В участке мрачного вида индивидуальности задавали вопросы. Меня сфотографировали, и я улыбался (у меня ведь красивая улыбка). Я думал, меня покажут врачу, ведь меня били током, но они даже не упомянули это, и я не хотел испытывать удачу. Меня лишили вещей: телефона, денег, блокнота.
Я потом меня ощупали. Я не знал, на месте ли мои яйца, и они нашлись, когда офицер Зукотти их нащупал. Печально, но после расставания с Джен только это меня и порадовало. Хорошо, что Зукотти был нежным.
Лишив меня при этом гордости, они повели меня к камере. Стражи прошли со мной мимо камер, полных отбросами, преступниками и пьяницами (всех было много) Портлэнда и втолкнули меня в камеру с одним парнем.
Он сидел на алюминиевом унитазе, от него воняло так, что глаза слезились. Кошмар. Я хотел отвернуться, дать ему уединиться, но это было сложно, ведь в камере были только пара матрасов на каменных плитах и рукомойник. И унитаз. И мужчина на нем.
Потом я узнал, что его звали Гас.
Мы с ним даже поладили. Он был большим и широким, как накачанный слон или большой кузен Вин Дизеля, а еще покрытым с головы до ног татуировками. Они были даже на его лысой голове. Но он удивительно хорошо говорил. Он был здесь до меня, я не спрашивал, каким было его преступление. Я не знал, как реагировать, если он скажет, что убил арендодателя («О, круто. Продолжай»). Но он начал расспрашивать меня. Наверное, он решил, что между нами нет секретов, если я видел его на унитазе.
Все дело в девушке, начал я и скривился от того, каким клише это звучало. Мы сидели напротив друг друга на холодных матрасах. Я не знал, который час.
Разве так не всегда? ответил Гас. Тоже клише.
Ага. Не всегда. У меня. Но она онасундук проблем.
Проблемы и женщины идут рука об руку, Гас сжал руки. Я слышал, как трещат кости. Он улыбнулся, слепя меня зубами. Вот так они делают.
Я не знал, сколько могу рассказать Гасу, чтобы он не посчитал меня психом, но если не рассказать правду сокамернику, то кому ее можно рассказать?
Ты пытался убить ее?
Он сказал это так бодро и искренне, что я вскинул брови.
Нет, осторожно сказал я. Но, если бы экзорцизм провалился, Перри погибла бы? Мне стало не по себе. Запах не помогал.
Я не пытался убить ее. Я пытался спасти ее. Ей было плохо. Меня не было рядом мы поссорились, так сказать.
Он понимающе кивнул. Мне не нравилось его сближение со мной. Я не понимал изза этого, кем сам являюсь.
Я продолжал:
После ссоры мы не общались какоето время. Она выбросила меня из своей жизни. Заслужил ли я это? Да. Думал ли я, что она никогда больше не заговорит со мной? Нет. Не думал. Мы все время ссорились. Несильно. Нам нравилось испытывать терпение друг друга. Пробираться под кожу Тебе такое нравится? Мне нравилось. Она дразнила меня, тыкала. Задавала вопросы, била, раздражала. Всегда была там, копала, копала, копала, и мне нравилась каждая секунда. Мне не нравилось говорить о себе, но она очень хотела понять меня, словно я был загадкой. Такого в моей жизни еще не было, когото, желающего узнать меня, настоящего меня, и желающего, чтобы я стал лучше.
И ты стал лучше?
Я посмотрел на свои ладони. Только утром я держал руку Перри, пока она спала, не зная, проснется ли она. Будет ли прежней. А теперь мои руки были грязными и ободранными от падения из машины полиции, а запястья натерли наручники.
Стал ли я лучше? Этот вопрос был важен, не так ли?
Я многое сделал без Перри. Перемен было больше, чем мне нравилось. Я покончил с Джен, что было удивительно сложно, учитывая, что мы знали друг о друге. Я признался, что был с Перри, она призналась, что была с Брэдли. Говорите о наших с Джен отношениях сколько хотите, но за три года образовалось много привычек. Прощаться с кемто или чемто после долгого времени было сложно, даже если это причиняло боль. Это как жить с гангреной. Ты знаешь, что нужно ее отрубить, что будешь здоровее. Но без гниющей ноги остается пустота. Вы смотрите на обрубок, ожидаете увидеть там черную ногу, но там лишь воздух. И, если честно, я скучал по сексу. Любой скучал бы. Кто знал, когда я в следующий раз лягу с кемто? Было даже глупо представлять, что это будет с Перри.
