меня ждал Анчуткин.
Сейчас перерыв, можно в столовку сходить, начал он бодро, но тут же съехал с этого тона: но лучше не ходить. Царёв опять что-нибудь устроит. У меня бутерброды есть. Хочешь?
Хочу, сказала я, внезапно осознав, как голодна. С чем бутеры?
С курицей! обрадовался он, похлопав по своей сумке. Мне бабушка с собой много дала. Пошли в лабораторию? Там чай вскипятить можно.
Он опять повел меня запутанными ходами-выходами и бесконечными лестницами, но уже через пять минут мы добрались до лифта, и Анчуткин нажал цифру «36». Лифт двинулся вверх мягко, почти незаметно, только менялись огоньки на дисплее.
Тридцать шестой этаж напомнил мне научный центр, где ректор с рыжей запихивали меня в «печь» сводчатые потолки, свет белых ламп
Анчуткин подвел меня к одной из дверей и набрал на электронном замке код1,2,3,4. Дверь бесшумно поплыла в сторону.
Слишком простой код, заметила я.
Так тут ничего секретного. Простая школьная лаборатория. У нас здесь проходят занятия кружка по артефакторике, япредседатель, он важно поправил очки.
Артефакторика?
Изобретение новых артефактов! Анчуткин так и подпрыгнул. Все эти золотые яблоки, гусли-самогуды, путеводные клубочкипозавчерашний день! Надо что-то новое, креативное! Например, негасимая искра! он метнулся к сейфу, открыл его и извлек оттуда пробирку, в которой прыгал золотисто-оранжевый огонек. Горит, но не обжигает, он осторожно вывалил огонек на столешницу, и там сразу же образовалась темная подпалина. Почти не обжигает, смущенно признался Анчуткин. Но я над этим работаю.
Он пристроил над искрой горелку и поставил на горелку металлическую кружку с водой, достал из сумки завернутые в фольгу бутерброды, а из стенного шкафчикачай в пакетиках, сахар-рафинад и сушки с маком.
Вода закипела в считанные минуты, а столешница прогорела почти насквозь. В последний момент Анчуткин пинцетом передвинул искру на новое место и поставил на горелку вторую кружку.
Тебе здесь понравится, болтал он без остановки, сразу виднонашел свободные уши и присел. Здесь жутко интересно. Приходи в наш кружок, у нас никто дурацких шуток не устраивает
Я уже видела такие искры, сказала я, проигнорировав его «жутко интересно». У Царёва с Козловым был мяч, весь в таких искрах.
Это они у меня стащили пробирку с искрой сегодня утром, признался Анчуткин и вздохнул: Идиоты
Бутерброды оказались удивительно вкусными. Или я была настолько голодна. Мы уничтожили их до последней крошки, а потом выпили по кружке крепкого чая с сахаром и сушками.
Потом Анчуткин показал мне библиотеку, и уборную для девочек, и спортивный зал, и мы едва успели на начало следующей ленты, ввалившись в аудиторию за секунду до преподавателя, а после лекций меня уже поджидала Ленка.
Как все прошло? спросила она, заметно нервничая.
Так себе, промямлила я, глядя, как Царёв и Козлов, перешептываясь, удаляются по коридоруим ведь предстояло отбывать какое-то там наказание.
Пойдем, провожу тебя в общежитие, Ленка дернула плечом. Идем же! Не хочу тут с тобой без толку стоять!
Я на прощание махнула Анчуткину, который топтался в десяти шагах от нас, не смея подойти, и пошла следом за сестрой.
Комнаты общежития располагались на пятом этаже. Ленка открыла дверь номер «девять» ключом, на котором болтался брелок в виде черного кота с белой грудкой и зелеными глазами, и пропустила меня вперед.
Комната была самой обыкновеннойстол, стулья, кровать, душевая кабинка в смежной комнате, окно выходит на улицу.
Будешь жить здесь, сказала сестра, бросая ключ на стол. С завтрашнего дня начинай догонять по программе. Возьми учебники, начинай читать. Если что-то непонятноспросишь меня, я объясню.
Мне было о чем расспросить ее, но посмотрев на сестру, на ее бледное лицо, на то, как она пыталась скрыть тревогу и раздражение под маской деловитости, я передумала.
Все понятно, ответила я коротко и сунула рюкзак под кровать.
Вот и хорошо, Ленка вздохнула с заметным облегчением. Ладно, отдыхай. Сходишь на ужини обратно. По институту не броди, заблудишься с непривычки. Вот твое расписание, она выудила из своей сумочки тетрадный листок, где четким почерком были расписаны предметы на всю неделю, а рядом я записала, что тебе надо принести на лекции. Будь внимательна, пожалуйста. Не ошибись.
Не ошибусь, сказала я равнодушно.
Тогда я пошла, Ленка неуверенно потопталась у порога. Вася, если тебе что-то надоты скажи, в голосе ее тоже чувствовалась неуверенность.
Ничего не надо, заверила я. Будет надоя скажу.
Когда сестра ушла, я достала рюкзак и порылась в нем, отыскивая яблокиих запах я уловила еще на ленте, когда искала тетрадь.