Инара, шептали соседи, когда она проходила мимо их двора. Настоящая инара Сам источник одарил её.
Проклятье, а не дар получила она от Сатрэм, Южного источника Кресанта. Истинное наказание и вечные муки. Ей казалось, умри она, просящие отправятся за ней и в бескрайнюю Пустыню, где, кроме жажды и жара от палящего и днём и ночью солнца, ничего и нет. Ни людей, ни животных, ни растений. В той пустыне нет жизни.
Очередной поворот увёл её вправо, заставляя охранников, ни разу не бывавших в этом лабиринте, недовольно ворчать и оглядываться. Но выхода позади уже не было видно. Потеряй они из виду и инару, ещё долго им придётся плутать по искусно продуманному хитросплетению дорожек и высоких кустов.
Давайте вернёмся, инара, крикнул один из стражников.
Боитесь вдвоём не уследить за одной девчонкой? спросила Розалин с нарочитым вызовом в голосе. Вас приставили ко мне, чтобы охранять, а не указывать. Так вот и охраняйте. Она оглянулась на громилу, застывшего позади неё в нерешительности, и, убедившись, что он больше не собирался ей мешать, двинулась дальше.
Яркое солнце полыхнуло сквозь лиственный узор, и Розалин, сощурившись, снова свернула влево. Теперь яркие солнечные лучи наискось обжигали руки и лицо. Инара, постепенно ускоряя шаг, задумчиво вглядывалась в серые камни под ногами. Они напоминали ей едва остывший пепел, прилетевший от их только что сожженного дома. Казалось, она снова попала в свою деревню и слышала, как где-то вдалеке весело переговаривались и смеялись солдаты, а рядом её сестра рыдала над сыном, чьё лицо навсегда сохранит опечаток пламени. И даже целительский дар Розалин не сумел избавить его от огромного шрама. В тот день она смотрела на пепелище, оставшееся от их дома, и знала, что так судьба подталкивала и торопила её уйти.
Все инары, все, без исключения, уходят из дома. Они рано взрослеют, рано познают любовь и рано ею обжигаются. Они рано признают своё отличие от других людей. Они все понимают, что надо уйти. Что их путьодиночество. Что просящие должны идти к ним дорогой поиска и преодоления. Тогда их сердце очистится и наберётся силы, тогда они станут достойны помощи. Ведь человек редко способен на благодарность. Он ценит лишь то, что далось ему тяжёлым трудом.
Вот и ей, Розалин, в тот день следовало покинуть деревню и отправиться дорогой одиночества, скрыться в лесу и принимать нуждающихся до тех пор, пока бескрайняя Пустыня не призовет её в последний путь.
Но Розалин не просила о такой жизни и не хотела её. Она, гонимая судьбой, ушла из деревни, но отправилась не в лесную глушь, а в самый шумный город в их герцогстве. Она пошла в Каринэю. Бунтарский ли дух говорил в ней, горячая ли кровь подтолкнула её, или же просто среди инар оказалась та, что не хотела подчиняться судьбе. Город встретил её шумом многолюдных улиц, грохотом колес о выщербленную мостовую и не терпеливым ржанием лошадей. В Каринэе жизнь кипела и переливалась через край. И трудно было сказать, что это столица раздираемого феодальными распрями герцогства.
Погрузившись в живую музыку города, она поняла, что никогда не сможет отказаться от общества других людей. Спустя три дня после прибытия в столицу ей удалось устроиться служанкой в замке герцога. Ни черные работы, ни пренебрежение знатных особ не страшили и не отталкивали её. Всё, абсолютно всё здесь было ей в новинку. Утром она приступала к работе с радостью, а за полночь ложилась спать, ощущая приятную усталость.
И жизнь в замке для неё была размеренной и спокойной до тех пор, пока нерадивый поварёшка не обжёгся куриным бульоном и дар её не потребовал помочь нерадивому мальчишке. Тогда взяла она с него слово, что он не выдаст её ни другим слугам, ни знакомым и родственникам, ни, уж тем более, чужакам.
Но разве мог юнец долго сохранять столь волнительную тайну? Один за другим в замок потянулись просящие, и их недуги не всегда шли от плоти. Только здесь, в столице Каринэи, Розалин наконец осознала, что на самом деле означало быть инарой. Она могла излечить болезни не только тела, но и души. Ей досталось тяжелое бремя, и привязано оно к ней было намертво. С ним она и отправится в бескрайнюю Пустыню, когда караванщик призовёт её в последний путь.