Вот и все. Больше не было девушки. Секса. Я послушал записи, узнал, что Пиппа рассказала Перри, узнал про подмену лекарств. Я немного ненавидел ее за это, и от этого боль от расставания стала слабее. А потом я оценил хитрость Перри. Она оказала мне услугу. И я продолжил это. Я выбросил лекарства. К черту их. Если я вижу призраков, пусть появляются. Если они меня видят, то я хотел видеть их. Пока что они не лезли. Я надеялся, что и не увижу призраков.
Без лекарств тело начало набирать вес. Не помогало даже то, что я перестал валяться на полу ванной и пить виски из бутылки, заедая его чем попало. Месяц я был в депрессии и отчаянии, и я ел любую еду. Так что я начал ходить в спортзал, чтобы вес ушел, куда нужно. Я усиленно тренировался с Дином, начал ощущать себя сильнее. Более умелым. Мужчиной.
Я сделал новую татуировку, чтобы та напоминала мне о том, что было важным в моей жизни. О том, ради чего стоило бороться, делать по шагу вперед.
Так стал ли я лучше? Как только я услышал Аду, я понял, что это проверят. Это был шанс доказать себя. Я был благодарен, что мне позволили спасти ее.
Но разве я не сделал хуже? Если бы не я, она бы умерла. Но теперь я был в тюрьме с Гасом, не мог помочь ей, а она была черт. Я понятия не имел, где она была. Демон ушел, но угрозанет. Могли прийти другие демоны. Я знал, что Перри могла пойти по той дороге, на которую ее мать толкнула Пиппу. Она могла быть сейчас одна, и никто не искал ее, не защищал ее.
Она могла даже не быть Перри. Лекарства могли довести до апатии, и огонь пропадет в ее глазах.
Мысль пронзила меня. Сотрясла органы, пронзила сердце, сдавила легкие, пока лицо не стало горячим и напряженным, вулкан внутри грозился взорваться.
Мне нужно было выбраться отсюда.
Ты в порядке? спросил Гас.
Я едва его слышал. Паника притупляла все.
Я встал и мог думать только о том, что нужно выбраться отсюда.
Как робот в ярости, я сжал рукомойник
Нет, она того не стоит, услышал я Гаса на фоне.
со скрежетом металла и бетона я вырвал рукомойник. Вода вырвалась к потолку, тут же промочив меня.
Я улыбнулся.
Ктото закричал:
Стража!
Наверное, Гас.
Не важно. Я даже не был уверен, что сделаю с собой. Я видел, как вырываю рукомойник и бросаю его в прутья. Прутья гнулись, и я убегал.
Но я знал, что это невозможно. Прутья только загремели бы. Но как я держал рукомойник в руках? Как я вырвал его из пола?
Мышцы были больше, я был сильнее, да, но это?
Я не успел обдумать это, дверь камеры открылась, и вопящие стражи прошли к нам. Я ощутил, как чтото твердое ударило меня по шее, и я упал.
Последним я помнил, как лежал на влажном, холодном и гадком полу, и я так и не ответил Гасу. Я не сказал ему, стал я лучше или нет.
* * *
Я пришел в себя с убийственной головной болью и один. Гаса не было, я был в другой камене. Прутья вели в коридор, напротив сидел страж. Я не был в уединении, но был без сокамерника. Гас не был плох, но его вопросы меня довели.
Я потер шею, не зная, каким инструментом меня отключили, и с подозрением посмотрел на стража. Он ответил тем же. Я понял. Я был не просто смутьяном. С моей силой считались, потому я получил стража. Чем сильнее я злился изза ситуации, тем больше приговаривал себя к жизни в тюрьме.
Который час? спросил я у стража. Голос был хриплым и сонным.
Страж молчал, но смотрел на меня.
Я медленно встал, ощущая боль.
Не разговорчивый? спросил я. Казалось, меня постирали в машине с кирпичами. Моя одежда была сухой, и я сомневался, что в сырой камере это произошло бы быстро. Я прошел, шатаясь, к прутьям, и прижался к ним, глядя на стража. Он был крупным. Он не дрогнул. Не отвел взгляд. Он был готов к такому.
Мне можно позвонить?
Страж не отвел взгляд.
Нормальным можно. Тыне нормальный.
Это он не преуменьшал.
Изза того, что я повредил твой рукомойник?
Не мой, он фыркнул. И он уже был поврежден. Ты не мог бы вытянуть его из пола, будь ты нормальным, так что успокойся и сядь.
Он мог быть прав, но садиться я не собирался.
Я хочу позвонить.
Никаких звонков.
Я хочу знать, который час.
Закройся.
Я мог бы согнуть прутья. Я крепко сжал их.
Хорошо, что я не сказал этого вслух. Ничего не произошло. Я не был Халком.
И я продолжал смотреть на стража. Я думал пожаловаться на жестокость полиции, на удар по голове, хотел угрожать своими правами. Но мысли до добра не доводили. Они бы назвали это самозащитой, а кто бы доказал, что это не так? Гас? Его легко могли заставить исказить события.
Я хотел вздохнуть. Хотел выдохнуть весь гнев, бурлящий во мне, но это лишь показало бы слабость. Я не был слабым. Я собирался выбраться, но не знал, когда.
Деклан Форей? крикнул ктото в коридоре.
Я вскинул голову. Страж тоже. Он не был рад.
Коп оказался передо мной с опасливой улыбкой на лице. Он, наверное, мечтал снова ударить меня тазером.
Можешь идти, за тебя поручились, он сунул ключ в замок и отпер дверь.
Что? я был потрясен.
Ты удивлен не меньше меня, отметил он, грубо схватив меня за руку и ведя меня по коридору. Я услышал, как ворчит сзади страж.
Мы прошли в комнату, где вернули мои вещи, и я заметил часы. Три. Судя по тусклому свету из окон, пока меня вели дальше, было три часа следующего дня.
Как долго я был без сознания?
И что здесь забыл чертов Рыжий Элвис?
Со стула в другом конце комнаты поднялся рыжий великан с фланелевой планеты, Макс.
Я с трудом удержался от того, чтобы обхватить его толстую шею и сжать.
Я едва мог двигаться от этого. Меня словно снова ударили тазером.
Не вижу радости от свободы, сказал он со своим глупым акцентом. Он прошел ко мне и опустил ладонь на мое плечо. Оставить тебя здесь? Я могу?
Он помахал другой рукой. Хорошо, что я только отбил его руку, а не больше.
Я могу убить тебя, процедил я.
Не стоит так говорить в участке, он понизил голос. Он развернулся и вышел из комнаты на холод снаружи. Идем. Я довезу тебя до твоей машины. Это довольно далеко. Ты оленя сбил, что ли?
Я не собирался говорить с ним. Я так злился и радовался одновременно, и мои ноги чесались от желания вернуться к Перри.
Мы забрались в его грузовик, и я поежился от мысли о Перри в машине с ним. Я знал, что она была здесь. Ощущал запах. Он тоже знал это. И глупо улыбался.
Можно и поблагодарить меня, кстати, сказал он, заводя двигатель.
Где Перри?
Он прищурился, глядя на меня. Я прищурился в ответ. Страж знал, что с Дексом Фореем играть в гляделки не стоит.
А потом он сказал:
Она в порядке, не переживай.
Не переживай, прорычал я. Придурок. Она в опасности изза тебя.
Она не в опасности, сказал он, выезжая на улицу. Она дома и в порядке. Изза тебя все это началось, так что я бы на твоем месте молчал.
Молчал? Нет уж.
Я ударил его головой.
Я обрадовался, когда моя голова врезалась в его щеку. Он отпустил руль на пару секунд, и грузовик вильнул.
Что такое?! завопил он, потянулся к лицу рукой и попытался удержать руль другой. Несколько машин просигналили в сумерках, пока грузовик не поехал ровно.
Останови, процедил я.
Отвали.
Останови.
Макс посмотрел на мое лицо, его глаза слезились. Он сдался. Я кипел от гнева. Я не хотел ничего делать с ним в участке, но теперь мы были в нескольких кварталах, и я мог разобраться с ним.
Он съехал на край дороги у небольшого дома. Я не знал, будут ли хозяева против, если я убью когото в их дворе. Когото рыжего. Он стал бы идеальным удобрением для их сада.
Я выключил двигатель. Мои кулаки сжались.
Похорошему или поплохому? спросил я.
О чем ты, Декс? он потирал щеку с обиженным видом.
Я даю тебе выбрать, как я буду тебя бить, Макс, ответил я.
Он нахмурился.
Максимус. Почему ты и дальше зовешь меня Максом?
Потому что я знаю тебя таким. Я не знаю Максимуса, который доводит меня и спит с моей моей женщиной.
Я скривился и понял, что Макс точно ответит.
Я был прав. Он рассмеялся, но юмор не отразился в глазах.
Твоей женщиной? Твоей? Не смеши меня.
Ты знаешь, о чем я.