Очередная развилка напомнила Розалин о находившемся рядом прогале между разделявшими дорожки высокими кустами. Несколько новых, недавно отросших веток, прикрывали эту лазейку, и только жителям замка было о ней известно.
Не раздумывая, Розалин ускорила шаг и почти бесшумно юркнула в прореху. Ветви сомкнулись за её спиной, и она застыла, дожидаясь, когда тугодумы-охранники сообразят, что доверенная им инара пропала в замковом лабиринте.
Оклики и ругательства, откровенная брань и страх. Они боялись гнева герцога. И только Розалин не страшил этот ледяной завоеватель. Когда голоса стражи стихли, она медленно двинулась в сторону замка, представляя разъярённое лицо Андриана.
Этот северный герцог стал её очередным поворотом и новой насмешкой судьбы. Вместо тихих лесных чащ он увезёт её на север. Туда, где дни коротки, а лето столь быстротечно.
Пусть думает, что победил, прошептала Розалин, уже подходя к замку. Но дух мой сломить у него не получится. Нет, герцог Тэнайский, радость ваша окажется недолгой.
Глава 2
Стражники так и остались блуждать по зелёному, тенистому лабиринту, поэтому в крыло для слуг Розалин вернулась в одиночестве. Её дерзкий, совсем необдуманный поступок, пробуждал в ней злую, совсем неприсущую ей радость. Ей хотелось увидеть разъяренное лицо герцога Тэнайского. Его напряжённые острые скулы, его более не холодный и вовсе не равнодушный взгляд. Его холодность ей хотелось раскрошить, как подтаявшую по весне льдинку. Сжать в руке и превратить в прозрачный песок, на глазах обращающийся в воду.
Ей не ведомы были страдания и перипетии, через кои пришлось пройти герцогу задолго до их злополучной встречи в ночном, залитом лунным светом саду. Одно ей было известно о нём навернякасердце герцога давным-давно покрылось толстой бронею из льда, ощетинилось и плевалось холодом на каждого встречного, осыпая его колкими словами и взглядами, как острыми и мелкими снежинками в зимнюю непогоду.
К слову, о снеге Розалин знала немного, ведь в Южной половине Кресанта зима бывала недолгой и почти бесснежной. Каринэю снеговые тучи накрывали лишь в декабре. Они вспушенной шапкой нависали над городами и сёлами, над ненадолго оголившимися лесами и краснеющими глинистыми пашнями, и время от времени они исходили снегом. Волшебным, тающим почти на лету. И лишь иногда, под самую смену года, тонкий слой белого волшебства задерживался на земле на несколько дней, но, как только эта белизна таяла и впитывалась в рыхлую почву, взбитые, словно перина, тучи вздрагивали, подхваченные неожиданными ветром, и сползали с Кресанта, как песцовая шуба со смуглого плечика южной красавицы.
Там, на Севере, куда увезёт её герцог, она ещё успеет пресытиться и снегами, и грозными, темными тучами, и серыми ничем не примечательными пейзажами. Стоило представить, как её обутая в открытые сандалии ножка ступает на черные земли Северной половины, и по коже Розалин проходил морозный озноб. Отъезд из столь любимого ею Юга вызывал так редко посещавшую её злобу.
Она резкими, разгоряченными движениями укладывала свои скромные пожитки в старую, потертую котомку из коровьей кожи. Много лет она служила её матери и второй раз уже послужит Розалин. С этой же котомкой она несколько месяцев назад пришла в Каринэю, с ней же она и отправится на север.
Щеколда, на которую закрыта была её коморка, звякнула от чьего-то удара в хлипкую деревянную дверь. Кто-то усиленно теперь дёргал её за ручку, и Розалин, спасая казённое имущество, поспешила впустить нежеланного и нежданного гостя.
Когда дверь скрипнула и на ржавых старинных петлях отъехала в сторону, вслед за нею в комнату уверенно шагнул Андриан Фриоро, герцог Тэнайский.
Значит, ещё стоит чего-то данное южанкой слово. Он с порога облил её пренебрежительной холодностью, подхватил Розалин под руку и, захлопнув за собою дверь, повел девушку к кровати. Да не бойся ты, его губы изогнулись в кривой усмешке, я не ходок по служанкам. Даже таким красивым, как ты.