Не знаю. Я понял, что ваши с Перри отношения не задались. Твоя женщина тебя уже не хочет.
Это не так, возразил я. Прозвучало слабо, и я ненавидел это.
Так. Брат, ты не знаешь, что сделал, да?
Не зови меня так, рявкнул я.
Не зови меня Максом, парировал он.
Я знаю, что сделал, ясно? Не важно.
Его брови взлетели до крыши машины. Взгляд говорил: «Ты не умеешь врать». Может быть. Но мне нужно было победить в этом споре. Я все еще хотел побить его, а он отвлекал меня ловами.
Если ты считаешь, что для Перри это не важно начал он.
Выходи из машины, перебил я. Я не могу бить тебя здесь.
Он утомленно смотрел на меня.
И за что ты меня будешь бить? За то, что я выкупил тебя из тюрьмы своими деньгами?
И изза этого тоже. Я не хотел быть в долгу перед Максимусом. То есть, Максом. Гад.
Я хочу тебя побить, потому что ты предатель.
Он фыркнул.
Серьезно?
Ты воспользовался ею, Макс трогал ее, его язык был на ней нельзя думать об этом. Иначе Максу конец.
Нет, сказал он. Она хотела это.
Она была не в себе, оскалился я. Гнев было все сильнее подавить.
Откуда я должен был знать это?
Я отодвинулся, ухмыляясь.
Точно. Ты совсем ее не знаешь. Ты не понял бы.
Он посмотрел в окно.
И что в этом делает меня предателем?
Ты не слышал о кодексе братьев?
Он рассмеялся, в этот раз машина задрожала. Пришлось ждать, пока он успокоится.
Ты чтото с чемто, знаешь, друг? сказал он.
Иди ты. Я тебе не друг.
И слава богу. Декс, ты спал с моей девушкой. Или ты забыл обо всем, что было?
Она пришла ко мне, так и было. Это не оправдывало, но я был в ужасном месте, когда это случилось. Я хотел забыть все, что было в НьюЙорке. Слишком много воспоминаний. Слишком много призраков.
И Перри пришла ко мне.
Я прищурился, пытаясь найти на его лице правду. Его челюсть была напряжена, кожа под глазом дергалась. Я не знал, было ли это изза моего удара или изза его лжи.
Сомневаюсь, сказал я, хотя голос подрагивал от неуверенности. Но ты не только предал меня, ты предал и ее. Она мне все рассказала. Ты оттолкнул ее, когда нужен был ей больше всего.
Его лицо стало холодным.
Я сделал то, что должен был.
Как это понимать? Никто не говорил, что ты должен вместе с ее родителями выставлять ее психом. Никто не заставлял тебя притворяться, что все сверхъестественноебред. Никто тебя не заставлял. Ты сам все испортил.
Он молчал. Мне не нравилась тишина. Я хотел, чтобы он огрызался. Я хотел ударить его.
Это не так, тихо сказал он. Ты не понимаешь.
Что не понимаю? Ты был эгоистом.
О, а ты нет? Ты уничтожил ее.
А ты ее предал. Отличные мы мужчины.
Я сжал кулак и откинулся на спинку сидения, вдруг злясь и на себя. Перри заслужила мужчину, который будет любить ее, поддерживать, считать ее всем миром. У него был шанс. Как и у меня. Теперь я боялся, что слишком поздно.
И я не предавал ее. Ее родители не поверили бы мне.
Я покачал головой.
Не в том дело. Ты должен был поддерживать ее любой ценой.
Цена была бы больше, чем ты думаешь, сказал он. Его голос был низким, тяжелым. Это привлекло мое внимание.
Откуда он знал? Я хотел спросить у него, но не был уверен в том, какой ответ получу. Чтото меня в этом тревожило, но я не мог сосредоточиться.
Зачем ты пришел сюда? спросил я.
Он заерзал, но взял себя в руки.
О чем ты?
Зачем ты прибыл в Портлэнд? Связывался с Джимми?
Он пожал плечами.
Хотел сменить обстановку.
Я следил за ним. Он не смотрел мне в глаза.
Уж очень вовремя, не думаешь?
Даже не знаю, о чем ты, отметил он.
Просто забавно, как я пропал с горизонта, и тут же нарисовался ты.
Эй, я собирался приехать сюда, пока ты еще был на горизонте.
Точно. Джимми говорил нам с Перри о Максе на Рождество. Лучшая ночь в моей жизни стала худшей. И все же
И в Рэд Фоксе размышлял я вслух.
Макс забавно посмотрел на меня.
Рэд Фокс? А что с ним?