Во взгляде герцога теперь вместо льда вспыхнуло, пусть и на короткий миг, пламя желания. Чистая, как белый первоцвет, неуверенно поднявший голову из красноватой глинистой почвы, Розалин ещё не познала мужской любви, но подобные взгляды ловила на себе нередко. Они не разжигали в ней ответного огня, а лишь заставляли бояться и презирать мужчин, сторониться их и держаться с ними холодно и гордо.
Как видите, я никуда не сбежала. И слово своё держу. Зачем вы пришли?
Герцог разразился громким хохотом. Звук его смеха, отражаясь от стен, заполнял крошечную комнату, заставляя Розалин насторожиться и отсесть от него чуть дальше.
Зачем вы пришли? повторила она, желая, чтобы ненавистный герцог как можно скорее покинул её скромное жилище и позволил ей в одиночестве проститься и с Каринэей, и с этим старым, но уютным замком.
Всё-таки южные девушки совсем не похожи на наших. Андриан бесцеремонно присел рядом со служанкой и, ухватив её за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. Разве не этого ты добивалась своим побегом от стражи? Хотела, чтобы я пришёл к тебе сам? Будешь умолять меня о милости?
И его тон, и его взгляд, несмотря на видимую игривость, были серьёзны. Герцог вовсе не шутил и действительно полагал, что своим вызывающим поведением Розалин пыталась привлечь его внимание. Ей хотелось возразить ему и посмеяться над столь абсурдным предположением, но разве не воображала она, как его взгляд вспыхнет гневом и равнодушие наконец сотрётся с его лица? Жар стыда полыхнул в груди инары и густым румянцем отразился на её щеках. Она оттолкнула от себя руку герцога и отвернулась к крохотному окошку, единственному в её комнате.
Чего же ты ждёшь? Андриана забавляла эта гордая девчонка. Он, как юнец, примчался в эту жалкую коморку, лишь бы стать свидетелем унижения дерзкой инары. Ему хотелось увидеть, как она, несмотря на свою ненависть и презрение, опустится перед ним на колени и будет умолять о пощаде. И он, может быть Хотя, скажи он, что так легко простил бы инаре её проступок, это оказалось бы ложью. Он пришёл сюда, чтобы увидеть её на коленях, но совсем не собирался её прощать.
Я жду, чтобы вы оставили меня в покое. Я сбежала от стражи, потому что мне хотелось побыть одной.
И ты даже не предложишь излечить меня здесь, в Каринэе?
Жёгший её до этого стыд теперь сменился гневом. Розалин сжала кулаки и, шумно выдохнув, полоснула по лицу герцога очередным презрительным взглядом.
За кого вы меня держите? Для вас я, наверно, не больше, чем деревенская дура, над которой можно поиздеваться! Скажите герцог, вы действительно больны?
Там, в саду, она смогла отказать ему лишь потому, что дар её молчал и не заставлял помочь. Поначалу ей казалось это странным, но не более. Теперь же, когда Андриан заявился к ней, ожидая извинений и мольбы, она наконец-то всё поняла. Её дар молчал не просто так: герцог вовсе не болен.
Он просто нашел себе очередную забаву. Её жизнь для него не больше, чем дешёвая игрушка, которую не жалко выбросить, когда надоест. Своими повадками, и то хищными, то равнодушными взглядами, он напоминал ей сытого зверя, лениво играющего со своей пока ещё живой добычей.
Приподнятое настроение Андриана ухнуло вниз, как подхваченная течением ветка срывается в раскрытую глотку водопада. От этой девчонки он мог ожидать, какого угодно ответа, но не того, который услышал.
Из нас двоих издеваешься только ты. Герцог поднялся со скрипучей узенькой кровати. Значит, лечить меня не собираешься?
А есть что лечить? Розалин поднялась вслед за ним и, сделав глубокий вдох, положила свою правую ладонь на грудь герцога. В отличие от других инар исцелять она могла только правой рукой. Видите?
Ничего я не вижу. На напряжённых скулах Андриана ходили желваки. Ему хотелось схватить эту инару за плечи и тряхнуть её так, чтобы она раз и навсегда усвоила, как следовало вести себя в его присутствии. Свой титул он унаследовал от отца и с детства привык к почтительному к себе отношению. Розалин оказалась первой простолюдинкой, которая не заискивала перед ним и не боялась его разгневать.
Это потому что вы ничем не больны. Розалин опустила руку и отступила на шаг назад. Само присутствие Андриана было ей неприятно. Его пронзительный взгляд заражал холодом, ей хотелось как можно скорее укрыться от него и закутаться во что-то тёплое.
Не болен значит Герцог кивнул сам себе, и губы его вновь скривились в усмешке. Что ж, у нас в распоряжении ещё много времени. Не думаю, что тебе понравится северный климат, инара. Его взгляд полыхнул предвкушением, и Розалин пробил озноб. Утром стража проводит тебя к карете. И даже не думай сбегать.
Бежать она не собиралась, по крайней мере до отъезда из Каринэи. Но только сейчас, глядя в эти серые, как снеговые тучи, глаза, она осознала, на что согласилась. Теперь её жизнь оказалась в руках этого жестокого и беспринципного человека и ни в Каринэи, ни в Тэнае, куда они отправятся завтра, вступиться за неё будет некому.
Не стану вас больше задерживать, Ваша Светлость. Всего доброго.
Андриан сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить гулко стучавшее в груди сердце. Каждое слово инары прожигало его гордость, оставляя на ней обуглившиеся прорехи. В его герцогстве за такую дерзость слуг нещадно пороли, но стоило ему представить хлёсткий язык кнута, до крови лижущий смуглую кожу этой хрупкой и нежной, как цветок, красавицы, и к горлу подступало тошнотворное отвращение. Она считала его негодяем и тираном, и ему претила сама мысль, что инара могла оказаться права.
Всего доброго, ответил герцог. Слова оставляли на языке горькое послевкусие.
Словно в забытьи, он вихрем пронёсся по замковому коридору и, лишь когда за его спиной гулко хлопнула дубовая дверь выделенных ему покоев, остановился. Трясущейся рукой он провёл по покрытому испариной лбу, дивясь самому себе: потерять самообладание из-за слов обычной служанкитак на него не похоже.
Ничем не болен Её слова продолжали жечь Андриана изнутри. Ничем не болен.
Он подошёл к тумбе, на которой стоял хрустальный, украшенный витиеватым узором графин с водой, и наполнил ею бокал до верху. Прохладная влага коснулась губ, он сделал глоток и с упоением почувствовал, как разожжённый инарой пожар начал наконец угасать. Когда о тумбу ударилось дно опустевшего бокала, герцог прикрыл глаза, пытаясь стереть стоявший перед ними образ кареглазой бестии.
Ничем не болен, повторил Андриан и усмехнулся.
Как бы он хотел, чтобы это оказалось правдой. Его болезнь, а никак иначе он не мог назвать свои приступы, началась четыре года назад, сразу после смерти его жены и маленького сына. И местные лекари, и те, которых он приглашал из столицы, в один голос твердили, что виной всему горе.
Они выписывали ему травяные микстуры, советовали чаще гулять, а ещё лучше взять новую жену, чтобы заполнить брешь, оставленную в его сердце потерей близких. Но микстуры и прогулки оказались так же бесполезны, как и сами лекари, а жениться повторно герцог больше никогда не планировал. Ему хватило и одного брака. Лучше он сам примет гибель и отправится в бескрайнюю Пустыню, чем похоронит ещё одну супругу.
Бывали ночи, когда Андриан почти не видел снов, как случилось с ним и в этой поездке. Он просыпался бодрым и чувствовал, что спокойствие ещё могло вернуться в его жизнь. Но бывали и ночи, когда он сожалел о том, что родился. Кошмарные видения, заставляли его просыпаться, зажигать в комнате все свечи и, не смыкая глаз, ждать рассвета.
Иногда видения прекращались сами собой, а иногда вслед за ними приходила горячка. И тогда герцог мог неделю не вставать с постели, заставляя слуг охать и причитать, а лекарей ломать голову и изобретать новые рецепты бесполезных снадобий. Его видения и горячка проходили так же внезапно, как и начинались, и никак не зависели от частоты прогулок и приёма лекарств.
Здесь, на юге, он даже разыскал родовитого целителя, из тех, что ещё могли черпать силу из Сатрэм, южного источника. Но целитель развёл руками и заявил, что может лечить только тело, а больную душу способна исцелить лишь избранная источником инара, коих осталось мало и на их поиски могли уйти годы. Уже потеряв всякую надежду, перед самым отъездом на север герцог стал свидетелем чуда: в замковом саду Каринэи, едва очерченный лунным светом силуэт девушки приблизился к иссушенному горем бедняку. Её ладонь легла на грудь мужчины, вспыхивая исцеляющим светом и возвращая герцогу утерянную надежду.